Звёзды над Парижем

Колетт резко затормозила, едва не пробороздив носом капот черной громадины. Фары больно резанули по глазам. Такого она не могла ожидать при любых раскладах. И вот теперь ситуация действительно вышла из-под всякого контроля. Что делать Тату не знала от слова «совсем». Самым логичным ей показалось только спрыгнуть и удирать на своих двоих, правда, она совершенно не знала, куда бежать. Впрочем, могла быть ещё причина, по которой она так не поступила — мотоцикл отдавать на съедение этим падальщикам было жаль. Пока она обдумывала дальнейшие действия, из машины вылезли двое. Силуэты ей были очень знакомы. Одного она явно где-то видела. И не раз. Тут Колетт почувствовала, как её начинает мелко-мелко трясти. Наверное, от холода. Нога, которой она оперлась об асфальт, покрытый колдобинами и тонким слоем инея, чертовски занемела. — …значит так, поиграли и будет. Ты едешь с нами, красотка, — прозвучал грубый голос из темноты. — И если вздумаешь снова выкинуть какой-нибудь фокус, то знай — мы стреляем тебе в спину. Или — в лоб. Как повезет, короче… Колетт сглотнула. Мурашки поползли по спине. — … и ещё — мы не промахиваемся… Колетт осторожно поставила на асфальт и вторую ногу. Было неудобно, но выбирать не приходилось. Она начала медленно откатываться мотоцикле назад, надеясь, что сможет взять эффектом неожиданности. И даже прямая угроза не остановила её. — Стой, я сказал! — теперь верзила сделал шаг по направлению к ней. И она смогла его увидеть. А ещё в его руке был зажат пистолет. — Тебе жить, разве, надоело? Глуши свою ласточку и прыгай к нам в тачку, там теплее… Колетт попыталась усмехнуться — самые уголки её губ нервно дернулись. Она не хотела поддаваться страху. Никак. Она знала, что если у неё есть хоть один ничтожный шанс вырваться, то он как раз в бесстрашии. С первым же преследователем прокатило. Она вырвалась. И сейчас сможет. Эти быки должны быть обескуражены таким поведением. Должны. — …повторять не стану! — и тут Колетт явно услышала звук, который свидетельствовал о том, что слова этого бритоголового правдивы — щелкнул предохранитель. Неприятный металлический лязг, который она запомнила ещё с того момента как им с Эго «посчастливилось» оказаться в больнице. — Слезай! Колетт судорожно оглянулась назад — всего в нескольких десятках метров была дорога. Да, не такая оживленная, но всё же. Если бы сейчас здесь кто-то проехал, то, наверняка, бы обратил внимание на заварушку в тесной подворотне. Или — нет? — …да я это! Придурок! Пора захлопнуть мышеловочку! Ага! Босс будет доволен… — Колетт сморщилась от скрипящей рации. — Метнулся сюда по-быстрому! Ему в ответ что-то невнятно пробурчали. И теперь верзила, будто успокоившись, облокотился о машину. Но пистолет не убрал. — Я вызову полицию! — Колетт не знала, зачем она это произнесла. И услышала лишь хриплый смех. — Они… знают, где я… так что… — Хочешь нас напугать, девочка? Ну, продолжай. Мы любим сказки… Колетт вдруг дернулась как от удара током — в кармане зазвонил мобильный. Она знала, что это Альфредо. Она давно должна была быть у него. — О, сами что ли звонят тебе? Эй, дай-ка, я с ними перетру! — верзила решительно двинулся вперед. — Давай! Телефон сюда, овца! — Погоди, я сам с ней разберусь… отдохни, — теперь к диалогу подключился другой. Колетт щурилась до последнего, стараясь разглядеть его. Но тщетно. — Слышь? — Ну давай… Фигурой второй явно уступал первому. Он набросил на голову балахонистый капюшон или что-то вроде того. И тоже вышел из тени. Колетт в это время вытащила мобильный — на экране светился номер Лингвини. Она не ответила. Вцепилась в гаджет, как если бы она была ребенком, а кто-то покусился на её сладости. — Бля, я устал с ней цацкаться — давай скрутим и в багажник! Полежит там с часок — сразу сговорчивее будет! Проверено! — …тебе лишние проблемы нужны? Вроде, у нас задание — не засветиться… И Колетт узнала этот голос, когда мужик подошел к ней — она не видела его лица, но узнала. И её пронзил шок. — Не дергайся, Тату… Шепот, едва