Белая кость

      Треск дров в языках рыжего огня. Студёный сквозняк от окна, за которым вот уже неделю практически без перерыва идёт снег. Беспокойно мерцают и пляшут пламёна свечей…       Александр зевнул и потянулся, поудобнее устраивая голову на плече Владислава. Запершись на все засовы, они сидели на диване возле очага в покоях Александра и лениво обсуждали очередной бал, коих по обыкновению давали не меньше двух за время зимних праздненств. Тёмный период Последней ночи, несмотря на формальный рассвет, вслед за которым уже через три часа вновь приходила тьма, длился сорок дней, и, дабы поддержать людей вплоть до полного возрождения солнца и перехода на новый виток года, целый месяц все отдыхали и предавались веселью в меру своих возможностей. Огни не гасли в домах, а защитные травы и заклинания исправно вешались над входом, как и священные ели не убирались сразу же после праздника, а радовали своим ароматом домочадцев ещё долго.       — Какой смысл быть царём, если ты даже не можешь отказаться присутствовать на балу? — бормотал Александр, недовольно хмурясь и утомлённо закрывая глаза. — Это настолько скучно, насколько вообще возможно… И с Лисаветой танцевать из года в год надоедает…       — В следующий раз только скажите, мой государь, и я создам вместо вас морок. Тогда можно будет пойти, куда душа пожелает, — хмыкнул Владислав, перебирая в пальцах светлые завитки кудрей. — Хотя, я бы не отказался потанцевать с вами. В конце концов, балы придуманы для веселья, а не страданий.       — Морок? Ты и такое умеешь? — удивлённо поднял на него взгляд Александр. — Что ж молчал?       — Вы не спрашивали, — пожал плечами тот. — Но я упоминал, что готов исполнить любое ваше желание, коль оно будет в моих силах…       — Так… — Александр перестал растекаться по дивану и сел ровно, требовательно глядя на собеседника блестящими от любопытства глазами, — …что ты ещё умеешь? Если так подумать, я ведь теперь очень мало о тебе знаю. Ты говоришь о чём угодно, кроме того, что ты теперь такое.       — Но ведь вам известно, что я бес. — Владислав улыбнулся ему и Александр отрицательно замотал головой, грозя ему пальцем:       — Так, нет-нет-нет! Не начинай! Ты всегда соблазняешь меня, когда тебе не нравится тема разговора. Больше я на это не куплюсь!       — Какое соблазнение, вы о чём? — Владислав хмыкнул с самым невинным видом. — Но мне льстит, что я так нравлюсь вам, что любое моё движение вызывает у вас влечение…       — Замолчи! — Владислав подавился смешком под давлением запечатывающих ему рот пальцев:       — Но ведь вы хотели, чтобы я говорил… — невнятно, промычал он сквозь ладонь.       — Не об этом! — выпалил Александр, багровея до ушей, но всё же убирая руку. — Отвечай: что ты умеешь, и кто такие бесы?       — Хорошо… — Владислав отлепил-таки руку Александра, но успел дразняще коснуться её поцелуем, прежде чем Александр вырвал запястье. — Раз мой пугливый государь хочет знать, я расскажу…       — Эй!..       — …Если коротко, то область моей силы — это мороки и сны. Я могу внушить кому угодно что угодно, наслать любой сон, также как и забрать его вовсе. Могу превратить жизнь в кошмар, или же напротив — в сладкую грёзу. Исходя из этого, я имею множество других косвенных возможностей, например, связанных с боевыми искусствами или удачей. Но это скорее следствие, нежели корень моих сил. Они менее стабильны в управлении, чем те, что я перечислил первыми.       — Почему ты выбрал именно такую суть? — поразмыслив над услышанным, спросил Александр, на что Владислав как-то невесело хмыкнул:       — Я не выбирал, Ваше Величество. Это то, чем стала моя душа, проведя годы и годы на Той Стороне. Вероятно, такова была её изначальная предрасположенность.       — Расскажи: что ты делал, пока бродил там? Что с тобою стало? Как ты перестал быть вампиром и превратился в беса? Я чувствую, что ты изменился, но не пойму, в чём именно, — и добавил, ощутив, как Владислав вновь начинает неумолимо захлопываться, точно раковина моллюска: — Я знаю — это что-то, о чём ты не хочешь вспоминать, но я должен знать. Ведь ты не до конца являешься мне таким, каков есть. Я чувствую, что ты совсем другой, нежели хочешь показаться мне… — он протянул руку и погладил возлюбленного по белой щеке, очерчивая острые скулы и проводя кончиками пальцев по чёрному атласу волос на виске. Один в один, каким он был до своей смерти — и, вместе с тем — неуловимо иной. — …Твоя красота и нежность в отношении меня — это ведь далеко не всё, не так ли?       — Незачем тебе знать это, Огонёк… — остро блеснув заревом глаз, вдруг отсёк он, и Александр ощутил вспыхнувшую внутри непонятную искру страха, но, преодолев секундный испуг, повторил:       — Я хочу знать.       — Зачем? — скривил губы в напряжённой усмешке Влад. — Я здесь, рядом с тобой, я люблю тебя. К чему ворошить прошлое?       — К тому, что я не терплю лжи. Ты обещал, — на это Владислав не нашёлся, что ответить. Да, он поклялся ему, что не станет больше лгать. И теперь Александр просит выполнить обещание, но…       — Ты же понимаешь, что это всё разрушит?.. — тихо промолвил Владислав, беря его руки в свои и целуя их. — Я не хочу, чтобы ты знал меня таким.       — Каким?       — Чудовищем.       — Ты всегда был чудовищем, — ответил Александр, вызывая в лице напротив удивление. — Я знал тебя именно таким — нечеловеком, с нечеловеческими поступками и разумом. Но это не помешало мне любить тебя. Сейчас ты всего лишь стал чудовищем иного рода. И я хочу знать, какого именно. Ты и сам прекрасно понимаешь, сколько бед творит молчание. Я больше не хочу повторять эту ошибку, — некоторое время Владислав безмолвно смотрел на него, будто ожидая, что Александр сдастся и позволит ему дальше играть роль прекрасного принца. Он не хотел разрушать волшебную безмятежность, которую выстроил, дабы они могли в полной мере насладиться плодами воссоединения. Одновременно с этим, он понимал, что Александр прав, и он бы не мог вечно лгать ему о том, кто он такой. Ведь Владислав как никто другой знал, что затаённая боль разрушает до основания всё, с чем соприкасается. А он именно это и пытался сделать — выстроить новый замок на гнилом, поражённом фундаменте. Он должен был рассказать… но стоило ему лишь помыслить об этом, как внутри всё смерзалось, потому что в памяти немедленно всплывало холодное, полное застывшего презрения лицо Александра, что он видел столько раз в своих муках на Той Стороне. Он боялся, что, узнав о том, чем ему пришлось поступиться ради обретённого могущества, Александр больше не захочет его видеть… а это было вполне возможно, при всей его чистоте и высоких энергиях, данных ему от рождения Богами. Владислав не хотел утягивать его вслед за собою в Бездну и гасить это пламя грязью и жестокостью. Не хотел, чтобы Александр увидел его истинное лицо, в котором не было ничего, кроме удушающей тьмы и смерти. Ничего, кроме той искры, что каким-то чудом не угасла и питалась любовью и верой в него всё того же Александра… Только благодаря ей он не утратил всех тех чувств, что испытывал к нему до смерти и не превратился в чистое зло. Только благодаря ей он всё ещё мог быть рядом и любить его.       — Хорошо… я расскажу тебе, — наконец, вымолвил он. — Но, напоследок, хочу поцеловать тебя.       — Ладно, — растерянно захлопал глазами Александр. — Напоследок?.. Что зна… — но тот не дал ему продолжить, обхватывая ладонью затылок и мягко впиваясь в уста, с каждым мгновеньем ощущая, как тает напряжение меж ними, постепенно сменяясь жаждой большего. И он был бы счастлив, если бы Александр сейчас забылся и пожертвовал своим любопытством ради горячей близости тел и душ. Он не собирался увиливать, но, тем не менее, привлёк к себе возлюбленного за шею вплотную, радуясь и страдая от того, что он — его, и что, скорее всего, после его признания перестанет быть таковым. Поэтому он рассчитывал продлить этот поцелуй настолько, насколько это было возможно.       — Даже не надейся… — выдохнул вспыхнувший от возбуждения Александр, прерываясь, на что Владислав обречённо вздохнул и прошептал:       — Обещаю, это последний… — после чего вновь приник к пылающим мягким устам жадной и настойчивой лаской, сажая Александра сверху и прижимая к себе, с наслаждением чувствуя, как тот льнёт к нему и охотно отвечает на малейшее движение губ, отзывается на каждое поглаживание. Такой нежный, жаркий и чувствительный… Владислав не представлял, кого бы он желал в этом мире сильнее него. Его изящество, свет Истока и льняные кудри пьянили взор и душу, вынуждая следовать за собою куда бы тот ни позвал. И Владислав не мог найти в себе сил воспротивиться этому.       — Ну хватит… — Александр был уже на грани, и Влад знал, что надави он чуть сильнее — и тот сдастся, позволяя ему и дальше себя обманывать. Он чувствовал, что в этот миг происходит нечто важное: он либо укрепит рассыпающийся фундамент, либо разрушит его окончательно. Ему снова дают выбор, за последствия которого будет в ответе только он сам. И, памятуя прошлые свои и Александра ошибки, Владислав нехотя отстранился.       — Хорошо… — на что молодой царь, всё ещё пылая щеками, проворно слез у него с колен, и, устроившись рядом, выжидательно уставился на него мерцающими в свете пламени пытливыми очами — точно собрался слушать сказку, из тех, что мамки да няньки рассказывают детям в период Последней Ночи. Влад невольно улыбнулся этой мысли:       «Да вот только, это отнюдь не чудные сказания…» — с дурным предчувствием, подумал он, после чего нерешительно откашлялся:       — Я не помню, как скоро это началось после моей смерти. Помню только, что очнулся во тьме, на берегу Смородины. Но, это была не та Смородина, мимо которой ты привык ходить. Это… даже не совсем вода — некая субстанция, в которой по течению плывут мертвые. Кого-то, как и меня, выбрасывает на берег, а кого-то несёт дальше. И той реке ни конца, ни края не видно… На Иной Стороне всё не то, чем кажется. Я это осознал не сразу, поскольку никогда не бывал там прежде… Поэтому некоторое время слонялся туда-сюда, пытаясь понять, где оказался, и почему всё, к чему бы я ни притронулся, либо пропадало, либо начинало неконтролируемо меняться. А после… в какой-то миг… — тут взгляд Владислава опустел и Александр ощутил тревогу, — …я понял, что вернулся обратно — в шатёр к Учителю… — он опустил вниз ресницы, его челюсть напряглась, — …но это было иллюзией. Тогда я не понимал этого. Не думаю, что хоть кто-то, кто попадал на Ту Сторону, мог осознать, что всё, что с ними происходит — ужасы их собственного ума… Я тоже не догадался. Более того, я не помнил, что это со мною уже было… Я словно бы проживал это впервые. И то, как встретил Учителя, и то, как потерял его, только вот… — взгляд Влада внезапно налился чернотой, и Александр не сдержался и в тревоге схватил его за руку, вырывая из воспоминаний:       — Не уходи туда, — выпалил он, глядя ему в глаза и с облегчением видя, как тьма рассеивается, обнажая знакомую алую радужку. — Твои глаза, они…       — Моя суть даёт о себе знать, — холодно промолвил Владислав. Казалось, часть того живого, чувственного тепла, к коему привык в нём Александр, ушла за те секунды, что он наблюдал изменения. Ему стало страшно. — Не бойся, — успокоил его тот. — Так происходит всякий раз, когда я думаю о Той Стороне или использую силу. Невозможно говорить о чём-либо и не приобретать свойства этого.       — Т-точно всё в порядке? — неуверенно спросил Александр. Странно, но ему захотелось согреть Влада, хотя тот оставался таким же тёплым, как и прежде. Александр подумал, что никогда бы не пожелал отправиться Туда добровольно.       — Да, — подтвердил тот, и Александр кивнул, давая добро продолжать. Но руку всё же не выпустил.       — Мне казалось, что я ранее никогда не претерпевал те события, с которыми столкнулся Там… — возобновил свой рассказ Влад, — …но сейчас, вспоминая и сравнивая, я понимаю, что Та Сторона намеренно усиливала их, дабы вывести мою душу из состояния срединности, которая свойственна живым и отправить туда, к чему она больше всего тяготеет — к Истоку, либо же к Бездне. Моя душа оказалась слишком тяжела, чтобы подняться к Богам. Поэтому её увлекло вниз. И там её... дошлифовали, согласно моему желанию и принципу равновесия в Мироздании… — Влад закрыл глаза. Ему было тяжело говорить — казалось, каждое слово, точно свинец повисало на языке и не давало ему шевелиться. — Тогда я не понимал всего этого. Я просто пытался «выжить» — если так можно назвать состояние уже умершего существа. Я был живым, только уже не обладал телесной оболочкой. То, что ты сейчас видишь и чувствуешь — не тоже самое тело, в котором находишься ты. Я собрал его сам… и также легко могу разобрать обратно на частицы… — он поднял руку и она начала рассыпаться, исчезая с кончиков пальцев. Александр затаил дыхание, наблюдая за этим и давя в себе паническое побуждение остановить Влада. Но тот, поняв, какое страдание причиняет ему этим, возвратил пальцы обратно. — То тело, что ты оплакивал столько лет, всё ещё в могиле. От него остались лишь кости.       