В день, когда сошлись звёзды

      В эту ночь сновидения не отличились ни пугающей ясностью, ни чёткой последовательностью, ни запоминающимися образами. Не сказать, что это расстроило. Наоборот, принесло облегчение, хоть и весьма короткое. Отпечаталось лишь общее представление о паршивости кошмаров, которое довольно быстро стёрлось под навалившимся грузом дел. Тевкр заснул с огромным трудом, всё жалобно прося отправиться к брату сейчас же, чем вызвал гнев Паймон. Та теперь совсем не пыталась скрывать неприязнь к нему и демонстрировала её при любой возможности то колким словом, то физической силой.       — Почему ты защищаешь его? — громко запротестовала та, когда моими усилиями была предотвращена десятая за утро попытка избить Тевкра. — Ты должна защищать Паймон!       — Тогда Паймон должна слушаться меня! — вспылила я и едва сдержалась от того, чтобы не вмазать по первому попавшемуся предмету. — Я устала разнимать вас! Сколько можно? Ещё только утро, а вы уже успели понаставить друг другу синяков!       Вернее, успела Паймон. Сама она едва ли получила парочку, и те от случайного удара об кровать. Тевкр же только шмыгал носом, невнятно бормоча что-то и никак не защищаясь.       — Он опять братца своего зовёт! — взвизгнула Паймон и в очередной раз попыталась вырваться из моей хватки.       — Перестань! — Моих сил едва ли хватало сдерживать её. Фиолетовые глаза потемнели от гнева и ненависти, маленькие ручонки тянулись к Тевкру, способному только на того, чтобы сжаться в комок.       — Хватит потакать этому дураку! Он ест нашу еду, спит в нашей кровати и смеет ещё говорить что-то про брата! Этого монстра, который чуть не забрал тебя у меня! СЛЫШИШЬ ТЫ! — Громоподобный крик, будто принадлежавший дикому зверю, но никак не ребёнку, разнёсся по всему дому. — ТВОЙ ДОРОГОЙ БРАТЕЦ — УБИЙЦА, А НИКАКОЙ НЕ ТОРГОВЕЦ ИГРУШКАМИ, ПОНЯЛ?! И ПУСТЬ ГНИЁТ…       Зажав рот Паймон рукой, я пинком распахнула дверь и скатилась вниз. Возле входа показался Бай Чжу, удивлённо глядевший на нас.       — У вас есть успокоительное? — запыхавшись, спросила я и, получив молчаливый кивок, поспешила следом за травником.       Лавка уже работала, когда мы влетели, испугав парочку покупателей и Гуя. Одна лишь Ци Ци с лёгкой растерянностью глядела на извивающуюся и отчаянно мычавшую Паймон, всячески старающуюся впиться зубами в мою ладонь.       Наконец, в руках Бай Чжу сверкнула баночка, полная тёмной травы.       — Это снотворное. Не бойтесь, оно безвредно, я сам частенько прибегаю к нему, — пояснил тот, поймав мой напряжённый взгляд. — На счёт три, пожалуйста, уберите ладонь.        Горстка сухих трав, поднесённая к лицу Паймон, подействовала мгновенно: крики оборвались, потухнув в едва слышном бормотании, пока окончательно не сменились тихим посапыванием; глаза начали медленно закрываться, напоследок одарив меня полным изумления и разочарования взглядом. В нём явственно горело «Предательница». Я стыдливо отвернулась, поджав губы.       — На сколько хватит? — спросила я и прижала обмякшее тельце к груди.       — Взрослым — до восьми часов, детям — до шестнадцати, — ответил Бай Чжу.       Коротко поблагодарив его, я выскользнула наружу. Этого времени вполне хватит, чтобы решить вопрос с Тевкром, Фатуи и Тартальей вместе взятыми. Мысль оставить Паймон одну холодила ужасом, однако иного варианта не было. Таскать её с собой — означало подвергнуть ту ещё большему риску. В хижине Бу Бу всё же была какая-никакая, но защита.       — Что с н-ней? — испуганно всхлипнул Тевкр, как только я вернулась.       — Спит.       — Это я в-виноват? — куда тише пролепетал тот и осторожно подошёл к кровати, куда я уложила Паймон.       — Нет. Ты здесь не при чём. Она просто… — Я запнулась, подыскивая подходящее лживое оправдание. — Устала. Мы многое пережили, поэтому у неё такая резкая реакция на всё, что касается меня. — Подоткнув одеяло и ещё раз окинув постепенно прогоняющее краску личико взглядом, я повернулась к Тевкру. — Помнишь тех двух дядь, которые вчера пообещали помочь?       — Угу.       — Нам нужно как можно скорее найти их. Они проводят нас к твоему брату.       В голубых глазах заискрилась надежда. Тевкр было потянулся ко мне, но неожиданно остановился.       — А это… п-правда? — Его голосок едва слышался даже в тишине комнаты.       — Что? — с замиранием сердца спросила я, прекрасно зная, что последует дальше.       — Про братика?       — Нет, — спустя паузу ответила я и опустила глаза. — Паймон просто злится, вот и выдумывает небылицы.       Тевкр кивнул и молча принялся собираться. Я искоса наблюдала за ним, твёрдо уверенная, что вижу его здесь в последний раз. В крайнем случае останется жить у Фатуи. И Паймон будет куда спокойнее, и мне легче. Та всё так же лежала без движения. Её грудь медленно вздымалась и опускалась, ресницы чуть подрагивали во сне. Паршивое чувство окатило с головы до ног, точно ледяная вода. Снова ухожу, чтобы что? Потешить себя фантазиями о правильном выборе ради благого будущего? Пустая награда за пустую жизнь. Следовало бы давно смириться и выбрать самый прямой и быстрый путь. Пускай тот усеян телами и залит кровью, зато прост и понятен, как осознание собственной никчёмности.       Вот только предварительно придётся вырвать сердце и растоптать, как некогда топтала яблоко.       Глаз Бога Венти смиренно ждал на столе. Реакция Чжун Ли, вспыхнув в памяти, заставила вздрогнуть. Если тот знал, кому принадлежит амулет, то кто же он? Толпящиеся мысли принялись наперебой предлагать идеи, одна бредовее другой, пока вперёд не выступила другая. Она бы многое объяснила, вот только звучала даже хуже той, что называла Чжун Ли Белой Дамой под прикрытием.       «Погоди-же!» — наставила та. — «Сходится же. Пускай он и выглядит, как молодой мужчина, но мыслит и говорит как старик! Откуда человек его возраста может так детально знать архитектурные мелочи Ли Юэ прошлого или позапрошлого столетия?».       Книги. Картины. Рассказы других. Да что угодно, но только не то, что он…       «Видел всё собственными глазами?».       Невозможно.       «Для Богов нет ничего невозможного».       Руки коснулось нечто тёплое, прогоняя оторопь. Щеки Тевкра ещё блестели от слёз, но на губах играла неуверенная улыбка. Без лишних слов я открыла дверь, напоследок обернувшись. Паймон спала крепким сном, как и заверял Бай Чжу.       