различимый. Почти на грани слышимости. — … жить хочешь? — однако, это был самый уместный вопрос. — Тогда без глупостей… — Хорст?! — таким же шепотом произнесла Колетт, когда он подошел вплотную и чуть приподнял капюшон. — Какого… черта? Звонок прекратился. Стало тихо. Чертовски тихо для улицы. Колетт с бешено стучащим сердцем смотрела на своего бывшего коллегу. А он — на неё. Секунд десять. Молча. — Слезай, живо! — Хорст, не церемонясь, стащил её с мотоцикла. Колетт не сопротивлялась, но в глубине души понимала — это могла быть уловка. — Шевелись! — …мобилу гони! Колетт пришлось отдать телефон. Снова. Как тогда, когда на неё напали Де-Трой и Клаус. И не исключено, что эти же ребята приехали как бетмен на супертачке. Да уж. только теперь всё изменилось. До неузнаваемости. — …наш босс тобой заинтересовался, краля… — Это потому, что я им заинтересовалась? — смело хмыкнула Колетт, все ещё полагаясь на Хорста. — И смогла заинтересовать кое-кого ещё? — Видал, рот разевает, — первый ткнул Лавачски в плечо, — борзота какая! Пиздец… детка, ты чё, не въехала, с кем базаришь?! — …так, уймись нахер! С бабой разбираться — последнее дело! — отшил Хорст, сжимая пальцы на её предплечье. Колетт была рада, что последнее слово осталось за ней. Почти за ней. — Открывай тачку! У нас ещё одно дело есть, если помнишь! — Полегче на поворотах… — Или — что? — осклабился Хорст. — Что ты мне сделаешь? — Ты кем себя возомнил, пекарь?! — Кем надо, — глаза Хорста блеснули неподдельной яростью, — тебе до меня далеко, лосяра позорный! И да — я не пекарь, а повар! Колетт вдруг захотелось ему поддакнуть. Но с этими словами Хорст оттолкнул её от себя к стене кирпичного дома и кинулся на верзилу. — …универсальный солдат кухонного полигона, работник ножа и бог сковороды! — Хорст продолжал наносить точные и сильные удары. — Понял меня, сука?! Выбить пистолет Хорст сумел не сразу. Но сумел. До того, как произошло бы непоправимое. Колетт боялась шелохнуться. Она так и стояла в той позе, в которой оказалась благодаря его толчку. То, что она больно ударилась спиной, сейчас не имело никакого значения. Она не могла поверить в происходящее. — Сваливай!!! — её из прострации вывел крик. — Сваливай, слышишь?! Верзила брыкался. И силы Хорста явно были на исходе. Даже несколько раз приложившись башкой о капот, лысый и не думал отключиться. И Колетт вспомнила, что неподалеку есть ещё одна машина. Которая может приехать с минуты на минуту. — Надо вызвать полицию! — …надо тебя, падаль, убрать! — Колетт дёрнулась, когда до неё почти дотянулась ручища верзилы. Но Хорст снова оттащил его назад. — Сука, да я тебя урою… — Сваливай из Парижа! Из Франции! — проорал Хорст. — Как можно скорее! Этот крик застрял в её ушах. Пространство снова слилось в одно черное пятно. Как она сумела залезть на мотоцикл и выехать на дорогу — Колетт не помнила. Как добралась до дома — тоже. Как выключила мобильный и заперлась на все замки — смутно. Как просидела на корточках едва ли не под кроватью — уже отчетливее. Просидела на одном месте до самого утра. До того момента, как в дверь позвонили… — Мадмуазель Тату, доброе утро! Это старший сержант… могу провести обход? Колетт не открыла. Не потому что не доверяла, а потому, что ей вообще расхотелось хоть как-то соприкасаться с внешним миром. Пусть даже такой ценой. Прислонившись лбом к дверной обивке, она постаралась объяснить ему, что «всё в полном порядке». И нет никакой необходимости так часто проверять её жилье. — У вас точно всё в порядке? Мадмуазель Тату, откройте! Это приказ! — Оставьте меня в покое… — Мадмуазель Тату! Что за детский сад?! Откройте! Или я вынужден буду сломать дверь! — …что? С каких пор у вас есть такие полномочия?! — С недавних! — голос сержанта становился всё более раздражительным. — Мадмуазель Тату! — …если вы сейчас убедитесь, что в квартире никого постороннего, то оставите меня в покое? — обреченно спросила она, начиная отпирать. Сержант оглядел её таким строгим, обеспокоенным даже взглядом, что у Колетт сжалось сердце — либо