Амальгама

Я понял: её рука, тянущаяся ко мне — и есть душа…

Мои вылазки были не такими уж частыми. Дошло до того что иногда я специально нарывалась, чтобы меня наказывали и освобождали от прочих дел. Я сбегала, изучала округу заходя с каждым разом все дальше и дальше. Пока однажды не напоролась на полигон. Развороченная земля с лежащими тут и там тупыми кунаями, очевидно, это был тренировочный полигон, так как в отдалении были расположены тренировочные манекены. Чуть дальше, я заметила плиту из камня, у основания которого лежал букет немного подсыхающих цветов. Заинтересовавшись я приблизилась, и вдруг поняла что это очевидно, некий памятник, — Мемориальный Камень. Если приглядеться, можно было увидеть высеченный длинный список идущий сверху вниз, из слов по два ряда. Наверное это были имена. Возможно и нет. Пока я заинтересованно разглядывала его, за спиной раздались почти беззвучные шаги. Потом кто-то замер, а тень от него из-за солнца висящей над нашей головой, упала на меня, и я обернулась. Глаза удивленно расширились тогда я увидела человека в маске, скрывающей половину лица, но эти гетерохромные глаза и волосы с его ужасной прической я узнала бы в любом случае. — Мма?.. — Попугай-сан! — не смогла сдержать радости, зазвучавшем в моем возгласе, — a я вас сразу узнала. Это же было очевидно. Ему даже не нужна была сама маска. Враги в любом случае могли бы его узнать, и я бы хотела несомненно сообщить ему о своем наблюдении, но он выглядел каким-то усталым, и как всегда меланхоличным, от чего я решила что не время для шуток. Теперь когда вместо той маски скрывавшей все лицо, на этот раз была та которая скрывала лишь половину лица, его эмоции было совсем капельку, но легче понимать. — Не ожидал тебя увидеть здесь, Кагами, — он мягко потрепал меня по волосам, и я даже не стала возражать. Пройдя чуть вперед, он встал рядом со мной. — Разве ты не должна быть в приюте? — Я сбежала, — невозмутимо отозвалась, ничуть не смущаясь этого. — Иногда я сбегаю что бы осмотреться и лучше узнать деревню. Сегодня я забрела сюда. — Ясно, — кивнул он. — Что это? — кивнула я в сторону камня. — Какой-то памятник? — Мемориальный Камень — монумент на котором перечислены все имена погибших в Третьей Мировой. Я понятливо кивнула. На самом деле мне были интересны подробности, но я не решалась спросить. — Спрашивай, — флегматично отозвался он, безошибочно угадав на моем лице любопытство. — Как давно была Третья Мировая? А как долго длилась? А… раз вы тут, значит… нет, это мне пожалуй лучше не спрашивать, — в слух обдумала я свою мысль, — как часто вы сюда приходите? Это и есть ваше любимое место, о котором сказал Шисуи? А как поживает Шисуи? А как вас зовут Попугай-сан? Теперь когда вы не на задании, вы можете сказать мне свое имя? На мгновение он опешил от потока вопросов, полившихся из меня подобно водопаду Ниагара. Потом невозмутимо ответил: — Она началась восемь лет назад. И закончилась спустя три года, — я понятливо кивнула. Не так давно как я ожидала, и это слегка ужаснуло. Это значит и он сам участвовал…? — Да, я в ней участвовал. На этом камне высечены имена моих друзей, — он повернулся и посмотрел на темный камень, странной формы, напоминающий кунай, которые так любят метать ниндзя. Он блестел под лучами солнца. На лице Попугай-сана, отобразился отголосок болезненных воспоминаний. — Меня Зовут Какаши, — по сощурившимся глазам я поняла что он улыбнулся мне, — на счет Шисуи не знаю, его почти сразу отправили на другое задание. — Какаши-сан, я иногда буду приходить. — просто поставила его перед фактом, от чего он смиренно кивнул. — В следующий раз я нарву цветочков! Вот увидите! Понимая что мне пора идти, я порывисто попрощалась и побежала по обратному пути. На душе заскребли кошки. Какаши