Кровавый Ангел

Свобода или одиночество?

Одиночество или уединение?

Если слово «уединение» перевести на хангыль, затем перевести полученное слово 은둔 на английский, а после снова на хангыль, то мы получим 외로움, что значит «одиночество».

Никто не станет этого делать, да и незачем. Ведь если сделать это, может сложиться впечатление, что мудрый корейский народ намекает нам: как бы мы ни прятали за другими словами, действиями и масками свое одиночество, оно все равно останется с нами.

Ryuichi Sakamoto - Solitude Незнакомые пальцы, но в знакомой мелодии, выводили замысловатые фигуры, порхая и едва касаясь клавиш. Боль, обида, отчаяние, безмятежность, прощение и прощание отражались эхом в полутемных сводах храма.  Единственный слушатель - фигура в обсидиановом плаще и таком же камзоле, склонившаяся в тени на скамье в третьем ряду. Растворяется, падает и снова возносится куда-то, где уже не ждут. Отчаянно молит, но смиряется. Чувство настоящего падения легкой улыбкой проскакивает на губах.  Больше спешить некуда.  Прекрасное и одновременно изуродованное лицо внешне спокойно, беспристрастно, но на каждом нажатии клавиши, на каждой высокой ноте, каждый нерв дергается внутри тела, отдаваясь тупой болью в виски. Хочется завыть и обратить на себя внимание, но в то же время - слиться с деревянной жесткой скамьей, раствориться и облаком незаметно вылететь в открытое окно.  Маленькая передышка в виде партитуры, и снова нити души натягиваются в текущей по венам, острой, как кинжал, мелодии. Пальцы, уже свои пальцы, сжимаются на коленях, глаза закрываются сами собой. Внутри малодушно можно побыть ещё там, где не быть уже никогда и не услышать того, что сказал Он.  Внешне ни одна эмоция не покажется на прекрасном, но изуродованном лице, но внутри снова кипит ураган, и мысли, и воспоминания, которым нет места ни в этом храме, ни в украденном сердце. 

***

Сколько оттенков может быть у тишины?  Кажется, что не хватит всех пальцев на руках и ногах, чтобы сосчитать их.  Эта тишина не была умиротворенной и не была больной, она была…пустой. В ней не рождались мысли и не текли воспоминания. Она не отнимала надежду, но и не дарила её. Она окутывала с ног до головы, позволяя физической боли спокойно взять контроль. Всё тело разламывалось, как будто он и правда упал с крыши храма. Но он точно знал, что этого не было. И что никто не упал с той крыши вчера вечером, он тоже знал. Понимал он, и сколько сейчас примерно времени, и какой день, и что его руки были в несколько плотных слоев перебинтованы от самых локтей до пальцев, которыми так и не удавалось пошевелить.  Но что толку от этих знаний? Разве, они кому-то важны?  — Владыка, — нерешительно вошедший Эсраил замер в дверях покоев, слегка поклонившись. Голубые сапфиры смотрели прямо на него, но полковник был готов поклясться, что те смотрят сквозь, куда-то дальше этого места, этого храма, этой жизни.  Чан дождался короткого кивка и подошел к кровати. Сколько бы раз он ни видел настоящее лицо брата, кажется, никогда не привыкнет к нему. Видимо, тень сожаления проскакивает на собственном лице, потому что сапфиры вмиг загораются огнем. Тишина прерывается. — Последние воины Тьмы найдены и заключены под стражу, тем, кому не удалось сбежать, конечно. Генерал Бин в темнице. Всё закончилось, мы победили. Народ очень ждет своего Владыку. Вы выйдете к ним?  Феликс отворачивается к окну. Полуденное солнце, наконец загоревшееся впервые за долгое время в Погребении, отражается в стеклянных глазах.  Смута кончена.  Руки не ощущаются частью собственного тела. Кожа на теле как будто лопается под рубцами, оставленными где-то глубоко внутри. — Скажи ты, Эсраил. Выйди к ним.  Полковник вслушивается, чтобы разобрать тихую речь. Ни на небесах, ни в Погребении он ещё ни разу не слышал этот голос. Поднявшийся, словно, из самых глубин океана, он звучит так, как будто цепляется за берег, но никак не может достать до него.  — Да, конечно, отдыхай, брат.  Дверь тихо скрипит, Феликс пытается пошевелить хотя бы ногами, но и те отказываются его слушать. Да и какой смысл.  Ему некуда больше идти.  — ВОЗРАДУЙТЕСЬ И ВОЗБЛАГОДАРИТЕ СУДЬБУ! ПРОРОЧЕСТВО ИСПОЛНЕНО!ВЕЛИКИЙ И БЛАГОРОДНЫЙ ВЛАДЫКА ВЕЛИАР ОДЕРЖАЛ ПОБЕДУ НАД КОВАРНЫМ ЗМЕЕМ И НАД УЖАСОМ НАШИХ ЗЕМЕЛЬ - МОГУЧИМ КНЯЗЕМ ТЬМЫ…— звучит даже в покоях Стража усиленный в десятки раз заклятием голос Эсраила.  Феликс прикрывает глаза.  Он смог. Он уберег Астарота, он уберег Хенджина, от Зверя. Ему больше ничего не угрожает. Его главный враг наконец заточен навеки в своей персональной гробнице с вечно кровавым закатом. Но почему тогда так больно?  — Будь проклят тот день, когда я привязал тебя! Любовь - это недуг, это проклятие, но у неё есть своя природа. Не поддающаяся логике и здравому смыслу, но есть. Она болезненна и исцеляюща одновременно. Она придумана самой природой. Она разрушительна и созидательна, она коварна, но она естественна.  А привязка - это одержимость, обсессия, которая порочит светлое неизведанное чувство. Это клеймо, которое путает и мысли, и разум, и сердце.  Это позор для того, кто когда-то и правда любил.  «Неужели ты был настолько жесток, что  не нашел другого способа покончить со мной? Что вообще тебе было нужно от меня, кроме моей крови? Как мог ты рассуждать о чувствах и требовать их, когда сам спутал всего меня и соврал?» Беспомощность убивала Велиара. И физическая, и духовная. Он сорвал все свои маски, но зачем это было нужно? От чудовища внутри он так и не избавился, зато погубил множество душ, спасая всего одну. Снова.  Глаза закрылись, надеясь открыться в следующий раз уже в другой жизни. Или не в жизни. 

***

На середине мелодии, он бесшумно встает из-за скамьи. Тяжелая маска с пустыми глазницами остается лежать там. Он выходит на свет в начале зала и становится прямо за спиной дирижера. Несколько пар глаз скрипачей из первого ряда, которые не задействованы в этой композиции, нервно поглядывают в его сторону. Маэстро чувствует присутствие самой Силы за своей спиной, но методично завершает этюд до конца.  Кивнув музыкантам, он разворачивается.  — Владыка, что-то не так?  Феликс игнорирует дирижера. — Если вас что-то пугает….— голубые кристаллики из-под длинных платиновых прядей пристально смотрят на скрипача в первом ряду. — Если вас пугает мой вид, например…— холодок пробегает по каменному полу храма. — Вы можете уйти прямо сейчас.  — Владыка, я не думаю, что…— рука в перчатке взмывает в воздух, дирижер замолкает.  — Господин Хирано, вы не должны решать, когда им испытывать страх, а когда нет. Никто не в праве решать это, — коротко глянув на маэстро, Феликс снова повернулся к музыкантам. — Ну?.. В образовавшейся тишине неожиданно раздается тихий всхлип. Скрипач из первого ряда вскакивает и сразу же падает на колени. Феликс смотрит на него ничего не выражающим взглядом, но каждый нерв натягивается снова, готовый разорваться и унести с собой в Бездну своего хозяина.  «Неужели все будут всегда видеть меня так?» — Ступай, — реакции не следует. Феликс делает небольшой шаг к фигуре, сгорбившейся на полу.  — Я сказал, иди.  Мужчина, подрагивая, поднимается на ноги, но сразу же сгибается в низком поклоне. В таком положении, и подхватив инструмент, он уносится неровным поступью в сторону дубовых дверей.  Когда его шаги перестают отдаваться эхом в зале и в голове Феликса, тот снова обращается к дирижеру. — Господин Хирано, вас тоже это касается. Если хотите - можете уйти.  Улыбка мужчины отражается в голубых сапфирах. Дирижер, не оборачиваясь к оркестру, поднимает тонкую палочку длинными пальцами и склоняется в небольшом поклоне.  — Хорошо. 坂本選手を続けてください*, — Феликс идет обратно к скамье, на ходу добавляя. — 避難する空**. Ryuichi Sakamoto - The Sheltering Sky (piano+strings original ver.) Мягкий воротник душит его. Пальцы скручиваются в тяжелых перчатках. Темные пустые матовые глазницы со скамьи сбоку от него затягивают на свою глубину. Не хочется смотреть туда. Хочется сбежать от этого всего.  Но куда бежать, если самое большое зло находится прямо внутри тебя? 