парень и правда такой правильный и обожает свою работу, либо — просто идиот. — …я надеюсь, что в ближайшее время все эти предосторожности станут не нужны. поверьте — я нисколько не рвусь постоянно вас сопровождать, — сказал он наконец, — ещё несколько дней. Как только будет информация о том, где засел второй подозреваемый… мы освободим вас от своего присутствия. Колетт не слушала его — она сверлила глазами одну точку. Без конца вспоминая Хорста. Темную подворотню. И едва ли осознавала тот факт, что ей несказанно везет. Раз за разом. — Вы планируете куда-то выходить сегодня? — …нет… — монотонно произнесла Колетт. — То есть, в дневном обходе нет необходимости? — …нет… — Вы уверены, что ничего не хотите мне рассказать? — …нет… не хочу… — Мадмуазель Тату, вы… как? Понимаете, о чем я вообще? — …я понимаю. И я… нормально. — Колетт смогла поднять на него глаза. — Нормально. Правда. Идите. — Хорошо. Всего доброго… Колетт не успела закрыть двери. На ступеньках послышался какой-то грохот. И затем — извинения и оправдания. Сержант, напоровшийся на некоего гражданина, который, оказывается, «так спешит, что не видит никого вокруг», затормозил на этаж ниже. — …советую впредь быть аккуратнее, юноша! — …хорошо, спасибо… — …куда вы направляетесь? — …я просто иду к… знакомой… — …идете? А по-моему, несетесь… как на пожар… Тату уже поняла — это Лингвини. Черт бы его побрал. Она высунулась с лестничной клетки. — Колетт! — вдруг заорал он, едва увидел её. — Стой! Тату бросилась в квартиру и закрыла двери. Только этого и не хватало. А переругивания на лестнице стали громче. — …у меня нет с собой документов и зачем они вам? — …я сказал — документы! — …а я вам сказал, что… — …может, хочешь поехать в участок, а, любитель носиться по лестницам?! — Ай! За что?! — визжал Лингвини. — Пустите! Я ничего не сделал! Колетт знала, что, если сейчас не выйдет, бедного Лингвини увезут в каталажке без суда и следствия. — Отпустите, он не опасен… Сержант, уже надевающий наручники, задрал голову. — Что-что? — Я говорю — он не опасен! Отпустите! Недоверие в глазах полицейского промелькнуло очень явно. — Я должен проверить его личность… это не он ли фигурировал по делу об убийстве Лавачски?.. — Да, но его оправдали, да будет вам известно! — зло бросила Тату. — Меня оправдали! — тут же поддакнул Альфредо. — Да! Это так! Сержанту пришлось послушаться. Он снял наручники и удалился. Колетт выдохнула — одной проблемой меньше. Но Лингвини уже поднялся на её этаж. И одним непростым разговором стало больше… — Зачем ты пришел? — Колетт взирала на Альфредо безразлично. — Уходи. Но он не шелохнулся. Зато начал голосить: — Как это — зачем?! Стой-стой-стой, ты же сказала, что поможешь мне найти Микро-шефа! Сказала, что приедешь… ты сама мне звонила, а потом резко перестала отвечать на звонки! И вот я прождал тебя всю ночь! И что теперь — приехал, а ты мне «уходи»?! — У меня навалились другие проблемы. Я не обязана отчитываться. Просто — уходи. — Но… — …ты плохо меня услышал? — перебила Колетт. — Давай поговорим, и ты… — Мы не будем говорить. Ты просто уйдешь. Лингвини мотнул головой. — Что с тобой случилось, Колетт? Ты же… ты хотела мне помочь, а теперь… — А теперь кое-что изменилось, Альф, — отчеканила она, прекрасно понимая, что это не будет оправданием. — Тебе придется искать Микро-шефа самому… — Нет, погоди, я не понял… — Ох, с тобой всегда было трудно разговаривать, но чтобы настолько… Лингвини взорвался в очередной раз: — Это с тобой что-то не то! В последнее время ты ведешь себя странно! Признавайся — это все из-за Эго! Да?! — А тебе какое до него дело?! — моментально вспылила Колетт. — Никакого! И ей захотелось запустить ему в голову чем-нибудь тяжелым. — …мне есть дело до тебя! — закончил фразу Лингвини. — Альф! Хватит! — Что?! — тут он перешагнул порог её квартирки и резко захлопнул дверь. — Ты же теперь на себя не похожа! Вот, полюбуйся, в кого ты превратилась с этими похождениями к нему! Ты отказываешься от того, в чем ещё недавно обещала помочь! — Я тебе ничего не обещала! Лингвини на мгновение открыл рот и тут же закрыл. — Хватит устраивать у меня тут истерики! Соберись! — Колетт… — Всё, Альф, — она выдохнула. — Поставим точку. Я не буду принимать участия в этом… — Я же только хотел… — Ты думаешь на Живодэра? Отлично! Начинай проверять эту версию! — Колетт, мне не справиться самому! — принялся заламывать руки Альфредо. — Пожалуйста! Мне нужна помощь!  — Пф, тоже мне — новость! Не справиться — значит, сиди так! — Колетт, прошу… — Уходи немедленно! Хочешь искать Микро-шефа — валяй! А меня не впутывай!!! Лингвини сморщился от её крика. — …но лучше бы тебе вообще не высовываться, понял? — В каком смысле? — застыл с выражением полного недоумения на лице Альфредо. — Ты не поймешь, — сказала Колетт. — Тебе и не надо туда вмешиваться. Просто… смирись. Лингвини выпучил глаза. — Ты говоришь какую-то ерунду. Если я не буду ничего знать, то какой смысл мне «туда» вмешиваться? А?! — Эта ерунда может стоить очень дорого, Альф. Она стоит… вообще-то жизни. Некоторым… — …и с чего это я должен мириться… — Слушай… тебе не дано понять некоторых вещей. Так что — успокойся. Лингвини и так ни черта не понял. Это было видно по его лицу. Но Колетт не знала, как ещё можно спровадить незваного гостя. — …это всё ещё продолжение того скандала, что затеял Макс и тот парень у дома Эго… да? Колетт молча отвернулась. — А почему у твоего дома полицейские дежурят? — спросил после паузы Лингвини. — За тобой… следят? Или… что ещё? — Да, следят. — Те люди? Тот самый телохранитель Макса? И ещё… знакомый Эго? да? Он ж отбитый какой-то… наверное, этот любого грохнуть может… чего ему надо вообще?! — Я не знаю, Альф, — устало сообщила Колетт, смотря перед собой, так и не повернувшись. — Правда. А вообще — я собиралась немного поспать… а то с этими проблемами… можно себя в гроб загнать, и никакие киллеры не нужны… — Кстати, а почему ты одна, а не… с Эго? — Лингвини осекся на последних словах. — Потому что! Лингвини такой ответ не устроил. — Нет, я серьезно — почему у тебя неприятности, а его и близко нет? Что случилось? — Ну… мы решили побыть врознь. Временно. — Колетт не хотела сознаваться ни Лингвини, ни самой себе, что всё чаще сомневалась в этом решении. — Чтобы разобраться в чувствах. А почему это тебя так волнует? — Да так… просто… я подумал… — Альф, закроем тему. Ты, вроде, уходить собирался? — Нет, я собирался с тобой поговорить! Колетт чуть не взвыла, сжимая кулаки. — Почему ты не хочешь всё рассказать? — упрямый Альфредо обошел её и попытался поймать взгляд. — Колетт? Эти, как ты там назвала, «проблемы» затронули не тебя одну… меня, например… и ещё может кого-то… в таких случаях не молчат! — Да что ты! — всплеснула руками Тату. — Ну, давай, просвети меня, что же делают в таких случаях! Начинай! — Помнишь, мы беседовали у меня об Эго? Колетт скривилась в гримасе — тот разговор она запомнила, хоть очень хотелось бы забыть. — И что? — Ну, я говорил, что он мне кажется подозрительным… так вот… я тут на днях… кое-чего нарыл про него… и его… семейку… Колетт скептически поджала губы. — Я долго не хотел в это верить и вообще — мне казалось, что это просто фанатский бред… хотя, признаюсь, раньше я думал, что у Эго немного фанатов… скорее, это фанатики, знаешь — они больные на голову. Ну, те самые… которые его слова воспринимали за чистую монету… то есть — некоторые, наверное, даже кончали жизни самоубийством, считая, что так принесут больше пользы, но это не главное… — Альф, ты спятил? — Колетт только это пришло на ум. — Что ты такое… — Главное то, что я порылся в архиве! — провозгласил Лингвини так, будто выиграл в лотерею миллион. — И нашел там кое-что, что полностью перевернет твои представления об Эго! — …если ты о том, что твой отец и Антуан… вероятнее всего — дальние родственники, то не трудись меня удивлять, Альф, я и сама это выяснила недавно… — Да… — на лице Альфредо снова появилась глубокая морщина. — Откуда ты… знаешь…? — Неважно. — Колетт решила не раскрывать всех карт. — Это вся твоя сенсация? — Не