выглядел, повторюсь как серьезный и собранный, но меланхоличный. Голос которым он говорил, всегда казался каким-то то ли сонным, то ли поникшим, но не сказать что он выглядел как человек нуждающийся в жалости и просящий этого. Так и шли дни. Время от времени я прибегала на то место, и если мне повезет и он был на месте, мы оба просто стояли разглядывая камень. Иногда я пыталась его разговорить, но я понимала, что это я прихожу к нему, и возможно он хочет побыть тут один, а если быть точнее, то скорее всего он и приходит сюда что бы побыть один, а я лезу со своей болтовней. Чтобы у него меньше возникало желания прогнать меня, я редко и осторожно подбирала время для разговоров. Конечно, я не прибегала к нему каждый день. И даже не каждую неделю. Все же, получать нагоняи и вызывать еще большее неодобрение окружающих меня взрослых, мне не хотелось. Но постепенно… из меня стали делать изгоя. Занятая своими мыслями, размышлениями о Какаши, и банально, просто никогда толком не бравшая во внимание окружающих меня детей, я прошляпила тот момент когда вообще появились к этому предпосылки. А они были. Из-за открытого непослушания, постоянных выговоров которые мне приходилось выслушивать, а когда у тебя нет своих родителей, и воспитатели единственные взрослые которые имеют на тебя влияние, естественно они становятся авторитетом в глазах маленьких детей. Их неодобрение мной, и слова что я «плохая и не послушная» заставили их верить в это. Второй причиной было мое отчуждение и почти откровенное игнорирование окружающих, сделавших меня аутсайдером в глазах всех. Таким образом, я была прямо идеальным кандидатом для жертвы. Белая ворона. Самая натуральная. Волосы немного отросли с последнего раза и мне обещали со дня на день снова их отстричь. Я подавила гнев в себе, и постаралась смириться с этим. Я утешала себя мыслью что в жизни бывают обстоятельства и похуже, а я в этом приюте не навсегда. Пока я была лишь маленькой девочкой, длинные волосы не особо играли роли в моей внешности, и даже если меня неудачно подстригут и я стану смешным цыплёнком в глазах людей, это все еще будет не такая катастрофа как если бы мне было лет шестнадцать. — Зачем ты это сделал? — спокойно поинтересовалась я, разглядывая ужасные каракули на моем листке. Рядом также лежал второй листок, точнее несколько порванных кусочков. Мальчик сидевший рядом со мной невинно поморгал. Ему было девять, и он не обладал задатками шиноби. Его также никто не стал усыновлять, поэтому до положенных по закону шестнадцати лет, он должен был оставаться тут. Он бы закончил к тому времени школу для гражданских, определился бы со своим жизненным путем, и свалил бы в прелестную даль. Ему бы выделили комнату в общежитии, а дальше выкручивайся сам. Все эти интересные подробности я узнала как бы между делом, по кусочкам. Но это было несомненно важно. Я знала что например, если я поступлю в Академию Шиноби, мне сразу выдадут квартиру. Мне. Шестилетней девочке. По ясным причинам для меня это было очень удачным обстоятельством. Поэтому сомнений быть шиноби или нет уже давно почти не было. Лишь где-то внутри скреблось от понимания на какую дорожку я добровольно собираюсь вступить, но хочешь жить, умей вертеться. Возвращаясь к моим листкам… Стоит отметить я не особо была огорчена. Но не могла же я просто промолчать? Это бы повторилось, а я все еще терпеть не могу эту указку на своих пальцах. Когда время истекло, воспитательница встала со своего места и начала собирать листочки у остальных. Диктант. Мы сидели почти в конце ряда, поэтому тот момент когда он буквально лег на моя парту и начал портить мои работы, пока я в шоке уставилась на это — воспитательница все это не заметила. Теперь же она медленно шла по рядам, приближаясь подобно неизбежной катастрофе. В тот