Венец из волчьих ягод

      Клюква была послушной и умной волчицей, она не доставляла проблем ни во время поездки, ни после. Когда королевский экипаж остановился на Площади Ивы — близ королевского дворца Эголлы, Клюква только обнюхала открывшего дверь кареты стражника и, виляя хвостом, припустилась за мной. Отец зря переживал, что мне не удастся воспитать волчонка и завоевать его доверие. Клюква росла вместе со мной, мы сердцами прикоптились друг к другу, и я даже на секунду не могла представить сою жизнь без этой наглой серой морды с невероятно умными и преданными глазами.       Словно почуяв, что я о ней думаю, Клюква отерлась о мои ноги и подняла голову, клацнув зубами. Требовала ласки. Я улыбнулась краешком губ, незаметно пошевелив пальцами. Волчица унялась, поняв, что сейчас не место и не время. На нас смотрела вся придворная знать Эголлы, и не ударить в грязь лицом было моей первостепенной задачей. И задачей Клюквы, кстати, тоже. Никто не будет воспринимать всерьез заморскую княжну, если ее ручная волчица ведет себя как неразумный щенок.       Я расправила плечи, и Клюква, последовав моему примеру, тоже вся подобралась, шагая по вымощенной камнем площади величественно и гордо. Дорога от Красногорского Княжества до Эголлы занял всего пару часов, благодаря сопровождавшему нас магу, поэтому ни наряд, ни прическа мои не пострадали. Оставалось позаботиться лишь о том, чтобы лицо не перекосила гримаса ужаса. Еще вчера я звалась княжной Красногорья, но уже сегодня — наследницей королевы самого могучего государства на Миагере. Каланта впервые заговорила об этом, когда мне было пятнадцать. Десять лет глимма приглядывалась ко мне, изучая со всех сторон, словно диковинку. Я прекрасно знала, что королева рассматривала не только мою кандидатуру. Дочери правителей Амирака и Лунариса тоже были в ее особенном списке, но выбор пал на меня. Это не было неожиданностью, потому что с пятнадцати лет я готовилась к этому дню.       — Ее Высочество княжна Сильванна! — прогромыхал голос глашатая, и я невольно дернулась, найдя глазами шагавшую впереди Каланту. По бокам от меня и сзади гремела доспехами стража и мои личные воеводы, отправленные отцом в качестве последнего дара.       — Да здравствует княжна Сильванна! — послышались голоса собравшихся гостей, на которых я боялась и взгляда поднять. Знать наверняка расценила это как появление моей гордости. Десятки жителей Эголлы, в основном женщины, оценивающе смотрели на меня с трибун.       Никто не назовет меня наследной принцессой Эголлы прямо с порога. Для всех них я всего лишь почетная гостья на неопределенный срок, за который Каланта должна будет полностью убедиться в правильности сделанного выбора, а я — оправдать все ее ожидания. Мне предстоит день и ночь учиться, погружаться в культуру этой страны, узнавать ее нравы и традиции. На это уйдут многие годы, ведь королева Каланта еще достаточно молода для того, чтобы оставить пост. Мне нужно будет завоевать доверие народа, стать той, за кем они пойдут и кого полюбят.       Волчьей Княжне ли размышлять о любви? Я болезненно улыбнулась, игнорируя кольнувшее сердце. Те, кто нарек меня этим именем, ничего обо мне не знали и не узнают никогда. Клюква обеспокоенно заскулила, но я быстро пришла в себя, продолжив путь по площади.       Когда голоса встречающих стали громче, я все же нашла в себе силы поднять взгляд. Глиммы разных мастей смотрели на меня с одинаковым любопытством и — доброжелательностью. Я знала, что женщины Эголлы считают друг друга сестрами, поэтому нисколько не волновалась о том, как меня здесь примут. Гораздо важнее были мои личные старания. Я поймала взгляд одной из глимм — рослой, плечистой, с темно-фиолетовой кожей и белоснежными клыками, выпирающие из-под нижней губы. В Красногорье гоблинов считают чудовищами и уродами, но куда безобразнее многие лумы, которых я знала, чем бравые воительницы Эголлы.       