совсем… вообще-то, я искал подтверждение того, что у Эго скандал с моим отцом — это не единичный несчастный случай, а чертова печальная статистика… — И как — нашел? — Нашел кое-что… Колетт тяжело вздохнула — она не особенно верила в то, что Лингвини всё верно истолковал. Но выслушать нужно было. Вернее — от этого никуда было не деться. — Ладно, пойдем, сядем… что ли… Лингвини, чуть просветлев лицом, кивнул. — Чай будешь? — Кофе, если можно… — И как тебя в архив-то пустили? — Колетт, наливая чайник, недоверчиво покосилась на рыжий затылок Лингвини. Парень, осмотревшись, скинул куртку и шапку, и опустился на стул возле обеденного стола. — Если любой полицай решает задерживать только за то, что ты без документов вышел! М? — Мне помогла одна… знакомая, — запинаясь, произнёс он. — Мы вместе… ходим гулять иногда… она с собакой, а я с… — …Микро-шефом? — подсказала Колетт, поздно спохватываясь, и понимая, что Лингвини может быть больно обсуждать это. — Извини… продолжай… — Лет восемь назад был случай, очень похожий на случай с моим отцом… тоже ресторан. В центре. С хорошей репутацией. С отличными поварами… и в один прекрасный день к ним наведался Эго… Колетт, поставив чайник на плиту, уселась напротив. И принялась сверлить Лингвини взглядом, от которого он, должно быть, начал ёжиться. — …сперва всё было нормально, около полугода, но потом, видимо, ему в тарелку не доложить посмели или ещё что-то, но… в результате, вышла разгромная статья, ресторан тут же слетел со всех радаров. Рейтинг упал дальше некуда. И после… шеф-повар скончался. Буквально через пару недель. скажешь, что это совпадение? — Что за ресторан? — нахмурилась Тату. — Вроде «le procope», — ответил Лингвини. — Сейчас его перестроили под многофункциональный центр развлечений. Рядом с музеем… — Ну, допустим, я слышала какие-то байки от… И снова Колетт вспомнила про Хорста. Стало максимально жутко. Когда-то, когда она только устроилась в «Гюсто», именно бывший уголовник Хорст рассказал ей про Эго. То, как сильно его не любили, она уловила по одной только брезгливо-агрессивной интонации. — Тогда всё тоже списывали на несчастный случай и недуги у повара, но… на Эго никто не думал… и знаешь, сейчас я всё больше убеждаюсь в том, что не зря нападали на него из-за моего отца. Не зря — тогда только одному журналисту пришло в голову что статья Эго и вообще — его появление там, могут как-то быть связаны со смертью одного из старейших шеф-поваров! — И что же это за журналист такой? — В том и дело, что… как только пошли эти слухи… журналиста тоже убрали! Его имя засекречено. В архивных записях всё подчищено. — …и ты на полном серьезе думаешь, что Эго приложился к этому?! — Да… Засвистел чайник. Они с Лингвини синхронно вздрогнули. — Это бред. Полный бред. — Колетт, заставив себя хоть ненадолго не думать об этом, принялась разливать кипяток по кружкам. — Слышишь? — Ты мне не веришь? — Я не верю, что Антуан причастен ко всему этому… а написать можно что угодно! — Он тебе же не рассказывал об этом? А почему? Колетт разозлилась — так она и станет отвечать на столь провокационные вопросы. Лингвини вообще головой думает или чем?! — Неважно. И я не собираюсь у него об этом спрашивать! Это не нашего ума дело, ты понял? — Да, конечно! Твой-то отец жив-здоров, а мой в могиле! — Альф, не начинай… — Что «не начинай»?! — завелся Альфредо. — Я что-то не так сказал? Разве? — Да, ты всё не так сказал… Лингвини засопел. — А если я тебе скажу… что некоторые считают, что отец Эго, который сбежал, едва тот родился… убийца… ты мне тоже не поверишь? — Альфредо встал, наверное, чтобы казаться убедительнее. — И ещё… наш общий предок… то есть — предок моего отца и Эго… тоже был… со странностями… говорят, что он разводил крыс… но не тех, которые… домашние или декоративные… а именно диких… Теперь ей стало смешно. — Да, конечно, давай, придумывай тут страшилки! — Это правда! — Теперь я понимаю, откуда у вас с Эго такая любовь к Микро-шефу. Семейное, да? — Колетт, ты не слышишь меня! — Альф, ты переутомился. Давай по