БГвЛ

             – Ты как, живой? – Ана вынырнула первой из толщи темной воды и найдя глазами появившегося следом Галли, обеспокоенно осмотрела его. Но тщетно – в темноте мало что было видно, но внутренние ощущения подсказывали – явно что-то случилось. – Ты чего там задергался, как рыба, пойманная на крючок?       – Порезался, – прошипел парень, поморщившись. – Ты хоть что-то смогла уцепить?       – Ага, – гордо подняв руку, Ана показала ему пучок водорослей и Галли удовлетворенно кивнул.       – Супер, у меня также примерно. Давай к берегу загребать, хочу поскорее вылезти.       Они молча, но синхронно доплыли до берега, где смогли подняться на ноги, и медленным шагом двинулись вперед. Ана потрясла головой – попавшая в ухо вода отвратительно холодила, а само купание в ночном озере она бы точно приятным не назвала. Но это того стоило – теперь у них есть по целых два пучка целительных водорослей, которыми она сможет спасти Ньюта от припадков, а значит, и от смерти! Однако сейчас ее больше беспокоил порез Галли – надо было поскорее выходить, хотя бы ради того, чтобы осмотреть масштаб его ранения.       Галли первым выбрался из воды, потянув девушку за собой. Ана тут же шагнула ему навстречу.       – Давай я осмотрю… – пробормотала целительница, кладя руки на грудь парня, откуда сочилась кровь. Но Галли тут же перехватил ее ладони, снимая руки целительницы с себя.       – Давай сначала раскуемся, для начала. Да и ты в темноте мало что увидишь.       Шатенка послушно кивнула, делая небольшой шажок назад, и дала возможность Галли осмотреть их сцепленные веревкой руки. Пару секунд русоволосый возился с веревкой, а затем Ана больше почувствовала, чем увидела, как ослабла веревка. Высвободив руку, шатенка потерла запястье двумя пальцами, нащупав ощутимый оставшийся след. Боясь выпустить из рук драгоценные водоросли, она крепче сжала их в ладони. Только сейчас она заметила, как на улице ветрено и что ее начинает потихоньку трясти от холода. Галли, распутав последний узел и подняв упавшую веревку с земли, дабы не оставлять лишних следов их незаконного присутствия здесь, поднял голову и видимо тоже заметил состояние девушки.       – Раздевайся, – отрешенно произнес Галли, присаживаясь на корточки. Ученица целителя шокировано уставилась на друга, которого кажется, ничего не смущало.       – Ты в своем уме?       – Я отдам тебе свою кофту. Или предпочитаешь мерзнуть? – русоволосый плюхнулся задницей на землю, натягивая свои бриджи, и Ана поджала губы, недовольно и вынуждено соглашаясь с тем, что Галли прав – ее начинало трясти все сильнее. Отвернувшись, она повертела головой в поисках своей одежды и, обнаружив свои штаны чуть в стороне, шагнула к ним. Бережно положив водоросли на свою одежду, девушка потянула мокрую кофту вверх. Как Галли подошел ближе она не слышала и вздрогнула, когда он ткнулся рукой ей в лопатку. Резко обернувшись, она уже готова была зашипеть от негодования, но заметив, что парень одной рукой прикрывал глаза, а второй протягивал футболку, сразу заметно смягчилась.       – Давай быстрее забирай, мне тоже не жарко, – возмутился Галли, и Ана усмехнувшись, стянула футболку из чужих рук. Переодевшись, она хлопнула Галли по плечу.       – Я готова, погнали. Ты как вообще? Идти можешь?       – Без проблем ваще, – убирая руку с лица, произнес русоволосый, первым срываясь с места. Ана тут же последовала его примеру – хотелось поскорее добраться до лагеря и завернуться во что-нибудь теплое. Пока обратно они лезли через кусты, девушка размышляла о том, что может лучше переждать в хижине бегунов и пока что не показываться на глаза Клинту, а то будет крайне сложно объяснить, почему она в таком виде…и водоросли лучше пока схоронить у Галли, чтобы старший целитель не знал, где они были и что делали. А потом, когда у Ньюта вновь будет приступ, а лечить будет нечем, она в качестве козыря возьмет и достанет волшебные водоросли…а Клинт же не дурак, чтобы из вредности отказываться от возможности спасти Ньюта…и тогда, когда она достанет блондина с того света, ей простят все…       – Давай быстрее, что ты там копаешься? – Галли одним рывком поднял ее на ноги, отряхивая от земли. Ана возмущенно оттолкнула его руки от себя.       – Эй, извращуга! Руки!       – Ноги!       – Голова! – смеясь, отозвалась девушка. Галли тоже заржал, ткнув подругу пальцем в бок.       – Бочина!       – Я смотрю, весело вам, – голос, раздавшийся со стороны, напугал обоих. Ана вздрогнула всем телом, ощущая, как ее бросает в жар, а Галли проявил чудеса самообладания и просто медленно повернул голову на источник звука. По изменившемуся лицу Галли она сразу поняла – им пиздец. Повернув голову следом, шатенка вздрогнула второй раз – перед стеной из колючих кустов стоял Ньют. Объяснить ему, что они делали и где, будет значительно сложнее. Он-то жест собственного спасания точно не оценит.       Но и оценивающий взгляд Ньюта заставил девушку похолодеть. Представив, как они выглядят со стороны, шатенка в ужасе округлила глаза. Ньют же, пройдясь взглядом по мокрым волосам девушки, скользнул ниже по ее фигуре и нахмурился. Ана мысленно пошутила, что она вроде неплохо выглядит, так чего тогда Ньют нос воротит…но ей смешно перестало быть, когда она вспомнила, в чем именно она была одета. Закономерно взгляд Ньюта переместился на оголенный торс Галли, и девушка почувствовала, что готова умереть от стыда.       – Может, расскажете, что происходит? – поинтересовался Ньют, когда молчание слишком уж затянулось. Галли неопределенно пожал плечами и сделал вид, что его это совершенно не касается. Ана поморщила нос, но отвечать тоже не стала. Ньют нахмурился. – Я правильно понял, что вы полезли в озеро, несмотря на озвученный сто тысяч раз запрет?       Провинившиеся хранили мертвое молчание. Ана просто не знала, что сказать: начать оправдываться было как-то глупо, да и что тут скажешь? «Извини, я рисковала своей жизнью, чтобы тебя спасти?». Тем более, их странный внешний вид говорил совершенно о другом. Почему Галли молчал, девушке тоже было ясно – не хотел раскрывать все карты, хотел помучать соперника ревностью. И хотя Галли напрямую никогда о своих чувствах шатенке не говорил, она, разумеется, была не слепая…но его молчание ее устраивало целиком и полностью. Ни к чему было усложнять ее и без того трудную жизнь. Да и потом…вряд ли Клинт когда-нибудь разрешит ей встречаться хоть с кем-нибудь. Даже когда она станет взрослой, самостоятельной целительницей. Даже если у них с Ньютом все будет взаимно. В общем, надеяться там особо не на что.       – Не хотите – не говорите. Быстро в лагерь! – Ньют не выглядел злым или строгим – просто расстроенным. И это задевало Ану гораздо больше, чем если бы он на нее сейчас наорал. Он даже не смотрел на нее – лишь единожды скользнул мельком взглядом…и столько в этом взгляде было разочарования, что Ана невольно съежилась. Пришлось призвать все силы, чтобы тотчас не упасть на колени перед блондином, умоляя его простить. Развернувшись, Ньют побрел в сторону дежуривших у стен Лабиринта часовых, а Галли и Ана, переглянувшись, двинули в сторону лагеря. Одна лишь надежда гнала ученицу целителя вперед: что после того, как она высушится и переоденется, она просто найдет Ньюта и поговорит с ним. И когда она ему все объяснит, он поймет и простит. Ведь так?