Клыкастая глимма ответила на мой взгляд широкой улыбкой и стукнула кулаком по груди на уровне сердца — традиционное приветствие Эголлы всех слоев и сословий. Я потратила десять лет на то, чтобы по крупицам собрать всю информацию об этикете, традициях, религии и ценностях гоблинского королевства. Княжне из рода Красногорских лумов предстояла стать одной из них.       Точно так же как женщины-гоблины не терпят, когда их называют гоблиншами, так и мы ненавидим, когда нас причисляют к людям. Лумы, хоть и похожи на человеческих мужей и жен, во многом рознятся с ними: долголетием, самоисцелением, вечной молодостью и чувствительностью к магии. Я родилась обычной луммой, тогда как мой отец слыл величайшим магом огня во всем Красногорье. Но даже за неимением волшебного дара я прекрасно ощущала магию вокруг себя. Они пульсировала в воздухе, рассыпаясь снопами разноцветных искр, дышала вместе со мной. Даже на этой площади магия была моей верной спутницей.       — И не страшно вам, княжна? — оказывается Гурьян, младший воевода, приставленный ко мне, умудрился подкрасться сзади. Я, хоть и не видела его, знала, как выглядит нагловатая ухмылка на широком румяном лице.       — Страх отравляет нас, мешая смотреть в будущее. А я трезво вижу то, что ждет меня впереди, Гурьян. Всегда.       — И что же, не пугают вас эти чудовища, княжна? — продолжал нарываться он, а я раздраженно выдохнула. Гурьян был одним из немногих, кто не боялся Волчьей Княжны.       — Порой чудовища находятся в нас самих, — прорычала я, показывая, что на этом разговор окончен. Воевода многозначительно хмыкнул, но отстал.       Он был единственным, с кем я ладила, будучи в отцовском тереме. Почти ровесник, Гурьян не упускал шанса, чтобы подначить меня, а я отвечала угрозами расправы, так ни разу не исполнив грозные обещания. Младший воевода не боялся меня, как делало большинство чернавок и дружинников, а потому имел негласное право находиться ко мне ближе прочих. Возможно, где-то в стороннем мире я бы даже назвала Гурьяна своим другом. Но только не в этом.       Гвалт неожиданно стих, стоило королеве Каланте подняться по центральной лестнице и замереть на ее вершине. Главные ворота замка были приветственно раскрыты в ожидании своей хозяйки и ее будущей наследницы. Я затаила дыхание, остановившись рядом с Ее Величеством, но не сняла с себя маску холодного безразличия, своего самого верного оружия на протяжение последних пяти с лишним лет.       Вид, открывшийся мне с замкового крыльца, был по истине ошеломляющим. Площадь Ивы с обеих сторон огибали длинные колоннады, словно заботливые объятья матери. Глиммы и гоблины, собравшиеся здесь сегодня, казались крошечными точками по сравнению с величием замковой архитектуры. Я зацепилась взглядом за пестрые гобелены — они хлопали на ветру, словно крылья загадочных птиц. Эголла славилась своими суровыми каменными строениями, но при этом любила украшать их всем подряд: от ковров до цветочных композиций. Мрак скрашивался светом, суровый вид гоблинов — их миролюбием и готовностью помочь ближнему.       Все на Миагере знали, что Эголла и Амирак — два гоблинских королевства-близнеца, — не пропустили ни одного сражения, в каждом выступая лишь защищающей стороной. Я с малых лет слышала баллады Глиссерии — глиммы-поэтессы, которая писала о битве за крепость Аникон на территории Лунариса. Людские мятежные отряды с Южных Топей посягнули на окраинный город элифийской империи, но потерпели неудачу, столкнувшись с гоблинскими армиями, непобедимыми и прекрасными.       — Я рада вернуться домой, — громкий голос Каланты накрыл площадь и устремился в небеса. Встречающие взревели. Многие из них наверняка даже не поняли смысл сказанного, но любовь к монарху была всепоглощающа и немного слепа.       Не сказав больше и слова, королева направилась в замок, и мне ничего не оставалось, как последовать за ней. В Красногорье все было по-другому: отец никогда не возвращался с походов или переговоров под радостные крики толпы. В княжеском тереме всегда было тихо и чинно. Но в замке Эголлы жила необузданная мощь, присущая этому народу — непобедимому и громкому. И дух воинственного королевства отзывался в моем сердце жаром.       Как знать, может я тоже вернулась домой.