***

Ryuichi Sakamoto - The Sheltering Sky (piano+strings original ver.) - с 3:00 min Давно отзвучавшая мелодия отскакивает от мраморных колонн и отдается эхом в голове у Феликса. Быстрым шагом он пересекает лестницу и оказывается на крыше храма. Зверь не прекращает рычать. Он рад? Доволен?  Феликс срывает плащ. Ледяной ветер треплет длинные волосы и тонкую черную рубашку с V-образным вырезом. Внутренности же обжигает каленым железом очередной рык.  Зверь потешается над ним.  Феликс воет пока ещё своим голосом.  — Что тебе нужно? — в отчаянии спрашивает он, а в голове возникают сами собой солнечные блики, отскакивающие от глянцевого бока черной «хонды». Летние зеленые лужайки и яркая синева реки отражается в мутных глазах. Он буквально чувствует травинку, застрявшую в волосах. Через мгновение она будет убрана заботливой рукой.  Его рукой.  Этот сон он видит уже не первый раз. Но сейчас Зверь смог добраться и до него, до самого сокровенного. Тепло родных рук исчезает с талии, оставляя за собой лишь очередной порыв холодного ветра, беснующегося над Сердцем Погребения.  «Если самое важное и дорогое я уже спас и потерял, что ещё мне делать без Него? Ждать, пока Зверь разорвет меня окончательно?» — Эй, ты! Хочешь крови, да? Так возьми! Закончи то, что начал тогда, в лесу!… Феликс выдыхает и отдает себя страшной силе полностью.  Чужой оскал покрывает прекрасное, но изуродованное лицо. Зверь несет его прямо к низкому кирпичному ограждению на краю крыши. Феликс ловко заскакивает на него и закрывает глаза. Ветер раскачивает его. Ощущение свободы так близко. Искренняя улыбка пробивается сквозь страшный оскал.  Зверь подначивает его, тянет за штанины и лодыжки. Во всём теле медленно растекается легкость.  Он чувствует, как последние лучи закатного солнца ласкают его, скользя по лицу. Прощаясь. Прекрасные глубокие обсидианы отпечатываются на внутренней стороне век, заставляя их трепетать.  С очередным порывом ветра он летит.  На каменный пол.  Тяжелая рука сжимает его собственную до боли. Острый локоть впечатывается прямо в кадык Эсраила. Слышится сдавленный вопль. Зверь беснуется.  Феликс идет снова к краю, забирается обратно. Чан поднимается, неровной походкой подбегает туда же и просто обхватывает за туловище архангела. Он не может сдвинуть его с места, тот спокойно раскачивается у него в руках, несмотря на мертвую хватку. Чан забирается на кирпичный уступ рядом, хватая за руку Зверя.  — Велиар, прекрати, — тихо говорит он.  Налитые кровью сапфиры разворачиваются к нему, но уродливый оскал не позволяет губам сложиться в какие-либо слова.  Чан с отчаянием смотрит в ответ. Проведя столько лет рядом со Зверем, он так и не смог помочь брату избавиться от этого жуткого недуга. Это будет преследовать его до конца жизни. Либо они оба прямо сейчас покончат с этим бесконечным круговоротом вины. Чан не против.  Феликс на краю Сознания ловит очередное дежавю, и потом ещё одно.  «Неужели все близкие мне люди будут оказываться со мной на грани Жизни и Смерти, выбирая Смерть?» Чан замечает долесекундный проблеск в глазах брата. Непонятно, что это, но это точно не Зверь.  Он резко делает шаг в сторону и падает на крышу, утягивая со всей силы за собой Велиара. Падение выходит очень болезненным, но ни в какое сравнение не идет с тем, чтобы было бы от полета с высоты храма.  — Что ты делаешь?! — Чан держит рычащего Зверя. Тот бьет его везде, где достанет, и не прекращает брыкаться. — ОТПУСТИ МЕНЯ.  — Нет… — получив в живот, сдавленно отвечает Чан и наваливается боком на брата.  — Ненавижу! — Чан прикрывает голову от новых ударов и искренне не понимает, за что этому самому светлому и самому достойному юноше выпало такое проклятие. Сердце сурового полковника обливается кровью.  Спустя еще пару минут отчаянной борьбы, Феликс замирает.  В голове вдруг появляется новое видение, которого раньше не было.  Его Князь Тьмы, его…Хенджин. На полу в прихожей собственной квартиры лежит в луже крови, бьется в агонии и кричит, кричит, кричит… — Прекрати! Нет!… — Что? — непонимающе приподнимается Чан, но архангел уже не оказывает сопротивления. Он отползает назад, врывается ногтями в платиновые волосы и загнано смотрит в одну точку. Словно, и правда зверь, пойманный в клетку. Если клетка - это само тело архангела. А Хенджин тем временем уже не в прихожей. Странные образы летящих во все стороны щепок и падающих с грохотом каких-то шкафов меняются на безумные глаза с расширенными зрачками и окровавленные руки.  Его руки. Спину прорезает тысяча осколков на шипящем полу.  — Нет! НЕТ! Этого не было!  Ясно, что Зверь, когда понял, что полетать с крыши не удастся, взялся за архангела изнутри и просто путает его мысли, придумывая несуразные видения, ничего не имеющие с реальностью, чтобы свести его с ума окончательно. Так ведь?  — Велиар! Ты меня слышишь?! - Чан пытается докричаться до архангела, но тот отскакивает от него дальше в какой-то угол.  Вместо брата Феликс видит впереди…себя. Держащего тяжелый металический прут, с конца которого сыпятся искры. Он замахивается и снова слышит истошный крик. Но то больше не безликие голоса тысяч истерзанных душ. Это голос Хенджина.  Феликс кричит вместе с ним, а брюнет снова лежит в крови на полу прихожей. И никого вокруг нет.  — НЕТ! Это был не я! Не я!… — агония заполняет каждую клеточку, Зверь довольно ревет. — Он жив, жив!….я бы не…я бы никогда… — Я знаю-знаю, ты бы не причинил ему вреда, брат, все знают, — Чан наконец ухватил в тяжелое кольцо рук бьющегося в истерике и ставшего в момент хрупким стеклышком великого Стража Света. Несколько теплых дорожек стекли вдоль трех уродливых мертвых полосок кожи на прекрасном лице. Перед глазами всё расплывалось. — Я бы никогда…— еще раз в забытье заверяет Феликс Чана.  — Да-да, я знаю, всё хорошо. Он в порядке, я уверен…— Чан крепко держит парня, пытаясь успокоить, но… сам не понимает, верит ли он в то, что говорит ему. И верит ли в то, что Велиар или Зверь не причинят вреда Астароту. Или еще кому-то.  Он уже ни в чем не уверен, но продолжает тихонько поглаживать по спине брата. В то время, как по собственной коже ползут тысячи холодных мурашек.  Ему кажется, что он гладит белого волка, лишь на время утолившего дикий голод. 