***

      «Это на благо, на благо, на благо…».              – Ана, Ана! Ты в порядке? – голос подруги ворвался в сознание острой болью, и целительница поморщилась. Она все еще сидела на полу в пещере целителей, держась за нещадно раскалывающуюся голову. Какие-то смутные воспоминания еще секунду назад крутились в ее голове, но ей так и не удалось выцепить хотя бы одно из них, чтобы осмысленно его изучить. Или это был один из ее снов…? В любом случае, сейчас это было неважно – Ану куда больше заботило присутствие Светы в пещере целителей.       – Ты чего здесь? – хрипло поинтересовалась шатенка, поднимая на подругу удивленный взгляд. Света пожала плечами.       – Да так…встретила по пути Минхо, но он был какой-то странный. Сказал, что ты тут яростно борешься со старыми гамаками, так что решила прийти тебе на помощь. И, как видно, не зря.       Русоволосая протянула руку девушке и Ана приняла помощь, поднимаясь на ноги. Прокашлявшись, она ответила уже своим нормальным голосом:       – Зря ты сюда пришла. Ты только-только вылечилась, а я хочу сжечь гамаки всех, кто болел совсем недавно.       – Не могу по-другому, – Света поджала губы, тяжело вздыхая. – Чувство вины не дает покоя. Хочу помочь.       – Ты не обязана отрабатывать свое спасение, – мрачно напомнила Ана, вспомнив, что пару дней назад у них уже был разговор на тему чувства вины. Русоволосая обняла себя руками за плечи.       – А я чувствую, что обязана. И не хочу бросать тебя один на один с этим всем. Я и без того долго отсутствовала.       Наклонившись вперед, Света подхватила край валявшегося на земле гамака, ожидая, что целительница к ней присоединится, но Ана покачала головой.       – Знаешь что? Давай-ка мы с тобой для начала попьем чай, а потом уже будем заниматься гамаками и прочим всяким.       – Честно говоря, не откажусь, – просияла Света, – я тогда быстро за чаем на кухню сбегаю? Заодно руки помою.       – Ладно, – согласилась шатенка и, когда девушка вышла из пещеры, осторожно пододвинула гамак ногой подальше, чтобы об него никто не запнулся и принялась сооружать импровизированный стол из ящиков. Накидав в миски разных ягод и сухофруктов, она уселась на один из ящиков, ожидая, когда подруга вернется. Мелькнула даже мысль встретить девушку у зеленого полога, но та сама справилась, появляясь в пещере с двумя кружками. Сев рядом, девушка потянулась за угощением.       – Ты как вообще? – поинтересовалась Света после недолгого молчания. Ана неопределенно пожала плечами и усмехнулась.       – Разве это не моя обязанность задать сейчас этот вопрос тебе?       – Не знаю, может, и обязанность, но я чисто по-дружески тебя спрашиваю.       Ана повертела в руках кусочек сушеного апельсина и вздохнула.       – Не знаю. По большей части, раздавлена, конечно, но…я рада, что ты жива.       – Ну так благодаря тебе же. За это, думаю, стоит выпить! – осторожно прислонившись к кружке подруги своей, Света улыбнулась. Ана тоже постаралась улыбнуться, но получилось вымученно – ужасные воспоминаниях о последних неделях не добавляли оптимизма к общей картине.       – У нас четыре трупа, Свет. Кто за них выпьет? – тихо произнесла целительница, опуская взгляд вниз и боясь ответа подруги. Если Света себя виновато чувствовала за то, что просто смогла выжить, то Ана и подавно обвиняла себя во всех смертных грехах.       – А за них сегодня на Ночи Бдения выпьют. Не чокаясь, – положив руку на плечо шатенки, произнесла Света серьезно. Ана подняла на нее слезящиеся глаза и, наткнувшись на такой повзрослевший взгляд русоволосой, кивнула.       – Ладно, я тебя услышала.       – Ты с Ньютом разговаривала об этом? – мягко поинтересовалась Света и Ана неопределенно пожала плечами, глядя в свою кружку с чаем.       – Да нет, как-то не довелось особо…       – Ну вот, поговори обязательно! Я уверена, он тебе мозги на место поставит целиком и полностью. Он же тебя, как свои пять пальцев знает.       – Может, ты и права… – задумчиво произнесла Ана. Мельком покосившись на подругу, которая уже убрала руку с ее плеча, шатенка осторожно спросила, – можно я тебя порасспрашиваю немного о периоде болезни?       – Давай, – оживилась Света, крепче стискивая в руках кружку. Ана немного помолчала, силясь вспомнить, что именно она хотела спросить.       – Расскажи, что ты вообще помнишь за период болезни?       – Ну, на самом деле, не очень-то и много, – пришел черед Светы задуматься над вопросом. – Я помню первых заболевших и как я тебе приходила помогать, потому что вы с Сарой не справлялись вдвоем. Потом помню, что сама плохо начала себя чувствовать, помню, как слегла, дальше уже обрывками… Помню, кто-то ходил все время туда-сюда…помню, как Чак один раз приходил!              – Ну, он больше, чем один раз приходил, – хмыкнула Ана, покачав головой, – скорее, сто один.       – Да? А я помню только один… – расстроенно отозвалась Света. Ана осторожно попыталась вернуть разговор в прежнее русло.       – И что ты из этого разговора с Чаком помнишь?       – Что я обещала поправиться и потусить с ним, как это было раньше…на плантации сходить к нему, да и к нашим животным сбегать. И еще…он мне браслет ведь подарил.       Русоволосая вытянула перед руку, демонстрируя подруге браслет из деревянных бусин. Через одну они были выкрашены в желтый цвет, а на стыке соединения бусин, висела небольшая фигурка птички, выточенная из дерева. Ана грустно улыбнулась, чувствуя какой-то внезапный прилив ностальгической боли.       – С Чаком все хорошо? – испуганно спросила Света, заметив выражение лица целительницы. Ана тряхнула головой, отгоняя непрошенные воспоминания и уверенно кивнула.       – Да, конечно. Просто вспомнила, как Кайл отдал свой браслет Ньюту, когда умирал…стало грустно.       – Кстати, можно встречные вопросы, раз ты меня расспрашиваешь? – поинтересовалась Света.       – Конечно.       – Расскажи, пожалуйста, про смерть Кайла. Я много раз спрашивала и у Минхо, но тот молчит, как рыба об лед, да и у Ньюта спрашивала, тот тоже не говорит…а из-за того, что я не знаю подробностей, я чувствую себя не в своей тарелке. Вообще не люблю секреты.       – В Глейде без секретов – никуда, – усмехнулась Ана, – но парни тебе ничего и не расскажут на эту тему. Слишком уж больно им вспоминать. Но я считаю, что ты имеешь право быть в курсе, тем более, после пережитого… В общем, у нас была еще одна эпидемия, еще до появления тебя в лагере. Это были мои первые месяцы в Глейде – я уже не была новичком и Ньют пошел на поправку, и я как раз наверстывала упущенную возможность освоиться, которая есть у всех новичков в первые дни, которые я провела у постели Ньюта. В общем, тогда профессия бегунов была еще в почете и многие хотели попасть за эти каменные стены, чтобы первыми разгадать тайну Лабиринта. Но после одного случая все очень сильно поменялось. Это был обычный день, и ничего не предвещало беды, но один из бегунов по имени Хью вернулся зараженным.       Тогда мы еще не знали особо, что это такое, так что просто положили его на гамак в хижине целителей и лечили, как могли. Но ему становилось хуже с каждым часом, и мы не могли ничего сделать. У Хью был лучший друг – Сэм, из мясников. Он приходил все время проверить Хью, практически не отходил от его постели, за руку все время держал и умолял нас что-нибудь сделать. А так как мы не знали природу заболевания, мы не могли что-то конкретное предпринять и действовали наугад. В общем, Хью уже начал умирать, и Сэм попросил с ним наедине попрощаться. Это была наша главная ошибка. Если бы мы тогда не вышли…все сейчас было бы по-другому. Ты же понимаешь, что терять близких всегда тяжело, и немногие с этим могут справиться. В общем, Сэм не выдержал и…когда мы вернулись, там все было в крови. Не думаю, что он добил Хью, не смог бы, да и никаких внешних повреждений там не было, кроме одного пореза на руке. И такой же красовался у Сэма на ладони. Он захотел покончить с собой таким ухищрённым способом, заразившись от лучшего друга. Конечно, мы с Клинтом пришли в ужас, наорали на этого идиота и выставили за дверь. И весь лагерь, пока мы пытались похоронить Хью без посторонних глаз, воочию видел все кошмарные симптомы заражения. Это была наша вторая ошибка.         В общем, когда мы вернулись за Сэмом, и уволокли его в нашу хижину, в головах ребят уже начали созревать сомнения. В общем, тогда один из строителей, Питер, взял в руки топор и пошел вершить справедливость. Коллеги по клану его хоть и поддержали, но очень неохотно – их сомнительный предводитель предлагал уж слишком радикальное решение проблемы. В общем, Питер предложил уничтожить всех бегунов разом. Причем не просто изгнать в Лабиринт, так как, по его мнению, они могли там выжить каким-то неведомым образом, а затем вернуться в лагерь, чтобы отомстить. Ему нужно было лично убедиться в том, что все бегуны будут умерщвлены. Кайл тогда заступился за своих молодых последователей, особенно яро защищая Галли и Минхо, и Питер накидывал не менее ярые аргументы против позиции главы бегунов. В общем, все закончилось тем, что Питер просто обезумел и накинулся на Галли с топором, а Кайл оттолкнул его и сам напоролся. В общем, Кайл недолго умирал, но достаточно мучительно. Минхо в тот день был в своем первом самостоятельном забеге по Лабиринту, так как закончил обучение и готовился быть одним из преемников Кайла, наравне с Галли…в общем, вернулся он уже к бездыханному телу наставника, которого очень любил. Они даже попрощаться не успели…точно также, как и я с Клинтом. Перед смертью Кайл отдал свой браслет Ньюту, а не Минхо или Галли. Причин я не знаю, но Кайл попросил его сохранить. Попросил именно Ньюта. Может быть, потому что до ранения Ньют был бегунов и Кайл всегда видел своим преемником только его...не знаю, честно.       Потом были похороны, и много чего еще. С Питером нужно было что-то делать: его временно заключили под стражу и очень тщательно охраняли. Алби предложил такой исход: решение о том, какая судьба ждет Питера дальше, должен принимать новый глава бегунов. Хотели даже выборы делать, Совет собирать, но…Галли добровольно отказался от потенциального звания главы бегунов, сказав, что недостоин им быть, так как не смог спасти даже своего наставника. Минхо тоже сказал, что он не смог, и получается, тоже недостоин, но Галли настоял на своем. Я помню выражение лица Минхо…мне кажется, он тоже хотел сказать, что он отказывается и тоже не вытянет эту ношу, но не смог себе позволить. Поэтому он стал главой бегунов, проявив тогда недюжинную смелость, и первым его решением было казнить Питера, отправив в Лабиринт. С этих пор, такая система наказаний работает для всех предателей и зараженных. И с тех же пор, мы все панически боимся повторения такой же паники в лагере, которая была тогда. И если в прошлый раз, рядом со мной был Клинт, то в этот раз, я была абсолютно одна. И от этого было еще страшнее.       Воцарившееся молчание было вполне логичным: Ана пыталась справиться с потоком не самых приятных воспоминаний, Света пыталась переварить услышанное. Ане казалось, что от этих воспоминаний ее отделяло лет сто жизни в Глейде – столько всего потом произошло и так все изменилось. Они теперь все стали другими: старше, взрослее, опытнее. На их плечах теперь лежала грузом ответственность за то, какое будущее их ждет – и пока, на взгляд целительницы, они безуспешно проебывались по всем фронтам.       – К тебе Чак еще потом приходил, когда ты без сознания была, –продолжила Ана, словно предыдущего тяжелого рассказа они совсем не касались. Света встрепенулась, сбрасывая оцепенение, и мягко улыбнулась на эту реплику шатенки.       – Это приятно слышать.       – Тебя вообще много кто приходил навестить: Галли, Алби, Лиам, Тайлер и Митч…       – Они из-за меня и заразились, да? – тихо спросила русоволосая, глядя прямо в глаза Ане. Шатенка вспомнила, как Тайлер и Митч часами сидели у гамака Светы, когда та уже лежала без сознания и любые попытки их выгнать были бесполезны…она не знала, как найти в себе такие силы, чтобы сейчас соврать подруге об этом. Пересилив себя, целительница кивнула. Света тут же поникла, опустив голову вниз.       Оставшееся время они пили чай в полном молчании.