***

      Клюква решила, что вся кровать принадлежит ей, и устроилась в мягких перинах и пестрых подушках, словно в гнезде. Комната, выделенная мне, находилась в южном крыле, считавшемся королевским. Кроме членов правящей семьи здесь больше никто никогда не жил. Даже гарем Каланты находился в другой части замка. В этих коридорах я рисковала столкнуться лишь с самой королевой, двумя ее мужьями и… принцем.       Речи о принце Варассе я не заводила на протяжении всей дороги в Эголлу, да и Каланта не горела желанием его обсуждать. Конечно, я прекрасно знала, что отношения между матерью и сыном были весьма… натянутыми. Единственный наследник, которого королева успела родить до того, как была ранена в одном из сражений, не мог стать правителем Эголлы после смерти Каланты. Власть по мужской линии никогда не передавалась, и исключений быть не могло.       Мы с Ее Величеством говорили о принце только один раз, когда речь зашла о неминуемом заключении династического брака. Варасса был рожден от младшего мужа королевы — сына эльфийского императора, Дневной Звезды Лунариса. Каланта с большей охотой говорила о своем прекрасном муже, чем о собственном ребенке. Тогда я сделала негласный вывод, что королева Эголлы справедливо хотела бы иметь дочь, а не сына. Варасса был нежеланным, ненужным, совершенно бесполезным. И тем мне на руку, ведь тогда бы Каланте не пришлось искать наследницу на стороне.       Во мне не было и капли сочувствия к тому, кого я видела только один раз в жизни — в далеком детстве, из-за чего и черты его лица стерлись из моей памяти. Каланта вместе с маленьким принцем приезжала в Красногорье на праздник Солнцестояния — важнейший в нашем княжестве. Помню лишь, что отец за что-то меня наказал и не разрешил выйти к гостям. Я не плакала, а сидела в саду, слушая веселые голоса, доносящиеся из терема. Не знаю, почему тогда Варасса решил сбежать от матери в княжеский сад, но там мы и встретились. Я прогнала его, а гоблинский принц продемонстрировал мне свои нижние клычки и был таков. Мне тогда понравилось то, что мужчины Эголлы беспрекословно подчинялись женщинам. Наверное, мне просто не хватало ощущения власти.       Клюква рассерженно зарычала, подняв морду, а в следующую секунду раздался стук в дверь. Я вся подобралась, расправив полы дорожного платья, которое до сих пор не соизволила сменить на что-то более приличное.       — Княжна Сильванна? Прошу прощения за беспокойство. Королева Каланта просит передать, что навестит вас чуть позже. Я принес обед. Можно ли мне войти или оставить еду под дверью?       — Входи, — я опешила от столь почтительного тона. Девки-чернавки не чурались грубостей в мой адрес, будучи дерзкими на язык и глупыми на ум. Боялись и вместе с тем завидовали.       Дверь осторожно отворилась, пропуская совсем юного мальчишку-гоблина с темно-рыжими кудрями и светло-зеленой кожей. Он смотрел исключительно в пол, держа перед собой поднос с роскошной трапезой, состоявшей из трех блюд, если я еще правильно посчитала. Мужчин Эголлы я не видела никогда в жизни, если не считать той мимолетной встречи с принцем Варассой, да и тот был полукровкой. Я внимательно следила за каждым движением слуги, отмечая уверенность и ловкость. Наверняка он очень волновался, но виду не подавал.       — Как тебя зовут? — решила спросить я, когда гоблин расположил поднос на столе и разложил все приборы в соответствии с этикетом.       — Шульги, княжна. Королева Каланта распорядилась, чтобы я помогал вам, — он глубоко поклонился, и его рыжая коса достала кончиком до пола.       — У меня уже есть служанка, — я поморщилась, вспомнив девку-чернавку, которую пришлось взять с собой, чтобы она не разболтала лишнего. За подслушивание у нас отрезали язык и выкалывали глаза, а не делали личной прислужницей.       — Я вам не нужен? — Шульги сделал совершенно несчастные глаза, и я даже опешила. В это же время дверь с грохотом раскрылась вновь, являя вышеупомянутую мною чернавку.       — Чего ты делаешь возле княжны, гоблин? — с ходу выпалила Маришка, грозно двинувшись в сторону мальчика-слуги. Я раздраженно прикрыла глаза. Клюква завиляла хвостом, явно наслаждаясь этой сценой. Если бы я дала добро, она бы обязательно кого-нибудь шутливо тяпнула за ногу.       — Королева Каланта велела помогать княжне Сильванне, госпожа, — смиренно отозвался Шульги, ввергнув Маришку в полнейшее замешательство. Та даже порозовела от такого обращения.       — Будете подле меня оба, — властно распорядилась я. — Где тебя носило, девка? — я посмотрела на чернавку, и та уронила взгляд на пол. — Помоги ей найти комнату и покажи все, чтобы больше не носилась угорелой полевкой и не позорила меня. А теперь оба вон, — я отвернулась к окну, а Шульги и Маришка спиной двинулись к выходу, быстро юркнув за дверь. Их торопливые шаги еще долго были слышны в коридоре.       Клюква радостно тявкнула и вильнула хвостом, но, когда выяснила, что это не веселая игра в догонялки, расстроенно сложила морду на лапы и страдальчески посмотрела на меня. Я хмыкнула в ответ на ее взгляд и посмотрела на приготовленный обед. Есть хотелось просто ужасно, поэтому, когда шаги прислуги окончательно стихли, мы с Клюквой одновременно подлетели к столу. Заботливые замковые кухарки и для волчицы приготовили яство — я поставила на пол миску с костями и сырыми внутренностями, и Клюква заурчала от удовольствия, принявшись хрустеть угощениями.       Печеная косулятина и баранина, наваристый овощной суп, свежая выпечка и вареная крупа — видимо, королева Каланта решила сначала меня откормить, а только потом посвящать в дела правящего монарха. Я хмыкнула, взявшись за жирный кусок мяса. Мамушки и нянюшки часто твердили, что княжеской дочке не престало вести себя как неотесанному мужлану, что всегда нужно быть тихой и скромной и не привлекать внимание, не отсвечивать. Только вот ни одна мамушка или нянюшка не воспрепятствовала моему отъезду в Эголлу.       Когда с поздним обедом было покончено, я решила разобрать привезенные из Красногорья вещи. Их было не так много, чтобы выделить этому занятию много времени. Небольшая шкатулка с княжескими драгоценностями, несколько расшитых золотой нитью сарафанов, легкие ночные рубашки и подаренные мамой серьги в виде солнышек. Я вытащила украшение, невольно замерев.       Княжна Аграфена подарила отцу троих сыновей-наследников и старшую дочку-бунтарку в моем лице. Я заулыбалась, ловко нацепив серьги на уши. Клюква заинтересованно подняла морду, но тут же уткнулась в свою миску. Наверное, мама была единственной, кто смог бы меня остановить. Жаль, что мёртвые не имеют права голоса.       Второй раз отец не женился, поэтому в моей истории изначально не будет злодея. Наверное, при всем своем скверном характере, Алекай Огненная Рука обладал только одним светлым качеством — верностью. Князь и княжна любили друг друга так крепко, что об этой любви и при маминой жизни слагались легенды. Только ни любовь, ни что-либо еще не удержало Аграфену в этом мире.       — Видела бы ты меня сейчас, — прошептала я, подойдя к зеркалу. — Я стану королевой Эголлы, мама. И они заплатят за твою смерть. И его тоже…       Я коснулась зеркальной глади, медленно выдохнув. Серьги в виде солнц блеснули в лучах осеннего солнца, глядевшего сквозь окна. Я перевела взгляд, с удивлением выдохнув. По ту сторону витражного стекла шел снег. Он крупными хлопьями падал с неба, словно маленькие птички кружились в своем танце. Я подскочила к окну, вцепившись в подоконник, и едва ли не прижалась носом к стеклу. Первый в этом году снег покрывал землю мягким одеялом, объявляя о том, что зима вступает в свои права.       