Воспитание безнадежного

— Алон, скажи честно, ты меня ненавидишь?

°      °      °

Холод пронзал тело насквозь так же яростно, как недавно медведи разрывали его плоть своим огромными когтями. Раны давно перестало жечь, воздуха нехватало, из-за поврежденного горла нельзя было сделать нормальный вдох. Взгляд непривычно заволокла синеватая пелена: кровь и снег вот единственные друзья, что проводят доблестного рыцаря в последний путь. В бреду и боли слова вылетают как стрелы, поражая в самое сердце того, кому они адресованны. Правда рубит лучше меча любого известного капитану гвардеца: не яд и не лекарство, лишь чистая ничем не прикрытая истинна. В глубине души, в осколках разбитых в песок надежд, рыцарь желает лишь одного — пусть этого глупец наконец всё поймёт. Пусть к нему прийдет груз ответственности, что неприменно сделает его взрослее и принесёт в жизнь жестоких серых красок. Он просит совсем немного, ведь так? В любом случае это его последняя воля. Пальцы слабеют и всё растворяется в снежном вихре: снег забирает с собой все страдания и тяжесть проделанного пути. Губы замирают в последнем диком вздохе: он заслуживает отдых. Алон как-то слышал, что в ином мире всё не так как у живых: после смерти нет забот, не нужно тянуть тяготы земной жизни, никто не требует занести клинок над чужой головой. Нет господ и нет слуг — душа мертвеца никому не принадлежит. Сколько Алон себя помнил, всё его существование вертелось вокруг юного принца: детство, отрочество и даже сейчас верный рыцарь без колебаний отдал жизнь ради того, кого обязан был прикончить ещё в начале пути. История достойная дешёвого дамского романа в красочной красной обложке — цвет благородства и отваги. Смешно до тошноты. До коликов в животе, до задушенного хрипа и воющего стона, который звучит настолько жалко, что вызывает навязчивое желание вырвать себе язык и размолоть голосовые связки в мясорубке. — Ну полно вам, Алон, не так уж всё страшно. Чужой незнакомый голос разгоняет пелену отчаянья и гвардейские инстинкты, ещё не канувшие в небытие, действуют быстрее, чем рыцарь успевает подумать. Оттого кинжал у чужой бледной шеи кажется единственным кусочком реальности, что позволяет Алону медленно сфокусировать взгляд на спокойном, почти доброжелательном, лице напротив. — Ну надо же. Похоже та группка бунтовщиков и правда смогла изрядно потрепать вам нервы. Рыцарь в непонимании сводит брови, дыхание всё ещё спёрто, а голова гудит словно одно из тех, нескоро собранных на чёрном рынке, новых изобретений Его величества — подделки без серийного королевского номера. Незнакомец тем временем ласково улыбается и отводит лезвие гвардейского кинжала кончиками пальцев, при этом выглядит тот настолько умиротворенно, словно подобные инциденты происходят с ним с завидной периодичностью. — Впрочем, я рад что вы уже с такой прытью можете размахивать клинком: похоже травмы оказались куда менее серьёзными, чем докладывали ваши сослуживцы. Гул немного утихает, а когда взгляд Алона случайно цепляется за медицинский халат и замотанную черной изолентой дружку синих очков-полумесяцев, с сухих губ срывается вздох узнавания. — Доктор Хуперт?.. Упомянутый в деланной задумчивости стучит ручкой по из ни откуда взявшемуся планшету. — Амнезию тоже можно исключить. Мужчина смеётся, стоит Алону растерянно захлопать глазами, подоброму качает головой на которой среди зализанных в хвост тёмных волос уже проглядывает отчеливая седина. — Честное слово, у тебя такой вид, будто ты сейчас свалишься без чувств, мальчик мой. У тебя не настолько серьёзные раны, так что умоляю: оставь это для советских леди, если они ещё где-то остались в наше то время. Алон в самом деле был на грани обморока. По крайней мере