***

      Антон задумчиво поглаживал пальцы и изредка что-то шептал себе под нос. Тевкра заняли деревянные кубики, принесённые Надей. Последняя же всё пыталась разговорить меня, увлечённо описывая некоего Влада и его невероятный писательский талант, который тот демонстрировал ей в записках. Мне же было искренне плевать на всех. Апатия, холод, что высасывал по капле силы, и отсутствие Глаза Пиро не позволяли оборвать собственные страдания сию минуту, и я лишь изредка вяло кивала, делая вид, что слушаю. Пока стук входной двери не оборвал пустую болтовню.       Михаил, если по его мрачному лицу вообще можно было определить настроение, выглядел чуть веселее обычного. Без лишних слов Антон увлёк того обратно на улицу. Голоса их потонули во вновь возобновившихся описаниях слога проклятого Влада. Когда же быстрые шаги и короткое «пошлите» выдернули меня из пыточной Наденьки , я стремглав вылетела наружу, прихватив Тевкра.       — Надя склонна к излишней болтливости. — На губах Антона появилась понимающая улыбка. — Я и сам порой вынужден осаживать её, иначе бы весь день просидел, слушая её бесконечные трели о Владе. Надо бы поставить этих двоих в одну смену, чтобы наболталась. — И, не получив от меня поддержки разговора, тот сменил тему. — Итак, разрешение на посещение мы получили. Вас представили как няню, без которой Тевкр не может покидать дом. Не хочу вдаваться в подробности, это теперь сугубо бумажные дела, которые нам просто необходимо соблюсти в качестве формальности. Кстати, о бумагах. — Антон распахнул куртку и достал небольшой конверт. Его украшала красная печать с символом, отчасти напоминавшим бабочку, на крыльях которой были изображены небольшие круги. — Прошу, спрячьте так, чтобы это не нашла охрана. Если необходимо, мы с Михаилом можем отвернуться.       Молча взяв конверт и сложив его столько раз, сколько смогла, я развернулась сама и кое-как запихнула его в чашечку бюстгальтера, потом проверила, не хрустит ли, и, удовлетворившись результатом, так же молча развернулась.       — Смотри не потеряй, — хмыкнул Михаил, демонстративно заострив внимание на моей груди.       Я ответила ему равнодушным взглядом, едва сдержав колкость. Рано или поздно и его голова покатится по земле, к чему попусту раскидываться словами.       — Прекрасно, если все готовы, то выдвигаемся.       Молчание послужило сигналом, и под ногами Антона захрустел снег. Прохожие здесь всё так же попадались редко, и вскоре ответ этому нашёлся сам. Почти на каждой двери красовался знак Фатуи в форме всё той же бабочки. Странный выбор для символа. Как правило подобные организации стремятся всунуть меч, льва, лук и прочие атрибуты воинственности. Фатуи же, по всей видимости, либо обладали безграничной силой, дающей им свободу в столь важном выборе, либо откровенной глупостью. В пользу первого выступали все прошлые события и та незримая паутина их влияния, что окутывала весь Тейват; в пользу последнего — наличие таких представителей во главе как Тарталья. При мысли о нём всё внутри сжалось плотным комом. Не вырвет ли тот глотку мне, наплевав на стражу и собственного брата?       Дорога вывела в незнакомую часть города, состоявшую сплошь и одинаково невзрачных домов. Ровные, как один, и одноэтажные, они не кичились привычной для Ли Юэ роскошью, но и не прятали стыдливо покосившиеся стены, как в районе для бедняков. Горожан здесь вовсе не попадалось, зато вдоволь хватало стражников. Их долгие и совсем не дружелюбные взгляды сопровождали каждый шаг, отчего мышцы превратились в тугие канаты. Фатуи же сохраняли спокойствие, даже и не подумав достать оружие. Напротив, шаги и Михаила, и Антона стали шире, походка вальяжнее, увереннее. Они явно упивались властью и возможностью вот так свободно разгуливать среди миллелитов, прекрасно осознавая собственную вседозволенность.       Впереди показался шпиль. Он уходил вверх, украшенный на конце знакомым ромбовидным символом. Выглянувшее же спустя пару минут здание ничем, кроме этого шпиля и наличием второго этажа, от других не отмечалось. Ни таблички, ни вывески, ни прочих опознавательных знаков, лишь серый фасад и прямоугольные окна, встретившие нас хмурой темнотой.       — Обождите здесь, — сказал Антон, демонстративно поправляя чёрные перчатки. — Эти миллелиты чертовски неприятны, когда дело касается нас.       После этих слов он скрылся за входной дверью, я же ощутила сотню взглядов, прожигавших спину. Стража даже не пыталась скрыть неприязнь. Дай им волю — от нас бы уже не осталось и следа.       — Не трусь, тронуть не посмеют, — усмехнулся Михаил, заметивший моё напряжение. — Кишка тонка.       — В собственном-то городе? — Я не сдержала порыв, о чём тут же пожалела под сверкнувшими недобрым блеском глазами Фатуи. Пора бы уже научиться держать язык за зубами, пока не отрезали первое и не выбили второе.       Время текло. Медленно, неимоверно мучительно. Тело холодело всё сильнее то ли от страха, то ли от чего ещё. Тевкр удивлённо посмотрел на меня, когда мои пальцы начала сотрясать мелкая дрожь, однако в слух ничего не сказал. Его куда больше волновала скорая встреча с братом. Занятное положение. Неправильное и одновременно правильное для нас обоих, желающих совершенно противоположного.       — Что с тобой? — В голосе Михаила проскочил лёгкий намёк на тревогу. — Замерзла что ли?       Я ответила ему коротким кивком, со стороны наверняка больше походившим на нервный тик, когда наш несостоявшийся диалог оборвала открывшаяся дверь. Лицо Антона растеряло всё самодовольство, сменив то мрачной напряжённость. Одним кивком тот указал мне и Тевкру на вход, Михаилу же жестом приказал остаться. Узкие коридоры петляли то влево, то вправо, чернея лишь проёмами и редкими окнами, пока не оборвались небольшой площадкой. Двое стражников окинули нас взглядами, после чего повернулись к Антону. Разговор явно шёл не так, как тот задумывал изначально, что явственно показывали его опускающиеся всё ниже брови. Заходившая в стороны же нижняя челюсть навевала самые худшие опасения: на сей раз даже Фатуи оказались бессильны. Рукав осторожно потянули вниз, и я опустилась к Тевкру.       — Они не хотят пускать нас? — чуть подрагивающим голоском спросил тот, и я уловила блеск в голубых глазах.       — Не знаю, — честно призналась я, — но похоже на то.       — Значит, я никогда не увижу братика? А если он никогда не выйдет?       — Выйдет, не переживай, — поспешила утешить того я, но первые крупные слёзы уже оставили влажные дорожки на раскрасневшихся щёчках. — Ох, ну что же ты? — Горькое чувство стыда подтолкнуло прижать маленькое тельце к себе. Губы с трудом сдержались, чтобы не прошептать «Прости, это всё моя вина». — Пусть хоть Тевкр пойдёт, — обернулась я к Антону, на что тот едва ли обратил внимание, продолжая пока ещё относительно ровным тоном беседовать с миллелитами. — Вы слышите? Хотя о чём это я? Вам плевать!       — Тише, — шикнул тот, даже не взглянув на меня.       — Какие же вы все алчные твари! — Рык сорвался с губ. Ладони потеплели, превращаясь в кулаки. — Скажите, что пойдёт только Тевкр. Без меня! Дайте ему увидеть брата!       Антон умолк, как и стражники. Все трое теперь испуганно глядели на меня, но куда-то вниз. Проследив за их взглядами, я выругалась. Пальцы покрылись сажей, в воздух поднималась тонкая струйка дыма.       — Ты что… — тихо пробормотал Антон, но тут же осёкся и вновь повернулся к стражникам, коротко бросив им что-то. Те думали недолго: кивнули, затем один из них протянул Тевкру ладонь.       — Они проводят тебя к брату, — ободряюще улыбнулась я, и тот неуверенно оторвался от меня.       — Ты будешь здесь? — испуганно спросил он, прежде чем исчезнуть в проёме железной двери.       — С места без тебя не сдвинусь.       Крохотная фигурка растворилась в темноте, и я повернулась к Антону, готовясь к худшему. Но тот, к моему удивлению, молча удалился. Да так спешно, что даже не вспомнил о самом главном. Я осторожно пошевелила плечом, проверяя на месте ли заветный конверт, и услышала тихий хруст. А вот и оправдание вскрытой печати. Дело оставалось за малым.       —Не подскажете, где здесь туалет? — Оставшийся стражник только округлил глаза в ответ. — Понимаете ли вы мондштадтский? — Очередная попытка не принесла успеха. — Значит, игра в крокодила, — вырвался обречённый вздох из моей груди.       Показав целое минутное представление в виде мойки рук, лица, но обойдясь без показа всего прочего, для чего предназначался туалет, я, наконец, смогла добиться желаемого. Коридоры петляли из стороны в сторону, сменяя друг друга, мысли же уже подначивали просто забиться в угол и довершить начатое. Толкнув несколько попавшихся дверей, я всё же очутилась в туалете. Таком же сером, узком и безлюдном, как и всё здание. Отражение в зеркале с горькой усмешкой прошлось по мне измождённым взглядом, прежде чем пропасть из поля зрения. Конечно, здешней сантехнике было ещё далеко до земной, но деревянные дверцы и какие-никакие перегородки обещали скрыть от непрошеных гостей. Толкнув все по очереди и убедившись, что остаюсь в гордом одиночестве, я зашла в последнюю. Дырка в полу вогнала в брезгливые и параноидальные мысли. Осторожно приблизившись к ней, я вгляделась, почти полностью уверенная в том, что оттуда либо выскочит что-то мерзкое, либо во тьме сверкнет объектив камеры. И хоть последнего в Тейвате замечено не было, а первое так и не выскочило, тело наотрез отказалось приближаться к ней и прижалось к стене. Руки судорожно принялись рыскать по одежде, пока не добрались до заветного конверта. Печать на том и впрямь оказалась сломанной. Антон либо был полным дураком, либо тяготел к формальностям, иначе к чему был весь этот фарс?       «Спасибо хоть не в буханке», — хихикнула я себе под нос и принялась разворачивать письмо.       «Сделка состоится в конце следующего месяца. Она лично прибудет, чтобы проконтролировать её. В этот раз всё выйдет куда проще, чем в прошлый».       Глаза пробегали по трём коротким предложениям снова и снова, пока разум пытался осознать прочитанное. Среди всего выделялось лишь одно слово — «она». Она. Та самая? Или другая «она»? Повертев лист в руках, я с раздражением сдержала порыв избавиться от него сию же секунду. Здесь и шифра не понадобилось. Ёмко и весьма содержательно для того, кто был в курсе дела, и совершенно бессмысленно для кого-то вроде меня. С другой же стороны кое-что всё же прояснилось: Фатуи готовятся к некой сделке и, судя по сегодняшней вылазке, весьма важной. Спрятав конверт обратно, я вышла. Холодная вода, едва коснувшись лица и рук, смыла тёмные пятна сажи и принесла облегчение. Кратковременное, конечно, но и этого вполне хватило, чтобы сразу прикинуть план дальнейших действий, первым пунктом в котором значилось «Найти подтверждение ЕЙ». Если всё складывалось так, что добыча добровольно решила прийти на убой, то времени для принятия самого важного за всю мою жалкую жизнь оставалось совсем чуть-чуть. Точка отсчёта начиналась с некой сделки и кончалась в туманах будущего. Что ж, прекрасно, оставалось лишь набить руку. И в прямом, и в переносном смысле.       Стражник стоял на месте. Его взгляд напряжённо прошёлся по мне, будто искал притаившийся в рукаве нож.       — Не переживай, месяцок ещё поживёшь, — с улыбкой сказала я на что получила в ответ только полное растерянности выражение. — Интересно, сколько тебе? Молодой совсем, судя по лицу. Только начал карьеру, наверняка ещё даже семьёй не обзавёлся, а скоро уже умирать. — Я устало уселась прямо напротив него. — Странно, что здесь так мало охраны. Или внутри собрались все демоны вашего проклятого мира, или вы устраиваете арестантам такую сладкую жизнь, что те просто не хотят возвращаться. Надеюсь, что первое, иначе мне будет чертовски скучно ближайшие пару лет.       Стражник не ответил, и я закрыла глаза, на минуту дав разгуляться темноте. Но та надолго не задержалась, сменившись хаосом воспоминаний. Болезненными и, напротив, приятными. Две совершенные противоположности, которым не суждено пересечься и которые разделяет тонкая грань. Какие-то жалкие секунды могли бы исправить нынешнее положение: целое яблоко в руках, а не раздавленное под ногами; короткое «нет» в ответ на требования пойти в лес. В конце концов «не надо» в лицо самой себе, сверкавшей в зеркале безумным взглядом. Я вдруг поймала страхи, успевшие почти позабыться. Они никуда не пропали, лишь затаились ненадолго, чтобы напомнить о себе в подходящей момент. И не прогадали.       Хочу ли Я всего этого?       Простой вопрос, но отчего-то загнавший в тупик. Одна часть меня, что полыхала в вечном огне, обозлённо зарычала, заметалась и принялась выдёргивать одну ужасающую картину за другой. И вот, казалось, ответ найден, причём, уже давно, но только другая упорствовала в обратном. Кто я, чтобы решать чужие судьбы? Кто дал это право мне, ничтожно малому созданию? Боги? Ради утехи или удовлетворения собственных желаний?       И того, и того. Как очевидно и как уныло.       Битва затихла, не определив победителя и обещая вскоре вспыхнуть вновь, когда железная дверь напротив протяжно взвыла. Тевкр бросился ко мне, сверкая улыбкой во всё лицо.       — Поговорим чуть позже, — мягко оборвала его я и поклонилась страже. Они ответили тем же, но взгляд их ничуть не потеплел. Одинаковые коридоры продолжили свой бег, пока случайный миллелит не вывел к долгожданной свободе. Михаил и Антон ждали: первый нарезал сотый круг, судя по следам на снегу, второй же стоял, как статуя. Но оба в мгновение ока оказались рядом, стоило нам выйти.       — Ну что? Как брат? Ты… — начал было Михаил, но рука Антона оборвала его небрежным жестом, отчего тот мрачно глянул на начальника.       — По ходу разберёмся, — бросил тот и, бесцеремонно выдернув ладошку Тевкра из моей, повёл того куда-то. Я двинулась следом.       — Передала? — тихо спросил Михаил, поравнявшийся со мной, и на моё короткое отрицание едва сдержал брань, зашипев: — да чтоб тебя, девка! Проку от тебя меньше, чем от дитя пятилетнего! Хоть бы ему отдала!       — На глазах у стражи? — Я без стеснения достала смятый конверт и ткнула им в Фатуи. — Сами управитесь, раз мозгов побольше, чем у какой-то девки.       — Почему он вскрыт? — Фатуи завертел его в руках.       — Я бы поставила вопрос иначе: кто из вас двоих додумался ставить печать на передачку? Или вы всерьез решили, что бумага и хрупкий воск останутся в целости и сохранности после подобных «пряток»?       — Слышишь ты, дрянь…       Михаил уже потянулся к моему воротнику, намереваясь схватиться за него и тряхнуть как следует, когда мой кулак влетел в его челюсть. Тот отшатнулся, держась за место удара, затем повернулся ко мне. Чёрные глаза судорожно заскользили по мне неверяще, будто Фатуи ждал, что вот-вот из-за моей спины возникнет кто-то другой.       — Хватило или добавить? — Мои губы растянулись в улыбке, по телу пробежала волна возбуждения, будоража от кончиков волос до кончиков ногтей. Холод, сковывающий всё это время, сгинул в мгновение ока.       