Клюква закончила с трапезой и подошла ко мне, усевшись у ног. Она тоже чувствовала — холода близко, скоро суровые ветра окутают замок, заледенеет камень, и тогда единственным нашим защитником станет огонь. В княжеском тереме об этом никогда не беспокоились — отец был величайшим огненным магом Красногорья. Я ни одной зимы за двадцать пять лет не провела вдали от дома, привыкнув к теплу деревянных стен и устланных шкурами полов. О том, как справляются с холодом в Эголле, я почти ничего не знала.       Зябко обхватив себя руками, я подошла к сундуку со своими вещами и достала оттуда рысью шубу в пол — подарок младшего брата, княжича Лукияна. Трофей со своей первой охоты в прошлом году он решил даровать старшей сестре, словно зная, что скоро нам придется проститься. Я разложила шубу на кровати и силою отняла руку. Семья осталась в Красногорье навсегда, братья и отец не посмеют занимать мои мысли. Я лукавила, когда клялась, что не осталось дома людей, за которых бы мне было боязно.       Отец после смерти маменьки превратился в холодного и расчетливого правителя, которому не было дела до старшей дочери, но братья всегда старались быть мне опорой. После смерти княжны я и сама закрылась в самой себе, решив жить отщепенкой. Мы с братьями перессорились смертельно года два назад, и не было нам перемирия. Однако под дверью в опочивальню я часто находила букеты полевых цветов — летом, а по зиме резные игрушки. Как бы мне ни хотелось, простить я их не могла, коли решила до конца идти.       Прощания прошлым вечером не было. Я солгала Каланте. Лишь отец знал о моем отъезде и истинных намерениях королевы Эголлы. Я и представить боялась, как эту новость примут братья. Все трое, как один, вспыльчивые, дурные на голову и горячие на руку. Оставалось верить, что отец сумеет их обуздать.       — Попали мы, Клюква, — хмыкнула я, потрепав волчицу за ухом. Та зажмурилась, прижавшись к моей ноге. Снег так и продолжал валить с неба.       Уже завтра начнется моя учеба. Каланта пригласила в замок лучших учителей, чтобы они позаботились о моем образовании, касающемся политики и культуры Эголлы. Я в совершенстве знала местное наречие всеобщего миагерского языка. В Эголле и Амираке говорили на истри — западном наречии, а в Красногорье на северном. Я потратила почти десять лет, чтобы достичь абсолютного знания всех тонкостей. Отцу даже пришлось позвать в терем наставницу — старуху Азегиль, прожившую на территории Эголлы почти двести лет, будучи чистокровной луммой. Она говорила со мной исключительно на истри. Может, Азегиль поехала бы со мной, если бы не решила отправиться в новое путешествие, на этот раз — в Лунарис. И без нее в моем сопровождение слишком много народу.       Я вспомнила об Идане и поморщилась. Отец определил мне четырех лучших воевод Огненного полка, целый штаб личных чернавок, включая Маришку, и я едва отговорила его не посылать со мной дружинников. Благо, королева Каланта заверила князя, что в Эголле мне дадут в распоряжение слуг и фрейлин, а еще предоставят старшую наставницу, которая поможет приобщиться к новой жизни. Мальчика-слугу я уже видела, а вот с наставницей мне еще предстоит познакомиться.       Переживания и усталость накрыли меня с головой, и я рухнула на кровать, закутавшись в рысью шкуру. Клюква с довольным повизгиванием запрыгнула следом и устроилась под боком, сладко зевнув.       — Добро пожаловать в Эголлу, — шепнула я, прижав волчицу к груди. Она ожидаемо не ответила. Комната погрузилась в густую сонную тишину, и только шорох снега за окном напоминал о том, что часть моей мечты сбылась.

