Великий Древний

      Оно коснулось разума и плотно в нем засело. Оно было невесомым, но нестерпимо давило на грудь. Оно было чужеродным, детищем давно прошедших эпох, но в то же время знакомым, единокровным, обещанным. Оно имело имя, и имя это Маркус много раз слышал. Оно умело звать, манить за собой, обещая победу, и отзываясь гулким стуком в висках, даровать иную, подчиняющуюся лишь ему силу. Оно не должно было попасть ему в руки, но само в них легло, высвобождая душу и воскрешая давно порабощенную волю. Оно имело цель, и целью этой было то, что господствует над мечами. Оно не владело разумом, лишь остатками сознания. И эти остатки требовали немедленного отмщения, жестокого боя и горячей крови на стальных гранях.       Маркус и не понял, как это вышло. Он просто шел за Астарионом, догадавшись кто правит бал за проклятой храмовой завесой. Он был зол, разочарован, напуган. Он не хотел верить в то, что эльф врал ему в глаза, связавшись с Госпожой Мечей за его спиной, но все указывало на это. Элларий — первенец Эммир, говорящий с ним на миринском, растягивая звуки так, как это делали столетия назад. Инфернальные знаки на двери, рассказывающие о проклятых мечах. Зов крови, ведущий его туда, где ярче всего загорался лазурит, и пойманный на куче ржавого оружия вампир, с кровным клинком в руках.       — Ellari?       Это было кошмарным сном, не иначе. Его далекий предок, забытый, как и все первые отродья Госпожи Мечей, потянулся к нему сквозь время, наделив его силой через возникший в ладони двуручный меч. Пылающая мощь, стекая с багрового лезвия, врезалась в его жилы, разрывая рассудок единственным призывом — закончить то, что не смог свершить он. Тифлинг его замысел не распознал, но очень хорошо почувствовал, как инфернальная завеса пала, открывая проход во мрак храмовых залов, и как сквозь миры, обратив разгневанный взор на провинившегося душеносца, устремилась колоссальная сила, в лице взбешенной Богини. Он увидел цепи договора, затянувшиеся удавкой на шее корчащегося от боли Астариона, он узрел ее, величественную владычицу Эммир, желавшую вытрясти из порабощенного эльфа душу. Это было закономерно, и именно этого он так боялся. Именно от этого он пытался защитить возлюбленного, умоляя его не приближаться к Госпоже Мечей. Но Астарион его ослушался, и теперь ожидаемо расплачивался. Вот только Маркус не собирался оставаться в стороне, глядя как он мучительно умирает.       — Я принимаю твой вызов, Markus Hellstorm. Миры да приветствуют тебя!       Было ли это безумием? Однозначно. Бросить вызов собственной Богине, великолепной воительнице, знающей каждую зазубрину на своих мечах. Пойти против приемной матери, жестоко наказывающей и за меньшее, имея надежду лишь на ее первого сына, чья душа, заключенная в кровном клинке, неистово рвалась в бой. Без права на ошибку, и зная, что любой исход будет плачевным. Будучи неуверенным в том, что сможет довести дело до конца, ведь ему предстояло убить Эммир, или наблюдать за тем, как она убивает Астариона. Но все это меркло перед ее решимостью и нескрываемым восхищением. Госпожа Мечей любовалась своим творением, забыв о том, что минуту назад прибывала в невообразимом бешенстве. Она отнеслась к выбору своего отродья с уважением, но Маркус знал, что ее уважение и ее милость — исключительно в одном. И на снисхождение грозного божества не рассчитывал.       — Отрадно наблюдать своих сынов вместе. — Хищно улыбнулась она, подняв лезвие меча выше. Тифлинг, проследив за ее движением, сделал плавный шаг назад, и прикрывшись клинком, встал в пол-оборота. Их оружие для дуэли не подходило, оно было слишком тяжелым и длинным, и как сближаться с наблюдавшей за ним Эммир он не знал. В открытом бою, не связанном священным для Госпожи Мечей дуэльным кодексом, у него и вовсе не было бы шансов, и его немного успокаивало то, что Богиня не станет играть грязно. Но легче от этого все равно не становилось. Ее «Убийца драконов» был безусловно не самым удобным клинком для поединка по правилам, но он был крепок и рассчитан на бой с противником в доспехе. Кровный меч Маркуса, ко всему прочему, лишенный навершия, был создан из неизвестного мягкого металла, и прямой удар двуручника Эммир вряд-ли бы выдержал. А значит, у него оставалось еще меньше вариантов для маневра, и хуже всего, тифлингу практически нечем было защищаться. Атаковать напрямую, пытаясь отвлечь ложными выпадами тоже было довольно глупо, ведь покровительница с легкостью его достанет, и все что оставалось Маркусу, это ждать ее хода, и пытаться быстро контратаковать, надеясь, что тех секунд меж взмахами тяжелого клинка хватит, чтобы добраться до Богини. — О, твой любимец удрать решил? — Хмыкнула она презрительно, не сводя глаз с медленно обходящего ее тифлинга. Маркус, услышав шорох из-за спины, тихо выдохнул. Получивший временную свободу Астарион принял верное решение отойти, помня о том, что в поединок чести влезать запрещено. И тифлинг был очень благодарен ему за его сознательность.       — Ему здесь делать нечего. — Ответил он спокойно, и сделал еще один шаг влево. Эммир, повернув меч в руке, присоединилась к этому медленному танцу, взявшись нарезать круги вместе со своим сосредоточенным отродьем. — Он вообще здесь не причем, владычица. Это дела семейные.       — Был не причем. — Усмехнулась Госпожа Мечей. — Пока ты не связался с ним кровными узами. Какая нелепость! Увлечься брачными играми, и привязать к себе никчемное создание, вывернув сущность древней магии наизнанку! Только ты мог сотворить подобную глупость! — Сверкнула она злобным оскалом, но тут же неожиданно смягчилась. — Ну еще, быть может, я.       — В каком… — уронил Маркус удивленно, и успев среагировать, отскочил от резкого взмаха выброшенного вперед лезвия. Эммир, сменив стойку, перехватила меч двумя руками, и коварно улыбнувшись, атаковала снова, пытаясь подловить его ударом снизу. Тифлинг снова отпрыгнул, и метнувшись ей за спину, поднял клинок над головой, опустив острие на уровень пояса. Бить сзади он ни за что бы не стал, и заметившая его решимость сражаться лицом к лицу Богиня, высоко это оценила. Она развоплотила крылья, сделав свою оборону не столь непреступной, но на этом ее милость кончилась. Следующая серия атак, обрушившаяся на него веером отблесков свистящего клинка, быстро дала понять, что Госпожа Мечей настроена более чем серьезно.       — Вероятно это очень лестно, наблюдать за тем, как кто-то в очередной раз сражается на смерть за твою жалкую шкуру! — Выдала она издевательски, почти достав Маркуса косым взмахом. — Как кто-то, кто мог и вовсе в это не ввязываться, сначала пробуждает проклятые клинки, а после рискует душой, чтобы вырвать из круга возмездия твою бесполезную душу! Гляди, дитя! — Усмехнулась она, и рубанула с оборота, — твои смертные дружки явились полюбоваться на твои бессмысленные попытки меня сразить!       Маркус, с трудом отбив удар покосившейся гардой, ушел в сторону, и зацепив краем глаза две застывшие у входа в залу фигуры, снова сосредоточил свое внимание на поединке. До него доносился сорванный, отчаявшийся голос эльфа, упрашивающий нашедшего их Гейла не вмешиваться, и, хотя он был чертовски зол на Астариона, от его дрожащего тона, у тифлинга дрогнуло сердце. Дела у него были плохи. Кровный клинок не годился для защиты, а контратаковать Эммир не позволяла. Ее невозможная скорость и точность выпадов, не давали ни секунды для передышки, и Маркус понимал, что долго не выстоит. Ему нужно было срочно менять тактику, но откровенно издевающаяся над ним Богиня блокировала любую возможность занять хоть сколько-нибудь выгодную позицию. Руки начинали предательски дрожать, и, если бы не сила исходящая от меча, он давно бы проиграл. Он и так держался чудом, на одной только воле, и уворачиваясь от ее клинка, дальше и дальше увлекал раззадоренную Эммир в безумный танец сияющих лезвий.       — Я. Не хотел. Ничего. Пробуждать! — Отчеканил он, и уведя меч в обманную позицию, наконец уловил возможность для атаки. Покровительница это заметила, и красиво отбив вылетевший вперед клинок, контратаковала, чуть было не подрезав с трудом удержавшего равновесие тифлинга. — Если ты про Гримфордж, это была случайность! Я знать не хотел ни про какие кровные мечи, а Астарион тем более! Я не хотел поить его кровью, я случайно на него напоролся! Если бы я знал, что он что-то там пробудит…       — В твоей жизни нет места случайности! — Прервала его Эммир, и позволив сблизиться, ударила плоской гранью по лезвию кровного клинка, от чего тот заметно погнулся. — Твоя судьба предрешена с рождения! Ты ничего не можешь изменить! — Грозно рявкнула она, и скрестив оружие, лихо увела его меч в сторону, тут же опустив широкое лезвие «Убийцы Драконов» на его плечо. — Так прекрати сопротивляться неизбежному! Прими свою судьбу!       — Маркус! — Услышал он надрывный крик Астариона, прежде чем вся его сущность содрогнулась от нестерпимой боли. Двуручный клинок, рассчитанный на битву с воином в тяжелом доспехе, прошел сквозь сустав, разорвав мышцы, и вылетев, с другой стороны, тут же устремился ему в грудь. Тифлинг, сжав меч одной рукой, отбил удар рефлекторно, стараясь не думать о том, что сейчас произошло. Второй он не чувствовал, и даже не хотел глядеть на результат молниеносной атаки безжалостной Госпожи Мечей. Он не хотел верить, что она вот так просто отрубила ему руку, но краем мысли понимал, что времени у него больше нет. С таким ранением он очень быстро истечет кровью, а значит, осторожничать уже не имело смысла. Нужно было идти в атаку, не взирая на опасное сближение. Не задумываясь и ни на что не надеясь, пытаясь вложить в последний удар все свое мастерство, приобретенное им с годами, и уповать только на взбудораженную мощь, требующего крови клинка. И он почти это сделал. До его необдуманного выпада оставался один шаг, но Маркус, остановившись в последний момент, ушел вольтом в сторону. Долетевшие до него взволнованные голоса союзников смогли его отрезвить, и он, к неудовольствию Эммир, устоял перед искушением поддаться панике.       — Как это вышло?! Это невозможно! Я же видел!       — Ее мечи не разят его! То есть они разят. Но не так! Черт! Гейл, не сбивай его с толку!       Зрачки тифлинга расширились, а от вонзившейся в разум догадки поплыло сознание. Клинки Госпожи Мечей не наносили ему физического урона, и, хотя боль была равноценна той, что и при прямом поражении, ни о каких видимых увечьях речи не было. Он очнулся, чуть было не пропустив очередной удар, и глянув на безвольно висящую руку, уронил тихую усмешку. Эммир, поняв, что ее душеносец наконец додумался до того, что ему и так должно было быть очевидно, усмехнулась в ответ. Он все еще оставался в уязвимом положении, но держался и продолжал огрызаться, что по-своему ее забавляло. Правая рука все равно его не слушалась, а плечо болезненно пульсировало, и его шансы, несмотря на некоторую фору, таяли с каждой секундой. Но Маркус, однако, приободрился, и решившись на абсолютно идиотскую затею, выставил меч перед собой.       — Насколько проще тебе бы жилось, если бы ты хоть иногда ко мне прислушивался. — Бросила она едко, и играючи размахивая длинным клинком взялась теснить раздухарившегося тифлинга к краю. Что он задумал, ей было не ведомо, и на ее лице с каждым ударом, все яснее и яснее отражалось недоумение. Туманная призма блокировала его замыслы, и переставшая понимать, что он творит Богиня начала понемногу выходить из равновесия. Маркус перестал так явно уворачиваться, и начал пропускать атаки. Боль от проходившегося по его душе широкого лезвия была сильной, разрывной, но она только сильнее его подстегивала. Некоторые удары он все же обходил, понимая, что смертоносный выпад точно выбьет из него