Хроника безумств

Сжигать драгоценную кровь не хотелось, но выбора не было: от разъяренного Брухи во все стороны разливалась аура Зверя. Немудрено — Томас во второй раз ткнул ему в лицо факелом. Кэтрин обратилась совой почти мгновенно и взвилась в ночное небо, оставляя других Сородичей внизу. Бруха взревел и отбросил Томаса мощным ударом; тот, навсегда оставшийся десятилетним мальчиком, пролетел над землей и упал в нескольких ярдах. Третий и последний вампир все так же стоял у входа в маленькую нищую хижину. Одной лапищей он придерживал за плечо девочку — тоже не старше десяти лет, — а другой затыкал ей рот. — Отпусти ее! — крикнула Кэтрин. Совиное уханье вместо слов не было преградой — пусть лицо вампира скрывал шлем, она уже знала, что он из рода Носферату. А те не хуже ее соклановцев умели понимать животных. — Нет, — бесстрастно отозвался тот. — Господь направил меня сюда, и я очищу ее душу от скверны. Были бы у нее сейчас зубы, Кэтрин бы ими заскрежетала. Господь направил его? Одного из проклятых? Одного из тех, кто должен скитаться по земле, не зная ни смерти, ни спасения, что придет после? И направил ни много ни мало «очищать» ребенка, который и так уже повидал слишком много зла за свою короткую жизнь! Томас поднялся на ноги и упрямо схватил факел. В его глазах горел странный, даже пугающий огонек, и это было не отражением пламени. Он был по-настоящему зол — а это, насколько Кэтрин смогла понять за все свое пребывание в этих землях, было поистине редкостью. — Глупый щенок! — рявкнул Бруха, делая к нему шаг, но Томас с кривой усмешкой снова ткнул в него факелом. И тот наконец не выдержал. В принципе удивительно было, как он смог удерживать над собой контроль вопреки проклятию своего клана, но все везение когда-нибудь заканчивается. Бруха взвыл и метнулся прочь, проломив окружающий хижину частокол, чтобы скрыться в темноте. — Отпусти Лили, — прошипел Томас, глядя на рыцаря. Тот только плотнее стиснул руку на плече девочки. — Брось факел! — крикнула Кэтрин, не сводя взгляда с пламени. Оно было… голодным. Ярким. Горячим. Ей становилось дурно от одного его вида. Сородичи не должны угрожать друг другу огнем, как бы ни ненавидели друг друга. Она отчетливо видела, что факел с каждой секундой разгорался все сильнее, будто кто-то по капле подливал туда масло. Она хотела, больше всего на свете хотела сейчас спикировать на рыцаря, ударить крыльями, выцарапать глаза когтями… но не могла повернуться спиной к огню. Потому только медлила и набирала высоту. — Я сказал отпустить ее, рыцарь! — Томас сделал еще один шаг. Многие не могли принять его, такого с виду доброжелательного маленького мальчика, за давно взрослого Гангрела — но только не сейчас. — Отпусти, иначе мы сейчас увидим, кто направляет тебя, Бог или твой Зверь! — Покайся, дитя, ибо гнев затуманивает тебе разум, — глухо отозвался тот из-под шлема. — Я лишь рука Господа, инструмент, направленный Его волей. Ты беспокоишься о ребенке… но это не ребенок. Это сосуд тьмы и скверны. — Я хозяин этого домена, и не тебе решать, в чем мне каяться. Зато я вправе требовать, чтоб ты не трогал моих подопечных! — Божья воля превыше твоей, — спокойно произнес рыцарь. Томас, стиснув зубы, с ненавистью ткнул в него факелом. — Брось его! — взвыла Кэтрин. Рыцарь одним движением выставил Лили прямо перед собой. Пламя даже не коснулось железа доспехов — вместо того жадно перекинулось на ее волосы. Томас отбросил факел, но было уже поздно. Лили закричала, и Кэтрин не выдержала. Сова слетела с неба стремительно и бесшумно, лапы вытянулись вперед, готовые заскрежетать вокруг глазных прорезей шлема. Но вся та Человечность, которую она собрала в себе, все-таки дрогнула перед огнем. Как только перья опалил жар, крылья дернулись, тело само собой извернулось, и Кэтрин на полной скорости пролетела мимо рыцаря, врезавшись затем в землю. Мир на мгновение покачнулся и уплыл куда-то, а затем она уже лежала в человеческом облике, и пальцы скребли по влажной — днем прошел дождь, — грязи. Подняв голову, Кэтрин мутным взглядом увидела, что Томас набросил уже свободной от хватки рыцаря Лили на волосы свою рубашку, а затем принялся ладонями зачерпывать грязь и прямо ими же сбивать огонь. Так он переселил в Бруху своего Зверя… иначе отсутствие у него хоть какого-то страха нельзя объяснить. Кэтрин трясло от одного вида этой картины, а он работал спокойно, даже сосредоточенно. Милосердная Мария-Богородица, пламя погасло. Все-таки погасло! Пахло палеными волосами, девочка плакала, но была жива. Ожоги… ожоги как-нибудь залечат. Она знает, как сделать нужную мазь. Когда Кэтрин поднялась на ноги, Томас уже уводил Лили обратно к замку. Рыцарь же, повернув голову, заметил ее — и пошел к ней. Она отпрянула, но тот все так же спокойно остановился. — Можете продолжать защищать порочное дитя, но в этом нет смысла. Господь уже покарал ее пламенем и отвел твой удар. Подумай о Его воле. Кэтрин, оскалившись, по-звериному зашипела на него. Ей не нужно было удлинять клыки усилием мысли — они навсегда остались длинными, вампирскими. Проклятыми. Но в данный момент Божье проклятие уже не казалось таким ужасным. Не в сравнении с благословением. Рыцарь вздохнул, поднял руку и осенил ее крестным знамением. Кэтрин вздрогнула, но это оказался простой жест… не как в прошлый раз, когда их всех окатило ощущением жара летнего полдня. Затем он развернулся и ушел. Кэтрин оторопело смотрела ему вслед, но затем ее внимание привлекло странное движение. Рыцарь прошел мимо большой дождевой лужи, и в воде мелькнуло его темное отражение… но он был не один. Рыцарь был высок, но то, что отразилось рядом с ним, было еще выше. Невероятного роста создание в белом одеянии — но заляпанном багровыми пятнами крови. Крылатое — но его крылья сохранили лишь жалкие остатки перьев на длинных и тонких костях. Создание положило ладонь на плечо рыцаря — но не в жесте поддержки. Оно вело его, направляло, не давало свернуть с пути. Кэтрин моргнула, и затем рыцарь уже шел по дороге, а в луже отражалось просто ночное небо. Показалось? Или она действительно увидела больше, чем открывается обычному взгляду? Кэтрин не в первый раз разглядела в воде то, чего не замечали другие. После Становления она всегда видела в отражении своего Зверя, а вовсе не лицо; другие же в такой момент разве что могли ощутить некое беспокойство. Может, это оказалось каким-то странным даром? Или это влияние Малкавиана, который первым нашел тропу в мир «доброго народца» и затем даже провел ее туда? Его безумие граничило с потрясающей проницательностью — а ведь и то, и другое у этого клана весьма заразно. Кэтрин вздохнула, отбросив попытки понять происходящее, и медленно побрела в сторону замка. Рассвет близился, а ночевать в земле больного леса ей совсем не хотелось.