домам, а? — Нет, я серьезно! Он разводил крыс, потом — дрессировал их и… — …и это они всех убили, — хохотнула Колетт. — Очень забавно. Да, полиция была бы уже на пике раскрываемости, если бы ты им эту версию подкинул! Ты помешался на крысах, да? И поэтому приплетаешь их везде? — Да, эти крысы убивали. И людей тоже, — сказал Альфредо, гневно сверкая глазами. — И этому тоже есть доказательства… — Так, всё! — Колетт махнула рукой. — Допивай свой кофе и катись домой! — Неужели ты не хочешь докопаться до правды?! А что, если всё так и было? Что, если эго — какой-нибудь там неадекватный последователь этого старика, который… — Его звали Пьер? — перебила Колетт. — …кого? — переспросил Лингвини. — Этого старика — родственника твоего отца и родственника Антуана, как его звали? — Ну, может, и Пьер, я н знаю… там имени нет, но в заметках… — Второе имя у Антуана — Мари-Пьер. А у твоего отца… — Ивсен-Пьер. — Лингвини выглядел крайне обеспокоенным. — Точно! Всё сходится! — Неужели? И что же именно у тебя «сходится», Альф? К логичным выводам они так и не пришли. Окончательно разругавшись, разошлись по разным сторонам. Лингвини даже обвинил её в трусости и лицемерии. А внутри у Колетт бушевало смятение: с одной стороны, она понимала, что, ввязавшись в это дело, придется идти до конца, и выйти сухой из воды уже не получится, а с другой — ей явно намекали, уже не единожды — пора сваливать. Иначе — беды не миновать. Колетт выглянула в окно — полицейская машина стояла напротив подъезда. Как обычно. И тут в голову закралась чертова мысль, от которой не было спасения: нужно вернуться в тот проулок. во-первых, возможно, что она найдет свой многострадальный мобильный, о котором ночью благополучно забыла, во-вторых, вероятно, что Хорст тоже захочет «кое-что» обсудить. То, что он спас её, было отличным аргументом в его пользу в её представлении. И вообще — она знала Хорста Лавачски как вполне себе компанейского человека. Да, с придурью, но у кого нет тараканов? — Простите, сержант… Колетт робко постучала в окошко машины. — Что случилось? — полицай скинул фуражку с глаз, которую натянул, чтобы свет не мешал ему поспать, очевидно. — Мадмуазель Тату? Вы же сказали, что… — Простите, у меня поменялись планы… мне нужно в город… — Зачем? — У меня есть дело… — Какое дело? — Я скажу чуть попозже, можно? — закатила глаза Колетт. Сержант нахмурился. — Я вам не таксист. И у меня, вообще-то, есть приказ — не покидать это место. — Клаус уже не появится, я почти уверена, что он давно всё просчитал и теперь… — Откуда такая уверенность? Колетт не смогла ему объяснить, откуда. И тот только развел руками. — Вы не хотите связаться со следователем Фраем? — В данный момент — нет. Он сам свяжется со мной, если будут новые вводные… — …послушайте, я всё понимаю, но… — Вот если мне дадут сменщика — с ним и договаривайтесь, — окошко поехало вверх. — Идите домой. И ждите. Колетт никак не ожидала такого ответа. От осознания, что у неё снова нет выхода, и придется всё делать самой, захотелось что-нибудь разбить. например, машину этого сержанта. Который сперва показался адекватным. И которого она даже жалела. Потоптавшись во дворе, Тату всё же не отказалась от своего решения. Но вот от идеи снова кататься на мотоцикле отказалась моментально. Никакой уверенности в том, что он выдержит ещё одну поездку, теперь не было. Потому пришлось топать на остановку… Колетт никогда ещё не чувствовала себя так глупо — пробираясь по стеночке вдоль обшарпанного дома, она без конца оглядывалась. И выжидала момент, чтобы проскользнуть в подворотню, не привлекая внимания. Это было непросто — но всё же она смогла оглядеть при свете дня эту локацию, которая ночью показалась тупиком. Следы от шин ещё остались. А ещё была кровь. Много крови… И Колетт даже стало дурно, ей показалось, что здесь кого-то убили. Чем именно закончился поединок она не хотела бы думать — хорошо, если Хорст вышел победителем. А если нет? Телефона она тоже, естественно, не нашла. И всё резко стало хуже некуда. Колетт стояла на