Дорога "Безумца".

Кому тяжелее видеть закат мира – молодым, не успевшим пожить, или старикам, не сумевшим сберечь мир для детей и внуков? Кому проще – тем, кто идёт в бой, бросая на весы жизнь и честь, или тем, кто остаётся ждать исхода этого боя? И каково учителю знать, что его ученик – последний, самый любимый, самый талантливый – превратился… В законченного мерзавца прекратился, если называть вещи своими именами. Теперь Бугенхаген должен смотреть в глаза тем, кто пострадал по вине его ученика. Тяжёлое испытание для старого человека, мудрого наставника, но опускать взгляд он не имеет права. Потому что забывшую себя девочку, привезённую из Нибельхейма, он тоже учил. И такой ученицей можно только гордиться. - Ох-хоо-хооо… - Дедушка? – в дверь сунулся Нанаки, скорее не ученик, а воспитанник, ещё один сирота. – Я их привёл. Заходите, - позвал рыжий кот, обернувшись назад. Первому из гостей пришлось слегка пригнуться, чтобы не стукнуться о потолок черноволосой макушкой. Эльфи за чернявым солджером было практически не видно. Девушка, переступив порог, слегка пошатнулась от слабости, парень быстро обернулся, аккуратно подхватив её под локоть. Эльфи упрямым движением попыталась выдернуть руку, но не получилось, держал солджер крепко. Она гневно вскинула голову, но брюнет безмятежно улыбнулся: - Потом побьёшь, в спарринге, - вполголоса поддел он спутницу. Эльфи гневно фыркнула. Пока длилась эта сценка, в комнату вошёл последний гость – тоже солджер, заметно ниже первого, лохматый и светловолосый, и закрыл дверь. Бугенхаген намеренно перевёл кресло в дальний угол, чтобы его заметили не сразу. Теперь же, передвинув рычаг, выехал на середину комнаты. - Добро пожаловать, дети, - Бугенхаген, размокнув сцепленные пальцы, плавно повёл рукой в сторону стола. – Выбирайте, на кого какая чашка смотрит. Чай он приготовил заранее. Сам учёный любил зелёный вутайский (ох, как тяжело было его достать во время войны), но для гостей поставил ещё один заварочник, с чёрным. На Западном континенте выращивали по большей части чёрный и предпочитали пить его, и на восток, в Грассланд, поставляли именно такой. Тем более, Эльфи тоже чёрный чай любила. Дождавшись, когда гости рассядутся, старик обратился к ней: - Здравствуй, малышка. Я рад, что успел тебя увидеть. Эльфи сглотнула, впервые подняв на него взгляд: - Я… тоже не думала, что встреча состоится, - запнулась и совсем другим тоном спросила: – Как ты, Дедушка? А Бугенхаген с болью понимал, как же она изменилась. Когда Эльфи уходила из Каньона Космо, её душа горела – и от этого огня занялась пожаром половина мира. А теперь от былого остались одни головёшки. Что-то там внутри ещё тлеет, не даёт окончательно рассыпаться пеплом – но нечем, нечем уже огонь поддержать. Разве что её новые товарищи топлива накидают? «Да ведь она себя винит» - понял старый учёный. Он укорял себя, что не смог разглядеть таящегося в ученике безумия, что не сумел Фухито что-то очень важное объяснить, пока он был здесь – а Эльфи казнит себя, что не сберегла друга, что проглядела, что не спасла. Ей бы сейчас уткнуться в шерстяную рубашку Бугенхагена, выговориться, поплакать – если, конечно, Эльфи ещё не разучилась плакать – но при солджерах она этого не сделает. - Да как, - улыбнулся старик. – Если в сто тридцать лет ничего не болит, значит, ты уже в Лайфстриме. Скриплю потихоньку, - он перевёл взгляд на чинно сидящих солджеров. – Я знаю от ваших друзей, что вы, мальчики, за советом пришли. Старший, Зак, немного виновато улыбнулся: - Да, спасибо, совет нам совсем не помешает. Но… эммм… мы в «Лавине» недавно совсем… хотели бы послушать про это самое учение о жизни Планеты. - Ох-хоо-хооо… - у Бугенхагена глаза сверкнули. На любимую тему он мог говорить часами. К тому же, как истинный учитель и опытный наставник, был способен самую мудрёную теорию донести до несведущего человека в понятных ему категориях. - Дедушка, - Нанаки, блаженно свернувшийся на любимой тахте, поднял голову. – Ты им сразу модель покажи. Это интереснее будет. Ребята оживились, зашевелились, глядя на Бугенхагена любопытно блестящими глазами. Даже у Эльфи в погасшем взгляде промелькнул интерес. - Она уже закончена? - И в полностью рабочем состоянии, - заверил