Больше не буду

В себя прихожу довольно быстро. Интересно, те светляки уже исчезли? Возможно ли мне вернуться в прежний ареал обитания? Здесь, скорее всего, уже шастают профи, а они не Моник — мне не справиться. Воспоминание об убийстве заставляет содрогнуться. Последние два года я помогала лечить людей, а теперь так запросто совершила поступок, положивший конец чужой жизни. Знала, что рано или поздно придётся убить, но не думала, что это случится так скоро. «Практика показывает, что ты вообще мало думаешь» — укоряю саму себя. Отлично справляюсь с самобичеванием — очередной пункт в списке моих талантов. Закусываю щёку, чтобы не разрыдаться от жалости к себе, но липкое, прямо как пот, которым пропиталась моя одежда, чувство накрывает с головой. Не могу справиться с нахлынувшими эмоциями, но если позволю себе расклеиться, то точно не выживу. Моник пытался меня убить, так что солгу, если скажу что очень уж жалею о содеянном, но отвратителен тот факт, что ни я, ни он не совершили бы подобного, если бы не Игры. Я отняла жизнь и кем это теперь меня делает? Преступницей или борцом за собственное выживание? Подумаю об этом по возвращении домой. Не сейчас. Позже. Сил филосовские рассуждения, как и на то чтобы представлять, что случится если меня найдут и убьют не остаётся. Выжидаю несколько минут, пытаясь перевести дух. Потом вспоминаю про лекарство, что раздобыл для меня ментор. Я даже рада была бы увидеть его самодовольную рожу. Правда, это вызвано скорее тем, что если бы Хеймитч был рядом, то можно было бы спокойно переложить всю ношу и ответственность за себя на его плечи и, посвистывая, преспокойненько плестись рядом. — Спасибо, Хеймитч, — шепчу я. Надеюсь, он слышит, — Раньше мне было немножко не до благодарности, сам понимаешь. Но, очухавшись, сразу вспомнила. Видишь: я очень вежливый трибут. Так что старайся там, хорошо? Отлично, у меня едет крыша. Ответа на столь трогательный монолог, естественно, не следует. Надеюсь, хоть зрителей позабавила. Так и представляю заголовок: «Сумасшедшая девчонка из Дистрикта-12 совсем умом тронулась». И что мне теперь делать? Я в западне, а охотники за головами рыскают где-то поблизости. Сейчас убегать нет смысла. Интересно, насколько надёжно моё убежище? Может они уже знают о таких деревьях? Может, кто-то уже пытался спрятаться от них в корнях? Но всё-таки днём отсюда выбираться я не рискну, так что придётся просидеть в укрытии ещё часов девять. Поразительно, ещё даже не полдень, а меня уже вусмерть загоняли. Обхватываю колени руками. Никогда не думала, что на играх можно страдать от безделья. А что ещё могу сделать? План и так перевыполнен: третий день игр, а я уже укокошила Моника Диллоу. Профи я не перебью, тем более, что они держатся вместе. Я даже дёрнуться не успею, как испущу последний вздох. Отлавливать остальных трибутов поодиночке, специально, играть в хищника… Нет, слишком опасно, да и у меня кишка тонка. Я бью только в ответ, нападать первой не собираюсь. Да уж, история с Моником меня ничему не научила, раз я никак не усваиваю простую истину: хочешь домой — убей их всех. Я не могу, они же дышат! Почему Хеймитч сказал, что у меня может получиться вернуться? Я трусиха. Не такая хитрая и сообразительная, как он. Да я бы с голоду умерла, если бы не та записка! Только и умею, что языком чесать. До сих пор я продержалась только за счёт Хеймитча и удачи, как в случае с Моником. Мне повезло. Повезло, что был нож, что я не слишком замешкалась и что он такая щепка. Был бы там к примеру, Маркус — моё бренное тело бы уже везли в Дистрикт-12 в железном ящике. Как консерву. Пока я размышляю о своем печальном будущем по соседству с банкой маринованных огурцов, снаружи начинается какая-то возня. Женский визг. Крепкое ругательство. Где-то совсем-совсем близко. Кажется, справа. Аккуратно, чтобы