***

      – Скажи мне, ты совсем сдурел? – Галли снова не вздрагивает даже, хотя Ньют отчаянно надеялся на произведенный эффект – он специально подкрался к нему максимально незаметно и раньше времени из тени не выходил. Галли спокойно вытер остатки сочащейся крови с груди смоченной марлей и вальяжно протянул:       – А ты?       – Она могла лишиться звания целительницы из-за тебя, – закипая от злости, произнес Ньют абсолютно холодным голосом. Не хотелось этому самодовольному индюку показывать, как на самом деле Ньют взбешен.       – Ученицы целителя, – спокойно поправил его Галли, прижимая марлю к месту пореза. – Не переживай: если бы ее выгнали отсюда, то исключительно тебе обратно в наставнические объятия. А я бы этого ни за что не допустил. Чему хорошему ты можешь научить ты ее в своих нынешних…обстоятельствах?       Ньют от злости скрипнул зубами – этот самодовольный мудила вообще ничем не гнушаясь, наступал на больную мозоль.       – Уж явно лучшему, чем учишь ты – подвергать себя бессмысленной опасности и рисковать жизнью ради развлечения!       – Развлечения, ага… – как-то печально усмехнулся Галли, бросив на Ньюта какой-то странный взгляд и больше ничего не поясняя, отвернулся.       – Думаешь, ты лучшему ее научишь? Ты же правила адекватные нарушаешь, еще и девочку за собой тащишь. Береги ее, она заслуживает быть в безопасности и любимой.       И, полагая, что Галли больше ничего не добавит, и что разговор окончен, Ньют вышел из хижины целителей, ощущая на губах горечь собственного поражения. Он не только как парень не состоялся в глазах Аны, он даже, как наставник, пусть и бывший, по сути тут никто. Потому что не научил ученицу целителя главному для выживания в лагере – беречь себя.

***

      Недоумение, витавшее в воздухе, ощущалось кожей – Галли со слов Ньюта знатно охренел. Он, конечно, сам оправдываться перед этим заносчивым упырем не собирался, но, чтобы так…это было жестко. Галли даже рот не успел открыть, как этот индюк его осадил. Не может видите ли Галли ничему хорошему ее научить. Знал бы Ньют, из-за кого это все вообще!       Острая боль кольнула сердце и Галли поморщился – сейчас старые раны бередить не хотелось от слова совсем. В конце концов, он же не виноват, что все так сложилось – так к чему вспоминать то, что он уже практически смог забыть…?       И все же, этот разговор не шел у него из головы. Обида и несправедливость душили слишком сильно и Галли сжал голову руками, чувствуя себя маленьким и беспомощным. Хотелось зареветь, как…он даже не помнил, ревел ли он в детстве. Было ли у него оно когда-нибудь? Были ли родители? Братья и сестры? Он, как и все здесь, ничего не помнил о жизни до Лабиринта, но ведь…ведь должно же быть хоть что-нибудь? До этого момента, он как-то никогда не задумывался о прошлом: сначала надо было выжить в этом суровом месте, сплотить всех, отстроить лагерь, потом бежать в Лабиринт… Ему казалось в эту минуту, что вся его отстроенная за это время жизнь, просто рушилась на его глазах. Может быть, именно это отчаяние и ощущал Ньют, когда побежал в Лабиринт? Нелегко смириться с правдой о том, что выхода нет и не будет, но до сегодняшнего дня Галли не позволял себе даже думать об этом. А вот у Ньюта, судя по всему, было время подумать – и вот к чему это привело. Может быть, Ньют сам бы ушел из бегунов, если бы не попытка суицида? Вряд ли бы он остался – слишком невыносимо было делать вид, что ничего не происходит, что все по-прежнему и что выход будет найден? Может, и Галли пришло время уйти из бегунов и перестать обманывать – себя и других? Раз выхода нет, то стоит вложиться в тихую и мирную лагерную жизнь. Зачем рисковать жизнью и умирать в Лабиринте, если все тщетно? Зачем пытаться завоевать Ану, если она любит Ньюта?       Галли, может быть, и надо было вскочить, нагнать Ньюта и сказать, мол, я с твоей ненаглядной не вместе, расслабься, не на свиданке мы были, но…это ведь, по большому счету, не его дело? Какая нахрен разница, что там Ньют и Ана? Не маленькие, сами разберутся. А если нет – так даже лучше. В конце концов, Галли слишком давно и безнадежно в нее влюблен, чтобы пытаться теперь что-то менять. Тем более, когда они на этом пути зашли так далеко. Галли остро ощущал, как сильно и как болезненно он был влюблен в Ану – но что он мог с этим поделать? С ней, как с Лабиринтом, – безнадега, смерть и никакого выхода. Он бы и мечтал перебить эту любовь, перестать чувствовать то, что чувствует, но…он никак не мог с этим справиться. Как и Лабиринт – эту любовь не одолеть. И Галли понимал прекрасно, что он в одном шаге от поражения, нет, он уже упал даже в собственных глазах, так позорно сдавшись…но он правда не видел другого выхода. Ана ведь любит Ньюта – и эту горькую правду пора было уже признать. Она ведь такую авантюру провернула ради него, рискуя потерять свое место целительницы…да что уж там – могла и без головы вообще остаться. Еще и Галли подбила на этот кошмар. Разве есть сила, способная противостоять подобной любви? Галли знал, что нет – потому что сам к Ане испытывал нечто подобное. Это не вытравить, не выбросить из головы и не забыть так просто.       Рывком поднявшись на ноги, Галли потянулся и поднял свою кофту, небрежно брошенную Аной на соседний гамак. Целительница уже успела переодеться в сухое и исчезла в неизвестном направлении – до того, как Клинт начал ее отчитывать. Галли надеялся, что она останется хотя бы обработать ему рану, но этим пришлось заниматься ворчащему Клинту. Галли сразу ему обозначил, что это его припизднутая ученица втянула их в это приключение, чтобы тот всю вину на одного Галли не вешал. Однако целитель сразу поверил в виновность ученицы и, пообещав принять самые строгие меры по ее воспитанию, молча продолжил обрабатывать полученную рану.       Прижав кофту к себе, Галли вдохнул ее запах, стараясь уловить запах девушки. Но также, как и в жизни Галли, вместо ярких красок и наполненности – абсолютная пустота. Кофта пахла тиной и сырой водой. Разозлившись на самого себя, Галли рывком натянул мокрую кофту и, выйдя из хижины целителей, решительным шагом направился в сторону хижины бегунов. Он прямо сейчас пойдет к Минхо и скажет, что больше не хочет бегать в Лабиринт. Осядет в лагере, займется строительством, которому обучался последние несколько недель и будет даже помогать Ньюту на плантациях с растениями…хотя это уже перебор. Простым трудом он заработает перед самим собой уважение и поможет товарищам по лагерю, но…в то, что душевные раны затянутся, он почему-то не верил.