***

С каждым днем ему становится лучше. Тело крепнет и дух вместе с ним. Мысли о Страже уже не заполняют его голову 24/7. Постепенно он отвлекается. Сначала на тупые шоу по телевизору, затем на человеческие книги и фильмы. Пропускает через себя несколько новинок от «Нетфликс», над одной из которых даже успевает пустить слезу.  Первая неделя декабря приносит в Сеул намёк на снег и наконец первый за долгое время крупный проект для Хенджина. Он радуется этому, но браться за дело не спешит. Сомнения в собственных силах и состоянии всё еще терзают душу.  Холодным, но солнечным утром ему приходится встать аж в 9 утра, даже раньше утренней газеты. Шаркая тапочками, брюнет открывает дверь и заспанными глазами смотрит на незваного гостя.  — Только не говорите, что клиника назначила мне в психотерапевты вас. Даже не пытайтесь. Я не поверю в эту чушь. — Хенджин, я считаю, тебе действительно нужен психотерапевт, но да, я здесь не за этим, — мужчина в очках и сером пальто и в таком же шарфе бесцеремонно проходит внутрь квартиры мимо ошарашенного брюнета. — Я здесь, потому что теперь  ты всё знаешь.  Хенджин закрывает дверь и скрещивает руки на груди.  — Что вам надо?  — Убедиться, что ты не натворишь глупостей, — Сынмин уже скинул пальто и, по пути закатывая рукава на рубашке, начал осматриваться, проходя вглубь комнат. — Для начала, где у тебя место, откуда ты совершал «переходы»? — не видя реакции, Сынмин обходит кухню, заглядывает в гостиную и останавливается посреди коридора.  — Я всё равно узнаю, но ты можешь сказать сам, это упростит задачу.  Хенджин всё еще в шоке скептически поднимает бровь.  — Ладно, я понял. Узнаю сам.  — Какого черта?! — Хенджин подлетает к пророку, но тот, резко распахнув дверь подвала, уже спускается по шаткой лестнице.  Хенджин нагоняет его только внизу.  Сынмин стоит у стены, за отодвинутым шкафом, и держит руку на голом камне, слегка склонившись.  — Это здесь. Я чувствую столько боли…Но…там ничего нет?  Хенджин стоит у лестницы, скрестив руки, и с вызовом смотрит на странного психотерапевта.  Сынмин отлипает от стены и оборачивается на парня.  «Ты не перестаешь удивлять, Астарот». Хенджин тактично указывает гостю на выход.  Поднявшись наверх, Сынмин останавливает брюнета, взяв его за рукав футболки.  — Хенджин, ты справился с зависимостью.. это похвально, но…— карие глаза буквально испепеляют его. — Тебе надо чем-то всё равно заняться. У тебя есть работа? — кивок. — Ты в состоянии её выполнять?  Хенджин выпутывается из некрепкого «плена» чужой хватки и отходит к стене.  — Я получил проект, но пока не уверен, что могу выполнить всё в срок.  — Хенджин. Ты всегда можешь позвонить мне, если захочешь…поддержки… — Мне не нужна никакая «поддержка».  — Хенджин, я дал слово! — Сынмин неожиданно для себя и несвойственно чуть повышает голос.  — Какое слово? Швырнуть в меня книгой с прошлым этого….этого…Его…— Хенджин от возмущения давится воздухом и не может сформулировать мысль до конца.  — Нет. Слово проследить, что ты будешь в порядке. Когда всё узнаешь.  Сынмин глубоко вдыхает и успокаивается. Нельзя так. Он же врач. Снова протягивает визитку.  Брюнет нехотя берет бумажку и провожает гостя до двери. Пока тот надевает пальто, Хенджин заламывает пальцы на руках, но все же не выдерживает.  — Вы ведь Исайя?  Пророк оборачивается и медленно кивает.  — Скажите…Он всегда был таким…таким…Он сейчас…он правда… — Чудовище? — внезапно выдает психотерапевт.  Хенджин с удивлением смотрит в серые озера под тонкими очками.  — Ты мне скажи, — мужчина затягивает шарф. — Как оказалось, ты знаешь его лучше всех нас.  Хенджин провожает взглядом фигуру, скрывающуюся в маленьком снежном вихре.  *** Он в пятый раз читает предложение от заказчика.  «Проехал 400 км из Пусана просто чтобы убедиться, что я не…не ширяюсь? Бред. Он сразу пошел искать место для «переходов».  Злость на Стража по поводу того, что он хочет контролировать его даже так, на расстоянии, быстро сменилась рациональной грустью. «Велиар ведь ничего уже не может узнать от этого чокнутого пророка. Велиар…» Он повторял это имя вслух периодически, зачем, и сам не знал. Но  в эти моменты, на мгновение, появлялось больное ощущение присутствия архангела.  Архангела.  Хенджин отложил ноутбук и нерешительно сел на диване. Посмотрев в окно, он закрыл глаза и представил образ, который так старался забыть.  — Велиар.  Тишина комнаты ему не ответила.  «Боже, что за бред. Ты смешон» Но упрямство или поехавшая крыша не давали сдаться так просто.  — Эй…слушай…ты, засранец. Да-да, ты. Веселишься там на своих огненных пони? Надеюсь, ты доволен. Но знаешь, если что, я тут и я жив. И умираю тут со скуки без твоих тупых шуток. И…— Хенджин сглотнул ком в горле и попытался вернуть голосу усмешку. —…кончай всё это дерьмо и возвращайся. Ты…нужен мне.  Хенджин открыл глаза, с минуту смотря на яркое зимнее солнце, бьющее в окно, и горько усмехнулся.  «Не позорься. Демон, который молится. Я в шоке с тебя» Отмахнувшись от своего же голоса в голове (Астарот и правда молчал всё это время), он снова взял ноутбук и вдумчиво стал читать письмо в шестой раз.  *** Однако это был далеко не последний раз, когда брюнет пытался воззвать к падшему архангелу.  Шла уже вторая неделя работы над проектом, который Хенджин все-таки принял. Суета накрыла его. Давно забытое занятие заняло все мысли парня, он даже стал чаще улыбаться. Конечно, когда его не бесили.  Проект дизайна одного из новых современных офисов в центре Сеула был интересен и значим для него, туда уходило много сил, энергии и нервов, но это было лучше, чем валяться на диване в яме самобичевания.  Близилось Рождество.  «Дэдлайны горели», работа занимала почти всё время Хенджина. Отрисовку макетов он делал дома, но на месте, в бизнес-центре, тоже было полно дел. Когда он бывал в офисе, то чаще всего возвращался  домой очень поздно.  Периодически к нему так же исправно заходил Сынмин. Постепенно его присутствие в жизни перестало напрягать парня. Доктор был интересным собеседником и явно многое повидал. Они начали общаться длиннее, чем простое «проведать, не натворил ли ты чего». Нередко они болтали на кухне за чашкой чая на разные темы от философии до политики.  Табу было только на одну тему. Погребение и всё, что с ним связано.  Однако кое-что оставалось неизменным. Что-то, о чем он не рассказывал даже Сынмину.  К списку нездоровых бесед с Астаротом, Дэвидом и Кками добавился ещё один пункт.  Каждый вечер, приходя с работы или заканчивая её дома, он снова сидел, как и сейчас, в полумраке своей спальни и тихо шептал куда-то в пустоту слова для Него.  Иногда он просто рассказывал Велиару о том, что произошло за день, жаловался на нервного заказчика, на бригаду, которая не успевала с «черновой отделкой» до выходных, на поставщиков, привозивших не те материалы или что-то с «браком».  В другие дни он с воодушевлением объяснял детали почти завершенного проекта, с трепетом рассказывая, что он снова придумал. В третьи же… В общем, нет. Он не страдал.  Хенджин кивнул себе и укрылся теплым одеялом.  — Доброй ночи, мой Страж.  Кстати, о Кками. Чонин должен был вернуться на каникулы и, вероятно, забрать пса. Эта мысль так удручала Хенджина, что он в шутку подумывал даже спрятать куда-нибудь «ребенка».  Как будто почуяв настрой хозяина, пушистый комок шерсти забрался на кровать и уткнулся мордочкой в сонное лицо.  — Хотя бы ты меня не оставляй, — прошептал засыпающий парень. 