Михаил дёрнулся. Теперь тот глядел со смесью ненависти и страха, что лишь вызвало ещё больший восторг. На его скуле чернел отпечаток моих костяшек — прекрасный подарок собственному самолюбию.       — Кто ты такая? — прохрипел Фатуи.       — Спроси своего дорого командира. Хотя он вряд ли ответит такой мелкой сош…       В бок ударило нечто увесистое, сбив с ног. Снег смягчил падение, я же растерянно уставилась на успевшее чуть посветлеть небо. Тело пришло в движение без помощи разума. И вовремя. Глаза сосредоточились на летевшем прямо на меня Антоне. Драки явно было не избежать, и я впервые пожалела, что не захватила Глаз Бога. Уже готовая получить в лицо, я удивлённо замерла, наблюдая, как странная тень скользнула по улице и оказалась возле Антона.       — На безобидную девушку с кулаками? — с акцентом произнёс невысокий юноша, лёгким движением скрутив Фатуи. — Как грубо.       Следом скользнула и вторая тень, поставившая подножку Михаилу, бросившемуся на помощь. И тоже юноша. Он с безразличием оглядел растянувшегося Фатуи, откусил кусок от льда в руках и что-то сказал.       — Обожди, Чун, мне просто необходимо преподать этим двоим урок этикета. — Первый юноша прижал Антона к земле, и я не без удовольствия услышала сдавленный крик последнего. — Скажите, вы считаете себя правыми в том, что совершили? — Расценив глухое мычание как согласие, тот удовлетворённо отступил, разрешая Фатуи подняться. — Пожалуйста, впредь будьте более… — Незнакомец с лёгкостью увернулся от кулака и с досадой покачал головой. — Похоже, придётся повторить урок.       Заметив сжавшегося в комок Тевкра, я махнула ему. Тот мгновенно ожил, зажмурился и понёсся вперёд, чудом не столкнувшись ни с кем. Подхватив его, я сделала то, что всегда удавалось мне лучшего всего — дала дёру, не без наслаждения ловя мелодию драки. К ней вскоре примешался топот десятков ног, отчего сердце в груди радостно перевернулось: Тарталью ждало неожиданное пополнение по соседству.       Петляя между домами, мы, наконец, оказались на знакомой площади. Отдышавшись, я поймала странную мысль, будто бы уже где-то видела тех двоих. Не так уж и давно. Первым вспомнился паренёк со льдом. Он так же грыз его и в чайной, а напротив сидел тот самый, что спас меня от Антона.       — П-почему…они… — пробормотал Тевкр, готовясь разрыдаться, как я мигом нашла произошедшему первое попавшееся оправдание:       — Они оказались совсем не друзьями твоего братика. Смотри. — Я развернула так и оставшийся в руке скомканный конверт и сделала вид, что читаю: — тебе никогда не выйти на свободу. Мы сделали всё, чтобы помешать этому. Вот почему я ударила того дяденьку.       — Но братик сказал, что они наши друзья, — с сомнением протянул тот.       — Братик ещё не знает об их предательстве, — наигранно вздохнула я. — Они просили меня передать ему это письмо, но я отказалась, когда узнала, что там.       — Как же так? Мне они показались добрыми.       — Внешность обманчива. Верь только поступкам. Забудем о них, теперь страже решать, что с ними делать. Лучше расскажи, как там братик.       Тевкр мгновенно оживился, сбросив печаль и страх, и принялся описывать встречу с Тартальей. Последний, по словам Тевкра, заметно ослаб и его улыбка была уже «совсем не радостной, как в самый дождливый день». Забавное сравнение с некой собакой по кличке Белая, которая с грустью глядела на миску всякий раз, как получала вместо мяса овощи, заставила ухмыльнуться.       — А что из себя представляет эта тюрьма? — с интересом спросила я, а когда услышала «Такие же коридоры, только далеко-далеко внизу» сильно удивилась. Чудища, которых рисовала фантазия, оказались лишь её плодом. Тогда как же усмиряют всех подобных Тарталье? Или угроза репутации привела его в такой ужас, что тот решил отсидеть положенный срок?       — Там были какие-то камешки возле каждой комнаты. Маленькие и цветом, как снег, — сказал Тевкр.       — Камешки, значит, — задумчиво протянула я, когда ответ нашёлся сам. Связать два плюс два оказалось довольно легко. Кулоны. Множество таких же, как и у меня. Забавно, что им нашлось куда более подходящее применение, нежели чем пылиться в безлюдных Хранилищах.       — Братик сказал, что домой пока нельзя. — Тевкр с грустью опустил голову. — Он хочет, чтобы я остался с вами. Но как же Паймон? Она снова разозлится.       — Я поговорю с ней, обещаю. — Сдержав вздох разочарования, я принялась утешать его, как могла, и в качестве отвлекающего манёвра предложила пройтись по лавкам со сластями и игрушками. Отличный способ задобрить любого. Жаль, что только ребёнка.       Торговая площадь пестрела множеством палаток. С прошлого раза их явно прибавилось. Впрочем, упрекать желавших нажиться на смерти Бога кому-то, вроде меня, было бы верхом лицемерия. К тому же сейчас людские пороки были только на руку. С разных уголков доносились обрывки разговоров на всевозможных языках. Купцов из других стран заметно отличала одежда: некоторые облачились в утончённые наряды, сверкали моноклями и хвастались высокими шляпами с диковинными цветами, различными узорами и даже шестерёнками; другие придерживались строгой формы, отсылавшей к феодальной Японии — однотонное кимоно без излишеств и туго завязанные пучки на голове; третьих выделяла смуглая кожа и громкий голос. Взгляд выглядывал знакомые лица, но так и не нашёл никого из Мондштадта. Показательная порка за сокрытие «ценной добычи» в моём лице продолжалась.       Тевкр оказался совсем не придирчивым, выбрав всё в первых двух палатках: белые пирожные, напомнившие зефир, пару шоколадок и скромных размеров зайца. На моё предложение взять что-то ещё тот сперва загорелся, но затем отказался, сказав, что хочет ещё купить что-нибудь и брату.       «Билет в один конец», — мысленно предложила я и скрепя сердце направилась искать «достойный» подарок. Тевкр метался между палатками, таща меня за собой, при виде любого оружия или одежды.       — Сестрица Тоня сшила ему красный шарф, и теперь он всегда носит его с собой! — раздосадовано сообщил тот. — Мне тоже хочется подарить братику то, что будет всегда у него.       — Как насчёт мозгов? — процедила я сквозь зубы, и моё злословие тут же потонуло в гомоне толпы.       — А? — Взгляд Тевкра лучился такой надеждой, что я мысленно отвесила себе пощёчину. Тарталье невероятно повезло с семьёй, отчего внутри вспыхнула не только злость, но и жгучая зависть.       — Как насчёт носков?       — Точно! Он будет носить их каждый день и вспоминать обо мне. Ты такая умная!       «Могу поделиться умом и с твоим братишкой», — чуть не вырвалось из моего рта и только силой воли осталось в мыслях.       Палатка со всем необходимым нашлась спустя недолгие скитания среди платьев и шуб. Несколько из последних приглянулись, и я постаралась запомнить лица купцов, чтобы заглянуть позже. Толпа обступала со всех сторон, поглощала, заставляя слиться в единый живой поток. К удивлению, случайные толчки не злили, а наоборот, разливались облегчением. Я была готова раствориться в незнакомых лицах и голосах, чтобы хоть на секундочку освободиться от пут собственного сознания. Обезличивание в массе таких же, как и я, оказалось лучшим лекарством.       Но и ему не суждено было длиться вечно. Сладкий мир безликих выплюнул меня на обочину жесткой реальности. Тевкр, помятый, но довольный, прижимал к груди пару носков, кулёк с конфетами и игрушку. Из всего тот явно больше дорожил носками, внимательно разглядывая те.       — Братику понравится. Спасибо, что помогла. Ты мне стала почти что сестрой, — радостно сказал тот.       