сознание, но те, что терпимее принимал. Подбираясь ближе, готовясь к кульминации, он, стараясь выровнять дыхание и не упасть от очередной убийственной вспышки, наконец занял нужную позицию. Дальше следовало выполнять обманный маневр и ударить снизу, целясь в глотку. При этом непозволительно открыться самому, и тифлинг прекрасно понимал, чем это чревато. Но отступать было поздно, и его искривившийся меч, свистнув в воздухе, перетянул на себя внимание. Рядом пролетело тяжелое лезвие, Госпожа Мечей, сделав выпад, отошла на полшага назад, на секунды открывшись для атаки, и Маркус этим воспользовался. Кровный клинок, ожидавший этого момента тысячелетие, сам устремился к изящной шее понявшей все в последний момент Богини. В ее глазах вспыхнул азарт и искреннее восхищение, но проигрывать она не планировала. Сделав короткий выпад, не думая уходить в защиту, Эммир выбросила свой меч навстречу.       — Маркус… — услышал он на грани сознания, прежде чем то ненадолго погасло. Мир оплыл, и на секунду помутнев, разорвался всплеском тысячи молний. Они впились в тело тифлинга, обдав его жаром изнутри, и той болью, которой он прежде никогда не ощущал. Он догадывался, что умирать от прямого удара в сердце очень мучительно, но никогда не думал, что настолько. И хотя он понимал, что фактически лезвие «Убийцы драконов» не разорвало его грудь, убедить себя в этом было до невозможности сложно. Держаться на ногах было невыносимо. От нестерпимого жара меж ребер и растекающихся по всему телу разрывных импульсов таяло сознание, но он продолжал стоять, упирая острие кровного клинка Госпоже Мечей в горло, и сквозь мутную пелену и удушье наблюдал, как по багровому лезвию течет ее обжигающая кровь. Вонзить его глубже он так и не смог, хотя и имел возможность сделать эту атаку смертельной. Ухмыляющаяся Эммир, удерживая свой меч так, чтобы он пронзал тело ее сумасшедшего потомка насквозь, терпеливо ждала его дальнейших действий, не реагируя на собственное ранение. Она тоже с легкостью могла убить его, заставив умирать от болевого шока, но держала клинок ровно, не шевеля им и не двигаясь. Астарион, вцепившись ошарашенному Гейлу в плечо, давил в себе порыв подбежать к нему и прекратить это безумие, но поединок еще не был окончен, и все что он мог, это смотреть на застывших друг напротив друга существ, и молиться всем Богам, чтобы Госпожа Мечей отпустила своего мятежного потомка. В тяжелой, удушливой тишине слышалось лишь надрывное дыхание пронзенного длинным мечом нечестивца, пока ее не разорвал надменный голос Богини, уставшей от бессмысленных переглядов.       — Убить не смог. — Процедила она сквозь зубы, не сводя блестящего взора с его дрожащей фигуры. — Значит ждешь чего-то. Так не медли, говори! Я внемлю тебе.        — Отпусти… его… — задыхаясь произнес Маркус. — Я отдам тебе… кровный меч… я буду служить тебе… яростней прежнего… но он… он тут не причем… отпусти его…       — Он нарушил договор. — Сказала она, сурово сдвинув брови. — Элларий не должен был попасть в твои руки. Но он отдал его тебе. Я не отпущу его душу. Я никогда не нарушаю условий.       — Тогда… дай ему свою защиту… защити от себя… от клинков своих… кованных и не кованных… из стали и плоти… — продолжал тифлинг, держась на грани. — Дай ему защиту… и наш договор… наш договор будет… только на твоих условиях…       — Это будет последняя договоренность в твоей жизни. — Покачала головой Эммир. — Ты ведь осознаешь, глупое дитя, что я не спущу этого тебе с рук.       — Осознаю… Госпожа Мечей… я согласен…       — Да будет так. — Склонила голову Богиня, и высвободив правую руку, призвала мерцающие символы. Новые знаки легли поверх старых, и Астарион, ощутив что-то непонятное, тянущее на душе, зажмурился, стиснув зубы. — Твои условия соблюдены. — Сказала Госпожа Мечей, и резко потянув за рукоять, вырвала клинок из груди тифлинга. — Твоя очередь.       