***

Мягкое ровное белоснежное покрывало скрепит под ботинками. Почти безветренный вечер не тревожит замерзшее лицо. В этом году сеульцы неожиданно лепят снеговиков и радуются превышенной норме осадков в регионе.  А Хенджин доволен, что больше не нужно беспокоиться о зонтах. Он практически добегает до подъезда, стряхивая с волос маленькие снежинки.  Пальто и белый шарф отправляются на вешалку, а хозяин дома - на кухню.  Ещё через полчаса в приглушенном свете над столом он с удовольствием открывает коробку только приехавшей пиццы и наливает немного шампанского в бокал, кидает взгляд на время.  — Ты празднуешь Рождество? Ну, конечно, ты же «верующий»…конечно празднуешь. Хенджин всматривается в пузырящуюся жидкость и представляет огромное распятие с мечом и змеей, украшенное елочными игрушками и гирляндами. Страж в своей уродливой маске и красном колпаке, упираясь в изножие креста, водружает на верхушку звезду.  Усмешка сходит с лица, он осушает бокал залпом.  До Рождества оставалось меньше часа.  Он был вполне доволен своим вечером. Офис был чудом сдан ещё сегодня в обед, заказчик на радостях выписал неплохую премию к основной работе, сам он успел заказать доставку (готовить на одного было как-то странно), зайти в магазин и даже позвонить Чонину и Сынмину.  Первый, под грустным взглядом карих глаз, всё-таки забрал Кками, но очень звал Хенджина справить праздник с ним и бабушкой. Брюнет отказался.  Со вторым же он был не против посидеть и выпить чего-нибудь, ругая оппонентов предвыборной гонки в правительстве Кореи. Но Сынмин, к сожалению, не смог приехать, и вот Хенджин здесь, на своей кухне, с пиццей и шампанским, размышляет над своим желанием. Эта маленькая людская традиционная причуда отозвалась в нем теплой нежностью, хоть и не без очередной усмешки над самим собой. Он закрывает глаза на мгновение, открывает их и шепчет что-то кусочкам салями в пицце.  — С Рождеством, Велиар, — говорит он уже вслух и, не дожидаясь полуночи, шутливо салютует в пустоту, сразу же осушая очередной бокал.  Лампочка на кухне мигает, раздается хлопок, и пространство вокруг погружается во мрак. — Вот черт, — Хенджин недовольно цокает и поднимается из-за стола. На ощупь он собирает еду, бутылку и бокал, чтобы отнести это в спальню и там продолжить свое празднование.  На кухне по-прежнему слишком темно и он, двигаясь спиной, добирается до окна, выходящего на подъезды, отдергивает тонкую шторку, и часть света с улицы немного проникает внутрь. Из-за окна слышатся первые хмельные голоса поющих рождественские гимны горожан.  Хенджин слегка улыбается уголком губ. Все-таки классно, что люди могут искренне радоваться такой мелочи, как праздник, сути которого многие, может даже, не до конца понимают. Религия не делит людей на тех, кому можно справлять, а кому нет. В каждой стране и в каждом народе есть этот праздник, он лишь называется по-разному и отмечается в разные даты.  К великому огорчению парня, в спальне тоже отсутствует свет. Видимо, администрация города решила, что в рождественскую ночь свет людям не нужен, свет у них в душе.  «Ага, искрящийся и высокоградусный» Хенджин рассмеялся в тишине квартиры. Как же не хватало Сынмина, он бы сейчас точно пояснил за экономию ресурсов на гражданах Кореи.  Брюнет пробирается в прихожую за зажигалкой, а затем снова на кухню - за ароматическими свечами, которые сегодня купил. Жаль их так расходовать, конечно, но выбора нет. Запах приятный, с корицей и какими-то пряностями. В магазине сказали, что эти самые популярные, вот он и купил.  Глаза уже привыкли к темноте, и он с легкостью протискивается со своей «добычей» мимо стола. Фонарь с улицы освещает ему путь. Хенджин невольно бросает взгляд в окно. «Свет действительно очень яркий. Может и не надо сюда лампочку? Сэкономлю на электричестве. Да, электричества с меня хватит…» - усмехается про себя парень и замирает. Под фонарем на противоположной стороне улицы стоит темная фигура в тени.  Свечи медленно отставляются, не глядя, на стол. Хенджин чувствует, как у него похолодела спина. Он и сам не знает, почему. Он не видит даже мужчина это или женщина, не видит одежды и глаз, но отчего-то становится не по себе.  «Мало ли, кто-то накатил уже и вышел провериться» - отмахнулся парень сам от себя, но все-таки прошел до прихожей и зачем-то дернул дверь.  Закрыта.  Вернувшись за свечами, он, разумеется, снова смотрит в окно.  На улице никого нет.  Кивнув себе, он идет в спальню, неспешно расставляет там всё, что принес, наливает очередной бокал пузырящейся жидкости, ищет пульт от телевизора, скидывает тапочки. Босых ног касается морозный холодок от сквозняка.  «Странно. Окна закрыты. Минуту назад было тепло, а сейчас сквозит, как будто…» Парень разворачивается и быстрым шагом, непонятно зачем, идет опять в коридор.  Дверь в подъезд слегка приоткрыта.  «Что за черт?» В подъезде никого нет, только приглушенные звуки «тостов» из-за дверей соседей. Он захлопывает свою дверь и держится за ручку. Давно забытые когти медленно сдавливают горло изнутри. «Пожил всего два месяца вне Погребения, а уже боишься каждого звука. Успокойся» Хенджин старается посмеяться, но ноги уже несут его на кухню.  Темная фигура снова там.  И как будто смотрит на него, укрытая тенью от фонаря.  «На пьяного не похож» В голову закрадываются рациональные, но не самые приятные мысли.  Он тут сидел весь вечер, на свету. Должно быть, даже через шторку, его могло быть видно, квартира на первом этаже, окно прямо на дорогу.  «Да почему я вообще об этом думаю?»  Но дверь-то была закрыта.  Силуэт в окне тем временем не двигался и продолжал стоять на месте.  Страх неизвестного боролся с упрямством в душе парня. Победило, как всегда, второе.  Накинув неизменно (с некоторых пор) белый шарф и пальто, он выходит из дома. Свежий воздух немного «прибирается» в голове парня. Хенджину становится немного стыдно от самого себя. Что он скажет незнакомцу?  «Простите, я холерик с повышенной тревожностью - пожалуйста, прекратите смотреть в моё окно?» Невесело усмехнувшись, он ищет глазами силуэт под фонарем. На улице, оказывается, довольно людно. Хенджин слышит знакомую мелодию из чьего-то открытого окна.  Ryuichi Sakamoto - Merry Christmas Mr. Lawrence (piano+strings orig.ver.) Хенджин выставляет руку. Несколько мокрых снежинок падают на нее и сразу тают. Растирая ладони, он медленно идет вдоль по улице. С каждым шагом легкие наполняются свежестью. Он вдыхает глубже.  Редкие машины сбоку иногда весело сигналят. Вокруг достаточно светло от горящих вывесок работающих заведений. Он видит счастливые лица пронесшихся мимо подростков. Парень с девушкой  перебегает улицу, хватаясь друг за друга и крича что-то.  Мимо по тротуару идут в обе стороны случайные прохожие. Доносится запах чего-то сладкого и пряного. «Интересно, что бы Ты хотел на Рождественский стол?»  Кто-то задевает его плечом в увеличивающемся на глазах потоке людей.  — Простите!