тротуаре, не в силах сдвинуться с места. Она стояла среди десятков прохожих, которые спешили по своим делам, и никто не обращал никакого внимания на то, что она, вероятно, нуждается в помощи. В этом все люди — пока дело не коснется их лично — никто не пошевелится. Сперва была мысль пойти к Лингвини — он жил совсем недалеко. Однако Колетт передумала — она не хотела расписываться перед ним в том, что была неправа. В том, что её упрямство ничего, в итоге, не доказало. Была мысль поехать к Эго… А потом она наткнулась глазами на здание, стоящее на другой стороне дороги. В «Ломбарде» стоял запах перегара и дешевых сигарет. Марево, которое окутало Колетт, было поистине тяжелым. Находиться здесь более нескольких минут, означало бы стать токсикоманом. В первом зальчике располагались пыльные витрины с украшениями. В другом — полки с бывшей в употреблении бытовой техникой и другими мелочами. Колетт осторожно прошлась по помещению. Никого больше здесь не было. Кроме полупьяного продавца. — …продаем или покупаем, красотка? Колетт, поборов брезгливость, подошла чуть ближе. — Я хочу… заложить одну вещь… — Бабки нужны? — пошло облизнулся мужик. — Закладывать-то не обязательно, ты в курсе? Колетт всю передернуло. — Вот, — она сняла с шеи красивый кулон на золотой цепочке. — Это очень дорогая вещь… — Ха, девочка, — продолжал фамильярничать мужик. — Здесь любая вещь обесценивается втрое. Ты знаешь? Ну-ка, дай сюда… — Смотрите из моих рук, пожалуйста… — Боишься? — …и я имела в виду, что эта вещь очень дорога мне… поэтому я её лишь закладываю… на пару недель. Можно? — Можно. Если у меня в кассе бабло вообще есть… Пока он возился со стареньким кассовым аппаратом, который на удивление был, Колетт ещё раз осмотрелась. И вдруг заметила на самой дальней полке сувенирную тарелку, которую когда-то подарила Лингвини, кажется, в честь переезда в новую квартиру. Она узнала её, потому что долго выбирала. И заплатила не так уж мало. — Так чё, я могу посмотреть поближе и взвесить? — спросил продавец. Колетт не ответила и протянула украшение. Тоже подарок. От Байо. — Так-с, ну чего — золотишко хорошей пробы, я вижу… кулон тоже ничего… могу дать за такое тыщи две. — Две?! — Колетт не могла в это поверить. — А сколько ты хотела? — … хотя бы три с половиной. — Ха-ха-ха-ха! Ещё чего! — …погодите, но ведь это… не ширпотреб какой-то… это… — Это моя недельная выручка! — осадил продавец. — Либо берешь две пятьсот, либо — ищи дураков… Колетт задумалась ненадолго — деньги нужны были как воздух. — Хорошо, две пятьсот, — она кивнула. — И скажите, пожалуйста, сколько стоит вон та… тарелка? — Эта? — мужик указал пальцем на полку. — Дешевка. Тоже заложили и забирать никто не пришел… полтинник. — Заверните, — сказала Тату. — И ещё — можно квитанцию? — А гирлянду новогоднюю не надо? Большая, вот висит… Колетт подняла глаза — гирлянда была потрепанной, явно уличной, и не горела на добрую половину. — Нет, спасибо… Пока оформляли квитанцию, заполнять которую пришлось от руки, в двери кто-то вошел. Ну как вошел — ввалился. Колетт обернулась — мужчина в бесформенной и грязной куртке рухнул на пороге, что-то нечленораздельно бурча. Наверное, к таким посетителям этот продавец-алкаш давно привык, потому, что даже не прореагировал. — …вот, держи, красота, две четыреста. — И пятьдесят… — И пятьдесят, — сконфузившись, выдал продавец. — Точно, тарелочку не побей. Приходи за своей висюлькой. Через две недели. Колетт убрала деньги и направилась к выходу. На самом пороге она затормозила — перешагивать через тело, валяющееся без признаков адекватности, конечно никто не запрещал, но ей было некомфортно. — Простите, мсье… вы не могли бы… как-то… отойти? Отползти, я не знаю… просто… мне нужно выйти… Когда ответа не последовало, Колетт поняла — придется перешагивать. И тут, когда одна её нога уже поднялась над полом, она увидела, что из-под мужика течет что-то… тёмное. Тёмно-красное, если быть точнее. На вино, почему-то, думать не пришлось. — У него кровь! Вызывайте неотложку! Колетт быстро