именно так это ощущалось: кушетка куда-то пропала и он больше не мог ощущать жескую поверхность всем телом. В мозгу путались известные факты и гвардеец не мог решить что ошарашило его больше: то, что оба его глаза прекрасно видели или то, что его смогли спасти, несмотря на очевидно несовместимые с жизнью раны к которым стоило прибавить последнюю стадию обморожения. Возможно шок отразился на его лице, потому что доктор Хуперт в миг посерьёзнл и, наклонившись, пощелкал пальцами прямо перед носом рыцаря. — Так, молодой человек, не спать! Резкий звук неприятно стрелял в уши и Алон поморщился, тут же стараясь отодвинуться как можно дальше от доктора которого, по всей видимости, такая реакция более чем устроила. — Вот так то лучше, — в следующее мгновение в руки рыцаря сунули гранённый стакан с какой-то фиолетовой жижей, — Вот, пей. Последнее слово было произнесено в приказном тоне, а потому Алон не осмелился перечить и, зажмурившись от неприятного запаха, залпом осушил стакан до последней капли. Оторвавшись от прохладного стекла, гвардеец повозил языком во рту: лекарство оказалось с противным вяжущим послевкусием. Краем глаза Алон успел заметить как доктор Хуперт присел на кушетку где-то в районе ног, прежде чем пустой стакан отставили на скромную белую тумбу. Со стороны мужчины раздался сочувственный вздох. — Скажи, Алон, как ты себя чувствуешь? Рыцарь хмурится, стараясь прислушаться к ощущениям, опускает взгляд на ладони, с удивлением отмечая их больно нежный вид: он давно не мог похвастаться мягкостью кожи из-за постоянных тренировок и опасных заданий от Его величества. Со временем Алон просто перестал обращать внимание на такую мелочь как крем для рук или мазь от мазолей. Стало как-то всё равно: когда меч покидает ножны никому нет дела до наличия комплексного ухода. Одну ладонь рыцарь подносит к лицу и закрывает правый глаз: тот самый, которому не посчастливилось напороться на медвежий коготь. Затем другой накрывает горло и вздрагивает, когда не находит там ни бинтов, ни раны — Алон готов поклясться, что чувствовал как кровь вытекала из неё ручьём! Тогда гвардеец хватается руками за торс и с облегчением выдыхает, когда обнаруживает сдавливающие грудь и бока бинты. Значит всё-таки у него не горячечный бред. Алон опускает руки обратно на колени и кивает скорее самому себе, чем доктору. — Все раны хорошо обработанны и закрыты, так что ничего не болит. Доктор самодовольно хмыкает. — Это я и без тебя знаю, — на вопросительный взгляд рыцаря мужчина бесцеремонно тыкает того в лоб и встаёт с кушетки: Алон ойкает от неожиданности и неприятных ощущений, — В любом случае, ты не можешь проваляться в моём кабинете весь день. Дам тебе мазь, обезболивающее и стирильные бинты на всякий пожарный. Раны не мочить, не то убъю. Нужно помыться — осторожно обтирайся полотенцем. Через два дня придёшь на проверку, через недельку снимем швы и будешь дальше бегать со своей гвардией как здоровенький цыплёнок. Поток слов почти физически давил на рыцаря: он уже хотел возразить, ведь сам давно привык разбираться со своими травмами, но при упоминании гвардии сердце пропустило удар и Алон вцепился в волосы, ставя локти на вовремя подставленные колени. Картинки бездыханных тел сослуживцев проносились перед глазами одна за другой и каждый раз ком в горле увеличивался, а во рту появлялся неприятный металлический привкус, в нос ударил запах снега. Точно. Его люди мертвы. Лишь один капитан смог чудом уцелеть. Не иначе как заранее спланированная спасательная операция, иначе Алон с трудом представлял как его могли спасти на пороге смерти. Вдруг калейдоскоп воспоминаний оборывается и стрелой в сознание врезается одно единственное имя: Леон. ДеЛеонМафф седьмой, принц, Его