… Хенджин кивает и улыбается извиняющемуся парню. Группа мужчин, стоящих у открытой машины, громко о чем-то спорит и смеется. На капоте машины лежит мигающая  гирлянда. Из динамика играет та же мелодия.  Раздается хлопок, на секунду всё замирает. Но уже через мгновение небо окрашивается в разные цвета. Смех, голоса и веселые крики возвращаются. Кто-то бежит успеть до полуночи домой, а кто-то уже вальяжно открывает соджу с друзьями прямо на лавочке.  Перед глазами всплывают его хвостатые приятели. Как бы он хотел сейчас побыть с Нэко и Йоном. На противоположной стороне снова виден неясный силуэт. Хенджин, не отводя взгляд, медленно идет дальше, параллельно странной фигуре.  Периодически группы празднующих оттесняют его немного, но он снова ищет глазами свою цель.  Редкие проезжающие машины тоже иногда перекрывают обзор противоположного тротуара. Метель немного усиливается, Хенджин кутается в шарф, вдыхая не лишний раз его запах.  Сквозь тонкие вихри снега он щурится и всматривается вдаль.  Тень, за которой он следует, очень далеко.  Он не знает, что он ищет, зачем все еще идет, просто продолжает ступать по мягкому снегу, обходя фонарные столбы, пешеходов и скамейки.  Мимо движется компания с бенгальскими огнями. Искры летят во все стороны, осыпаясь пеплом на белоснежный ковёр.  — Простите, а у вас не будет?… — Конечно, хубэ! Держи!  Высокий мужчина своим громким басом смешивается с воплями детей, бегающих вокруг Хенджина.  — Спасибо, с Рождеством. Слегка замерзшими пальцами он чиркает зажигалкой. Наверное, он выглядит странно, но его это мало волнует. Маленький огонек на конце тонкой палочки следует за брюнетом дальше в центр города. Тысячи горящих  капелек осыпаются в снег синхронно с широкими шагами.  «Может, и хорошо, что твоя тревожность заставила тебя хоть выйти из дома. На улице и правда хорошо» Хенджин откидывает догоревшую тростинку в урну. Ледяная рука возвращается в карман.  Он смотрит вперед: кто-то прямо на тротуаре играет в ттакджи* Ветра практически нет, квадратики из картона, как положено, отскакивают от асфальта в специально расчищенном от снега кружке. Парень обходит «игровое поле» аккуратно, чуть выходя на дорогу. Смотря, по сторонам, хотя машин почти и нет, в очередном отсвете от фар он видит что-то знакомое.  На долю секунды, в случайном блике, ему кажется или он успевает заметить бледное, как снег лицо, подсвеченное яркими фарами, и платиновые струящиеся пряди.  «Нет» «Да» Этот короткий диалог в голове растворяется в мелькающих впереди улыбающихся лицах, пока Хенджин быстрым шагом пересекает улицу.  Чем ближе он продвигается к центру города, тем тише для него становятся окружающие его крики и голоса.  Но тревожная мелодия, оставленная давно позади, как будто продолжает звучать в голове, подгоняя брюнета двигаться ещё быстрее.  Одной рукой он прикрывает лицо от врезающихся в него снежных струек, другой - отмахивается от всплывающих периодически мыслей по типу «Не сходи с ума. Мы это уже проходили».  Теперь уже знакомый силуэт маячит на расстоянии метров двадцати, но снова на другой стороне улицы. Он не перебегает больше дорогу и, повернув, голову, идет дальше, ускоряя шаг.  Призрачная фигура опять исчезает, смешиваясь в шумной толпе. Хенджин напрягает зрение, не прекращая идти, и спустя пол минуты снова видит очертания. Тень больше не исчезает.  Она движется примерно в одном темпе с брюнетом, но всё еще слишком далеко.  Хенджин срывается на бег.  Метель усиливается, треплет полы пальто и темные волосы. Хенджин не замечает врезающихся в лицо острых льдинок, расталкивая людей и попутно извиняясь, он бежит вдоль дороги, не упуская из вида призрачную надежду.  Ноги периодически проваливаются в особо глубокие ямки, скрытые снегом, он проскакивает между процессией со звенящими бокалами. Сквозь десятки лиц и тел он видит одно. Холодный воздух уже режет легкие от частых вдохов, а мышцы немного тянет от непредвиденной нагрузки. Но он не замечает этого. Шум улицы постепенно стихает. Поскальзываясь на очередном пешеходном переходе, он стягивает шарф и на ходу сует в карман, чтобы не мешало, распахивает пальто и прибавляет скорости.  Хенджин несется мимо домов, где нормальные люди уже празднуют в кругу семьи. На очередном перекрестке он ещё раз поскальзывается и хватается за ближайший фонарный столб, чтобы удержаться. Подняв голову, он снова не видит свою призрачную тень.  Хенджин озирается по сторонам, резко дергая головой, изо рта вырывается пар маленькими облачками.  Он пытается отдышаться.  Тело кажется ему тяжелее раза в два.  Он запускает пальцы в длинные темные пряди и закрывает глаза.  Глубоко вдохнув, парень еще раз спокойно осматривается. Мелодия больше не звучит: ни в голове, ни на улице. Вокруг тишина. Ни проезжающих машин, ни проходящих мимо людей. Хотя несколько минут назад он еле продирался сквозь толпы празднующих.  Хенджин ищет телефон по карманам и понимает, что не брал его из дома. Ветер стихает, снежная пелена расступается, и он видит вдалеке очертания моста через реку Хан.  Он не спеша идет дальше вперед.  До полуночи он уже не успеет вернуться домой, так хоть посмотрит на салют с реки.  Вид должен быть потрясающий.  Ступая аккуратно по мосту, который кажется очень скользким, он поднимается выше. Но ни людей, ни салюта нет. Парень в нерешительности осматривается по сторонам.  Ещё дальше впереди он видит, что все же здесь не один.  Хенджин делает еще несколько несмелых шагов, но тень, за которой он гонялся всё это время, наконец не исчезает. Ещё пару секунд, и вот он уже рядом, может дотянуться.  — Реку Хан Зевс нарёк местом клятв.  Хенджин чувствует, как сам воздух вокруг замер, как снежинки буквально зависли вокруг него.  — И в чём ты хочешь поклясться, Велиар? Собственный голос на удивление звучит ровно и даже твердо.  Архангел оборачивается и наклоняет голову в бок, как будто изучая подошедшего. Хенджин напряженно рассматривает мощные ботинки, черные узкие брюки, к которым приделан на поясе кусок черной кожи, черную кожаную куртку с каким-то замысловатым дизайном из белоснежного меха, напоминающего шарф в кармане брюнета. Мех простёган вдоль всего воротника и всей молнии куртки с обеих сторон. Под курткой была какая-то тонкая белая рубашка без горла.  Взгляд останавливается на снова отросших до плеч платиновых волосах. Они мягко струятся, обрамляя прекрасное лицо с едва заметными веснушками.  Сам парень уже не смотрит на Хенджина: его голова высоко устремлена в небо, глаза закрыты. Невесомые искрящиеся светлые пряди осторожно ласкают лицо на слабом ветру. Острый кадык выпирает на оголенной шее. Безмятежное лицо кажется бледнее обычного в несколько раз. Весь его силуэт подсвечивается огнями от фонаря и вышедшей луны, придавая его виду прозрачность и призрачность. — Это всё ведь снова в моей голове?  Феликс смотрит на него и снисходительно улыбается.  — А это важно? Хенджин впитывает до боли нужный голос и хочет слышать не эти короткие фразы, а чтобы, может быть, он…прочитал ему ещё одну сказку? Какая разница, что, главное, чтобы этот бархатный бас звучал по венам дольше, пока мóрок сна не рассеется. — Ты давно мне не снился. Почему именно сегодня?  — Не хотел, чтобы ты праздновал Рождество один? — скорее спрашивает, чем отвечает Феликс.  — С чего ты взял, что я один?  Ещё одна снисходительная улыбка на любимых губах смывает с Хенджина только появившиеся приятные чувства, доставая из недр души глубоко спрятанные боль, обиду и непонимание.  Он делает несколько шагов и встает так близко, как только может, к архангелу.  — Свет клином не сошёлся на тебе. Пока ты там прохлаждаешься в аду, я живу наконец нормальной жизнью, — сквозь зубы говорит Хенджин. Бледное лицо так близко, он заглядывает в голубые глаза. Они стеклянные.  — Тогда почему ты дрожишь? — низкий голос действительно отдается дрожью во всем теле брюнета, вот только горячее дыхание не опаляет его, и облако пара не вылетает вместе со словами архангела. Кажется, что тот просто не дышит.  Хенджин прикасается к острой скуле, отодвигая мягкие пряди.  Кожа под его пальцами ледяная.  «Можешь хотя бы в моем сне быть живым?» — Не могу.  Хенджин берет лицо обеими руками.  — Даже тут залез ко мне в голову, — длинные пальцы гладят ледяные уши и щеки. — Ты превращаешь мои сны в кошмары, Феликс. Упрямые обсидианы пытаются рассмотреть в стеклянных сапфирах хоть что-то, но те, как заговорённые, смотрят сквозь него или мимо.  Очередная злая шутка его Сознания. Видеть это невыносимо.  Как будто, смотреть на мертвеца.  «Так вот, как они выглядят. Наконец, мы выяснили» — А если я сейчас разбегусь и прыгну? — брюнет убирает руки от ледяного лица и отходит на пол шага, доставая откуда-то намек на ухмылку.  — Не прыгнешь.  Этот спокойный голос раздражает больше всех нотаций его друзей, больше людей, с кем он общается по работе, больше, чем что-либо. Жаль, что сердцу этот голос нравится.  — Ты так уверен? — чуть громче спрашивает Хенджин и обходит по кругу архангела.  — Тогда всё это закончится и ты больше не сможешь видеть…меня.  Блондин снова перед ним. Стеклянные глаза продолжают смотреть в никуда, но знакомая ухмылка почему-то не пляшет на губах. Странно. Пошутил же «искрометно».  — Ты самовлюбленный, эгоистичный кретин, — Хенджин и правда начинает злиться. — Я уже сказал, что свет клином не сошелся на тебе. Ты сделал свой выбор, вышвырнув меня сюда одного, — собственный голос звучит острее, надрывнее. — Настолько не сошелся, что ты не придумал ничего лучше, чем привязать меня?  — Всё не так, — здравый ответ на языке, но контекст этого больного разговора заставляет Хенджина промолчать о том, что он знает, и дать волю тщательно сдерживаемым всю эту Вечность эмоциям. — А как, Хенджин? Тяжело наверное любить того, кто ничего не чувствует? — голос вдруг стал жестче. Хенджин режется об него и начинает подрагивать от поднимающегося вулкана внутри.  Да…надо было, наверное, не про политику с Сынмином болтать, а воспользоваться все-таки его профессиональными услугами и проработать старые травмы…— Точнее…ничего, кроме…жажды твоего восхитительного тела.  Хенджин дергается и толкает со всей силы архангела к перилам.  Этот желанный низкий голос не должен говорить такие мерзкие вещи.  Только не снова.  Брюнет вцепляется в меховой воротник и ощутимо встряхивает пару раз парня. Внезапно он чувствует холод, ветер забирается под расстегнутое пальто. Никакой реакции не следует.  За спиной неожиданно слышится шум двигателя проезжающей машины и нарастают веселые крики приближающихся людей. Кажется, кто-то проходит даже прямо за ними.  — Ты превратил мою жизнь в ад, но я почему-то…— снова в близи к желанным губам тихо зашипел Хенджин, смотря в пустые глаза. —…каждый день…каждый гребаный день молюсь тебе в надежде, что ты услышишь.   — Как видишь - я услышал, — через паузу так же тихо отвечает ему Феликс.  — Не смей…Только попробуй мне вложить в голову мысль, что всё это по-настоящему, — пальцы на куртке сдавливают архангела сильнее. — С меня хватит твоих игр.  — Если я скажу, что это твой сон, тебе станет легче? — спокойный голос отдается эхом в голове. Хенджин снова всматривается в стеклянную гладь. Он не может проникнуть глубже, как будто отскакивая от нее. — Хорошо, это всё у тебя в голове.  — Я не верю уже ни единому твоему слову! Ты не выносим!..— Хенджин повышает голос, пустые глаза смотрят уже даже не на него, а куда-то вбок.  — Это всего лишь твой сон, Хенджин, успок… Договорить архангел не успевает. Жесткий кулак смачно впечатывается ему в скулу.  Феликс медленно поворачивает голову обратно, словно, и не заметил ничего.  Хенджин встряхивает его снова, зовет, толкает в плечи, вдавливая в ледяные перила, но ни реакции, ни ответных ударов не следует. Он не защищается и больше не говорит ни слова.  — Да что с тобой?…— Хенджин злится от того, что…злится. Да, от того, что эти мерзкие поганые эмоции снова вылезли, хотя он так сильно их пытался похоронить, вспоминая только хорошее и светлое. — Почему ты все мои чувства к тебе превращаешь в ненависть, боль и ярость?! Я знаю, что ты лжешь. Я знаю, что ты всё чувствовал, но сейчас прикидываешься снова. Я…заставлю тебя почувствовать, — Хенджин бьет его снова, по самому любимому лицу, и еще раз, но Феликс и не пытается увернуться.  Мимо проходит пара, держась за руки. Откуда-то звучит музыка и хлопают петарды. Никто не пытается их остановить. Наверное, мало, кто удивится двум, вероятно подвыпившим, мужикам, решившим помахать кулаками в праздничную ночь.  Брюнет видит маленькие капли крови на белоснежном мехе и в ужасе отталкивает парня от себя. Он рычит куда-то в сторону, ни к кому уже конкретно не обращаясь.  — Не было никакой привязки! Не было! Точнее, была, но всего на сутки!.. — Хенджин пинает сугроб рядом.  На секунду ему кажется, что голубые сапфиры сверкнули, или же это блик от фонаря… — Что скажешь? Это не ты? Ну да, как я мог забыть! Это же твой Зверь превращает всё самое дорогое, что у нас есть, в НИЧТО! В ненависть и в непрекращающуюся боль…— родные глаза снова пустые.  Хенджин воет внутри и заносит руку для очередного удара. — Конечно! Это же я виноват, что бедный ангел влюбился в демона! И попросил помощи у чудовища! Что он такое?! Почему ты его слушаешь?… — Сам у него спроси.  Кулак, не добравшийся до бледного лица, на ходу зажат мертвой хваткой. Знакомый рык резанул по ушам.  Вокруг опять стихают все звуки, но тишина не останавливается на этом и медленно превращается в вакуум. Хенджин дергает несколько раз рукой, но вырвать её не выходит.  Леденящий мороз от маленьких пальцев ползет от кисти до предплечья брюнета, и дальше - по всему телу.  Сзади слышится несколько хлопков, вылетевшие осколки стекла из фонарей осыпаются на мост. Ночь погружается во тьму, подсвеченную лишь яркой луной.  Хенджин не может вздохнуть какое-то время, вслушиваясь в тишину.  