момент когда ее тень повисла надо мной, все звуки мигом исчезли: обычная женщина, пусть и со сварливым характером, в моем воображении превратилась чуть ли не в настоящую ведьму, с зеленной кожей и противной бородавкой на остром носу. От разбушевавшегося воображения, я громко сглотнула и медленно подняла голову. — Кагами. Что это? В начале я даже попыталась что-то сказать и открыть рот, я скосила взгляд на довольное выражение лица мальчика, который пока она не видела дал пять другому мальчику. Я поджала губы. Какая разница что я скажу? Если это не решит проблему, а возможно ухудшит. — Я жду ответа. — Я… — бесконечное унижение, вот что я ощутила вынужденная сейчас оправдываться и обливаться потом. Я нервно облизнула губы. Почему я вообще должна оправдываться или бояться других детей? Кто они для меня? Сейчас меня снова ударят. И даже если это не сравниться с тем что тогда со мной творили в клетке, отвратительные белые шрамы на моем теле оставшиеся навсегда, напоминали о себе каждый раз при удобном случае заставляя сьеживаться в ожидании повторения. Конечно меня тут не избивали. Но эмоциональное давление, непонимание и неприятие общества — все это все равно отображалось на мне. И вот этот момент. Она схватила мне за руки и с размаху залепила мне указкой по пальцам, в начале одной руки, потом другой. Я пыталась вырвать руки, но она так сильно вцепилась в них, что я не смогла оттолкнуть ее. Кисти рук, которые она обхватила заныли. Один. Два. Третий удар. Снова и снова. Снова и снова. У меня в ушах звучал гул, я даже перестала ощущать онемевшие от боли пальцы. И так продолжалось до тех пор пока не появилась кровь, а линейка разломалась надвое отлетая к кому-то на парту, от чего тот дернулся. — Несносная девчока, — прошипела она. — Когда ты научишься вести себя как подобает? Почему не смотришь в глаза взрослому когда с тобой разговаривают? — кричала она, — Отвечай на мои вопросы! — она толкнула меня за плечо, но даже так я не отреагировала сидя на своем месте и глотая злые слезы. — И не смей больше огрызаться! Ты — никто. Мы тебя приютили, кормим и даем место для ночлега, как ты смеешь, неблагодарная, даже после всего этого, огрызаться?! А теперь ты решила саботировать урок, порвав свою работу? Ты думаешь, ты выше всех нас на голову? Не слишком ли много ты возомнила о себе? — вкрадчиво поинтересовалась она, вытягивая меня из места, и буквально волоча за шкирку. Под унижающие тихие взгляды всего класса, а потом под взгляды тех кто был в коридоре, меня тащили, чуть ли не волоча по земле. Я пыталась сопротивляться, честно. Я пыталась дергаться, и даже пнуть ее, но женщина была выше и больше меня. Она игнорировала мои жалкие попытки, продолжая свой путь. В тот момент, когда я подняла голову, я видела торжествующий взгляд того мальчишки, растягивающий широкую улыбку на своем отвратительном лице. Ненавижу детей. Распахнув дверь в привычную мою обитель, она толкнула меня во внутрь, от чего я своим телом снесла полку и опрокинула ведро под ногами. Под сильный грохот она яростно прокричала: — Сегодня ты будешь спать здесь! И захлопнула дверь. Я судорожно вздохнула, ощущая гулко стучащее сердце, мне казалось оно разорвет мне грудину. Я медленно осела на пол, щуря глаза. Полная темнота. Я чувствовала что мне нужно время, поэтому в этот раз я никуда не пошла, вместо этого обняв свои колени, и утыкаясь в них лицом. Есть вещи важнее одобрения окружающих. Есть вещи и люди на которых стоит зацикливаться и обращать внимание, а есть и те — что наоборот. Жизненные ситуации в которые ты не можешь погрузиться, ситуации в которых нет времени себя жалеть. А есть вещи которые как не игнорируй, а они осядут где-то на сердце и будут давить. Не все зависит от нас. Наша жизнь не всегда в наших руках, многие вещи