светлость, Его высочество, называйте как угодно — что случилось с ним? Если за членами королевской гвардии направили спасательный отряд, то скорее всего принц сейчас находится где-то в замке и преспокойно спит после долгого изнурительного испытания. Внутри зараждается злость при одной мысли о том, как Его высочество сопит, прижавшись к какой-нибудь мягкой игрушке. Видит сладкие сны на своём излюбленном диване, пока семьи его подданных оплакивают погибший отряд. Стоп. Алон смотрит в узкое окошко над столом доктора и понимает, что забыл одну важную деталь: король приказал убить принца. Это значит, что отправленная за ними подмога, скорее всего, была предупреждена о намерениях Его величества. И раз капитан королевской гвардии, доверенное лицо в этой важной миссии, не смог завершить начатое... — Доктор Хуперт. Мужчина неразборчиво мычит и оборачивается через плечо: в его руках красуется сиренивая баночка и запечатанный прозрачный пакет. Пусть он и занят, но с готовностью выслушает пациента. Подобное внимание теплом отдаётся в сердце, но рыцарь мадлит, прежде чем задать интересующий его вопрос. Никто, кроме членов того злополучного приключения и самого короля, не знал о сути последнего испытания. Следует правильно подобрать слова. — Его высочество... — осторожно начинает гвардеец, — Вы знаете что с ним? — Нет, откуда мне знать? — доктор безразлично пожимает плечами и возвращается к сбору небольшой аптечки для Алона, — Кроме тебя и Его величества никто не следит за перемещаниями этого сорванца. Это прозвище давно не стоило произносить по отношению к принцу: так называют непослушных, взбалмашных мальчишек у которых годы впереди, чтобы наиграться вдоволь, а наследник Крепостного королевства давно уже не был ребёном. Алон скидывает ноги с кушетки, ощущая прохладу плитки под босыми ступнями. Мурашки побегают по позвоночнику и рыцарь уже в который раз дивится своей чувствительности. Как бы то ни было, если Его высочество и мёртв, то информация об этом пока не достигла широкой общественности. Скорее всего, как единственный выживший и капитан королевской гвардии, Алон должен будет произнести чувственную речь перед народом о последних героических минутах жизни принца и позволить каждому желающему проводить почившего наследника в последний путь. Фальшивые скорбные лица и траурная одежда. Кажется в последний раз рыцарь видел нечто подобное на похоронах королевы. В тот день ДеЛеонМафф шестой впервые вышел к людям в черной закрытой мантии. — Вот и всё, — доктор потёр ладони друг о друга, стирая невидимую пыль, и протянул толстый мешочек Алону, — Должно хватить до следующего осмотра. Главное не запускать: раны пусть и не глубокие, но требуют внимания. Рыцарь встал, отчего перед глазами слегка поплыло. Втянув носом воздух, он всё же перехватил узелок пакета и благодарно кивнул. — Спасибо вам, доктор Хуперт. Не представляю как тяжело было работать с моим обледеневшим телом. Мужчина хмыкнул и прищурился. Под пристальным взглядом серых глаз стало крайне неуютно и гвардеец подавил желание съежится словно пуганный кот. Со стороны доктора послышался многозначительный цык. — Вот что я скажу тебе, сынок: возвращайся в комнату, возьми выходной у своего рыцаря и проспись как следует. Чудится мне, что тот проныра сильно приложил тебя своей дубиной. — Дубиной?.. — Точно, но ножевые никто не отменял. Алон сильнее сжал ручки пакета. Доктор Хуперт пусть и вёл себя доброжелательно и открыто, не был похож на идиота. Каждый врач отличит рваные следы когтей от рубящих, оставленных холодным оружием. Додумать ему не дают: громкие хлопки заставляют все мысли разбежаться подобно кроликам — Ну всё, хватит с тебя разговорчиков. На мне висят бумажки, а на тебе