***

      Спокойный обычный обед в лагере многими воспринимался, как благодать. Это было время, когда можно было увидеться с друзьями, отдохнуть от работы или узнать последние сплетни, если получится занять толковое место у костра. Но благодушие этого дня не могло обмануть бдительного Минхо, который мрачно наблюдал за радостно суетящимися вокруг соклановцами. Несмотря на то, что в руках у лидера бегунов уже была миска, полная дымящейся гречневой каши с мясом, тем не менее, он к ней даже не притронулся. Ему кусок в горло не лез и он, пожалуй, впервые за три года нахождения в Лабиринте, был готов признать перед самим собой, что он практически…боится?       Боится реакции друзей, Светы, а еще отдельно боится реакции Алби. Но как по-другому провернуть эту штуку, он не представлял. Потому что разговор наедине может быть очень неубедительным, и Минхо может дать слабину, а при всех дать заднюю уже точно не получится. Может быть, он не прав, может быть, он совершает самую большую ошибку в жизни, но… он больше так правда не мог. Не мог бояться на постоянной основе, по ночам с гамака вскакивать и перебежками добираться до гамаков животноводов, проверяя, дышит ли Света, не мог представлять, как она умирает и как ему приходится хоронить ее…как всех остальных.       Веселый голос Аны вывел его из задумчивости, возвращая в реальность, и он сфокусировал взгляд на двух девушках, которые протискивались к нему сквозь толпу. Периодически подругам приходилось останавливаться, чтобы перекинуться парой слов то с одним, то с другим встречным, но в целом они продвигались вперед довольно бодро. Минхо мысленно подобрался, стараясь наскрести в себе остатки мужества. Или сейчас, или уже никогда…       – Привет, – Ана приветственно помахала рукой, и брюнет заторможено кивнул. Света обиженно поджала губы, но все же кивнула. Минхо ответил тем же. Вчерашний скандал у всех на глазах все еще был жив в памяти, и глава бегунов прекрасно понимал, почему девушка обижалась. Но он ничего с собой не мог поделать и потому приходилось идти на крайние меры, чтобы хотя бы попробовать расстаться. Однако, даже не смотря на многочисленные публичные скандалы, Света его бросать не торопилась, так что Минхо пришлось брать все в свои руки. Сегодня он это сделает: раз уж Света не хочет его бросать, он сделает это за нее.       Девушки сели сбоку от главы бегунов, и Минхо неловко поерзал, пододвигаясь и освобождая место. Сердце начало бешено стучать, и он уже готов был открыть рот и сказать первую фразу запланированного спектакля, как Ана вдруг резво вскочила со своего места.             – Пойду-ка я Ньюту помогу, – кивнув в сторону кухни, весело произнесла она. Минхо бросил мимолётный взгляд туда же – Ньют пытался балансировать с тремя тарелками в руках, умудрившись взять еще по стакану в каждую руку. Оставшиеся два стакана стояли на столе, мешая остальным глейдерам забрать свои порции. Шатенка сделала шаг вперед и, словно немного оправдываясь за свое совсем неподозрительное желание уйти, добавила, – а то он там такую пробку создаст из-за двух вшивых стаканов. Скоро вернемся, не скучайте.       Минхо нервно сглотнул, провожая взглядом целительницу. Конечно, радовало, что после страшной эпидемии шатенка пришла в норму, но ее чрезмерная веселость пугала. Чему радоваться, когда они своими руками зарыли четыре трупа товарищей по лагерю в землю?              – Как…дела? – не придумав ничего лучше, произнес Минхо, мимолетно стрельнув глазами в Свету и также быстро отведя взгляд. Русоволосая неохотно ответила, срывая травинку, растущую под бревном, на котором они сидели:       – Было бы лучше без вчерашней ссоры.       Упрек был хорошо различим в голосе, и Минхо слегка кольнула совесть где-то под ребром. С другой стороны, она сама виновата, что выбрала такого, как он. По крайней мере, ему с этой мыслью легче было жить. Девушка же, видимо не дождавшись ответа, осторожно добавила:       – Что это было вообще? Обязательно было скандалить при всех?       Чувствуя, как сжимается сердце от ее просящего объясниться тона, Минхо недовольно сжал челюсти. Она права, она черт возьми, во всем права была и это бесило больше всего. Он уже начинал конкретно путаться в том, любит он ее или ненавидит, потому что ее желание все обсудить и разложить по полочкам, уже доводило его до бешенства.       – Ничего! – рявкнул вдруг неожиданно для самого себя Минхо, заставив окружающих их глейдеров обернуться на них. Толпа жаждала продолжения вчерашней бойни – нечасто в Глейде происходили публичные ссоры. Точнее, практически никогда: Алби активно поддерживал систему переговоров между враждующими сторонами и вообще, всеми силами был за мир в лагере, стараясь как можно скорее помирить поссорившихся. Но сейчас Алби отправился в Лабиринт – и во многом, по этой причине Минхо выбрал сегодняшний день точкой разрыва. Мысленно залепив себе пощечину, чтобы еще больше разозлиться, брюнет продолжил, – я же не виноват, что ты такая тупая и не поняла причину с первого раза!       Света вздрогнула всем телом, шокировано уставившись на главу бегунов. Общее осуждение брюнет сполна почувствовал спиной – но надо было продолжать стоять на своем.       – Но я… – начала было защищаться русоволосая дрожащим голосом, но Минхо ее грубо оборвал:       – Я, кажется, тебе еще вчера объяснил простым, понятным языком – где и в чем ты неправа. Что еще непонятного, блять?       Наступившая на поляне тишина неожиданностью не была: за такие слова, сказанные максимально грубым тоном, в табло Минхо мог получить только от трех людей – Алби, Галли и Ньюта. Первые двое из этого списка сегодня тусили в Лабиринте, а последний пока был слишком далеко от поляны, чтобы вмешаться. Остальные просто шокировано вылупились на главу бегунов, не решаясь вмешиваться в его личные разборки.       – Минхо… – голос девушки дрожал уже от подступивших к горлу слез и, видят высшие силы, брюнету действительно было жаль. – За что ты так со мной?       Минхо сделал над собой невероятное усилие, отыгрывая последние аккорды задуманного спектакля, и чуть отклонившись назад, истерично расхохотался. Света недоуменно посмотрела на парня, но он, резко наклонившись к ней, с видимым наслаждением садиста четко и достаточно громко произнес:                          – А ты еще не поняла? Я. Просто. Не. Люблю. Тебя.       Взгляд девушки тут же пропитался болью насквозь и Минхо наблюдал за тем, как по ее щекам текут слезы. Она была морально уничтожена, раздавлена и унижена, но он не мог ей помочь. Зря они вообще все это начали.       Не дожидаясь, когда девушка разрыдается, Минхо выпрямился и, грохнув миской об бревно, на котором русоволосая все еще сидела, развернулся и двинулся вперед. Он прекрасно осознавал, что если Света прямо при нем заревет, то он лопнет, как надтреснутое стекло – и уйти уже не получится. Глава бегунов и без того из последних сил держался, чтобы не обернуться, не упасть рядом с русоволосой на колени и не обнять ее, утешая.       – Скажи хотя бы ПОЧЕМУ? – яростный крик догнал его, как удар в спину. Минхо остановился, прикрывая глаза – конечно, его девочка просто так не сдастся. Он уже сам на грани истерики находится, вот как ему на подобные вопросы отвечать? Гениальная идея пришла тут же в голову: развернувшись в пол-оборота, Минхо холодно усмехнулся и ничего не ответив, пошел дальше. Больше его никто не останавливал.