зависят от стечения обстоятельств, поэтому когда тебя настигает какая-то неудача или несправедливость, ты можешь утешить себя этой мыслью. Не всё и не всегда зависит от нас самих. По крайней мере до тех пор пока ты — беспомощный маленький человечек. Меня обуревала такая злость и ярость, что я готова была избить их всех. Как они смели… Странно это все конечно. Когда дедушка умер, я чувствовала такое опустошение, что мне было не важно что и как происходит вокруг меня. Но сейчас я будто бы очнулась. Мои эмоции нахлынули подобно взрыву газа произошедшего просто из-за того что какой-то несчастный зажег спичку. Когда после отбоя прошел где-то час, я услышала шорох. Приподняв голову я напряженно прислушалась, и действительно, по ту сторону что-то опять зазвучало. Только это был не шорох. Когда дверь медленно и со скрипом открыли, я подобралась, сразу напрягаясь. — Ты… На меня сразу кинулись, затыкая рот. Мне оставалось только замычать и начать дергать головой. Затылком я ударилась, но сносить с полки больше было нечего. В этот раз я могла оказать сопротивление. Злость, которую не так давно удалось заглушить, вспыхнула во мне, и я яростно начала отбиваться, злыми глазами смотря на их лица. Те же мальчишки. — Она меня укусила! — зашипел тот, — вот же бешеная! — Осторожно, вдруг ты заразишься от нее бешенством! — Парни держите ее! — У нас для тебя подарочек, — заметив что ему удалось завладеть моим вниманием, тот продемонстрировал ножницы, едва различимые в темноте. — Если ты не хочешь чтобы я случайно выколол тебе глаз, советую сильно не дергаться. А вот теперь мне стало страшно. Я зажмурилась, скрещивая ноги, и пытаясь сложиться в позу эмбриона. Конечно у меня не получилось. Я слышала как щелкают ножницы. Ощущала их в опасной близости от ушей, и пока мне большими неравномерными кусками обстригали волосы, я лишь молилась что бы я осталась целой. Эти дети… они ненормальные! Одна рука между тем гладила мое тело. И забравшись под футболку трогало спину. — Эй ты чего делаешь? — возмущенно зашептал второй голос. — Отпускай ее, мы собирались только волосы ее испортить. — Это всего лишь слабая девчонка, — возразил тот в ответ. — Она ничего не расскажет. — Хм. Когда они ушли, я еще долго сидела в окружении своих красных прядей. Они едва мне были до плеч… но в этот раз… Я неверяще коснулась себя рукой, почти на автомате поправляя футболку. Это было так отвратительно. В будущем из таких вырастали насильники и убийцы. Ублюдки которые считали веселым причинять боль, накидывались на девушек в темных переулках. Устраивали поножовщины. Никчемный сброд, не приносящий обществу никакой пользы. Я медленно поднялась на ноги, ощущая как дрожь охватывает их. Пошатываясь, я выползла из кладовки. Луна тонкой полоской проникала через окно длинного коридора. На пару мгновений я замерла. В голове было пусто. После этого я собралась с духом и пошла до окна, распахивая его. Я не стану это молча терпеть. Я подниму такой шум и такой кипиш какой я смогу. Сколько еще детей подвергаются такому насилию? А сколько еще таких детей как те мальчишки, которым в свое время, похоже не объяснили что такое мораль и законы? Все это время мной двигала возникшая цель, однако когда я оказалась по ту сторону забора, вновь ощущая пьянящее чувство свободы, и как меня слегка отпускает, я поняла вдруг, что сейчас глубокая ночь, а ходить по улице все также было страшно. Я не знала где здесь полицейский участок. Я не знала где патруль из шиноби. Поэтому я выбрала единственное правильное решение возникшее в моей голове. Я направилась в сторону мемориала. Я была здесь уже почти полтора месяца, и на улице уже стояла ранняя весна. Несмотря на тепло днем, ночью земля все еще оставалась холодной. В тот момент когда я догадалась залезть на ближайшую