обязанности королевского оруженосца. И вот тут то Алона прошибает молнией, мгновенно уходит и усталость, и остатки боли. Гвардеец вскидывается и распахивает глаза настолько широко, что брови уезжают вверх неестественно высоко. — Оруженосца? Подождите, но разве я не... Но доктор уже настойчиво выталкивает пациента из кабинета, не давая и шанса продолжить странный диалог, не говоря уже о том, чтобы засыпать мужчину сбивчивыми вопросами. Алона провожают снисходительной улыбкой и бросают, когда тот оказывается за порогом: — Увидемся через пару дней. Дверь захлопывается перед носом растерянного гвардейца и тот отшатывается от неё как от огня. — Не может быть. Нет, не может быть... Бормотания сопровождают дрожащие зрачки и Алон удерживает себя не ногах благодаря одной лишь силе воли. В висках начинает давить и рыцарь, — рыцарь ли? — замечает что на автомате направляется в сторону своей спальни по знакомым коредорам дворца. Нет. Он больше не может там находиться, ведь так? Алон шарит ладонью по стене и облокачивается на неё, стараясь восстановить в миг сбившееся дыхание. Первая мысль — его понизили. Хотя уместнее будет сказать скинули с башни прямо в тот самый тёмный грязный ров, откуда он выбирался долгие годы, упорно пробивая себе дорогу к рыцарскому званию и наконец, в двадцать четыре года, заслуженно принимая роль главнокомандующего королевской гвардией. Неужели из-за одной неудачи король решил лишить верного подданного всего им нажитого?.. Из горла вырывается истерический смешок. Какой абсурд! Даже если бы Его величество счёл нужным наказать его или разжаловать, большее, что ждало бы Алона повозврашении из приключения — смертная казнь, меньшее — отстранение от должности капитана до рядового рыцаря и выселение с верхних этажей дворца обратно к гвардии. Но оруженосец?! Алон с лёгкостью мог представить ехидные лица подчинённых, то как они смотрят на бывшего капитана словно тот какая-то шавка, что не смогла справиться со столь лёгким заданием. Рыцарь, которому он будет назначен, конечно начнёт всячески над ним насмехаться и придираться к каждой мелочи, будь то недочищенный доспех или недостаточно острый меч, а то и вовсе содержание армейского пайка к которому оружиносец уж точно не имеет никакого отношения. Не все гвардейцы чисты на руку и уж точно не многие сумеют похвастаться добрым сердцем или банальным сочувствием. Его отряд скорее всегда был исключением из правил. Но теперь и этих наивных парней не будет рядом, чтобы поддержать в трудную минуту упадка или отпустить несколько тупых, но до безумия смешных шуток. А лучший друг... В животе начинает мутить. Лучше бы он умер на той горе вместе с отрядом, оставил бы принца в живых ну и пусть! Дуракам всегда везёт и если бы Алон тогда поставил дружбу выше незыблемого долга перед короной, Его высочество точно нашёл бы способ начать новую жизнь в других неизведанных им ранее землях. Кто знает, может быть ближайший пароход принял бы принца на борт и довёз бы, скажем, в страну Пламенного слова? Алон фыркает на такие мысли: какие всё-таки бредни могут прийти на грани припадка. Окажись Леон в союзном государстве, от наследничка мигом бы остались рожки да ножки. Король договорился бы с мисс Фокс за пару писем. Но в этом нет никакой необходимости: ДеЛеонМафф седьмой мёртв. И лучше бы он умер от рук лучшего друга, чем от клинка чужого ему человека. Сейчас Алон прекрасно понимает, что смерть принца была лишь вопросом времени и всё же на душе мерзко скребут плотоядные крысы. Потерянного не воротишь. Дыхательная техника помогает прийти в норму. Раны на груди пульсируют, посылая волны боли от рёбер по всему телу. Самобичеванию оруженосец может придаться и позже — сейчас необходимо дойти до этажей