***

       Привести себя в порядок после купания в озере оказалось делом непростым, но шатенка результатом была довольна. По хрену вообще, каких жертв это стоило, самое главное, что у них теперь есть лекарство! Однако вспомнив лицо Ньюта, который, кажется, разом разочаровался во всем и во всех, она почему-то уже не была уверена в правильности своего решения. По-хорошему, надо было объясниться с Ньютом, и ученица целителя решила, что лучше сейчас этим сразу заняться, не откладывая в долгий ящик.       Парня она нашла за плантациями, на краю его любимой поляны – он сидел в одиночестве и неспеша ножом выстругивал палочки. Осторожно приблизившись, шатенка нервно сглотнула – предстоял непростой разговор и самое главное в нем было – правильно подобрать слова.       – Привет, – решив начать с чего-то нейтрального, произнесла Ана, и Ньют поднял голову. Он внимательно и долго смотрел на нее и в какой-то момент Ане показалось, что он сейчас проигнорирует ее приветствие, но блондин себе не изменил – пересилив себя вежливо поздоровался. И только.       – Привет.       Особого энтузиазма в его голосе не было, так что Ане пришлось продолжать самой.       – Я присяду?       – Ага, – не поворачивая головы, произнес Ньют, продолжая выстругивать палочки. Ана, вопреки ожиданиям, отыскала в высокой траве ящик и, поставив его напротив парня, уверенно села. Ньют усмехнулся на этот маленький бунтарский жест одним лишь уголком губ, но этого ученице целителя хватило, чтобы приободриться.       – Я пришла, чтобы поговорить.       – Ты не обязана… – начал было Ньют с явно заранее заготовленной речью, но Ана быстро его перебила.       – Да, не обязана. Но я хочу объясниться.       Ньют наконец-то по-человечески поднял на нее взгляд и в его глазах блеснул интерес. Ана же была совершенно спокойна и смотрела прямо ему в глаза, выдержав взгляд. Несмотря на то, что ее сердце колотилось, как сумасшедшее, она знала, что сейчас ей нужно было быть храброй.       – Ладно. Слушаю, – под напором чужой уверенности в собственной правоте, Ньют сдался и отложил наконец палки. Ана благодарно кивнула.              – Спасибо. Для меня важно это сказать, потому что ты мой наставник и…       – Бывший наставник, – с горечью в голосе напомнил Ньют и взгляд его потемнел. Ана недоуменно посмотрела на парня – он что, скучает по своим наставническим обязанностям? Но Ньюта, кажется, совсем не это беспокоило, – и это, в любом случае, не имеет значения. Даже если бы я сейчас был твоим наставником, это ничего не изменило бы. Потому что ты не слушаешь ни меня, ни Клинта, нарушаешь правила – смысл в нас, как в наставниках? Я лишь надеюсь, что мимолетные эмоции стоят того…и надеюсь, что Галли классный парень для тебя, стоящий того, чтобы теперь просидеть в яме без еды в качестве наказания.              Приятное тепло согрело душу девушки – нотки ревности она почувствовала сразу. Примерно такие же ощущения она испытывала, когда Ньют делал что-то для Джо. Улыбка расползлась по лицу девушки непроизвольно и Ньют недоуменно посмотрел на нее. Его чувства были понятны – чему вдруг радуется эта безумная? А эта безумная, кажется, впервые ощутила, что ее чувства могут быть вполне себе взаимны.              – Может быть, ты все же позволишь мне объяснить? – откашлявшись, произнесла девушка, не в силах перестать улыбаться. Ньют утвердительно кивнул, окончательно сбитый с толку. – Я не ради Галли рисковала всем, а ради тебя. И у нас не было свидания. И Галли не нравится мне, как парень.       Ана с удовольствием наблюдала, как с каждой сказанной ею фразой, лицо Ньюта менялось и эмоции быстро-быстро проскакивали туда-сюда, сменяя друг друга. Чуть наклонившись вперед, она понизила голос и продолжила:       – Мы случайно с Галли пересеклись, когда я шла к озеру. Подслушала разговор Клинта и Алби, что есть в озере водоросли, которые могли бы, потенциально, остановить твои припадки. Я не хотела, чтобы он шел со мной…но взяла в качестве подстраховки, на случай, если не выплыву. Я понимаю, как это выглядело со стороны в твоих глазах, но…у нас ничего не было.       В доказательство своих слов, девушка протянула парню небольшую деревянную шкатулку с крышкой. Ньют бережно взял в руки предмет и, заглянув внутрь, заметно расслабился. Ана улыбнулась – подарок в виде водорослей явно пришелся парню по душе. Блондин захлопнул крышку и, немного помолчав, осторожно спросил:       – Зачем ты это делаешь? Ты рисковала жизнью, тебя могли наказать за нарушение правил гораздо жестче, чем это в итоге получилось? Ты еще и Галли на это подбила. Зачем?       Ана придвинулась чуть ближе и в свете закатного солнца ее голубые глаза сверкнули искрами. Она знала, что если сейчас искренне не назовет причину своих действий, то будет жалеть об этом всю оставшуюся жизнь.       – Потому что я считаю, что ты заслуживаешь жить долго и хорошо. Без всяких там припадков. И я, – голос ее дрогнул и она, протянув руку, мягко убрала свисающую с челки прядь волос Ньюта и скользнула пальцем по его щеке, нежно глядя ему в глаза, – я не хочу тебя потерять. И, если у меня получится…я бы хотела быть частью твоей жизни. Пусть издалека, на периферии, еще где-то, но…                 – Ты – уже, – шепотом отозвался Ньют и у Аны от страха на секунду остановилось сердце. А затем бешено забилось вновь и широкая улыбка расползлась по лицу шатенки, которая отражение собственного грядущего счастья увидела в карих глазах напротив. – Я тоже не хочу тебя потерять.