старейшина. Учёному старику было лестно, что за всеми треволнениями неспокойной жизни Эльфи не забыла про трёхмерную модель звёздной системы, которую он конструировал, когда она жила здесь. – Прошу в соседнюю комнату. Недопитый чай остался остывать на столе. Старик плавно продвинулся к двери, за которой помещалась космическая модель. Кресло, сконструированное лучшими техниками Каньона, не имело колёс или полозьев – круглый шар с выемкой для сиденья наверху двигался по воздуху. Голова Бугенхагена работала по-прежнему безупречно, а вот тело давно начало сдавать. Пятнадцать лет он пользовался обычным инвалидным креслом, пока в день стодесятилетия ему не преподнесли это чудо. По части смелости технического замысла и безупречности исполнения конструкторы Каньона Космо могли дать фору любому инженеру Корпорации. Могли выпустить потрясающий опытный образец. Но вот поставить на поток своё изобретение не могли – не хватало ресурсов. Шин-Ра отрезала вольнодумных учёных от крупномасштабных поставок сырья, и приходилось выкручиваться, пробавляясь иногда перепадающими жалкими крохами. А ещё беречь свои изобретения от корпоративных плагиаторов. - И это всё? – с нескрываемым разочарованием протянул Зак, задрав голову и разглядывая висящие на тонких, но прочных лесках модели планет и солнца. - Отнюдь, юноша, - довольно усмехнулся Бугенхаген. – Встаньте на эту площадку… да-да. Все трое, пожалуйста. Места на площадке как раз на троих и хватило. Пока конструкция медленно и величаво, под гудение приводов, поднималась вверх, солджеры успели оглядеться. Эльфи тоже по сторонам поглядывала, но совсем с другим интересом – она вспоминала это жилище таким, каким видела последний раз, и подмечала изменения. Для парней же всё здесь было новым и необычным – и закрытые кожухами электрические потроха, от которых вверх, к тёмно-синему потолку, тянулись аккуратные провода, и сам потолок, и толстое стекло, которое заметил Клауд, когда они мимо него поднимались. А Зак так даже не удержался и потрогал. - Сверхпрочное, выдерживает вес до двухсот пятидесяти килограмм, - заметил его интерес Бугенхаген. – При этом запас составляет ещё около сорока. - Ну, мы даже втроем настолько не потянем, - беспечно отозвался солджер. Стекло исполняло роль «второго потолка», с единственной дырой для поднимающейся площадки, отделяя сам потолок от остальной комнаты. Не смотря на уверения Бугенхагена, когда старик сделал приглашающий жест, на стекло Зак наступил очень осторожно. - Ну-с, а теперь… - Бугенхаген щёлкнул пультом, который жестом фокусника извлёк чуть раньше из рукава. – Приступим к краткой лекции. Свет погас. Клауд завертел головой, пытаясь увидеть сразу всё, Зак восторженно присвистнул, даже Эльфи протянула руку, пытаясь поймать иллюзорную звёздочку. Нижняя комната и потолок исчезли в тенях, зато верхнее помещение со стеклянным полом наполнилось насыщенным прозрачно-синим мерцанием. Планеты засветились, оживая, ярко запылало помещённое в центр солнце, разбавляя жёлтыми лучами синь, и всё это окружили дальние звёзды – белые, голубоватые, искристо-рыжие. Круглым зрачком прорезалась в вышине чёрная дыра. Оставляя за собой хвост, пронеслась комета. Тройка астероидов, плывущих в стороне, резко изменили траекторию, притянутые чёрной дырой. - Ничего себе! – восторженно прошептал Зак. – Круче, чем в тренировочной комнате. - А что в тренировочной комнате? – Эльфи заинтересованно обернулась к нему. - Да там просто реальность моделируют, ну и монстров всяких... или живого противника. А тут! – он протянул руку, но так и не рискнул коснуться мягко мерцающей живым серебром Луны. – Как в небе паришь. Довольный Бугенхаген завис в своём кресле у пятой планеты с её многочисленными спутниками и доброжелательно улыбался. - Обратите внимание на нашу Гайю, - он вытянул руку, указывая на третий от солнца шарик, разноцветный и какой-то уютно-живой – Подойдите ближе… Модель перестала кружится, замерев в неподвижности. Только мерцали звёзды и солнце. Трое подтянулись поближе. Зак и Клауд чуть не сунулись носами в шарик Гайи, Эльфи стояла поодаль. Девушка невесело усмехалась – герои, воители, солджеры… мальчишки, едва старше двадцати лет. Она сама была не взрослее, когда поднимала восстание. Проклятая