Хроника безумств

— Значит, ты ищешь мертвый город? У древней мелодичный голос и великолепная латынь. Впервые за много лет София чувствует себя будто косноязычный школяр, подбирая слова в разговоре. — Да, это так. — Я удивлена, что кто-то осмелился направить тебя в мое жуткое логово, — древняя тихо смеётся; шелестит поправляемое на волосах покрывало. — Имени моего они, правда, не знают, а и знали бы, то боялись произносить. Я Сильвия Аэция, дитя Эгерии, чада Тиресия, чада Малкава. Что за птичка прилетела в мое гнездо? Она с самого пробуждения путешествовала под защитой имени клана Луны, но врать в лицо одной из его пророчиц о единстве их крови — тяжкое оскорбление и глупейшая наивность. — Моих предков можно было бы в каком-то смысле назвать безумцами, но у меня нет клана, а потому и славную родословную называть некому и незачем. Я София, и все на этом. — Как хочешь, орлица-голубица, — древняя не скрывает веселья в голосе; что она уже успела разглядеть на самом деле, София старается не думать. — И что ты хочешь найти на засеянной солью земле? — Для тебя вряд ли секрет, что по всем берегам Средиземноморья расползается чума, — сухо отвечает София. — Я подозреваю, что знаю, чьей проклятой крови этим обязан мир, но чтобы понять, как это остановить, мне нужно узнать, откуда все началось. И вполне возможно, что сердцем этого ужаса является Карфаген. — Почему же не Хоразин? — Сильвия нисколько не удивлена ее ответу. — Я проснулась в этих краях, — сдержанно отвечает София, — а потому предпочту убедиться сначала, что источник заразы не у меня же под боком. Но если понадобится, дойду и до Хоразина. Древняя какое-то время молчит. — Ну что же. Я проведу тебя в город. Прочувствуешь... триумф нашей победы. *** Под ногами похрустывают мелкие камни, прокатываясь над землёй эхом. Шелестит подол платья Сильвии, шествующей легко и спокойно, будто вокруг не дикая земля и не предстоит потом возвращение в убежище, чтобы успеть до рассвета. София, запахнувшись в потрёпанный плащ, идёт следом. По лицу скользит лёгкий ветерок, и она поправляет край шали, проверяя, что тот плотно прикрывает лоб. Какие-то привычки неистребимы даже в пустошах. Ветер вскоре начинает не только перебирать песчинки и сорняки, но и гулять среди остатков стен — сквозняки в древних арках и щелях кладки она слышит даже отсюда. Сильвия входит в руины открыто, не таясь, уверенным шагом хозяйки в своих владениях. София, однако, не может не держаться настороже — кроме шороха пыли под их ногами да свиста воздуха здесь не слыхать ничего, но она знает, кто владел этим городом когда-то давно. Но нет ни ощущения чего-то взгляда, ни следов дремлющего колдовства в воздухе... ничего. Вымершие развалины да два бродящих по ним мертвеца — вот и все, что она чувствует. — Что ты видишь, Сильвия? — Что впереди форум, — отзывается та с лёгкой усмешкой в голосе. — Оттуда уже расходятся разные пути. Если тебе и начинать поиски, то оттуда. Следуй за мной. Через пару сотен шагов они и вправду выходят на открытое пространство. Ветер тут же начинает весело трепать плащ, и от хлопанья ткани вместе с шелестом поднятой пыли София морщится: громко, отвратительно громко, сложно сосредоточиться... ...