Туз

Фёдор встречал Эйса у самого порога, очень волнуясь за него и переживая. Моррисон не заставил себя долго ждать и скоро появился в прихожей, уставший и абсолютно несчастный. Глядел он на возлюбленного затравленно и, казалось, готовился расплакаться, но Достоевский поспешил помочь ему дойти до спальни. Усаживая любимого на кровать, Фёдор сочувствующе окинул его взглядом. — Не представляю, что тебе пришлось пережить, но знай, что я поддержу тебя в любом случае. Фёдор нежно поцеловал Эйса в губы, желая успокоить и обогреть своего несчастного возлюбленного, пережившего сильный шок. Эйс ответил благодарностью, пускай и вымученно, но улыбнулся любимому, прошептав ему на ухо «спасибо». Они соскучились друг по другу за этот день. Эйс почувствовал, как ногу начало сводить судорогой, и весь сжался, стискивая зубы. — Где болит? — в ту же секунду среагировал Достоевский, беспокойно осматривая тело Моррисона. — Ноги устали от каблуков, — вздохнул Эйс и вытянул ноги. — Можешь помочь? Фёдор без лишних слов опустился на колени, снимая левую туфлю. Эйс упал на кровать, облегчённо выдыхая и прикрывая глаза. Он чертовски устал. Отставив туфлю в сторону, Фёдор застыл, стоило взгляду пройтись по стройной ножке любимого: от кончиков пальцев до самого бедра. Мысли стали путаться, и парень попытался отогнать непристойность, которая напористо забивала собой весь эфир, но при виде обнажённого колена всё самообладание слетело к чертям, и низменные желания одержали победу. Сглотнув слюну и облизав пересохшие губы, Фёдор неспешным движением руки стал разминать уставшую стопу, массируя каждый пальчик, каждую косточку. В его голове буйствовало великое множество мыслей, перерастающих в поступательные действия, приводимые в исполнение. Живот скрутило, грудь сдавило, все мышцы напряглись. Эйс чуть приподнялся на острых локтях, чтобы взглянуть, чем там занимался возлюбленный. Увиденное его удивило и поразило. — Не ожидал получить бесплатный массаж, — губы тронула тёплая, но уставшая улыбка, готовая сойти в тот же момент. Хорошенько помассировав стопу, Фёдор принялся за голень и икру. Нога в его руках пульсировала и содрагалась от приятных ощущений, которые снимали накопившееся за день напряжение. Прозвучал благодарный вздох над головой, что расслабило Достоевского: он всё делал правильно. Им обоим это нравилось. Когда пальцы коснулись колена, Фёдор не удержался от того, чтобы одарить его мимолётным поцелуем, который окончательно сорвал резьбу. Парень стал зацеловать всю ногу, вдыхая поразительно приятный запах на гладкой коже. Одна рука удерживала ногу на весу, другая — продолжала массировать напряжённые участки. Щёки Эйса незамедлительно вспыхнули, стоило лишь почувствовать чужие губы, оставляющие цветущие поцелуи-засосы на ноге. Он смотрел на Фёдора, как на безумца, совершающего нечто из ряда вон. Это одновременно и смущало, и приносило неимоверное удовольствие. Сам Фёдор Достоевский сидел перед ним на коленях и целовал его ноги! Да кто вообще в это поверит? Эйс сам не верил в происходящее. Вторая туфля составила компанию своей паре. Фёдор принялся за правую ногу, массируя её и целуя, слегка прикусывая нежную кожу. Ради этого пришлось сдвинуть юбку, но оно определённо того стоило. Пошлость завладела сознанием эспера и отравила его душу, он не собирался останавливаться и шёл дальше в своих низменных желаниях. Его действия бесконечно сбивали Эйса с толку. Закусив губу, он сжал руки в кулаки, но взгляд от любимого оторвать так и не смог. Эта картина почему-то не оставляла равнодушным, Моррисону хотелось узнать, как далеко Достоевский готов зайти, чтобы доставить удовольствие своему партнёру. Заняв более удобную позицию, Фёдор закинул левую ногу себе на плечо и стал покрывать внутреннюю сторону бедра горящими поцелуями, алеющими засосами и щиплящими укусами. Он подбирался всё ближе к паху, что заставило Эйса дёрнуться. — Фёдор… — смущённо выдохнул он, сжимая пальцы на ноге. Устремив взгляд вверх и столкнувшись с глазами-аметистами, Фёдор остановился, но пока не спешил выпускать ногу из своих рук. — Тебе неприятно? — вполне трезво и серьёзно спросил он, переживая из-за своих поспешных действий. — Мне прекратить? Кажется, Эйс даже не знал, что ответить. Ему определённо было приятно от происходящего, но всё это чертовски смущало и сводило с ума до безумия. Стоило ли решаться на такой эксперимент? Судя по горящим