Моё преображение началось со смерти Учителя. Я не помню, сколько раз я пережил это. Но даже теперь, думая об этом, я… — он сглотнул, — …не могу перестать испытывать боль. И никогда не смогу. Это — та цена, которую я заплатил за своё бессмертие и силу, — и, поняв, что Александр не осознал ещё всей тяжести его признания, продолжил:       — После преодоления круга со смертью близкого, я оказался в круге телесных мук: твой отец снова пытал меня серебром, и я не мог остановить это… — на сей раз тьма заволокла взор Влада, и, сколько бы Александр ни звал его, тот никак не реагировал на его слова, продолжая рассказывать. — Меня резали, а после капали в открытые раны расплавленный металл. Снова резали, снова заливали серебро, и я не мог умереть… это не кончалось…       — Влад!       — Затем, в какой-то момент…       — Влад, очнись!       — …всё окончилось…       — Влад!!!       — …Я оказался невредим и стоял за елями, наблюдая, как ты рассматриваешь волшебные игрушки. Это был первый раз, когда ты заговорил со мной. Я подумал, что каким-то образом вернулся обратно, что воскрес… и позволил обмануть себя. Жил как прежде, служа тебе, стараясь измениться и не повторять прежних ошибок. А потом, понял, что слова Ривена о том, что ты использовал меня для того, чтобы уничтожить подобных мне, оказались правдой. Понял это уже после того, как окончательно потерял голову в твоих объятиях; после того, как пошёл шпионом к Морену и, выудив всю необходимую информацию через его людей, возглавил наступление на логово вампиров в тот момент, когда они были наиболее беззащитны. Я и твои солдаты уничтожили всех, кто был там, включая Есения — потому что ты так хотел и обещал мне, что после этого будешь со мной вечно. А после того, как всё закончилось, вместо принятия, заковал меня в цепи и оставил в серебряной темнице, подыхать от голода. Ты назвал меня предателем и рассмеялся мне в лицо…       — ВЛАД!!! — белки глаз Владислава скрылись окончательно — их заволокла беспросветная тьма. Александр схватил его за плечи и потряс: — Очнись! Это н-неправда! Я здесь, с тобой! Влад… — тут он ощутил, как тело стремительно тяжелеет, голова наливается свинцом, а веки тянет вниз. — Про… снись… ведь я… здесь… — после чего, всё поглотил мрак.       Он очнулся и обнаружил, что дворец погружён во тьму. Очаг, рядом с которым они сидели, погас — да и мир вокруг казался каким-то другим… бесцветным. Даже алое одеяние на нём будто выцвело, едва напоминая своим оттенком о прежней своей живости. Но, более того — Владислав исчез.       — Эй! — он заглянул во все смежные помещения, вышел в коридор и позвал снова. Ни звука. Казалось, дворец вымер. Даже стража у его дверей исчезла. Ближайшие комнаты придворных также оказались пусты. Он остался один.       — Ч-что… происходит?.. Где все?.. — он никак не мог успокоиться, бродя по дворцу и пытаясь отыскать хоть кого-нибудь. — Влад! Я здесь, Влад! — он остановился и попытался прийти в себя и успокоиться, но это получалось с трудом. Ему казалось, что за ним следят… нечто, с чем он бы ни за что не хотел столкнуться. При мысли об этом по коже проходил мороз, а паника наполняла лёгкие и сердце.       «М-мне нужен свет… хоть что-нибудь, чтобы разогнать…» — тут его взгляд зацепил что-то, похожее на канделябр со свечами. Пошарив на столике, он, к вящей своей радости, нащупал ещё и огниво, и вскоре, после нескольких неудачных попыток из-за дрожащих рук, на фитилях заплясало обнадёживающее пламя, освещая мрачное безмолвие вокруг.       — Влад! — вновь осторожно позвал он. Ему казалось, что тот где-то рядом. Он боялся подумать, что это что-то иное. Ему казалось, что он слышит чьи-то шаги по каменным плитам — и они не напоминали человеческие… Цокот когтей… — Прошу, хватит! Я знаю, что не должен был заставлять тебя рассказывать. Но ты… это уже слишком! — но, сколько бы он ни злился, ни метался по страшным коридорам, ни просил и ни кричал, ему никто не ответил. В какой-то момент он услышал за колоннами чьё-то тяжёлое дыхание и рык, и, выронив свет, бросился наутёк.       «Этого не может быть на самом деле! Я сплю! Влад… не мог сотворить всё это нарочно!..» — тут он услышал со стороны улицы шум и взрывы, и устремился на звук. Ему показалось, что скрежет когтей и дыхание чудовища за спиной стихли.       В панике, он выкатился на улицу, но то, что он узрел, не поддавалось никакому объяснению: десятки, сотни мёртвых тел — вампиров вперемежку с людьми, лежали по всей территории дворца. В отдалении доносились крики, звон мечей и щитов, треск магических зарниц на оборонительных стенах и громкое пение жрецов в храме Пантеона.       День Серебра.       В какой-то момент, голоса смолкли, и повсюду воцарилась тяжкая, зловещая тишина. А после, над выжженными садами, со стен, донёсся голос Морена, и Александр, недоумевая, поспешил туда. Хоть кто-то знакомый… хоть кто-то… Но ведь всего этого не могло произойти… они же победили…       «Если сейчас День Серебра… то Морен — враг?..» — запоздало мелькнуло в памяти, но сворачивать не имело смысла — позади была лишь мёртвая тьма и неведомый зверь, а через пару минут он оказался в толпе солдат, сгрудившихся внутри оборонительных стен и в ужасе глядящих наверх. Подняв голову, Александр окаменел, будучи не в силах осмыслить происходящее и поверить своим глазам: на одном из зубцов во весь свой немалый рост выпрямился Морен. В одной руке вампир зажал его — Александра, за шею, над головами смотрящих, и провозгласил:       — «Вот и всё. Вы хотели войны — вы её получили. Склонитесь же пред новыми хозяевами этого мира! Теперь место людей — на жертвенных алтарях и обеденных столах! Благодарите за это вашего царя…» — после чего впился зубами в шею Александра и, осушив обмякшее тело за считанные секунды, швырнул вниз, точно сломанную куклу.       В ушах зазвенело. Оторопело проследив, как труп с леденящим душу звуком ударился о брусчатку, Александр потряс головой, силясь привести себя в чувство и унять раздражающий гомон. Лишь спустя пару мгновений он опомнился и понял, что то, что он слышит — вовсе не звон, а крик: Владислав, выронив голову Константина, кричал, глядя на его мёртвое тело у подножия стен.       