присела, и тут снова — второй раз за одни сутки, — она испытала глубочайший шок. Лежащий неадекват — как ей сперва казалось — жалкий пьяница, — не выглядел таковым вблизи. Им оказался Хорст. Раньше, чем врачи, приехали полицейские. Судя по всему, кто-то знал, куда именно их вызывать. Либо же — сам Хорст засветился, и его по описанию на листовках, что красовались едва ли не на каждом столбе, уже пытались задержать. Колетт сразу поняла — его ранил тот верзила ночью. И не исключено, что он же и сдал. Когда Хорста забрали на носилках, к ней подошел один из офицеров и велел проехать с ними в участок. В результате, Колетт пришлось провести почти два дня в изоляторе. Фрая, как назло, не было — он отлучился в другой город. А без него она отказывалась давать показания… — Мы же с вами договаривались, мадмуазель Тату, — укоризненно начал следователь. — Что вы будете осторожны и постараетесь не осложнять нам работу! Постараетесь отсидеться дома! — …да, я знаю, но… так вышло… — Такие оправдания можете рассказывать своим друзьям! Кстати, что Лингвини делал у вас? — Он заходил, чтобы… Колетт сразу замолкла. — Мадмуазель Тату? — …откуда вы знаете о нем? — Сержант поведал. — У Лингвини пропала… Колетт хотела сказать «крыса», но потом остановилась. — У него украли одну ценную вещь. И он хотел, чтобы я помогла ему в поисках… только и всего. А вы что надумали там уже? — Ничего особенного, — почесал седой затылок Фрай. — А что за вещь у него украли? Когда и при каких обстоятельствах? Почему он не напишет заявление? — Я не могу об этом говорить… вам лучше спросить его лично. — опустила глаза тату. — Простите. — Вы знаете кто и как ранил Лавачски? — резко поменял тему Фрай. — Он выживет? Как там дела? Вы его жене сообщили? — Не волнуйтесь так. Всё, что от нас зависит, мы сделаем. Он — крепкий орешек. Я думаю, что выживет. — Фрай не сводил с неё горящего взгляда. — У него ж это не первые травмы, так? — Ну, да… — Тогда, когда его избили, это тоже были люди Де-Ришаля? — Нет… то есть — я не знаю точно… — Судя по всему, он неслабо перешел им дорогу. — В чем? — Месть за смерть сына? — предположил Фрай. — Да, но… — Внедрение в банду ради мести — почему вы не рассматриваете такой вариант? Колетт качнула головой, хоть недавно тоже была уверена в этом. — Хорст… вы знаете, он… мне кажется, что его заставили в этом участвовать… — Неужели? — Я не верю, что он сам бы пошёл на это… — Мы нашли ещё один труп, — рубанул Фрай. — И у нас есть основания полагать, что именно Лавачски сделал это. Колетт смотрела на Фрая широко открытыми глазами. — Так, я, вообще-то, жду ответа на предыдущий вопрос: вы знаете, кто именно его ранил? — Нет… — Вы там были, верно? — Д-да, я там была, но… — Какие-нибудь имена, слова, что-то, за что можно зацепиться, запомнили? — Боюсь, что нет… — Жаль. Это бы очень пригодилось сейчас. — Хорст спас мне жизнь… за мной следили… но это не люди Клауса! это люди… отца Эго, — твердя это, Тату опустила голову. — Если бы не Хорст, то меня бы… похитили, или скорее — убили. Потому, что они всё знают… — Что именно? — напрягся Фрай. — …я не знаю… — Да, вот она — женская логика в действии, — охнул Фрай. — Итак, мадмуазель Тату, если вас это хоть немного порадует и успокоит, то мы вышли на след отца Эго. Он действительно в Париже. И мы с коллегами из группы захвата даже собираемся пройтись по его старым адресам… — …вы в курсе, что дом Де-Ришалей… — Да, — кивнул Фрай. — Я много чего знаю, мадмуазель Тату. И про этот дом тоже. — А если ничего не выйдет? И он ускользнет? — Просчитать все на сто процентов невозможно. Но он уже наследил. И будем надеяться, что дальше продолжит ошибаться… — Вы меня не подкинете до дома? — потирая глаза, спросила Колетт. — Да, разумеется. Подпишите протоколы допроса, — полицейский сунул ей бумаги. — Поедете со сменщиком сержанта Брайта. Собирайтесь. — Спасибо. — А Клауса мы возьмем сегодня-завтра, — вдруг протянул Фрай. — Де-Трой раскололся, и сдал его. Оказывается, они все это время были очень даже близко — в доме матери Эго…