треск и резкий жар внезапно вспыхнувшего пламени она осознает на мгновение позже, чем нужно. — Так-так, что тут у нас? — ровно интересуется мужской голос, и под тяжёлыми шагами хрустят мелкие камешки. Пламя гудит со всех сторон — явно вспыхнуло вокруг всей площади. Сильвия тихо хмыкает, но без какого-либо удивления: — Земля сохранила свои плоды. Здравствуй, хозяин. — Я б поприветствовал так гостей, которых звал. — Он делает ещё несколько шагов вперёд; судя по шелесту волос и ткани, склоняет голову набок, но как-то иначе, словно бы тяжелее. Будто носит очень, очень массивный венец. — Назовитесь, и я, может быть, ещё соглашусь это сделать. — Сильвия Аэция, дитя Эгерии, разбитое вещее зеркало Рима, — нараспев отзывается древняя малкавианка. София слышит, как на миг у незнакомца подрагивает глотка от зарождающегося рыка, но он берет себя в руки молниеносно быстро. — Не дают покоя воспоминания о былом величии? — Для воспоминаний о великой резне мне достаточно закрыть глаза, — усмехается та. — Нынче ночью я всего лишь скромный проводник. Софии не нужно зрение, чтобы понять, как впиваются в нее чужие глаза. — София из клана, которого нет. — Она с деланным равнодушием поправляет растрепанную ветром шаль; ткань ненадолго приподнимается до самой линии роста волос. Пусть полюбуется на ее шрамы во всей красе. — Пришла со мной сразиться? — насмешливо спрашивает хозяин. Она вскидывает голову, сжав губы в тонкую линию: — Разве только твое желание столь нестерпимо. Я здесь не за этим. Кто ещё так сведущ в тайнах чумы, как не твоя кровь? — И твоя кровь тоже, целительница, — он смеётся, тяжело качая головой. — Вот уж кого я не ждал здесь, так это... родни. Она сжимает челюсть чуточку сильнее, самую малость, но сохраняет самообладание; Зверь скалится и беснуется, желая прыгнуть и разорвать наглеца на части, да только Человек знает правду и давно от нее устал. Ярость не прогонит боль, так пусть остаётся в узде. — Как обращаться к тебе, хозяин? Он молчит какое-то время, и в воздухе виснет холодок сомнения, но затем все же отвечает: — Герилл Четырежды Проклятый из сыновей Молоха. — Похоже на то, — задумчиво изрекает Сильвия. — На что похоже? — резко фыркает тот. — Давай, расскажи мне, римлянка. — На бесплодной земле безжизненно стоять с бессильной душой и в беззвучии ждать чужих шагов. — В голосе древней ни следа насмешки, лишь задумчивость и лёгкая меланхолия. — Много проклятий на долю одного мужа, сколь силен бы он ни был. — Молитвами тех, кого ты направила сюда, может, даже твоими собственными, — смех Герилла надтреснут и горек. — Поздновато притворяться, что тебе есть дело до последствий. — Мне нет дела до моего собственного проклятья, дитя третьей войны, так что твои упрёки летят мимо цели, — Сильвия смеётся звонко и легко, будто девчонка. — Вам бы стоило поступать так же. Подвязывать свои цепи к собственным именам — это так... ребячески. — Ты едва старше меня, чтобы разбрасываться такими словами, — едко замечает Герилл в ответ. — Всего-то на две войны, да? Они все одинаковы, не поспоришь. Согласишься со мной, орлица-голубица? Кто, как не вы, понял это первыми, ммм? София не сдерживает тихий смешок. Малкавианка действительно умеет влезть под кожу. — Да, — голос не слушается, она и сама едва слышит собственные слова. — Иначе бы воители не появились... иначе бы и не сгинули. — Вот вам и цепи, вот вам и проклятья. — Сильвия воспринимает ее ответ как должное. — Сами себе в голову втемяшили, сами и несёте пред собой, как знамя, из эпохи в эпоху. А безумица здесь почему-то я, тц-тц. Да, думает София устало, есть в этом зерно неприятной правды. Но что ж поделать — пускай горчит, она проглотит. Не в первый раз. До их ветвистого упрямого рода очевидные истины доходят с кровью и болью, и истины эти почему-то очень сложно увидеть, даже если смотреть во все глаза.