глазам цвета маджента, Фёдор желал сделать всё, что разрывало его голову, и доставить любимому максимум удовольствия. Никогда ещё никто не стремился сделать приятно ему, Эйсу. Пускай всего он и не помнил, но определённо чувствовал, что во всех прошедших жизнях не существовало ни одного человека, который не пытался всего лишь заткнуть им свои потребности, и это ломало. В этой жизни существовал Фёдор, и в это самое мгновение он делал всё, что приносило удовольствие им обоим. Эйс думал, что разрыдается прямо сейчас, но сдержался. Так не хотелось портить витающую в воздухе атмосферу, так не хотелось рушить общее удовольствие. — Это немного смущает, но мне приятно, — наконец решился британец, краснея и благодарно улыбаясь. — Делай всё, что так сильно хочешь. Ни в чём себе не отказывай, Феденька. Когда ушей коснулось собственное имя, произнесённое самым нежным и тёплым голосом на свете, Фёдор осознал, что никогда не сможет стать прежним. Он был навечно пленён своим собственным святым, он стал его рабом и его хозяином. Его оковами и его свободой. «Всё, что так сильно хочу…» — сама мысль об этом заставляла сердце биться быстрее, а бабочек в животе щекотать внутренности быстро машущими крыльями. Словно мальчишка, Федя снова стал расцеловать любимые ноги не менее любимого человека, сводившего его с ума день изо дня. Достоевский не хотел выбираться из этого омута, не хотел возвращаться к прошлой жизни. Жизни, где не было Бога, в которого он верил на самом деле. Подцепив ткань нижнего белья зубами, Фёдор спустил его, чем смутил Эйса ещё сильнее, но противится он не стал. Моррисон задыхался от ласки и нежности, которые ему дарил его дорогой возлюбленный, его избранник, его муж. Он будто по-новому влюблялся в него, узнавая с разных сторон. Потаённых, не явленных никому. Никому, кроме него. То, что творилось внизу, сводило Эйса с ума. Он упал на кровать, крепко сжимая одеяло и содрогаясь от приятных ощущений. Мокрые губы, горячая полость рта, юркий язык доводили до предела, до звёзд в глазах, до гортанных стонов. С пепельных ресниц сорвались хрустальные капельки, скатившиеся по виску и впитавшиеся в одеяло. Фёдор для первого раза слишком умело работал ртом, слишком правильно делал приятно, хорошо. Эта невыносимая пытка казалась вечной, затянувшейся, так хотелось разрядки. Чужие руки сомкнулись на бёдрах, завершая мучения. Эйс кончил, переходя на фальцет и выгибаясь всем телом, которое колотило, словно в припадке. Только через пару минут он расслабленно растёкся по кровати, прикрывая глаза и выравнивая сбившееся дыхание. Фёдор поднялся и навис над возлюбленным мужем, наблюдая эмоции на его лице. Проведя рукой по щеке, он коснулся розоватых губ и с чувством поцеловал их. Ему лениво ответили, отчего поцелуй вышел смазанным, но до сладкого нежным. Глаза напротив смотрели на Достоевского с обожанием и благодарной любовью. У Фёдора перехватило дыхание: так на него точно никто не смотрел, даже следующий за ним по пятам Гоголь. Как же хотелось запечатлеть этот момент навечно, в своей памяти, чтобы никогда не забыть этих фиолетовых самоцветов, блестящих от слёз радости. Радости. — Я тебя так люблю, Феденька, — на ухо прошептал Эйс и оставил тёплый поцелуй на щеке. — Я так счастлив, что встретил тебя. Счастлив, что остался с тобой. — Я тоже люблю тебя, Эйс, — хрипло усмехнулся Фёдор, целуя любимого в нос. — Невероятно. Ты самое лучшее, что происходило за всю мою жизнь. Моё драгоценное сокровище, мой Бог. — Ты решил убить меня этой ночью? — Эйс хихикнул, прижимая возлюбленного ближе к себе. — Отравляешь мой яд своим сахаром. — Самый опасный яд — самый сладкий, — парировал Федя, проведя носом по шее британца. Ухмыльнувшись, Эйс ловким движением опрокинул Фёдора на спину и сел, устраиваясь на его бёдрах и прижимая к ним свои ноги. Брови Достоевского взметнулись вверх, на лице застыло удивление. — Только ты возбуждаешь меня одним лишь своим видом, — проурчал Моррисон, трясь своим возбуждением о пах возлюбленного. — Господи, что же ты со мной творишь… Фёдор выдохнул и сжал руки на худых и горячих бёдрах мужа, скрытых блестящей тканью платья. Он оглаживал их, чувствуя, как натягивалась ткань брюк. — Что же ты собираешься делать? — наигранно наивно поинтересовался Федя, начиная дрожать от возбуждения. К чёрту самообладание. Эйс хищно ухмыльнулся и наклонился к лицу Демона ближе. Фёдор не знал, какие чары