***

      – Что происходит? – поинтересовалась у Лиама подошедшая Ана. Ньюту вот тоже было интересно происходящее на поляне: еще минуту назад здесь царила лагерная идиллия, а сейчас все полетело в тартарары. Ана с Ньютом успели за это время лишь дойти от кухни до общей поляны.       – Минхо бросил Свету. У ВСЕХ на глазах, – шепотом произнес Лиам, боясь нарушить хрупкую тишину, воцарившуюся на поляне. Ньют и Ана одновременно, как совы, удивленно повернули к нему голову.       – Чего?! – воскликнул Ньют, неожиданно гораздо громче, чем сам планировал. Несколько человек, как по команде, вздрогнули и обернулись на вновь подошедших, но большинство так и осталось стоять неподвижно, глядя на рыдающую на земле Свету.       – Вот еблан! – недовольно рявкнула Ана, тут же впихивая в руки Лиама стаканы с напитком, которые помогала нести. Не ожидавший такого напора парень ойкнул, пролив на себя практически половину содержимого, а целительница бросилась вперед, падая на землю рядом с подругой и обнимая ее.       – Ну все, все, – гладя девушку по рукам, произнесла Ана и Света еще горше зарыдала.       – Он-н-н…бро-о-осил…ме-е-е-еня… – завыла русоволосая и Ана начала гладить девушку по голове, чтобы хоть немного успокоить.       – А чего это мы на поляне сидим, да еще и на земле? Пойдем ко мне в палатку, я тебе чай сделаю с травами, как ты любишь… – ласково заворковала целительница и, когда Света отрицательно замотала головой, разрыдавшись еще больше, шатенка махнула рукой рядом стоящим парням. – Помогите мне ее поднять и отвести в палатку.       – Не-е-е хочу-у-у, – завыла еще громче Света и Ана махнула из-за ее спины парням, мол, давайте быстрее. Ньют свои тарелки отдал рядом стоящему Чаку, который минуту назад присоединился к общей толпе, заслышав крики с поляны, и подошел к девушкам.       – Тебе нужна помощь? – поинтересовался он у шатенки и она, обернувшись к парню, сверкнула глазами.       – Нет. Не мне.       Моментально поняв намек, блондин кивнул, и развернувшись, бросился в ту сторону, куда ушел Минхо – благо, стоящий рядом Уинстон сразу въехал в ситуацию и подсказал направление. Ньют бегом бросился искать друга – мало ли, что тот задумал? Может, Минхо после выкинутого фокуса побежит вешаться или того хуже – в Лабиринт? Стараясь не обращать внимания на старую травму ноги, блондин бежал вперед, запрещая себе даже думать о самом плохом. Он успеет, он все предотвратит. Минхо когда-то спас его, и теперь Ньют должен, просто обязан ответить тем же – иначе просто не сможет нормально жить дальше.       Минхо обнаружился у себя в гамаке, молчащий и раздавленный. Ньют осторожно зашел в хижину, тяжело дыша от быстрого бега, и, уперевшись в колени руками, наклонился вперед. Глава бегунов смотрел перед собой, ничего не замечая, и Ньют, поозиравшись, заметил деревянный ящик. Подтащив его к гамаку, блондин плюхнулся сверху и пощелкал пальцами перед лицом брюнета. Тот вздрогнул и непонимающе огляделся, пытаясь прийти в себя.       – Ты как? – осторожно спросил Ньют, внимательно наблюдая за переменами в лице друга.       – Хуево, – просипел брюнет, и Ньют понимающе кивнул. Еще бы он хорошо себя чувствовал, после такого-то…       – Есть смысл интересоваться, что это было? – все также осторожно спросил блондин и Минхо горестно вздохнул.              – Я ее бросил…       – Это я уже понял. Причина?       – Ну, адекватной причины нет...       – Давай тогда неадекватную.       – Я… – глава бегунов сделал паузу, покачав головой, видимо, пытаясь справиться со своими эмоциями и, нервно сглотнув, продолжил, – я просто…боюсь ее потерять.       – Че? – невольно вырвалось у Ньюта и, поймав на себе удивленный взгляд Минхо, он тут же исправился, – прости, просто…ты ее бросил, потому что боишься потерять? Не видишь тут никаких противоречий, случайно?       – Не в этом смысле боюсь…боюсь, что умрет, – тихо признался Минхо и Ньют тяжело вздохнул. Понятно теперь, откуда ноги растут и куда.       – А если она умрет, когда вы будете не в отношениях, тебе типа легче будет?       – Ну типа да.       – Ясно, – сухо отозвался Ньют, борясь с желанием закатить глаза. Он же должен поддерживать Минхо, а не закапывать еще глубже – иначе, что он за друг такой? Брюнет быстро и виновато глянул на Ньюта и тот вопросительно приподнял бровь.       – Не надо…я и так все сам знаю. Просто я по-другому ее отпустить уже не смогу: если она хотя бы еще раз посмотрит на меня этим своим влюбленным взглядом, то я уже не смогу остановиться. Так что…пусть уж лучше меня ненавидит до конца дней. Может, и я разлюблю…хотя – вряд ли.       – Я понимаю, – сочувственно улыбнувшись, Ньют положил руку на плечо друга, надеясь, что этот маленький жест хоть как-то его поддержит. Он, отчасти, понимал его чувства и в свое время тоже хотел, чтобы Ана держалась подальше от такого убогого самоубийцы, неспособного дать ей нормальное будущее. Но она упорно доказывала ему обратное и он…просто сдался ей. Может быть, этим двоим тоже нужен толчок со стороны?       Впрочем, зная характер Светы, Ньют прекрасно понимал, что после подобного оскорбления, она ни за что не будет даже разговаривать с Минхо – он как раз постарался, чтобы все для этого сделать. И, глядя в посеревшее лицо лучшего друга, он понимал – с этой стороны тоже никаких толчков ждать не приходится. И что делать с этой ситуацией и надо ли вообще что-либо с ней делать, он не знал.       