Его широкая улыбка вынудила отвести взгляд и промямлить что-то несвязное в ответ. Стыд, впрочем, довольно быстро растерял силу, уступив первенство куда более неприятным чувствам: страх за последствия случившегося, злость на собственное бессилие и толика безразличия, предлагавшего отдаться на волю судьбы. Жаль, что по словам той гадалки из Мондштадта, последней у меня нет. Даже свалить вину за неудачи было не на кого.       Тучи на небе чуть поредели. Солнце не оставляло попыток протиснуться сквозь них, отчего его лучи переливались золотом на фоне хмурого свинца. Кажется, миновал полдень. Пора было готовиться к следующей встрече, где мне так же обещалось получить парочку новых синяков или чего посильнее, но по крайней избежать смерти. Или я просто хотела верить в милость Бэй Доу.       — Ты ведь вернёшься? — Голубые глаза Тевкра встревожило сомнение, быстро развеявшееся от моего короткого кивка. Он проводил меня до комнаты, где Глаз Бога нашёлся не сразу, затем сбежал вместе со мной вниз и ещё немного постоял на самом верху каменной лестницы в хижину Бу Бу, глядя мне в след. Судьба Паймон ждала каждого, кто решится связать со мной свою жизнь. Отчего-то мысль развеселила печальной абсурдностью. Призрачный мирок, сплетенной мной и Тартальей для Тевкра, жил сам по себе, и оступись кто-то из нас, тот сразу бы рухнул, оставив глубокую рану на невинной детской душе. Интересно, сколько таких у Паймон? Та редко показывала печаль, предпочитая выплёскивать накопившееся криком или драками, но всё же изредка её глаза мутнели, невидяще глядя перед собой. Помнит ли она произошедшее в Мондштадте так же ясно, как и я, или же избирательная детская память огородила её от нежелательных тревог?       Пальцы игрались с конвертом в кармане. Его бы следовало выбросить, — пара слов, и те оказались бесполезны — но отчего-то рука не поднималась сделать это. Важная улика, которой Нин Гуан, без сомнений, заинтересуется а, возможно, даже поймёт, что кроется в этих трёх предложениях, только как бы эти знания не обернулись против меня. Гонец, приносящий плохие вести, частенько лишался головы.       Гавань с каждым новым днём всё больше заполнялась торговцами и покупателями. Отчасти это даже приносило облегчение: толпы, в первые дни сметавшей с прилавков товары и перекрикивающей даже шум моря, чертовски не хватало. Гавани не шла пустынность, она её уродовала.       Корабль Южного Креста качался в такт волнам на положенном месте. Некоторые из членов экипажа глазели на кишащий человеческий ковёр внизу, другие же буравили взглядом море. Среди них мелькнуло знакомое девичье личико. Протиснувшись сквозь толпу, я принялась всячески привлекать к себе внимание девушки, пока та, наконец, не узнала меня. На сей раз Паймон не понадобилась: меня явно ждали. Команда корабля добродушием не пылала, как и не пылала ненавистью. Несколько десятков пар глаз буравили меня, вызывая смутную тревогу. Беспочвенную, впрочем: Бэй Доу бы не посмела рискнуть доверием Нин Гуан, судя по тому, как та её слушалась.       Мой взгляд наткнулся на светловолосого юношу. Прежде стоявший в сторонке и глядевший с тихой печалью, тот теперь выглядел куда более живым. Он вдруг сделал по направлению ко мне несколько шагов и поклонился.       — Здра-вст-вуй-те, — растягивая слоги, произнёс тот на снежском, чем вызвал не только у меня, но и у всех прочих немалое удивление. Повсюду поползли приглушенные разговоры; те же взгляды, которыми моряки одаривали юношу недвусмысленно намекнули, что тот был здесь не в почёте.       — Добрый вечер. — Я поклонилась в ответ и по недоумевающей улыбке напротив поняла, что всё знание снежского юноши ограничивалось лишь одним приветствием. — Здравствуйте.       Заслышав знакомое слово, тот просиял и жестом пригласил пройти внутрь. Доски устало заскрипели под ногами, вынуждая ступать осторожнее. Стараясь держаться поодаль от юноши впереди, я не переставала оглядывать его на наличие Глаза. Память настаивала, что тот явно был, глазам же никак не удавалось отыскать его. Предусмотрительно снял? Значит, в ряду «хранителей» моей тайны прибавилось. Вскоре их обещало набраться столько, что хватило бы на маленькую армию.       Бэй Доу сидела в кресле, раздражённо перебирая кипу бумаг. Моё появление же лишь подлило масла в огонь.       — Как ты вовремя, — процедила та сквозь зубы. — Даже не знаю, что меня злит больше: ты или эти чертовы документы.       — Обычно в списках самых ненавистных людей Тейвата мне отдают первенство. Буду рада, если и у вас займу почётное место.       На удивление, Бэй Доу не съязвила и не пришла в ещё большую ярость. Напротив, улыбнулась.       — Знакомься, Казуха, — махнула она в сторону юноши, оставшегося стоять возле входа. Тот вновь поспешил поклониться. Внимательный взгляд его тёплых глаз блестел в свете единственной лампы. — Посчитала нужным вовлечь и его в дело. Равных ему во владении катаны видеть не доводилось. Ты ведь знаешь, что такое катана? — Я кивнула. — Ну конечно, твои предки просто впихнули земную культуру, а мои не удосужились придумать ничего своего. — Бэй Доу скривилась, и мне показалось, что та сейчас смачно харкнёт в мою сторону, однако та сдержалась. — Ладно, это было лишним. Где ты хочешь заниматься?       — А есть из чего выбрать?       — Как вариант одна из принадлежащих Цисин закрытых арен. Когда-то давно в них проводились турниры — некий знак мира между странами. В каждой был хотя бы один. Как видишь, сейчас они утратили надобность.       «Всяко лучше леса», — подумала я и согласно кивнула.       Велев мне пока идти наверх, Капитан перебросилась парой слов и с Казухой, после тот скрылся в коридоре. Язык, на котором те говорили, вновь напомнил японский. Сотни часов просмотра аниме не пропали даром.       Палуба заметно опустела. Лишь несколько мужчин и та самая девушка продолжали пялиться на живую реку внизу. Моё появление их не обрадовало, а вот появление Казухи и Бэй Доу неслабо удивило. Они, кажется, пытались навязаться в сопровождение, на что получили короткий, но вполне действенный взгляд последней, и затихли.       — Придётся продираться сквозь этот кошмар, — раздражённо сплюнула Бэй Доу, разглядывая творящийся под ногами хаос, затем повернулась ко мне. — Слушай, потерпи немного, ладно? Так выйдет гораздо быстрее. — Она уже потянулась ко мне, намереваясь закинуть на плечо, как мешок с картошкой, когда по всему телу прошёлся мощный разряд. Волосы зашевелились, поднимаясь дыбом, дыхание сбилось, сердце же замерло, прежде чем понестись галопом. — Ай, ладно! — гневно воскликнула та. — Пойдём пешком.       Недовольство Бэй Доу людской оживлённостью, впрочем, быстро сошло на нет. Толпа мгновенно расступалась перед ней, благоговейно глядя вслед. И подобный восторг был вызван явно не тесными отношениями с главой Цисин, а личными заслугами. В мысли невольно прокрались воображаемые приключения Капитана среди суровых морей Тейвата, где наверняка таилось множество опасностей пострашнее акул и непогоды. На что намекали не только вылитый из стали характер Бэй Доу, но и множественные шрамы на теле, а также единственный уцелевший глаз. Интересно было бы поглядеть на неё в бою особенно с кем-то вроде Тартальи. По телу пробежала щекотливая волна злорадства при мысли, как Капитан с лёгкостью переламывает тому пару-другую костей.       