Тут, наконец, до него дошло, что всё происходящее с ним — нереально.       «Это же сон… — осознал Александр. — Я нахожусь в кошмаре! — он вновь бросил взгляд на застывшего в потрясении Влада и решительно двинулся к нему: — Нужно разбудить его… Он ведь думает, что всё — правда…»       — Влад! — он дотронулся до покрытого кольчугой плеча, но тот даже не взглянул в его сторону. — Это сон! Не верь ему! — тот не отреагировал и он, сжав металлический рукав в пальцах, грубо тряхнул его. — Я жив! Очнись! — вампир, наконец, медленно повернул к нему голову и уставился Александру в лицо. — Ты видишь меня?       — Сон?.. — тупо переспросил тот. Казалось, он медленно соображает — совсем как спящий человек.       — Да! — Александр взял его лицо в ладони и окончательно развернул к себе: — Это я — Александр! Признал?       — Ты?.. — лицо вампира медленно вытянулось, а после глаза расширились в нечаянном узнавании. — Живой… но как…       — Ты спишь. Это сон, — твёрдо повторил Александр, не выпуская его из рук и не давая вновь посмотреть на мертвеца. — Не смотри туда — это морок. Я с тобой, и я жив.       — Я не успел… прости меня… — Влад неожиданно больно схватил его и прижал к себе в объятии. Александр охнул, задыхаясь:       — Пусти!!! Раздавишь! Пусти!!! — тот послушался и ослабил хватку и тот, судорожно дыша и мысленно считая рёбра, принялся ощупывать себя.       — Сдурел?! Я же человек! — дрожа, напустился он на стража, на что Влад, изумлённо глядя на него, спросил:       — Так ты и впрямь настоящий?       — Да! — раздражённо отозвался он. — Но сожми ты сильнее — и был бы мёртвый!       — … — Влад принялся сам ощупывать его, и, по завершении осмотра, вздохнул: — Кажется, всё в порядке. Простите. Я думал…       — Ты говорил со мной в моих покоях, а после я заснул и попал сюда… — быстро заговорил Александр. — Я не знаю, как назвать это место, но… кажется, мы в твоём кошмаре.       — Да уж, точнее и не скажешь… — пробормотал Владислав, подхватывая его на руки и быстро удаляясь от страшного вертепа подальше. — Но, как мы здесь оказались?       — Ты — бес сновидений, — пояснил Александр, надеясь, что за свистом ветра в ушах Влад его слышит. — Я попросил тебя рассказать мне о том, как ты стал таким. Ты начал вспоминать о том, что с тобой происходило, пока ты бродил на Той Стороне, а потом… ты перестал меня слышать. После, меня что-то усыпило, а проснулся я уже здесь.       — Ничего не помню… — Влад остановился и опустил его на землю. Они оказались в каком-то лесу, вероятно, недалеко от дворца. Повсюду лежал снег, но Александр отчего-то не почувствовал холода. Они и впрямь были во сне. — Я вампир…       — Ты не вампир! — оборвал его Александр и в приступе отчаяния вцепился ему в плащ у горла, дёргая на себя: — Слушай меня, кожан! Раз я говорю, что ты бес — значит, ты бес! Это во сне ты вампир — потому что ты им был до своей смерти! А после ты вернулся ко мне, но уже будучи бесовской сущностью, усёк?!       — Д-да, мой государь… — выдавил он, видимо, удивлённый яростным напором Александра.       — Теперь нужно понять, как отсюда выбраться, — Александр отпустил его и задумался. — Было похоже, что чем больше ты вспоминал о тех ужасных вещах, тем сильнее тебя захватывала Бездна…       — Ужасных вещах? — переспросил Владислав и Александр отвлёкся, взглянув на него:       — Да. Если я правильно понял, чтобы стать бесом и получить навью силу, душа должна была пройти через круги страданий и принести некую жертву. И эти испытания, судя по тому, что я успел услышать, были… — он осёкся, сомневаясь, стоит ли вновь говорить Владу об этом — не сделает ли он хуже, напомнив ему о пережитом даже после того, как тот сбежал от этой боли в сон?..       Александр приблизился к Владиславу и обвил его руками за пояс, привлекая к себе и чувствуя, как тот озадаченно подаётся навстречу, обнимая его в ответ: — Я знаю, что сейчас ты не помнишь о сказанном, но хочу, чтобы ты знал: мне всё равно, что ты сделал ради того, чтобы вернуться… — он с нежностью погладил его по щеке, целуя в лоб. — Придя ко мне, ты вновь подарил мне смысл и радость жизни. Я люблю тебя и мне не нужна ничья кровь или верность, чтобы признать это. — Влад ничего не сказал в ответ, только молча внимал, и по его лицу — сперва озадаченному, а затем печально-смиренному, Александр понял, что не ошибся — Влад, вспоминая, и впрямь провалился в те ужасы, через которые заставила его пройти Та Сторона. И Александр, в погоне за истиной, оказался виновен в последствиях.       — Так значит, то, что я предал Морена и убил всех… — начал было он.       — Ты не делал этого, — опроверг его страхи Александр, сжимая ледяные персты в своих руках и стараясь не думать о том, что им не удастся выбраться из этого кошмара. — Всё это — твои собственные страхи, что ослабляли душу. Поэтому Та Сторона раз за разом бросала тебя в них, дабы сделать сильнее.       — Я ничего не понимаю… — пробормотал Владислав, обессиленно опускаясь на лежащее рядом дерево и в смятении зарываясь пальцами в волосы. — Значит, я забросил нас в кошмар и должен как-то вывести обратно?       — Да, — ответил Александр, устраиваясь рядом. — Но, всё не так страшно — мы уже понимаем, что происходит, что все ужасы, творящиеся вокруг — морок. А значит, уже можем как-то управлять ими.       — Управлять? Каким образом? — Влад глядел на него изумлённо и так растерянно, что Александр в душе подивился тому, что нашлась в этом мире ситуация, способная выбить обычно невозмутимого Владислава из колеи. Он всегда казался ему всезнающим и сильным настолько, насколько это вообще было возможно. Но, реальность оказалась совсем другой.       — Как ты помнишь, я очнулся во дворце… — размышляя, медленно проговорил Александр, — …и там было темно и очень страшно. Там совсем не было людей, но было что-то, что преследовало меня, скрежетало когтями и зубами, рычало. Но я, сколько ни бежал, так и не смог увидать этого зверя. Как и оторваться от него не мог… — Александр поднял на него торжествующий взгляд и заключил: — Чудище затихло тогда, когда я подумал о том, что ты не мог по доброй воле подвергнуть меня такой опасности. Проще говоря… — Влад глядел на него вопросительно, — …этот зверь был создан не тобою, а мной! — Александр даже вскочил с места в радостном возбуждении от своей догадки. — Ты сотворил лишь это пространство, а всё, что со мной происходило, я придумал сам… — тут он замер и как-то смущённо хмыкнул:       — А ведь, если разобраться, всё сходится: я всегда боялся остаться один. И боялся смерти, а ты…       — …боялся потерять вас, — заключил Владислав, беря его руки в свои и притягивая ближе к себе. — Потому что вы — тот, кто подарил мне смысл после долгих лет бессмертия. Я ведь и впрямь тогда всерьёз задумывался о том, чтобы уйти под землю и заснуть навечно. Особенно, после потери Учителя.       — Да? Ты никогда не говорил об этом, — Александр провёл кончиками пальцев по виску вампира, заправляя смоляную прядь за ухо.       — Это было ни к чему, — пожал плечами тот, — ведь вы тогда уже появились в моём посмертии — сначала дав мне ненависть, а затем… Остальное меня не волновало.       — … — Александр было открыл рот, чтобы съязвить, но в следующую секунду Владислав вскочил и задвинул его себе за спину, скалясь на огромный поваленный дуб в отдалении.       — Что…       — Там кто-то есть, — ответил он, и тут в голову Александру закралась идея:       — Слушай… — он подёргал вампира за плащ и быстро заговорил: — …раз уж это твой сон, то, может, попробуешь с ним управиться? Например, пусть там окажется не чудище, а олень, к примеру?       — Олень?! — рыкнул в ответ то ли изумлённо, то ли возмущённо, Влад, не сводя пристального взгляда с цели вдали.       — А почему нет?! — упёр руки в боки Александр. — Это приказ!       — Он бежит сюда… — выдохнул Влад, напрягаясь.       — Сосредоточься! — выпалил Александр. — Олень! — в следующее мгновение из-за ствола, обрушивая с ветвей снежные комья, что-то выскочило. Влад зарычал, обнажая когти, а Александр упал в сугроб, закрывая голову руками. Топот копыт.       — Олень… — выдохнул Владислав, сжимая пальцами переносицу. Александр же поднял покрасневшее от холода лицо и оглянулся, но ничего не увидел.       — Так значит, я прав? — он торжествующе смял в пальцах снег и запулил вампиру в голову.       — Кажется, да, Ваше Величество… — Владислав подал ему руку, доставая своего господина из сугроба. — Вы не устаёте удивлять меня своей смекалкой.       — Ну недаром же я Любимец Богов! — Александр самодовольно рассмеялся при виде вопросительно поднявшихся бровей Владислава: — Ах, да, ты же пропустил и это: мы победили вампиров при помощи твоего эльмарового купола и магии крови, а после заключили с ними вечное перемирие, дав клятву Богам. Меня с тех пор в народе прозвали Любимцем Богов. А… и ещё: я женат и у меня есть наследник, а ты под видом оборванца (хотя, чего уж скрывать, крайне смазливого) явился во дворец и попросился на место моей личной охраны. Ты легко убил вампира, и мне пришлось взять тебя… — сложно описать ту степень удовольствия, которую испытал Александр, видя, как с каждым его словом глаза Владислава всё сильнее вылазят из орбит. — Разумеется, ты не утерпел и разложил меня в моих же покоях уже через неделю пребывания во дворце…       — Разло… что?! — если бы вампир мог побледнеть, покраснеть, а после умереть со стыда, он бы уже сделал это. — Вы что, бредите?! Я бы не посмел… — после чего осёкся и уронил пылающий то ли жаждой, то ли какими-то иными чувствами взор себе под ноги. Ведь они оба знали, что проделывал с ним Владислав, думая, что Александр не может отличить сон от яви.       — А! Так ты, получается, не помнишь и нашей первой ночи? — Александр безжалостно улыбнулся, притягивая вампира к себе за ворот плаща и ласково проводя подушечкой большого пальца по бескровным губам. — Ты до-олго умасливал меня, а я, как ты помнишь по многочисленным дворцовым сплетням, имею весьма странные пристрастия…       — Я… умасливал?.. — с трудом выдавил из себя Владислав. По его лицу Александр прочёл, что они оба подумали в этот момент о разном. Нарочито разочарованно вздохнув, он выпустил его и отвернулся, разведя руками:       — Ну, разумеется, ведь ты же не мог взять меня силой, верно? Я царь, как-никак… — и, чувствуя за спиной крайнюю степень стыда, унижения и растерянности, всё-таки сжалился:       — Ладно… шутки шутками, но да — тогда я отправил тебя в Гильхейм в кандалах за дело, — и, отследив осознание на бледном лице Влада, пожал плечами: — Я тоже тогда глупостей наворотил — дразнил тебя, когда ты был на грани. В этом и моя доля вины была… — после чего, приблизившись к совсем уж помрачневшему стражу, обнял его, прижимаясь к хорошо знакомой мягкой шерсти чёрного кафтана на груди.       — Простите меня, Ваше Величество, — прошептал тот. — Вы могли бы казнить меня…       — Зачем? — хмыкнул Александр, поднимая на него взгляд и с преувеличенным вниманием изучая его печальное лицо. — Ты ведь и сам прекрасно знаешь, как я хотел тебя… — он провёл рукою сверху вниз по груди Владислава, с наслаждением ощущая, как тот паникует внутри себя. — Кстати, для сна ты удивительно реалистичен… Стало быть, действительно силён.       — Я… понимаю, но… всё же… ведь вы же… — речь снова начала изменять Владу, натолкнувшись на скалы противоречия из чувства вины и недвусмысленных намёков Александра.       — А знаешь, я никогда не видел тебя таким смущённым… — Александр лукаво улыбнулся, отмечая во Владиславе, помимо смятения, давно уже разгоревшееся волнение другого рода. — Ты всегда был уверенным, всемогущим и слишком опасным, чтобы я мог осмелиться к тебе приблизиться. Но сейчас… — он поманил его пальцем и вампир, помедлив, осторожно склонился к нему. Видно, не забыл ещё, как Александр точно также однажды сломал ему нос, сыграв на низменных инстинктах. — …раз уж ты провинился предо мною, позволь и мне поиграться с тобой как должно.       — Что вы имеете в виду? — Александра позабавило неподдельное опасение во взгляде Владислава. Ему показалось смешным, что столь могущественное существо боится его.       — Ну, прежде всего, я хочу, чтобы ты убрал всю эту жуть из дворца, которую нафантазировал, — и, слыша, как Владислав нервно хмыкает, сосредоточился и представил на пне неподалёку шерстяные рукавицы, которые, как и ожидалось, тут же проявились. Натягивая их на покрасневшие руки, Александр понял, что ему даже нравится всё происходящее. Он позволил себе вновь ощутить холод — не слишком сильный, чтобы возненавидеть нахождение на улице, но достаточно ощутимый, дабы прочувствовать всю прелесть зимы. — А после — давай отпразднуем Последнюю Ночь, как полагается.