остаться незамеченной, немного выглядываю из укрытия. Драка: девчонка-профи из Первого (интересно, а где остальные её товарищи?). В голову приходит имя: Андромеда Клове. Да, это она: волосы цвета расплавленного золота, цепкие длинные пальцы, которыми Андромеда пытается выдавить Элле Териавди глаза, но та отчаянно сопротивляется. Не хотелось бы оказаться на её месте: Элле надолго не хватит. Раньше она мне не особо нравилась: холодная и отстранённая, сверлящая взглядом бледных голубых глаз, странная, немногословная. По крайней мере, такой облик ей вырисовал её ментор. Теперь же, когда смотрю на неё, отчаянно цепляющуюся за жизнь, злую, но такую испуганную, такую же как и я во время драки с Моником, сочувствие к Элле проникает глубоко под кожу. Она умрёт. Её соперница намного сильнее. Я не хочу этого видеть, но взгляд отвести не получается. Эта сцена гипнотизирует меня, завораживает и толкает меня на то, что, возможно, выйдет боком. Набираю в грудь побольше воздуха и свищу так громко, как только могу. Резкий звук заставляет Андромеду рефлекторно повернуть голову, а Элле оказывается достаточно секундного промедления Андромеды чтобы сбросить её с себя и донянутся до калчана с луком, валяющихся неподалёку. Резко оттолкнув Андромеду, она стреляет. Стрела пронзает грудную клетку. Грохот пушки. Андромеда Клове мертва. Когда первый шок проходит, Элле поворачивается в сторону моего укрытия и хрипло спрашивает: — Здесь кто-то есть? — её грудь тяжело вздымается, ноги трясутся. Она вот-вот свалится от усталости, но оружие в её руках внушает ужас. Как я не заметила калчан, лежащий рядом! Да я и не знала, что она умеет стрелять, думала, что она беззащитна. Не высовывались бы, сидела тихо, Андромеда убила бы её и исчезла восвояси. Какая я дура, дура, дура. «Нет тут никого, проваливай!» Удивительно, как быстро моё к ней сочувствие сменилось страхом. Пусть только попробует достать стрелу и я… Сделаю что? Закричу? — Эй! — Элле подходит ближе. Что ж, радует что не у одной меня инстинкт самосохранения полностью отсутствует. Девушка осматривает пространство вокруг. Я вся сжимаюсь. Ужас зарождается где-то в груди и заставляет всё тело напрячься. Вот он: тот самый инстинкт «бей или беги», только ни то ни другое я не могу сделать так, чтобы не выдать себя. Смотрю на Элле: в том, как она двигается по направлению ко мне, угрозы не чувствуется, но и Моник тоже выглядел невинной бусинкой. Игры творят с нами страшные вещи: деформируют личность, оголяя низменное нутро, которое тщательно скрывали столетия эволюции. — Ты меня спас. Или спасла? Я тебя не трону. Знаешь, твои слова звучат не особо убедительно. Элле описывает круг вокруг моего дерева. — Тебя тут нет, да? Уже ушёл? Или ушла? Хмурится. «Реши, что это была птица!» Ну а что? Держу пари, птицы прекрасно умеют свистеть. Она, от изнеможения не в силах больше стоять на ногах, садится на землю прижимаясь боком к дереву, совсем рядом с тем местом, где я прячусь. Пытаюсь отодвинуться дальше, но пространство очень ограничено и ничего не выходит. Элле замечает пространство между корнями и до неё доходит. — Вылезай. Девушка разворачивается лицом к дереву и вглядывается в тень между корнями. Теперь, когда она знает где искать, скрываться бессмысленно. И, вопреки моим ожиданиям, за лук Элле не хватается. Нехотя вылезаю наружу. — Ева, Дистрикт-12, — не спрашивает, а утверждает, поэтому не утруждаю себя кивком — голова ещё не отошла от удара и лишний раз ей трясти не очень хотелось бы. — А ты Элле из Четвёртого. Приятно было познакомиться, — я взмахиваю рукой, улыбаюсь на прощание и делаю пару шагов назад. — Не зря Мэгз велела присмотреться к тебе, — ухмыляется, — прячешься здорово. Не уходи, у меня предложение, — брошенные вдогонку слова заставляют притормозить. — Предложение? — Союза.