использовал этот Змей, но ему определённо нравилось видеть его таким диким и необузданным, хаотичным и беспорядочным, а оттого прекрасным. Как можно отказаться от того, кто распалял пожар в груди за считанные секунды, возбуждал мимолётными прикосновениями, доводил до экстаза одним лишь голосом и понимал всё без слов? Если бы Достоевский только знал, что ему жизненно необходим партнёр в лице Эйса, он бы свернул горы, чтобы найти его и забрать с собой, подальше от всех. — Проедусь верхом, Котик… если ты не против, — детский смешок так ярко контрастировал со всей ситуацией и контекстом сказанного. — Где ты только был раньше, Змейка? — прорычал Фёдор. Эйс игриво улыбнулся и принялся расстёгивать ширинку на брюках любимого. Он быстро выпустил вставший член Фёдора, проведя рукой по всей его длине. Тело содрогнулось от приятного ощущения. — Поможешь? — бархатистый голос соблазнителя удерживал в реальности. — Настолько узкий, что без тщательной подготовки никуда? Фёдор вошёл сразу двумя пальцами, начиная растягивать узкий проход любимого. — К твоему сведению, ты у меня единственный, — фыркнул Эйс, насаживаясь на длинные пальцы и ёрзая. — Как отрадно это слышать, дорогой. Несмотря на язвительный тон, Фёдору действительно было приятно осознавать, что Эйс ему не изменял, что это тело принадлежало только ему и больше никому. Что это тело принимало только его и жаждало только его. Третий палец присоединился незаметно. Фёдор старался хорошо подготовить любимого, чтобы не он не пострадал. Всё же таким они занимались впервые. Как много хочется опробовать с тобой. Надеюсь, что мы сможем воплотить всё, что хотим. Никто этому не помешает, будь уверен, Эйс. Фёдор пытался убедить в этом самого себя. Он так боялся, что всё это было сном, и стоит только подумать об этом, как всё разрушится. Нет. Это всё настоящее, реальное, наяву… Вытащив пальцы, Достоевский улыбнулся, видя разочарование Эйса. — Не расстраивайся, Змейка, скоро ты будешь полностью заполнен. — Как вульгарно, фу. Откуда-то в руках Моррисона появилась смазка. Обильно смазав член любимого, он приподнял юбку и стал осторожно спускаться, садясь на возбуждённый орган. У Фёдора спёрло в груди от развернувшейся картины, его кадык нервно дёрнулся. Горячо, душно, сексуально. Эйс был непозволительно сексуальным в этом платье, с красными щеками, вожделеющим взглядом и верхом на нём. Фёдор поддерживал тело Моррисона за бёдра. Всё ещё присутствовал риск, и его было желательно избежать. Но когда Эйс полностью сел на член, Достоевскому стало легче. Во всех смыслах. Вид скачущего Эйса сводил с ума и сносил крышу. Фёдор двигал бёдрами, помогал руками и упивался стонами возлюбленного, сам не сдерживая голоса. Он чувствовал скорый пик наслаждения, но не желал так быстро прощаться с удовольствием. Рывком опрокинув Эйса, Фёдор вжал его в кровать, привычно нависая сверху. Он продолжил в своём темпе, и любимый быстро к нему приноровился. Комната нагрелась, наполнилась стонами и скрипом кровати. Казалось, она скоро не выдержит и сломается под напором двух парней, полностью отдавшихся друг другу. — Ф-федь… — сквозь стоны Фёдор услышал своё имя. — Пож-жалуй-йста, ко… в меня… От услышанного Достоевский, кажется, одичал. «Кончи в меня?» Он не верил, что это сказал чистоплотный Эйс, ратующий за безопасность и стерильность. Но просьбу собирался выполнить. Когда ещё ему дадут такую приятную поблажку? Толчки стали отрывистее, сильнее, разрядка приближалась. В этот раз кончили они одновременно, и это был самый восхитительный оргазм. Стон, которым Эйс одарил возлюбленного, потряс стены. Ох, возможно, кто-то их точно услышал за эту ночь. Фёдор пришёл в себя и посмотрел на Эйса, оцепенев: лицо перед ним выражало высшую степень экстаза, какую видеть Демону ещё не доводилось. Мысль о том, в сознании ли вообще парень, пришла секундами позже. — Эйс?.. — Всё хорошо, не беспокойся, — с тяжёлым дыханием произнёс Эйс и прочистил охрипшее горло. — Дай пару минут, иначе я точно вырублюсь. Фёдор вышел и выдохнул. Да, он тоже был порядком вымотан этим сексом. Сильнее обычного. Столько ощущений, новых ощущений. — И всё же это платье смотрится на тебе привлекательно, — усмехнулся Достоевский и лёг рядом, вытирая пот со лба. — Намекаешь на то, что его стоит оставить? — Эйс картинно нахмурился. — Использовать иногда, по настроению. — Хорошо, в следующей раз его примеришь ты, фетишист.