Всюду, где мы появлялись, нас тут же окружали шепотки и многочисленные взгляды. Большинство из них, естественно, обращались к Бэй Доу, некоторые же сосредотачивались на нас с Казухой, отчего становилось неуютно. И не мне одной. Казуха то и дело поправлял одежду и не отрывался от ботинок; на его щеках же разлился румянец. Вспомнив часто звучавшую в аниме фразу «Ты в порядке?», я коряво выговорила её, на что тот со смесью радости и удивления закивал, затем попытался завести со мной разговор, однако ничего, кроме виноватой улыбке и пожимания плеч в ответ не получил. Я же в который раз с досадой вспомнила про общенародный язык Тейвата, проклиная всех, кто поспособствовал его забвению.       Впереди показались высокие ворота с уже легко узнаваемыми резными фигурами. Стража молча пропустила нас внутрь. Широкий двор украшали посаженные ровными рядами невысокие деревья и квадратные клумбы с белоснежными цветами. Их угловатые листья чопорно подчёркивали обожание Ли Юэ симметрии и геометрии. Аккуратный газон, где каждая травинка, казалось, росла на идеально выверенном расстоянии, лишь усиливал это ощущение. Чопорность и перфекционизм отдельных районов города, однако, никак не отметал его уродливой изнанки на обочинах. Под блеском роскоши крылась чернота грязи.       Несколько несуразное здание, вытянувшееся вширь, но не ввысь, встретило нас тишиной. Внутри царили безлюдье и темнота, намекая, что здесь нас не потревожат. Бэй Доу, чертыхаясь, отыскала включатель, и поочерёдно раздалось множество щелчков. Механизм, схожий с таким же в Хранилища Мондштадта, оживил сотню свечей, осветив коридор, уходивший влево и вправо. Посередине же расположилась двухстворчатая дверь, недовольный скрип который лишний подтвердил догадки о заброшенности этого места. Стоило же ей открыться, как я замерла, оглядываясь. Каменная лестница уходила далеко вниз, обрываясь возле ограждения, за которым раскинулось широкое поле, усыпанное песком. Любовь к углам не обошла и арену: длинные трибуны образовывали вокруг неё идеальный квадрат; вздымающиеся до самого верха стены усыпали сотни светильников, расстояние между которыми наверняка было выверено до миллиметра; в середине же потолка серел кусочек неба, готовящегося к закату.       — Всё время задавалась вопросом, для чего нужны эти дырки, — махнула в сторону квадратного окна наверху Бэй Доу. — Непрактично, да и красоты никакой не вижу.       — Для циркуляции воздуха, — ответила я, оглядев арену на наличие вентиляции и не обнаружив ни одной решётки.       — Разумно, — кивнула Капитан, окинув меня удивлённым взглядом.       Достигнув самого низа, я оглядела трибуны. Мондштадт уступал и здесь. Его арена была раза в полтора меньше и куда грязнее. Конечно, и здесь всюду серела пыль, однако ни намёка на беспорядок или сваленные за ненадобностью остатки былой славы солдат, как всё в том же Мондштадте.       — Ну и как тебе? — вдруг обратилась ко мне Бэй Доу. — По мне так слишком скучно. Хотя чего ещё ожидать от Ли Юэ.       На её лице мелькнула неприязнь, и я усмехнулась. Хоть в чём-то наши вкусы совпадали.       — Порядок и строгость здесь в почёте, как я заметила.       — Напыщенность и дурной вкус ты хотела сказать?       — Не мне осуждать чужую культуру, — осторожно увильнула я от ответа.       — Ладно, давай начнём. — Бэй Доу отдала Казухе Глаз Бога и встала напротив меня. — Что ты умеешь?       — Мало что, — честно призналась я и, вспомнив слова Тартальи, добавила: — даже не могу придать оружию форму.       — Это не такая большая беда, — Капитана, к удивлению, подобное откровение не привело в разочарование или гнев. — Важнее адаптировать тебя к магии. Как я поняла, вам, Призванным, от неё приходится несладко.       Вместо ответа я без стеснения оголила левый бок. Круглая отметина от Глаза Эмбер на нём хоть и успела растерять красноту за прошедшие полгода, но ещё напоминала о былом своей уродливой неаккуратностью. Казуха стыдливо отвернулся, Бэй Доу же нахмурилась.       — Это от Глаза? — спросила она и, получив утвердительный ответ, сжала челюсти. — От кого?       — Рыцаря Ордо Фавониус. Вышло случайно. Как и во второй раз.       — У тебя их две?       — Три. Самая неприятная на спине.       — Покажешь? — В голосе Капитана мелькнуло несвойственная той неуверенность. Я же послушно повернулась, вновь приподнимая кофту. Позади раздалось грязное ругательство. — Кто? — единственное, что спросила Бэй Доу, я же замерла в нерешительности. С одной стороны мои мечты увидеть, как та потрошит Предвестника могли бы воплотиться в реальность, с другой же — Ли Юэ могла постичь участь Мондштадта. И вновь по моей вине.       Долго молчать мне не пришлось: глаза Бэй Доу распахнулись.       — От него? — коротко бросила она хриплым голосом и вновь выругалась после моего кивка. — Ладно, слабачка, постараюсь слепить из тебя хоть что-то приличное. Только усвой три правила: не ныть, не отлынивать и не доставать глупыми вопросами.       — А умными можно?       — Удивлюсь, если услышу от тебя хоть один, — усмехнулась она. — Показывай, что можешь.       Без лишних слов я вытянула руки, к собственному неудовольствию отметив дрожь в них, и сосредоточилась. Пальцы сжали рукоять и тут же разжались. Я зашипела, наблюдая, как от ладоней поднимается дым.       — Возни с тобой выйдет даже больше, чем мне думалось, — с разочарованием выдохнула Бэй Доу. — Двадцать кругов в быстром темпе. Казуха поведёт. И не сбавлять скорости.

***

      Ноги предательски подкосились, едва последняя ступень оказалась позади. К счастью, чертыхания и шорохи не слишком встревожили тишину дома.       «По стеночке, по стеночке», — методично наставлял державшийся из последних сил разум.       Глаз в кармане давно остыл и теперь не обжигал, а едва грел бедро. Бэй Доу оказалась на редкость дотошной, умудрившись переплюнуть даже скрупулезность Рагнвиндра. Оба меня, мягко говоря, недолюбливали, однако если последний старался уложиться в отведённые час-полтора, то первая решила временем не ограничиваться. И хоть утро обещало выдаться весьма паршивым, я осталась довольной. В конце концов рано или поздно пришлось бы испытать выносливость собственного тела, раз уж душа подвергалась подобным пыткам почти ежедневно.       Ручка соскользнула, в горле застряло ругательство, к счастью, так и не вырвавшееся на свободу. Дети мирно спали, не услышав скрип двери. Паймон, казалось, и вовсе не поменяла позу с самого утра. Тевкр же решил не тревожить ту и свернулся калачиком в спальном мешке, сжимая купленного зайца и пару носков. Я сжала челюсти, сдерживая ещё теплившийся внутри гнев. На Тарталью. На себя. Детям полагается самый счастливый отрезок жизни. Короткий по времени и такой долгий по воспоминаниям. Отчего же сейчас мы приносим самым близким столько горя?       Кое-как мне удалось доковылять до сваленных в углу вещей, осушить до последней капли сразу несколько банок с зельем, купленным пару дней назад.       «На чёрный день», — сказала я самой себе, не ведая, как скоро оный наступит.       Оставалось ещё две, что и радовало, и одновременно огорчало неизбежностью их скоропостижной кончины по утру. Оставалось самое сложно и простое — не повторить их незавидную судьбу.       Все спальные места оказались заняты. Идея лечь рядом с Тевкром отмелась самостоятельно, Паймон же тревожить не хотелось. Оставался лишь стол, после сна за которым всему прочему стоило ожидать в гости и дикую боль в спине. Всяко лучше новых истерик и драк. Однако облегчающая темнота не спешила прогонять вязкий поток мыслей. Взгляд тупо уставился в окно, разглядывая белый диск луны. Облака на сей раз будто избегали ту, разрешая насладиться её красотой. Горделивую и отрешённую ото всего мирского, её окружал призрачный ореол, венчая с одиночеством. Будь та живой, непременно бы облачалась в длинные прозрачные ткани, куталась в них, лелея тихую тоску внутри. О ком же? О себе или бывшей любви?       