***

      Снование целительницы по хижине было едва слышным – Клинт даже не предполагал, а знал наверняка, что это из-за чувства вины. Она, фактически, отделалась легким испугом и устным выговором на тему: «Больше никогда так не делай!». И то, в основном, на эту тему говорил Алби – Клинт предпочитал молчать, чтобы не взорваться лишний раз под давлением праведного гнева. Да и спалились они совершенно случайно и абсолютно глупо: как раз в момент, когда Ана дрожащими, замёрзшими руками вытаскивала все необходимое для обработки полученных Галли ран. Тогда-то Клинт очень удачно и вернулся перед походом в Лабиринт в хижину целителей, чтобы забрать позабытые им травы. А дальше были пытки и безобразный разбор полетов.       Как только Алби покинул хижину, Ана вылетела в слезах следом, а Клинт с тяжелым вздохом и пониманием, что сегодняшний поход в Лабиринт не состоится, принялся обрабатывать рану Галли. Благо ни тот, ни другой к разговорам расположены не были, так что вскоре парень убрался восвояси, а у Клинта, оставшегося в одиночестве, появилась возможность подумать о том, за что ему такая бедовая ученица досталась.       Он с ящика так и не встал, даже когда шатенка вернулась, уже умытая и в чистой одежде, и явно довольная жизнью. Еще бы – сто процентов бегала оправдываться перед Ньютом. Действительно, зачем перед действующим наставником что-то говорить?       – Ты нарушаешь главное правило целителя, – мрачно произнес Клинт из своего угла, наблюдая за перемещениями девушки по хижине. Она замерла, услышав эти слова, и, тяжело вздохнув, уточнила:       – Какое?       – Не заводить себе любимчиков.       – Я не… – шатенка наконец соизволила обернуться, но Клинт уже разозлился не на шутку.       – Изначально, я вообще планировал ввести правило – никакой привязанности, абсолютно. Ни дружбы, ни любви. Потому что любая привязанность будет мешать исполнению целительских обязанностей: в критический момент, ты не самого раненного побежишь спасать, а самого дорогого твоему сердцу. Тогда мне показалось это слишком жестоким правилом…но я начинаю думать, что надо бы возродить это.       – Нет, пожалуйста, нет! – в отчаянии и со слезами на глазах произнесла шатенка и Клинт, рывком поднявшись на ноги, сократил расстояние между ними, и вцепившись пальцами в подбородок девушки, тихо и внятно произнес, глядя ей в глаза:       – Еще раз подобное повторится – и я введу его. Поняла?       – Да, – тихо и твердо ответила ученица, и Клинт отпустил ее заплаканное лицо. Выйдя из хижины, он потер ладони и яростно пошел в сторону леса. Собственные демоны начали нашептывать ему что-то, и ему показалось, что они догоняют его. Сорвавшись с места, он рванул под защиту деревьев. Так как солнце уже село, в лесу было крайне темно, но Клинт несся вперед, не разбирая дороги. Остановился он только тогда, когда больше не смог нормально дышать и рухнув на землю, стиснул голову руками. Он не понимал, что с ним в данную минуту происходило. Чувство было давно забытым, но знакомым – Клинт давно с его проявлениями не встречался. Потому что он давно не боялся никого и ничего, но сегодня, кажется, впервые испугался, что потеряет свою маленькую целительницу.       – Идиот, – истерично расхохотался Клинт, распугивая ночных птиц, сидевших на ветках. – Сам ей правила накидываю, сам же их нарушаю. Уж кто-кто, а эта девочка – точно в твоих фаворитках, старый ты дурак. Еще поди и сам за нее жизнь отдашь, придурок. Все для ее счастья сделаешь, сам в Лабиринт за травами ее ненаглядному побежишь, лишь бы только счастлива была и больше не плакала. Ох и еблан ты, Клинт, еблан…