Шин-Ра! Что она творит с людьми… - Люди, звери и деревья рано или поздно умирают, - начал лекцию старейшина. – И мёртвая плоть сливается с почвой Планеты. Куда же уходят души? - Э… в Лайфстрим?.. – осторожно предположил Клауд. Бугенхаген радушно кивнул, Зак нахмурился, покусал губу и выдал: - Тогда почему у клонов тела там же растворялись? - Простите, юноша? - Я дрался с клонами одного… ну, другого солджера. Когда их убьёшь, они не лежат как трупу положено. Они распадаются зелёными звёздочками и… не знаю… растворяются. Наверное, они тоже в Лайфстрим, сразу? - Крайне интересно, - оживился учёный. – Зак, вы задержитесь, чтобы подробно рассказать мне о таком любопытном явлении? Я с ним никогда не встречался… - Зак кивнул, и старик продолжил: – Явление любопытное, и в нём надо будет разобраться, но могу предположить, что это происходило из-за перенасыщения организмов клонов Мако. Теория небезупречна, конечно… и нуждается в доказательствах… - А если мы умрем, мы тоже – искорками? – уточнил Клауд. - Увы, не могу сказать. Это требует тщательного изучения, и надеюсь, что вы в ближайшем времени не станете его объектом, - Бугенхаген добродушно улыбнулся. – Но вернёмся к нашему вопросу… Как вы, Клауд, правильно заметили, души возвращаются в Лайфстрим. Название «Река Жизни» на одном из ныне мёртвых языков было дано не случайно, ведь, по сути, Лайфстрим – это и есть жизненная энергия всех живых существ. Из Лайфстрима приходим мы, благословленные душой Гайи, и туда же возвращаемся… На модели планеты возник маленький красный человечек, чуть в стороне пробился зелёный росток дерева, позади – что-то вроде мелкой жёлтой собачки. Три фигурки росли, распрямляясь и формируясь, потом согнулись, рассыпались искорками. Разноцветные искры образовали три дорожки – красную, зелёную, золотистую – которые быстро-быстро побежали по поверхности модели, оставляя постепенно тающий след. В другом месте возник новый крошечный человечек… внизу, где полюс – собачка… на боковой поверхности – новое дерево. А дорожки бежали дальше, опоясывая Гайю в различных направлениях, и постепенно шар повис в облаке разноцветного живого мерцания. - А ушедшие души… могут вернуться? – вдруг негромко, через силу, выговорила Эльфи. - Конечно, и часто возвращаются, иначе Река Жизни давно вышла бы из берегов, - Бугенхаген смотрел на ученицу понимающе и печально. – Но, за редчайшим исключением, память возродившихся скрыта милосердным забвением. - Жаль, - огорчённо вдохнул Зак, думая про Анжила. Эльфи промолчала, только свою выцветшую косынку погладила. Зак почувствовал, как его холодной волной задела глубокая, искренняя печаль Клауда. Всё правильно, братишке тоже есть, кого вспоминать. - Река Жизни – это незримая энергетическая оболочка земли, внутреннее движение сил. Без этой силы свет, вода и перегной не помогут выбраться ростку из семени, птицы не пожелают вить гнёзд, а люди перестанут зачинать детей. И что же будет, если лишить Гайю этого покрова? – Бугенхаген поднял руку, спрятав кисть с зажатым в ней пультом под широким рукавом верхней накидки. Мерцание вытянулось конусом, стягиваясь к его руке, ручейками стекло с шарика-модели и втянулось в пульт. Шарик потемнел – мёртвый, безжизненный, не отражающий света – и, внезапно расколовшись, рассыпался неровными глыбками метеоров. - Наглядно, - пробормотал Клауд себе под нос. - И куда доступней научных выкладок, - сумрачно откликнулась Эльфи. - То есть… реакторы, которые вытягивают Мако… это и есть энергия Лайфстрима? - Не совсем так, Зак, Мако и Лайфстрим – немного разные вещи. Мако добывается из Реки Жизни путем преобразования и концентрации её энергии. И уже добытое из Лайфстрима Мако используется для перегонки в электроэнергию, в экспериментах Корпорации и других вещах. - Искусственная конденсация Материи, топливо для ракет и самолётов, - взволнованно продолжил Зак. – Правильно? - Правильно. Отработанное вещество сбрасывается обратно. Вряд ли вы слышали о таком явлении как «тёмный Лайфстрим» - я лично считаю, что это название неверно, ведь жизни эта субстанция не несёт. Наоборот – смерть, разложение… оно отравляет Гайю изнутри. Если бы сброс не шёл постоянно, потоки истинного Лайфстрима растворили и переработали бы