Вдруг в её центре показалась чёрная тень. Она стремительно росла, словно бы пожирала небесную красавицу, пока взгляд не различил два широких крыла. Птица явно направлялась в город. Я сосредоточилась на ней, чувствуя, как сердце ускоряет ход. Когда же на её лапах блеснула пряжка, руки сами принялись к окну. Ястреб бесшумно приземлился на подоконник. Он явно нервничал на незнакомой территории, однако позволил дотронуться до себя и открепить увесистый свёрток.       — Держи, это всё, что могу предложить. — Покопавшись в вещах, я достала остатки пирожных, но в ответ получила лишь брезгливое шипение. — Весь в хозяина, да? — усмехнулась я. — А погладить не дашься?       Я вновь осторожно потянулась к птице, готовясь сразу же убрать руку, однако та сопротивляться не стала, отведя на ласки почти минуту, затем тряхнула головой, пуша перья, и развернулась, готовясь взлететь.       — Хорошего полёта. И спасибо большое за весточки с Мондштадта, — я шепотом попрощалась с ней, не ожидая ничего взамен. Но и на сей раз та удивила: обернулась, сверля меня долгим взглядом, прежде чем взмыть ввысь и оставить на память перо. Выбрасывать его не захотелось, и то мгновенно оказалось на столе. Странный сувенир или дань памяти — объяснить выходку самой себе я так и не смогла. Но мысли мгновенно поглотил конверт, перевязанный множеством лент. Шорох бумаги отозвался внутри волнительным трепетом. Я готовилась к хорошим вестям, несущим частичку, как казалось теперь, той прежней беззаботности. Сперва посыпались подарки, за ними — письма. Конфеты для Паймон и несколько ловко свёрнутых игрушек я отодвинула в сторону, принявшись вскрывать письма с печатью льва. Джинн исписала пять листов, от которых приятно пахло её духами. Тревога так и сквозила в каждой строчке. И хоть сперва та и пыталась прятаться за вежливыми предостережениями и благодарностями описаний Ли Юэ, довольно быстро смахнула с себя притворность.       «До нас долетели вести о страшной трагедии в Ли Юэ. Мы уже отправили необходимую помощь Цисин, так как сами явиться лично не можем. О дате похорон ещё не сообщили, но, пожалуйста, воздержись от присутствия на них. И если вдруг почувствуешь опасность, возвращайся. Непременно возвращайся, прошу! Дай нам знать, если что-то случится, я лично отправлюсь на помощь. Мондштадт переживает не лучшие времена, но мы всегда готовы оказать тебе необходимую поддержку.       Изредка я вспоминаю те времена. Ах, как давно и в то же время совсем недавно они были! Я была счастлива встретить тебя на нашей земле, несмотря на то, чем всё обернулось. Мы шаг за шагом отстраиваем руины. Медленно, но верно. После случившегося многое пришлось переосмыслить, и посему мне бы хотелось попросить у тебя прощения. Нам бы следовало сразу объявить о тебе, но никак не таить взаперти, как страшную тайну. Возможно, всё бы закончилось совсем иначе. Так или иначе я искренне надеюсь, что сейчас ты счастлива. Как и Паймон. Скажи, выросла ли она? Осталась ли такой же задорной, как прежде? Жаль, что Тейват не обладает всеми чудесами технологии Земли, иначе мы бы смогли общаться вживую, видеть друг друга. Ох, прости мою слабость. Следовало бы переписать, но что-то останавливает мою руку всякий раз, как та тянется порвать письмо».       Глаза наткнулись на небольшое тёмное пятно в углу, и я поняла, что подтолкнуло Джинн к столь несвойственной ей откровенности. Я бы и сама не отказалась от стаканчика-другого. Третьего, четвертого, пятого, пока не осушила бы бутылку целиком. Венти заразил двумя страшными недугами: любовью к себе и пьянству. Но если с первым помогало бороться расстояние и остатки былой обиды, то от второго не ограждало ничего. Но я сдержалась, хоть и знала, что, решись выйти, непременно нашла бы покой в багрянце в первой же подвернувшейся лавке.       «Ты спрашивала о Барбатосе. Что ж, вестей о нём немного, и те дурные. Он вновь пропал. Исчез сразу после твоего ухода, не оставив нам и намёка, где его искать. Насколько мне известно, вы были близки, быть может, ты бы пролила свет на его уход? Конечно же, он само воплощение свободы, однако Мондштадт только успел обрести Архонта за долгие годы, как тот вдруг вновь пропал. Мы даже не успели обмолвиться с ним и единым словом. И меня это искренне печалит. Всё же благодаря его заслугам наш регион смог скинуть оковы рабства».       Я отстранилась, ощутив, как теплеют ладони. Тело вымоталось, а вот разум ещё пылал силами. Но был ли таков итог непредсказуем? Нет. Подсознание давно твердило, что надежды на благоразумие Венти и его осознанность напрасны. В глубине души мысли о том, что тот окажет Мондштадту помощь после столь громогласного возвращения и не менее громогласного падения, ещё теплились. Долгие годы скитаний не должны были пройти для него впустую. Но нет, всё вышло иначе. Он подписался под собственным бессилием, обрывая тем самым последние тонкие ниточки, на которых держались мои сомнения. Пожалуй, ему я отведу второе почётное место в собственном «отсчётном» списке.       Навеянные памятью образы сна быстро вытеснило продолжение письма, в котором Джинн ещё немного потопталась на месте, разбрасываясь сомнениями относительно исчезновения Архонта, а затем вернулась к событиям в Ли Юэ.       «Случившееся глубоко шокировало всех нас. Мы в первую очередь подумали о вас с Паймон, поэтому, прошу, ответь сразу, как только сможешь. Господин Рагнвиндр приложит к письму свисток для ястреба.       Пожалуй, мне стоило бы сперва написать, что думаю сама о трагедии Рекса Ляписа, но улицы Мондштадта наводнили слухи и домыслы, один немыслимее другого, посему сперва бы хотелось узнать твою точку зрения. Заметила ли ты что-нибудь? Слышала ли вести от Цисин или Фатуи? Последние имеют к этому отношение, учитывая твои заметки об их фривольном поведении в письме к нам. И раз уж Мондштадт пострадал от их рук, остановится ли они перед беззащитным Ли Юэ? Горько думать о подобном, все мы так или иначе товарищи по несчастью, но вынуждены придерживаться формальностей. Это бы тоже стоило убрать, вот только рука вновь не хочет слушаться. Ты успела зарекомендовать себя как человека, которому можно довериться, поэтому, надеюсь, моя откровенности в этом письме не будет излишней. Лиза говорит, иногда стоит выделять минуту на слабость и жалость к себе. Что ж, значит моим немым слушателем будешь ты и этот лист бумаги.       Прошу прощения, что отступила от темы. Ещё раз благодарю за подробные описания быта и улиц Ли Юэ. Признаться, я была там всего раз и то в далёком детстве. Теперь он наверняка изменился».       Последние строчки чернели тоской по невинности детства, которую я с тихой радостью разделила. Прощаясь, Джинн вновь попросила об осторожности и немедленно возвращении в случае опасности. Позорный вариант на самый чёрный день, и всё же.       Письмо Лизы веяло натянутой вежливостью и отстранённостью. Былое озорство, с которым та любила иной раз подстегнуть меня, испарилось. Сухие и короткие вопросы о самочувствии, состоянии Ли Юэ и планах на будущее. Она всё же затаила обиду, но нужно ли мне её прощение?       