***

      Меня разбудила Маришка, притащившая целую корзину пряно манящих масел и прочих вещей для умывания. Она сообщила, что замковый бойлер всегда в моем распоряжении, и мы вместе с ней обследовали помещение в дальнем углу комнаты, напоминавшее маленькую баню. Большая деревянная бочка смогла бы уместить еще пять девиц, как я. Вода из бойлерной подавалась с помощью широкой трубы, а чугунная печь служила для дополнительного разогрева воды. Чернавка ловко разожгла ее, и воздух наполнился теплом. Да — зима близко.       — Ты все узнала? — отстранённо спросила я, наблюдая за потрескивающим огнем. Маришка активно закивала.       — Да, княжна. Моя комната находится прямо над вашей, поэтому через боковую лестницу я смогу быстро до вас добираться. У них тут целая паутина тайных лестниц, вы знали? — она восторженно хлопнула в ладоши, но под моим мрачным взглядом стушевалась. — Это сделано, чтобы чернавки гостям не мешали.       — В Эголле — прислуга. Здесь никто не назовет тебя чернавкой, поэтому привыкай к другому слову, — заметила я, вдохнув запах пряной воды, которой наполнялась мытьевая лохань. — Шульги все тебе показал? Где кухни и прачечные?       — Да, княжна, — Маришка сосредоточенно нахмурилась. — А еще я спросила у девок-гоблинш, и они мне дали масла и какие-то травы для тела.       — Глиммы, — машинально исправила я. — Женщин-гоблинов называй глиммами. «Гоблинша» звучит для них оскорбительно.       — Хорошо, княжна, — чернавка вздохнула, но ее лицо так и сияло восторгом. — Вы знали, что большая часть замковой прислуги состоит из мужчин? Гоблинши… глиммы не работают на господ, они командуют мужчинами.       — В Эголле матриархальная система ценностей, это само собой, — отрешенно кивнула я. — Глиммы занимаются политикой и экономикой, а гоблины — хозяйством и семьей. Точно так же как чернавка не может стать воеводой, так и мужчины Эголлы не могут претендовать на правящие верхи.       — А принц? Я слышала, о нем много толкуют. Принц же может стать королем? — Маришка взволнованно сжала манжеты своего потрепанного платья. Я мимолетно подумала о том, что ей нужно купить новые наряды.       — Нет, — отрезала я, расправив плечи. — Власть по мужской линии в Эголле не передается. Только по женской. Ты все прекрасно слышала, девка, — я едко усмехнулась, — почему притворяешься, что ничего не понимаешь?       — Мне жаль, что вам придется стать женой уродливого гоблина, — совсем тихо прошептала она, подняв на меня совсем еще детские наивные глаза. — Пусть даже он принц. Я бы не хотела, чтобы вы мучились. И ложились под него, — добавила она еле различимым шепотом, и ее плечи мелко затряслись.       Я опешила, как-то по-новому взглянув на эту нагловатую девчонку, посмевшую подслушать мой разговор с Калантой. Она не переживала за свою судьбу, зато тряслась за мое благополучие. Я не представляла, как мне на это реагировать, ведь все мои чернавки мрачно завидовали моему положению, сквернословя за моей спиной, а эта переживала.       — Сколько тебе лет? — спросила я, глубоко вздохнув. Маришка повела плечом.       — Двадцать сполнилось в месяц урожая, княжна.       — А ведешь себя как ребенок, — я покачала головой, отвернувшись. — Не забивай голову этими мыслями, девчонка. Лучше работай, и если будешь хорошо трудиться, потом станешь фрейлиной королевы, хочешь? Я найду тебе хорошего и неуродливого мужа, — я ухмыльнулась, но без иронии, печально. — И будешь заботиться о своем счастье, а не о чужом.       — Простите, княжна, — Маришка опустила голову. — Просто мне больно, что ваша краса должна достаться чудовищу, а не эльфийскому царевичу.       — И много ты видала эльфийских царевичей-то, клуша? — я рассмеялась, и в эту секунду раздался плеск — вода чуть было не перелилась через край лохани.       Маришка не ответила.       Я разделась догола, залезши в воду по самую шею, и с облегчением вздохнула. Чернавка принялась мылить мои волосы, а Клюква беспокойно вертелась рядом, хлюпая лапами по лужицам, вплеснувшимся из бочки. Слова чернавки до сих пор набатом били в моей голове, заставляя хмуриться. Я не хотела и не собиралась думать о браке с принцем Варассой до поры до времени. Меня не волновали ни его внешность, ни нрав, потому что я была уверена в своей власти над ним. Но мысль о совместной ночи, о близости, присущей супругам… Я не могла преступить через себя, не могла предать его. Каланта обязует меня родить наследника, но до тех самых пор я сохраню себя любыми возможными способами.       Я ударила по воде, и та с плеском разлетелась каплями в разные стороны. Маришка даже вздрогнула, закончив с моими волосами. Злость заклокотала где-то на уровне моего горла, но я задушила ее, медленно выдохнув. Я знала, чем обернется мое согласие на предложение Каланты, я была готова разделить с принцем Варассой многие ночи после свадьбы, чтобы не взращивать пересуды. Но в моих действиях не будет искренности, только холодный расчет.       — Я закончила, княжна, — объявила чернавка и помогла мне обтереться полотенцем.       Шульги говорил, что королева Каланта собиралась зайти, поэтому для встречи с ней я выбрала красный сарафан с вышитыми золотыми огнедышащими змеями — символами Красногорского Княжества. Уже завтра портные займутся моим гардеробом, но сегодня я пока оставалась княжной Красногорья.       Раздался быстрый стук в дверь. Чернавка поспешила впустить гостя, но на пороге никого не оказалось. Я нахмурилась, выйдя в коридор. Кто бы то ни был, но след его уже простыл. Я опустила взгляд и удивленно вскинула брови. У моих ног лежала самая настоящая ивовая ветвь, перевязанная красной лентой, и бумажный сверток. Подняв нежданный дар, я вернулась в комнату. Маришка заинтересованно сверкнула глазами.       — Позвольте, я посмотрю, княжна. Мало ли что там может быть…       — Оставь, — я махнула рукой, отвязав красную ленту от ветви. На ней аккуратным почерком была выведена фраза:       «Добро пожаловать в Эголлу, княжна Сильванна».       Красный — цвет правящего Дома Камня и Ивы, а ивовая ветвь и вовсе говорила сама за себя. Видимо, королева Каланта не смогла прийти лично, поэтому подослала слугу, чтобы оставить приветственный дар. Я улыбнулась, осторожно развернув бумажный сверток. Там оказался тонкой работы гребешок для волос. Насколько я могла судить, он был выдолблен из цельного черного мрамора и представлял собой сплетение все тех же ивовых ветвей, украшенных драгоценными камешками.       — Очень дорогой подарок, — заметила Маришка, сощурившись в простодушной зависти.       — Придумай на завтра прическу, чтобы я могла вставить гребешок в волосы, — коротко наказала я, снова завязав ленту на ветке, а драгоценность сложила в свою шкатулку. — Теперь принеси ужин и отправляйся отдыхать. С рассветом будь у меня.       — Как пожелаете, княжна, — отозвалась чернавка, откланялась и выскользнула за дверь.       Я прислушалась к ее удаляющимся шагам и прикрыла глаза, прижав дарованную ветвь к груди. Без листьев, она представляла собой самый обыкновенный прут, но я-то знала, что в Эголле ивовые ветви дарят только самым важным людям, самым желанным.       — Спасибо, — прошептала я пустоте и бережно уложила подарок под подушку. Сердце мое радостно прыгало в груди, словно тоже знало — меня здесь ждали.