***

      Когда они вернулись во дворец, от печальных и мрачных картин не осталось и следа. Густая тьма рассеялась, открыв звёзды. Мириадами разноцветных искр переливались сугробы, а ели в садах были увешаны игрушками — совсем как шесть лет назад.       — Смотрю, тебе нравится это воспоминание. — Александр подошёл к одной из елей и дотронулся до ледяного шара с порхающими внутри мотыльками.       — Да, — признался Владислав. — Тогда я впервые заговорил с вами. Вы казались очень одиноким, почти жалким, но до странного милым.       — Ещё бы, — хмыкнул Александр, — ведь ты, по сути, разрушил моё представление о мире в ту ночь. Даже находясь в такой непосредственной близости от государственных дел, я не ведал, что происходит на самом деле. И что вампиры всё ещё существуют.       — Я знаю, что напугал вас тогда, но вы, на удивление, довольно быстро оправились и уже помыкали мною вовсю на следующий же день.       — Хватит «выкать» — слух режет, — скривился Александр, на что Владислав, заложив руки за спину, ответил:       — Мне… так привычней. Не уверен, что могу называть вас иначе.       — А в постели ты другое пел…       — ... Ваше Величество!       — Вот уж не знал, что тебя так легко смутить! — смеясь, он прошёл во дворец, отмечая, что он также пуст, как и прежде, но, в отличие от изначальной картины, уж более не мрачен и залит мягким светом праздничных огней: повсюду были развешаны гирлянды из остролиста и хвои, лёгкий аромат печёных яблок с корицей дразнил обоняние, как будто на кухне кто-то был, а откуда-то со стороны дворцовых садов доносились беззаботные людские голоса и смех.       — Какая у тебя, однако, хорошая память… — протянул Александр, останавливаясь и принюхиваясь. — Даже запахи воспроизвёл.       — Для меня они довольно сильны, поэтому их трудно забыть, — пожал плечами Владислав, неторопливо осматриваясь. — Однако, я до сих пор не помню, каково это — быть бесом. Как будто ничего не изменилось в моей сути, кроме возможности управлять реальностью.       — Видимо, нужно время, — подумав, промолвил Александр. — Учитывая, что твоё становление было болезненным, воспоминания должны вернуться тогда, когда ты сам разрешишь им быть. Давай не будем пока что думать об этом, а хорошенько повеселимся? Давно я не имел возможности погулять в своё удовольствие без лишних глаз и ушей! — на что Владислав улыбнулся и кивнул.       В этом мире, несмотря на ночную тьму, работала праздничная ярмарка, и жители столицы, в упор не замечая царя и стражника, гуляли напропалую: катались с ледяных гор, лепили снежных баб и лазали на высокие столбы наперегонки за наградами, жгли большие костры и пили горячительные напитки, согреваясь на крутом морозе.       Александр не утерпел и тут же утащил Влада на одну из гор, с которой благополучно с первого же раза и улетел в большой сугроб, из коего Влад, ворча что-то о сломанной шее, после выкапывал его.       Больше всего Александра радовало то, что здесь их никто не узнавал и можно было не опасаться сплетен наутро. Простудиться и слечь на несколько недель с горячкой ему также не грозило, поэтому большего счастья для себя он и вообразить не мог. Александр успел поваляться в снегу, наесться сладостей и баранок, выпить горячей медовухи, так что к середине ночи Владислав уже не мог скрыть ироничной улыбки, глядя на румяное от мороза и довольное лицо своего господина. Александр веселился, как дитя малое, и был так беззаботен и счастлив, что вампиру даже стало грустно от того, что в обычной жизни таковым его видеть доводилось редко. Разве что, когда они на охоте затеяли игру в снежки.       — Ваше Величество…       — Чего не смотришь? Гляди, что вытворяют! — Александр, сияя улыбкой, с трудом оторвался от скоморохов, гнущихся во все стороны так, точно у них не было костей, и обернулся к нему. Такой прелестный и счастливый, что даже бессмертное сердце не способно было устоять пред таким ослепительным светом.       — А, ты чег... — и смолк, захваченный целеустремлённым поцелуем. Когда же прошло первое замешательство, Александр расслабился и повернулся к возлюбленному, обхватывая его руками за шею и позволяя приподнять себя за талию, прижимаясь к холодным губам, которые, кажется, стали теплее от его прикосновений.       — Да ты, я вижу, совсем страх потерял… — хмелея, выдохнул он, не замечая, как обвил ногами вампира за пояс. На что тот молча развернулся и, не успел Александр опомниться, как они вновь оказались во дворце — в царских покоях.       — Простите, Ваше Величество, но я не могу больше ждать, — Александр ощутил лопатками мягкость перины, а на устах — очередной горячий поцелуй, которыми Влад, забывшись, теперь осыпал его снова и снова, пробираясь потеплевшими пальцами под парчу кафтана и заставляя его дрожать и таять под настойчивыми прикосновениями скользящих по шее губ и языка.       — Похоже, ты прав, и я больше не вампир… — вдруг прошелестел Владислав ему в ухо, а после, нежно куснув покрывшегося мурашками с головы до пят Александра за пылающую мочку, продолжил в ответ на его шальной и вопросительный взгляд: — … а иначе, почему я думаю сейчас не о твоей крови, а о том, как возьму тебя и буду любить до тех пор, пока не начнёшь молить о пощаде?..       — Потому что ты аспид подколодный… — мстительно выдавил Александр, резко толкая его в плечо и, обвив ногой за бедро, перекатился, оказываясь сверху. Уперся ладонями в грудь и, поглаживая, теребя в пальцах шнуровку военного кафтана, с угрожающей улыбкой склонился над стражем:       — Кажется, я предупреждал, что тебе полагается наказание за самоуправство. А ты, никак, решил, что я слова на ветер бросаю?       — Что угодно, мой государь… — бледные руки скользнули вверх по его бёдрам, — …коль будет на то ваша воля.       — Какой покладистый пёс, подумать только… — Александр принялся расстёгивать чёрное одеяние, с трепетом ощущая, как большие ладони Влада тем временем пробрались под парчовую полу его одежд и, жадно стиснув ягодицы, красноречиво скользнули к паху и принялись поглаживать сквозь ткань штанов давно уже напрягшийся, жаждущий ласки орган.       — Я готов служить моему государю так, как он того пожелает, — губы Владислава растянулись в плотоядной улыбке, по которой сразу же становилось понятно, кто на самом деле тут правит бал.       — Отрезать бы тебе язык… — выдохнул сквозь зубы Александр, чья голова пылала и уже почти не соображала под действием то и дело накатывающих волн удовольствия и жара в паху. — Ты знаешь… чего я хочу, Владислав… ты уже это делал.       — Как пожелаете... — Владислав приподнялся на локтях, садясь и раскрывая губы навстречу поцелую, вновь припавшего к нему Александра. Горячие руки слепо шарили по мускулистому телу, забираясь под расстёгнутый кафтан и нижнюю рубаху, лаская и согревая бессмертную плоть так, что Владислав даже забывал о дыхании и о том, что нужно заставлять сердце биться — обо всём, кроме собственного изнывающего в вожделении естества. Перекатившись, он подмял под себя возлюбленного, и, прокладывая лобзаниями пылающие тропы на нежном теле, расстегнул алые одежды, а вслед за тем освободил и нижнюю часть, открывая своему взору белые бёдра и уязвимую плоть — налитую и трепещущую в бесстыдном томлении.       — Мой государь так застенчив… упорно молчал, хотя уже готов взорваться, — поддразнил его Влад и, рассмеявшись на нетерпеливое дрыганье ногой, наконец приступил к делу, проводя языком от основания вверх по члену зашедшегося в сдавленном, еле слышном стоне Александра. Ему до крайности нравился этот вид: в беспорядке распахнутая одежда, меж алых складок коей виднелась выставленная напоказ жемчужно-белая кожа, что, точно зимний рассвет, постепенно розовела под действием усиливающегося возбуждения. Нежные щёки уже вовсю пылали, а закушенные в исступлении уста так и манили усилить напор, дабы наполниться ещё и страстными звуками стонов.       — Давай… возьми его уже!.. — наконец не вытерпел мук ожидания Александр, ёрзая в безжалостно-умелых руках. Получилось больше похоже на всхлип, чем на приказ. Его распирали крайне противоречивые ощущения: ему нравилось, как Владислав неторопливо ласкает чувствительную плоть языком, как нежно сжимает в пальцах головку и дразняще оттягивает крайнюю плоть, чуть проникая внутрь и тем вызывая звёзды в глазах и несдержанные стоны, рвущиеся откуда-то из груди, будто помимо его воли… Но, вместе с тем, он хотел кончить — так сильно, что был готов заплакать.       — Хватит… хва… не мучь меня… возьми… — и его мольбам, наконец, внимают, накрывая изнывающий орган губами, затем неспешно втягивая его в прохладный влажный рот, отчего он, кажется затвердевает ещё сильнее, заставляя Александра выгнуться в пояснице, подаваясь бёдрами чуть ближе. Руки судорожно вцепляются в покрывало над головой, точно пытаясь удержать его на месте — потому что думать уже было выше его сил — он потерялся в густом, жарком тумане: тело горело и пульсировало каждой клеткой, мечтая раствориться в этом бескрайнем океане наслаждения, в этом размеренном ритме ходящего туда-сюда рта и влажного языка Владислава. Исступление нарастало с каждой секундой, и он уже не осознавал — стонал ли он, делал ли что-либо, чтобы насадить источник удовольствия поглубже… Лишь в какой-то момент тело охватило крайнее напряжение, утопившее его в пронзительном, горячем блаженстве, а после, постепенно, сомкнув отяжелевшие веки, понесло обмякающее сознание куда-то по волнам невесомо клубящейся неги. Он почувствовал, что засыпает…       — Как бы ни так, Ваше Величество… Теперь моя очередь, — он потревоженно вздохнул и хихикнул, нехотя приходя в себя, и по прикосновению прохладного воздуха понял, что остался в одной лишь тонкой рубашке — Владислав окончательно освободил его от кафтана и штанов и, перевернув на живот, теперь вкрадчиво проходился кончиками пальцев по чувствительным местам на рёбрах, вызывая щекотку.       — Аха-ха-ха… прекрати… — он сонно уткнулся носом в скомканное покрывало, а после, ощутив поцелуй в шею, за ухом, наконец поднял голову, — …я проснулся, проснулся… А-а-а! Хватит! — после чего услышал страстный шёпот в ухо:       — Оближи, — он послушно обхватил два пальца губами, чувствуя, как Владислав прижимает его к себе и целует в затылок, а затем спускается горячими устами на шею и лопатки. Согрелся-таки.       — Умница… — он знает, что будет дальше, но всё равно оказывается не готов к вторжению. Охнув, он утыкается лбом в руку Владислава, который замедляет движение пальцев и, обратив его лицо к себе, впивается в губы страждущим, глубоким поцелуем. — Я буду нежен, любовь моя. Но и ты не заставляй меня ждать слишком долго… — Александр не сдержался и судорожно вздохнул, приподнимая бёдра и ощущая внутри себя ещё один палец, мгновение назад упершийся в чувствительное место, от чего он весь покрылся мурашками и ощутил как от прилива удовольствия участилось дыхание. Голову охватило жаром.       — Здесь, верно? Хорошо… — ещё один палец и он не сдержал сорвавшегося стона, приподнимаясь на локтях и подаваясь навстречу, ощущая полные желания прикосновения уст на щеке и плече.       — Хва… а!.. хватит… ах! я… сейчас…       — Это будет неразумно с твоей стороны, зайчик. Ведь я ещё даже не начал…       — Так чего ждёшь?!       — Мне нравится смотреть, как ты горишь. Слишком красивый…       — Ахн!.. Ублюдок…       — Я тоже люблю вас, Ваше Величество. — пальцы покинули его, заставив испытать то ли облегчение, то ли разочарование. Однако, в следующее мгновение он вскрикнул, ощущая куда более крупное и горячее вторжение. Из глаз посыпались искры и он задышал чаще, ощущая, как постепенно боль проходит, точно член Влада каким-то образом подстраивается под его нужды.       — Тише, тише… не сжимайся так… — его поцеловали в щёку и он почувствовал, как обмякает в обнявших его руках, — …он уже полностью в тебе. Кажется, я вспомнил, что значит быть бесом. Поэтому готовься, любовь моя — так просто я тебя не отпущу… — не успел он ничего ответить, как ощутил мягкий толчок. Голова тут же помутилась и он вцепился пальцами в сброшенный на кровать кафтан Влада, чувствуя, как бёдра охватывает жаром, и вслед за этим живительное тепло распространяется по всему телу, порождая лёгкую дрожь и тихий стон, непроизвольно срывающийся у него с губ.       — Вот так… прижмись ко мне сильнее, Огонёк… — Александр ощутил, как его ноги раздвигают шире, проникая глубже. Казалось, член внутри, несмотря на слабые толчки, лишь увеличивается в размерах, цепляя каждое уязвимое место, задевая малейшие нервы, потому что он дрожал, как в лихорадке, стонал, обливался потом, но ни за что не попросил бы Влада прекратить. — Ты такой горячий и тесный… такой сладкий… Я даже рад, что не помню этого прежде: брать тебя впервые — невыразимое наслаждение… — Александр ощутил, как его бёдра крепко стиснули в руках, а вслед за этим Владислав прошелестел:       — Ну а теперь, давай повеселимся.       Он и впрямь с трудом мог поверить, что уже спал с Александром, потому что забыть обжигающий жар его тела, манящую нежную плоть и эти медовые, отдающиеся вибрацией во всём теле, стоны — невозможно. Разве что, намеренно, чтобы испытать это сызнова, будто впервые…       Это было настоящим пиршеством — входить в него, захватывая целиком его душу и тело, и ощущать, как он извивается, откликаясь на каждое движение члена внутри, как, не помня о гордости, дрожит и пылает, истекая соками, и как непосредственно и едва ли осознанно подаётся навстречу, раскрываясь ему так полно, как только может. Отдельное блаженство — ощущать, что он жаждет принять его, поглотить без остатка и слиться с ним в единое целое через поцелуи, прикосновения алчно впивающихся в его предплечья пальцев и прижимающихся к нему ягодиц — столь исступлённо, что Владу не хотелось выходить из этого кошмара, превратившегося, благодаря Александру, в бесконечно-сладкую ночь. Тоже самое он сотворил ранее и с его жизнью — появился в ней и сделал так, что её не захотелось покидать. Именно поэтому он всё ещё здесь, вместе…       — Глубже… а-ах... Я… сейчас… — задыхаясь, простонал Александр и он, отпустив контроль над собой, кончил несколькими резкими и сильными толчками. Его возлюбленный также излился, напряжённо изогнувшись в его объятиях и жадно глотая воздух раскрытым ртом, точно утопающий. Его сердце лучилось энергией и колотилось так, словно хотело покинуть грудную клетку, а тонкая рубашка, сползшая с плеча, насквозь промокла от пота. Владислав лёг на бок, прижимая его к себе и чувствуя, как Александр постепенно унимается, расслабляясь в его руках.       — Можно ли считать, что я отработал наказание, Ваше Величество? — спросил он, на что Александр что-то неразборчиво пробормотал, закрывая глаза и прижимаясь к нему, чтобы мгновенно забыться.       «Не важно, какие трудности ждут нас впереди… — он с нежностью погладил взъерошенные кудри и всё ещё не угасший на щеках страстный румянец, — …я найду способ быть рядом с тобою. — Склонившись, он поцеловал спящего в губы, после чего положил голову на согнутую руку и сомкнул налившиеся тяжестью веки. Мерное дыхание рядом… — Ни ты, ни я… больше никогда не будем одиноки…»

***

      — Влад!.. Влад!.. — он шумно вздохнул, просыпаясь. Этот голос…       Александр сидел, как и прежде, рядом с ним на диване. Ярко тлели угли догорающих дров в очаге, но встревоженное белое лицо было хорошо видно в ясном свете восходящего солнца. Вот и закончилась тьма… Колесо года совершило новый поворот.       — Мы вернулись! Слышишь? Больше не вздумай выкидывать такие штуки! — Александр был рад и возмущён одновременно, и Владислав, при взгляде на него, ощутил, как губы сами собой расползаются в улыбке.       — И чего ты ржёшь, аспид?! Я думал, помру от ужаса, когда очутился там! С чего это тебя вдруг заклинило?       — Прости меня. Наверное, я слишком боялся, что, узнав всё это, ты разлюбишь меня. — ответил Владислав. Он не торопился вставать — ему слишком нравилось вот так смотреть на Александра в окружении безмятежного уюта покоев. Особенно — на контрасте с пережитыми во сне сценами…       — О том, что ты в глубине души всегда сомневался в моей любви? — хмыкнул Александр, заставив его испытать сиюминутный стыд. — Всё в порядке. Ведь я тоже до последнего не верил тебе, считая, что ты шпион, что играешь со мною со свойственной нелюдю жестокостью… В этом я ничем не отличался от тебя. Но я по-прежнему не понимаю, отчего ты так боялся, что я узнаю о пережитой тобою боли.       — Потому что из-за неё я больше никогда не смогу подняться к Богам, — ответил Владислав. — Бесовская сила, что я получил… не отпустит меня вслед за тобою, когда придёт твоё время уходить. А ты пойдёшь наверх. И это значит, что мы…       — Постой, — Александр, пытаясь осмыслить услышанное, схватил его за руку. — Ты думаешь, что Боги и впрямь не смогут ничего сделать с этим?       — Я не знаю, — честно ответил Владислав. — И я боюсь, что так и будет.       — А я уверен, что не всё потеряно… — взгляд Александра загорелся такой непререкаемой верой в собственную правоту, что Владислав даже слегка проникся ею, — …ведь этот мир был рождён Истоком. А это значит, что Боги сильнее Бездны.       — Я уверен, что однажды ты станешь прекрасным Богом… — Влад поцеловал его руку, на что Александр перехватил его голову за подбородок и приник поцелуем, наполняя бессмертное существо любимого живительным огнём и светом, под действием коих ночные тени мыслей окончательно сгинули.       — Я стану сильнейшим Богом, — поправил его Александр после того, как их губы разомкнулись. — И сберегу тебя, чего бы мне это ни стоило, — на это Владислав не нашёлся с ответом, лишь кивнул. Он верил. И будет верить до тех пор, пока искра его души не растворится в ткани Мироздания. Но даже тогда, наверняка, он сможет ощутить, как останки его сути подхватывают чьи-то тёплые, сияющие руки.