Эмбер не поленилась исписать добрых восемь страниц. Пробегая по круглым неровным буквам, я невольно слышала её быстрое щебетание. Она писала обо всём подряд, явно спешила, чтобы успеть излить на бумагу сменяющие друг друга со страшной скоростью мысли. Барбара и Беннет, по её словам, заметно сблизились, правда последний успел несколько раз порвать пастору платье и опрокинуть на ту горшки с цветами.       «Но ты ведь знаешь Барбару. Она терпеливее рыбака на озере. Весь Мондштадт затаив дыхание наблюдает за ними».       Следом торопясь и толкая друг друга, полетели заметки о «тайных» встречах Рагнвиндра и Джинн. Эмбер активно болела за них, заранее поженив и определив в счастливые родители трёх прелестных детишек.       «Правда, не все этому рады», — несколько разорвано, будто бы сомневаясь, писала та. — «Ты не знаешь её, но в Мондштадте есть одна девушка, давняя поклонница господина Рагнвиндра. Последнее время на ней лица нет. Боюсь, как бы её чувства к нему не послужили поводом к… Нет, о таком и думать не следует, не то чтобы писать. Она придётся в себя, я уверена, ей просто нужно время.       Наверное, мне не стоит писать об этом и лишний раз тревожить тебя, но в Мондштадте неспокойно. И хоть улицы и лица прохожих едва ли изменились с тех пор, как ты уехала, что-то в них вызывает тревогу. Нет, не из-за произошедшего на Площади, не подумай. Звучит странно и наивно, но я буквально чувствую приближение чего-то неизбежного, что перевернёт всё в верх дном и мой любимый город уже никогда не станет прежним. Либо же мне стоит взять отдых на пару дней. По крайней мере так говорит Эола. Думаю, стоит прислушаться к её совету, я и правда слишком много работаю последнее время. Но кто же поможет в отстройке Мондштадта?».       Душевные терзания сменились пожеланиями удачи и скорейшего ответа, которые остановила небольшая точка, похожая больше на запятую. Кажется, текст планировалось дополнить, однако недосказанное осталось лишь в мыслях Эмбер.       Ноэлль написала в своем стиле «тихой вежливости». Почерк, аккуратный, почти что каллиграфический, был идеальным дополнением к её характеру. Вопросы о моём самочувствии и настроении Паймон повторялись из письма в письмо, однако у Ноэлль они вышли столь мягкими и ненавязчивыми, что мне невольно захотелось ответить на них со всей честностью. Порыв, впрочем, быстро сошёл на нет, приводя в чувство. И вновь многократно прочитанные пожелания всего хорошего. Никакой конкретики, но в этом и была вся Ноэлль. Интересно, помнила ли Джинн о моей просьбе? Взгляд вновь пробежался по тексту, однако не заметил ничего, что бы выдавало намёк на становление горничной рыцарем. Значит, забыла.       Следом шло долгое и полное противоречивых сомнений письмо Барбары. Та пыталась скрыть разочарование в Боге, которому поклонялась долгие годы, однако боль так и сквозила в каждом слове.       «Церковь Фавония продолжает работу, несмотря на уход нашего дорогого Барбатоса. Ты не одобришь подобное, но прошу, единственное, что ещё помогает мне держаться, это вера. Не лишай меня её грубым словом, как я не лишала тебя надежды возвратиться домой, хоть и знала, что то лишь пустые мечты. Барбатос непременно вернётся к нам, как вернулся однажды. Мы встретим его с улыбками и распростертыми объятиями. Не всем даны силы для борьбы, а борьба с самим собой труднее вдвойне. Но я верю в него, верю, что он не оставит нас надолго. Ему нужно побыть одному».       Пробежавшись взглядом по оставшимся предложениям, я с огромным трудом удержалась от того, чтобы не превратить письмо в мелкие клочки. Пожелания здоровья и просьба ответить поскорее мелькнули перед глазами, прежде чем то без жалости было отброшено в сторону. С куда большей радостью я взяла конверт, подписанный Беннетом.       «Здравствуй! Сразу предупрежу, что мне помогала Барбара, сам же я едва-едва понимаю по-снежски на слух, что уж говорить про грамоту. Ну как вы там? Успели освоиться? Видели ли знаменитую на весь Тейват гавань? Как много я слышал о тех изысканных блюдах и диковинных товарах, что привозят туда со всего мира! Поглядеть бы хоть одним глазком.       Ну да ладно, у меня радостная весть! Помнишь того волчонка, которого Паймон назвала Снежиком? Он вырос и теперь по размерам не уступает вожаку, а ведь совсем недавно был щенком. И глаза его стали будто гореть! А рык, ты бы послушала! Низкий, глубокий. Я такой впервые слышу. Даже Рейзор не знает, как это объяснить. Будем следить за ним, вдруг это какой-то недуг».       Следом шли несколько строк о делах Мондштадта, постепенно возвращающихся привычную колею, заметки о приближении весны и описания несчастных случаев, главным виновником которых выступал Беннет.       «… а ещё опрокинул тележку с фруктами по-неосторожности, пришлось платить из своего кармана. Но когда я отчаялся, то вдруг вспомнил о тебе и Паймон. Не мне жаловаться на жизнь, ведь я всегда был рядом с домом и людьми, с которыми вырос. Поэтому благодаря тебе я решил стать сильным! Отныне неудачи станут моей изюминкой, как сказала Барбара. Она во многом поддержала меня, многое объяснила. Я так счастлив, что рядом есть те, кто понимает меня. Надеюсь, и рядом есть человек, готовый прийти на помощь в любую минуту. Не подумай, я тоже среди их числа, но Ли Юэ так далеко. И всё же если вдруг я буду нужен, пиши непременно, тут же примчусь!».       Я оглянулась, наблюдая за спящими детьми, скользнула взглядам по закрытой двери, вещам в углу, среди которых прятались кулон и Глаз. Да, помощники у меня были: четыре собственных конечности и две магические штуковины. Но если подведут первые, то вторые станут не более чем безделушками. В самом конце другим, неровным и угловатым, почерком было добавленно «Спасибо за помощь с Барбарой».       Улыбнувшись, я отложила письмо Беннета и ощутила волну мрачной тревоги, стоило прочитать имя на следующем конверте. Кэйа. Внутри всё сжалось, приготовилось к худшему, однако тот ограничился лишь одной страницей, поблагодарив за описание Ли Юэ, как и Джинн, коротко справившись о моём самочувствии и делах Паймон, как и все прочие, а также не упустив возможность витиевато и всячески избегая прямоты попросить о новой порции сведений теперь уже не только о Земле.       «Мондштадт всегда нуждался в новых технологиях, в связи же с недавней трагедией нужда переросла в острую необходимость. Соседствующие страны желания оказать нам поддержку не выказали, посему приходится справляться собственными силами. Тот детский приют, в который вы с Паймон частенько заглядывали, почти отстроен, но впереди ещё много работы».       Ни единого упоминания Венти и ни единого упоминания Фатуи. Пара слов о смерти Рекса Ляписа, в которой Капитан кавалерии не винил ни Снежную, ни кого-либо ещё, как та же Джинн. Ожидаемо: тот бы никогда не поделился со мной и крупицей собственных размышлений. Зато не забыл спросить моего мнения, завершив письмо ставшими уже традиционными прощаниями и пожеланиями скорых вестей.       Готовясь уже убрать все письма, я с удивлением обнаружила ещё одно без подписи.       «Шварца не корми, еду он сам добудет. Ответ пришли в течение пары дней, иначе он улетит обратно пустой. Смотри не умри, а то будет жаль потраченных на тебя сил и времени».       По моему лицу расплылась глупая улыбка. Грубость Рагнвиндра оказалась милее вежливости и доброты всех прочих. Дёшево и сердито — идеальное окончание ночной почты.       Я потянулась, чувствуя, сосущую боль в желудке, закинула в него оставшиеся пирожные, предчувствуя детские возмущения на утро, и откинулась на спинку кресла, бродя взглядом по бледному диску в окне. Гипнотизирующая белизна луны смягчила тревогу и пробудила долгожданную сонливость.