его, но… увы. - Это из-за него вокруг реакторов всё мертво? - Частично. Но, главным образом, из-за того, что жизненная энергия из земли вынута, - Бугенхаген погасил трёхмерную модель, жестом пригласил зрителей на платформу: – В сжатой форме я вам суть Учения о Жизни Планеты объяснил. Теперь же вернёмся к чаю, пока он не покрылся льдом, - старик улыбнулся. – И посмотрим, смогу ли я дать вам тот совет, за которым вы пришли. - …Жаль, - старший солджер подпёр подбородок рукой. – Мы так надеялись, что хоть кто-то нам объяснит, как с этой дрянью бороться. - Я далеко не всеведущ, - не менее огорчённо подтвердил Бугенхаген. – А единственное, что знаю о Дженове… кроме того факта что её нашла экспедиция Шин-Ра… известно мне из короткого письма Фаремиса. Жаль его, талантливый был мальчик. - Из чьего письма? - Фаремис Гаст, генетик, доктор наук. Поддался соблазну и ушёл работать в Корпорацию. В последнем письме мне он писал, что глубоко раскаивается в этом, что они, ошибочно приняв тело в анабиозе за чудом уцелевшую Сетра, разбудили Бедствие-с-Небес. После этого письма из Айсикла мне больше не приходили. Можно предположить, что он окончательно ушёл в подполье, но боюсь, всё намного печальнее. - Если это Бедствие-с-Небес, как с ним бороться, должны знать Сетра, - Эльфи поболтала ложечкой в третьей налитой чашке, гоняя по ней листики заварки. - Аэрис ничего не знает! – тут же вскинулся Зак. - Теперь не сомневаюсь. Однако она многие вещи чувствует… интуитивно. - Ну и что, будем дёргать её, пока озарение на голову не свалится? – продолжал кипятиться солджер. - Зак, успокойся, пожалуйста. Зачем дёргать? Может, к ней что-то само придёт, когда она окажется в месте, связанном с силой предков. В Храме Древних, например – там даже люди что-то чувствовать начинают. - Ненадёжно, - осудил старик. – Генетическая память может не проснуться. - А легенды о том, что Сетра могли и посмертно сообщения передавать? – возразила девушка. – В конце концов, больше нам надеяться не на что. В Шин-Ра думали о том, как Дженову использовать с выгодой, а не о том, как её остановить. Значит, остается полагаться на знания и предусмотрительность Древних, тем более что одна из них на нашей стороне. - Нибельхейм, - Клауд, до того молчавший, вставил одно-единственное слово, услышав которое, все мгновенно замолкли. Тёплый степной ветер, задувающий в открытые окна, на мгновение всем показался ледяным и затхлым. От когда-то безобидного названия провинциального города повеяло невыносимой жутью, тьмой подземелий и запахом лабораторий. - Там была библиотека, - мрачно продолжил Клауд. – Во время пожара особняк не пострадал, он же на отшибе. Если известны какие-то способы её уничтожить, они должны быть там. - Если известны, - подчеркнул Зак, которому спускаться в проклятое подземелье совсем не хотелось. - Но это вероятно, правда? Если не получится и мы ничего не найдем, пойдём в Храм. - У нас нет времени кругами ходить! - Кругами ходить необязательно, - Эльфи в задумчивости подёргала чёлку. – По ту сторону Нибельских Гор расположен Ракетный город. Там все лучшие пилоты живут и можно насчёт самолёта договориться. Всё равно мы не доберёмся до Храма иначе, как по воздуху. - Вот видишь! – Клауд явно обрадовался поддержке. – Давай туда сначала заглянем! - Клауд, тебе этого так хочется?! - Не знаю, - смешался тот. – Мне кажется... это будет правильно. Что нам нужно туда идти. Я… не хочу видеть обгоревшие развалины дома, но библиотека… - Он прав, - вздохнул Бугенхаген. – Совета следует спрашивать у тех, кому известен предмет обсуждения. Посетить оба этих места будет разумно: сверить современные изыскания с наследием древности. Эльфи побледнела, судорожно сглотнула и с отчаянной решимостью подтвердила: - Я могу разобраться в научной терминологии. Ненавижу это место… но там мы действительно можем найти что-то стоящее. Чего стоили ей эти слова, догадывался один только Бугенхаген – только он знал, где именно маленькой девочке вживили Материю, где она потеряла память. Зак, выбравшийся из подземных лабораторий с куда меньшими потерями, скривился и кивнул: - Значит, решено. Заглянем в Нибельхейм, - и с нехорошей усмешкой добавил: – Надеюсь, наш «добрый доктор» тоже захочет проверить хозяйство.