Он не сразу понимает, что лежит в снегу прямо на дороге. Поднявшись и отряхнувшись, он ищет глазами архангела.  Тот стоит поодаль, опять подняв голову к небу.  Хенджин делает неровный шаг к нему и сразу замирает.  Из-за спины архангела медленно выходит белый волк.  Огромное чудовище, метра два в холке, ступает по мягкому снегу, оставляя за собой багряные следы.  Хенджин растирает лицо мокрыми от снега руками. Но Чудовище никуда не исчезает. Его морда вся исполосована шрамами, с уродливой пасти капает кровь (?), а вместо глаз…две уродливые пустые матовые глазницы.  «Так вот что за маска была на Страже. Это твое лицо, Зверь» Хенджин снова залазит в карманы, но ничего, что помогло бы от дикого гигантского волка, к сожалению, не находится. Тело дрожит от зимнего холода и от звука, разрезавшего тишину. Истинный рык Зверя ужаснее, чем он когда-либо слышал его в исполнении Стража. Он проникает в каждую клеточку тела, разрывает даже на расстоянии мягкие ткани и сухожилия.  Хенджин понимает, что в такой ситуации надо всегда смотреть хищнику в глаза.  Но если глаз просто нет?  Или есть?  Он аккуратно переводит взгляд на Феликса. Тот смотрит на Зверя, а потом на него.  Но в его глазах… Страх. Хенджин понимает всё слишком поздно.  Его отчаянный вопль с именем архангела на губах тонет в звуке падения на жесткий асфальт и утробном рычании. Он прикрывает лицо, как может, попутно пытаясь хотя бы ногой ударить в ответ. Тяжелая туша давит его к земле сильнее. С острых клыков капает мутная темная жидкость, пальто слегка шипит в тех местах, куда попадает жуткая слюна. Длинные когти приближаются к груди, Хенджин на ощупь касается чего-то на земле, и спустя секунду, едва ли замерзший кусок льда мощно ударяется об огромную косматую голову. Струйка крови стекает по уродливому уху и убегает прямо в открытую пасть. Зверь хрипит и, схватив за одежду парня, откидывает его с силой прямо в перила моста. Аллюминий за ним гнется, спину пробивает острой болью. Он успевает только проморгаться от кругов перед глазами, как уже видит приближающееся с неимоверной скоростью белое нечто. Хенджин через боль резко дергается в бок и откатывается. Зверь на полном ходу сносит часть ограждения и в ярости поворачивается на него.  Хенджин медленно встает, опираясь на перила, и снова кидает взгляд на архангела.  Тот так и не сдвинулся с места, как будто его ноги приросли к этому чертовому мосту. Вот только глаза…они в ужасе бегают от волка к самому Хенджину. Но он не говорит и слова. Как будто почуяв наконец, куда смотрит долгожданная добыча, Зверь тоже оборачивается на блондина.  Что-то наподобие усмешки вырывается из уродливой пасти.  Хенджину достаточно этой секундной форы. Он с остервенением набрасывается на ограждение и отрывает короткий кусок алюминия. От этого действия, ожидаемо, по рукам течет кровь, но он старается это игнорировать.  Скинув пальто, в одном тонком пуловере, он накидывается со спины на чудовище, заводит импровизированный прут за шею Зверя и обхватывает железо с двух сторон.  Слышится тяжелый хрип, Хенджин сдавливает горло животному сильнее. Лохматая голова дергается в разные стороны, желая прокусить алюминий, сам Зверь брыкается, пытаясь сбросить с себя брюнета.  Хенджин сжимает со всей силы прут, продолжая душить животное, но кожа на руках начинает сильно леденеть. Еще спустя несколько секунд он разжимает обожженные холодом прута пальцы. Зверь превращает весь кусок металла в ледяное стекло и разламывает его с легкостью пополам. Он откидывает в сторону крошащиеся обломки и сбрасывает с себя брюнета.  Еще один удар спиной о землю сопровождается новым жжением, но теперь в плече. Адская боль по всему телу течет от места, где мертвенно морозной лапой держит его Зверь. Ледяные когти сдавливают плечо так, что лопаются сухожилия. Кровь стекает из прорванной дыры в пуловере.  Хенджин пытается вырваться, боль застилает рассудок.  В этот момент, когда парень уже жмурится от подбирающейся агонии смерти, обостренные до предела органы чувств, как и положено в критической ситуации, «включают» Астарота.  Увязая в собственной крови, Хенджин хватает лапу Зверя и сжимает. Под его пальцами огромная пятерня медленно превращается в труху, обсыпающуюся пеплом. Зверь пытается отдернуть конечность (точнее то, что от нее осталось) но она намертво приросла к руке брюнета. Огненные всполохи плещутся в глазах парня. Он не без труда отталкивает Зверя от себя. Хенджин поднимается и сплевывает кровь. Багряное пятно подле его ног сразу же разукрашивает белую мостовую. Зверь скалится и присаживается, готовясь нанести новый удар. Обрубок на месте одной из лап свисает бордовыми лохмотьями.  «Больше не беру шампанское в том магазине. Оно явно паленое» - думает про себя парень и срывается вперед навстречу прыгнувшему Чудовищу.  Из-за разницы в массе, животное, конечно, снова валит его на землю, нависая сверху.  Но Страха в огненных обсидианах больше нет.  Хенджин удерживает тушу над собой, в миллиметре от огромной раскрытой острой пасти. Рычание бьет по ушам, отдаваясь во все покалеченные места на теле.  Зверь ревет ещё громче и «здоровой» лапой вцепляется в бок брюнета. Когти пронзают плоть до ребер.  Пламя застилает полностью зрачки брюнета. Он глубоко, насколько позволяет боль, вдыхает. Кисти загораются настоящим огнем.  Кажется, над всем Миром Живых, и Мертвых тоже, раздается истошный вой косматого Чудовища. А Хенджин разрывает ещё глубже грудную клетку раскаленными пальцами. Искры летят от места соприкосновения силы Астарота и Зверя. Огромная обугленная багряная дыра постепенно расползается на теле волка, окрашивая его белоснежную шерсть в соответсвующий цвет.   Хенджин и сам скалится какой-то безумной улыбкой, видя агонию противника, вырывает руки из мясистой туши и откидывает от себя животное. Зверь поднимается на неровных лапах, продолжает выть. Из его ран и пасти хлещет кровь. Он пятится назад по своим же кровавым следам. У самых перил он неожиданно дергается и, не удержавшись, срывается с моста. Ровно в том месте, где некоторое время назад они погнули ограждение своей схваткой.  Хенджина трясет.  Пламя в глазах медленно утихает, пелена боли начинает застилать глаза.  Он откидывается на белый ковер и вдыхает морозный воздух. Он чувствует, что все его руки в крови, и обтирает их наощупь о снег.  Тысяча иголок, как при падении в прорубь, пронизывают тело.  Хенджин делает над собой усилие и ищет глазами архангела.  Через мутную пелену он видит его все на том же месте. Но он стоит на коленях, склонив голову, будто в молитве.  Превозмогая боль, Хенджин криво встает, и, пытаясь сфокусировать взгляд, неровной походкой бредет к архангелу. Смотря на него сверху вниз, он замечает, что тот держит руки под курткой.  Хенджин падает на колени перед ним и отнимает маленькие трясущиеся пальцы, вцепившиеся в грудь.  Белоснежная рубашка архангела медленно покрывается багряными разводами.  — Нет…нет…что это…— сбивчиво бормочет брюнет. Мысли путаются. Он не верит тому, что видит. — Феликс?… Хенджин быстро расстегивает рубашку парня, не церемонясь отрывая пуговицы.  Страшная рана на груди, открывшаяся ему, напоминает ту, что он проделал нескольким минутами ранее в Звере. Хенджин отшатывается назад, впиваясь в промерзшую землю руками сзади себя.  Совладав с первым шоком, он бежит к пальто и достает шарф. Снова упав рядом с парнем, он дрожащими руками прислоняет белоснежную ткань к кровавой ране, пытаясь зажать кровь.  От этого действия, он чувствует, как тело напротив слегка отклоняется назад. Продолжая крепко держать ткань, он хватает одной рукой блондина и прижимает к себе. Голова парня безжизненно наклонена вниз. — Эй, эй, ты чего?…Ну, же, посмотри на меня…— собственный голос нервно вибрирует. С трудом удерживая потяжелевшее тело одной рукой, Хенджин подтряхивает его и поднимает ему голову.  Глаза не были стеклянными. Они были голубыми. И красивыми. Самыми красивыми из всех, что он видел в своей жизни.  — Феликс…как это возможно?… Ему не отвечают, и он начинает нервничать ещё сильнее. Когти Страха возвращаются, стискивая горло. Он уже не замечает пронизывающего холода. Одна его рука вместе с шарфом буквально тонет в горящем влажном кровавом нутре архангела.  Но глаза. Глаза смотрят осознанно прямо на него. И в них горит что-то живое. — Феликс!…— громче зовет Хенджин и не узнает свой голос. Он чувствует, как ледяная дрожащая рука касается его собственной и отнимает вместе с пропитанной насквозь тканью от своей груди.  — Что ты делаешь…— хрипит Хенджин и в голубых живых кристалликах напротив он видит свои отчаянные глаза. — Спасибо… Легкая улыбка наконец ласкает побитое лицо с веснушками. Тихий шепот доносится до воспаленного сознания брюнета.  — Хенджин, всё хорошо, — архангел неловко обтирает свою руку об мех на куртке и кладет ладонь ему на щеку.  — Что тут хоро….Эй, ты что..решил у меня на руках помереть?…— Хенджин прижимает его к себе сильнее. — Ничего оригинальнее придумать не мог?…— он издал нервный смешок, который смешался со сдавленным хрипом.  — Знаешь…а ведь ты и правда такой… красивый… — Феликс благоговейно смотрит во влажные глаза напротив. — Что ты несешь, дурак?…— Хенджин заглядывает в голубые сапфиры. И его наконец пускают. На самую глубину. Ему хочется завыть.  Феликс продолжает едва заметно улыбаться ему. Маленькая струйка крови вытекает из приоткрытых губ. Он неловко стирает её рукавом. Хриплый полушепот режет Хенджина, как нож.  — Ты спросил…в чем я хочу поклясться… — Феликс, не говори ничего, помолчи, я сейчас позову кого-нибудь, - Хенджин дергается и озирается по сторонам. Вокруг нет никого. Воздух снова как будто замер.  Феликс поворачивает слабой рукой его беспокойное лицо обратно.  — Послушай меня… — Нет, это ты послушай! Пóтос, Феликс!…Долбаный потос!…— быстро говорит парень. — Это антидот…он…был в составе эликсира Забвения…он нейтрализовал привязку! Ты не был одержим, слышишь?…Так что кончай этот спектакль и… — Хенджин, — снова тихий полушепот, явно дающийся через силу. Брюнет замолкает и вымученно закусывает губу, судорожно думая, что ему делать. Ответ никак не находится в опустевшей вмиг голове. — Я клянусь тебе, что я…никогда не любил сильнее, как…— Феликс сжимает пальцы на скуле парня крепче,—…как я люблю тебя.  Хенджин зажмуривается. Это и правда было похоже на сон. На кошмар, коих ему снилось намеренное количество. Всё было так, как тогда, на берегу реки Хан, в траве и вдвоем с ним. Но сейчас всё ощущалось ещё более реальным.  Он не может проронить ни слова. Собственное тело дрожит, не уступая блондину.  Феликс явно хочет сказать что-то ещё, но вместо этого изо рта вырывается хриплый кашель. Он отворачивается на секунду. Несколько бордовых росинок окропляют белоснежный ковер вокруг них. Кашель повторился ещё раз, говорить, видимо, так и не получалось. Рвано вздохнув, архангел просто притягивает Хенджина к себе и прислоняется к нему ледяными губами.  А Хенджин хочет его оттолкнуть, отругать, взять на руки и отнести куда-то, где тепло и есть врач, но ему не позволяют. Сердце, обливаясь кровью, заставляет ответить на поцелуй, зарыться в мягкие платиновые пряди пальцами. Он чувствует холодные, но такие нужные, ладони, которые гладят его лицо, как будто успокаивая. Собственная беспомощность разрывала горло брюнета. Уже было не ясно, чей из них теплый ручеек пробежал на контрасте по холодным лицам. Феликс сам прижался к нему сильнее, хотя, вероятно, это было больно.  Хенджин терял связь с реальностью, все замки и двери открывались по новой внутри него, впуская туда архангела и вверяя всего себя ему одному. Он не мог этому препятствовать. Он медленно утопал в обволакивающем чувстве тепла, которое неожиданно накрыло его вместе с губами парня.  В замершей тишине он чувствовал два гулко бьющихся сердца.  На этот раз Хенджин решил, что не отстранится, даже когда будет нужен кислород. Поэтому он эгоистично продолжал целовать парня, воруя Его последний кислород. Агония больной любви застилала и разум, и мысли. Оставались только ощущения.  Через какое-то время ему показалось, что Вселенная или Судьба наконец сжалились над ними, и это мгновение всё-таки превратилось в Вечность. Но постепенно холодные ладони, обнимающие его за шею стали спускаться ниже, не в силах уцепиться за что-то на теле брюнета.  Хенджин подавил рвущийся наружу вой и углубил поцелуй. Собственные руки тоже вдруг начали тяжелеть. Странное ощущение транса настигало его. Он попытался открыть глаза, чтобы увидеть ещё раз родное лицо и любимые глаза, но тело не слушалось.  Боль от ран была всё ещё сильной, тело продрогло от холода, голову сдавливало, как тисками. Но каждая частичка его плоти ощущала архангела, его руки и губы. Каждая клеточка Хенджина напитывалась живительной нежностью, которую тот отдавал ему. Струйка воздуха все же просочилась между ними на мгновение. Ещё один поцелуй на ощупь и Хенджин проваливается в пустоту.  Пожалуй, это могла бы быть лучшая смерть. И долгожданная свобода.

***

Stray Kids - Christmas Love  — Господи да выключи ты это! Из каждого утюга играет, задолбало… — Щщщибаль!.. Хватит нудеть…Классная песня, не выключу! Так вот. Ёлка - обязательно нужна! Затащим как-нибудь…И плейлист буду составлять я. Всё должно быть на уровне! Это моё первое Рождест.…Святые задницы!! Посмотри туда!… — Это что за нахер… — Тормози! — Он живой? Без сознания?  — Вроде дышит….Твою мать!…Что с руками?… — Притащу аптечку из машины.  — Да тут не аптечку, а «скорую» надо…Эй, дружок..ты слышишь меня?…Айщ!..Давай быстрее! Он щас окоченеет! — Да вот на!…Как это делать-то… — Дай сюда!…Эй, держись, красавчик, мы тебе поможем.  — Что…где я?… — Святые грешники, оно живое! Хватаем и потащили в тачку, надо в тепло.  — Щипсэги!…тяжелый какой…Да ноги держи крепче блять!  — Я держу!  — С Рождеством, ебать!

*****************************