гвардии и прилечь. Желательно избегая излишнего внимания к своей жалкой персоне. Он не в настроении выслушивать издёвки и видеть редкие сочувствующие лица. Он слишком устал. Лестницу удаётся найти за поворотом и Алон впервые жалеет, что не надел рубашку: со всем этим месивом из размышлений и новостей он думать забыл о том, что дворец вобще-то населен не только королевской семьёй и гвардией, но и многочисленными слугами. Среди которых полно, молодых и не очень, прачек и горничных. Как бы оруженосец не чувствовал себя в эти минуты, он всё же испытывал легкий дискомфорт — леди нынче бывают крайне вспыльчивы. К счастью по пути Алону не попалось ни одной живой души. Где-то играла музыка, в кухне шкварчало что-то на сковородке и бились друг о друга металлические кастрюли — все слуги заняты своими делами. Никому нет дела до полуголого разжалованного капитана с видом дворовой собаки, что пробирается сейчас в гвардейские комнаты. Это успокаивало. Алон плохо помнил расположение своей коробки, — так среди гвардейцев обычно именовались спальни, — но вид обшарпанной деревянной двери с почти обкусанным номером всколыхнул внутри приятные воспоминания: его первая комната и первые годы службы. Круглая ручка удобно легла в ладонь, так правильно, словно только и ждала возвращения старого хозяина. Оруженосец на пробу повернул её: не заперто. Как и ожидалось, внутри тоже мало что изменилось. Даже как-то подозрительно, ведь прошло долгих четыре года с тех пор как рыцарь бывал здесь в последний раз. Пакет с аптечкой отправился на табурет у изголовья кровати: он служил прикроватным столиком, редко исполняя своё прямое предназначение. Одинокое зеркало у шкафа без дверц и коврик у двери, который когда-то притащил сам Алон: в один момент просто надоело вечно отмывать грязь с дощатого пола. Вздохнув, оруженосец приложил ладонь к бинтам. Жуткие образы вновь всплыли в измажденном сознании и Алон помотал головой. Хватит с него на сегодня потрясений. Позже он обязательно напишет письма всем близким родственникам погибших товарищей, но только когда сам будет в состоянии держать ручку и выводить буквы на жёлтой бумаге. Иной ему по статусу пока не положено. Пятно крови проступает на поверхности бинта под рукой и оружиносец чертыхается: слишком сильно надавил и не заметил. Ему точно необходимо срочно отвлечься на что-то посторонние. Сразу после того, как он исправит свою оплошность. Бинт и кровеостанавливающее средство находятся незамедлительно, но стоит Алону подойти к зеркалу, как всё вышеперечисленное падает из ослабевших рук. Хозяин комнаты, теперь уже точно, жмурится и трёт кулаками глаза, но видение не пропадает. Тогда Алон заводит руку за голову и не находит там прядей отросших волос. Одёргивает себя и внимательнее вглядывается в отражение. Из зеркала на него смотрит юноша. Совсем ещё зелёный, с призрачными детскими чертами без извечных кругов под ясными омутами голубых глаз, но что самое главное — без единого шрама на лице. Даже полоска, пересекавшая бровь, исчезла без следа и напоминанием о ней служила лишь память Алона. Юный оруженосец никогда не сомневался в своей адекватности, но в эти пугающие секунды он с радостью подписался бы напротив пункта "сумасшествие" добавив туда "галлюцинации", а заодно и "ПТСР". Поставьте печать и нарядите его в смирительную рубашку, вот будет потеха! Глупые фантазии. Однако в голове что-то щелкает и юноша вдруг осознаёт почему сразу не признал королевского врача после пробуждения и почему за всё время пребывания в его кабинете мужчина ни разу не обратился к Алону "сэр" или "капитан" . А всё дело в том, что говоривший с ним доктор Хуперт погиб в пожаре семь лет назад. За три года до того, как Алона посвятили в Рыцари.