ветку дерева и попыталась вскарабкаться, я вдруг обратила внимание на свои костяшки пальцев с засохшей кровью. Мне трудно было понять что я испытываю на самом деле. Казалось будто у меня внутри океан во время шторма. Эмоции мои подобно бушующим волнам, то поднимались, то падали, вызывая во мне почти нервную дрожь. Мысли были лихорадочны, но единственное что я знала точно, это то что я не хочу возвращаться. Так и прошла ночь. Я сидела на ветке, невысоко над землей. Съежившись и компактно сложившись, дрожала от холода, но упрямо стискивала челюсть. Иногда я смотрела на деревья, или на луну. Легкий ветер и шелест веток вызывал на душе умиротворение. Мысль что я одна на всю округу успокаивала меня. Я не смогла сомкнуть глаз ни на секунду, хотя усталость мучила меня. Тело тоже болело. Я еле нашла в себе силы сползти на землю уже утром, когда постепенно теплело и оперевшись на ствол, закрыть глаза. — Кагами? Голос разбудил меня. Я вздрогнула почти подрываясь с места и распахивая глаза. Потом расслабилась. Голос раздавался у мемориала, и нас разделяли кусты. Но я смогла разглядеть кто это. Какаши. Он с легким любопытством попытался заглянуть на мою «базу» и напоровшись на меня взглядом, вдруг напряженно замер. Застывший взгляд было трудно расшифровать. В тот момент когда я сонно поднялась с места, ощущая ужасное жжение, усталость, разбитость всего своего состояния, я тоже замерла. Поняла, практически прочитала по его глазам что его поразило. — Это что такое? — брови его нахмурились. Он весь подобрался, серьезно рассматривая мое лицо. А точнее волосы. Взгляд опустился ниже. Синяки на обоих кистях оставленные женской рукой. Раны и кровь на ладонях. Сама того не хотя, я съежилась от его голоса. Любые предпосылки к агрессии сейчас воспринимались мной как-то слишком остро. Однако я осталась стоять на месте и молчать. Тогда Какаши решил подойти, осторожно обойдя кусты. — Ты была тут всю ночь? Кагами, кто это сделал? Виновато опустив макушку, я уставилась на свои ноги, и отчаянно зажмурилась, ощущая жжение в глазах. Я не могла позволить себе плакать. Я взрослый человек, я не могу… В попытке остановить все, я глубоко вздохнула пытаясь успокоить себя, а после запрокинула голову к небу, и часто-часто заморгала. Какаши опустился передо мной на одно колено. — Обьясни мне… — осторожно заговорил он, и будто боясь прикоснуться, медленно положил ладони мне на плечи. Я была благодарна тому, что он сделал это абсолютно невесомо. — Пожалуйста… — донесся до него мой тихий шепот. Я все еще боролась с собой, но слезы сами собой, без моего на то разрешения, беззвучно в один миг градинами покатились по щекам. — Пожалуйста… Я не могла дышать. Я видела как жалостливо Какаши заломил брови, все еще молча в ожидании, когда я, одолев свою панику, перестану задыхаться. Сквозь слезы и шмыганья, я надрывно взмолилась: — Забери меня! Я не хочу туда больше возвращаться! Пожалуйста! — громкие стенания вырвались и полились на впечатлительного Какаши. Это было так ужасно, так болезненно и так жалко, но я не могла ничего с этим поделать. Мне так не хватало моих родных, моих близких…Никогда в жизни я не сталкивалась с такими обстоятельствами в одиночку. И сейчас я чувствовала что я не справляюсь. Это было несправедливо. Чертовски несправедливо. Он положил мне ладони на лопатки, аккуратно прижимая меня к себе, как нечто совсем хрупкое. Его ладони, несмотря на перчатки были почти горячие. А объятья подарили то самое чувство защищенности, как и в самом начале. И я отчаянно хваталась за него, продолжая лить жалкие слезы, лишь ощущая как время от времени меня осторожно похлопывают по спине, но не торопят и не просят успокоиться. Сердце мое разрывалось от потока эмоций. И в какой-то момент истощенное сознание просто решило отключиться.