У Маркуса земля ушла из-под ног, и он тяжело упал на колени. Сердце нестерпимо болело, ныли ребра, а легкие с трудом проталкивали воздух, который он судорожно хватал. Кровный меч звякнул о каменные плиты, и потянувшийся за ним тифлинг ощутил, как заключенная в нем сила противится происходящему, умоляя этого не делать. Голос в голове осыпал его проклятиями, но все уже было решено. Маркус, собрав все свое самообладание, протянул меч Эммир, не смея поднимать на нее глаза.       — Славно. — Шикнула она, приняв дрожащий клинок из его рук, и вдруг разгневавшись, расправила стальные крылья, нависнув над поверженным душеносцем. — Навершие! — Закричала она так, что тифлинг сжался в комок, чувствуя, как вновь завладевшая им сила, придавила его к полу. — Меч без навершия не меч! Элларий ценен целиком! Найди мне его! Отыщи! Принеси мне его! А после… — скрипнула она обнажившимися клыками. — После нерадивое дитя, готовься к столетиям искупления! Я вытрясу из тебя все! Я заставлю тебя понять! Я насильно раскрою твои глаза! Ты почувствуешь всю боль этого мира на своей шкуре! Ты будешь исполнять все, о что прежде не марал свои руки! И так пока не осознаешь! Пока не заслужишь прощения! И тогда, я задам тебе один вопрос. И если ты посмеешь ответить на него неверно, вечность твоих мучений станет моим подношением! Такова расплата за непочтение! Ты не узришь пустоту. Ты узришь бесконечные казни на свою голову!       Маркус безвольно кивнул, и прижав ладонь к груди, зажмурился. Эммир, отправив кровный меч в иное пространство, растворилась в воздухе, оставив после себя лишь запах раскаленного железа, и капли крови на пыльных плитах. Тифлинг, рвано вдохнув, замер посреди залы. Астарион, дрожа всем телом, неслышно к нему приблизился, и обессиленно осел рядом.

***

      — Маркус?.. — Позвал его эльф боязливо, но сидящий на пригорке тифлинг ему не ответил. Покинув храм, и перекинувшись короткими фразами с Гейлом, он ушел в чащу, и уже с полчаса глядя в одну точку, не обращал внимание ни на что вокруг. — Милый… — снова попробовал Астарион, и Маркус наконец наградил его холодным взглядом. — Я…       — Наслаждайся. — Бросил ему тифлинг раздраженно. — Солнце встает. Надеюсь, оно стоило моей жизни.       — Что?.. — Замялся эльф, и сдавшись под тяжелым взором, отвел глаза. — Ты что думаешь?.. Боги, нет! — Встрепенулся Астарион. Маркус, пожав плечами, снова отвернулся. — Ты думаешь я тебя на солнечный свет променял?! — Выпалил он, сделав пару неловких шагов к его мрачной фигуре. — Нет… я бы никогда…       — А на что она тебя подловила? — Хмыкнул тифлинг, не пересекаясь с ним глазами. — Ты ей кровный меч, она тебе свободу от проклятия. Славно. Я за это расплатился. Теперь ты волен наслаждаться жизнью на свету, хотя жизни она тебе не даст. Она тебя не убьет, раз пообещала. Но все еще может использовать как вздумается. Ты ее душеносец, с чем я тебя поздравляю. А значит будешь выполнять все ее поручения. Убивать кого скажет. Ложиться под кого скажет! А я ни черта больше не смогу с этим сделать! Ну и? Стоило оно того?       — Да что ты говоришь такое?! — Вспылил Астарион, остановившись в двух шагах от него. — Все не так было! Я никогда не подписался бы на такое из-за одного только солнца! Я не сбегал бы от тебя, я не стал бы с ней спутываться!       — Да? — Вздохнул Маркус, и наконец поднял на него суровый, наполненный болью взгляд. — И что же тебя подтолкнуло сотворить то единственное, чего я умолял тебя не делать? Не свет? Тогда что? Что было настолько важным, что ты, зная все! Зная больше остальных, все равно это сделал?! Что?       — Ты. — Ответил эльф с нажимом. — Ты. Этот драный меч должен был тебя убить. Я мог его достать, и я на это согласился, чтобы не позволить ему тебя прикончить! А защиты от солнца я вообще не просил! Она сама мне ее дала, чтобы я шел быстрее. Ночи короткие, Маркус! Понимаешь ты это? И если бы ты не влез, и если бы ты не вмешался…       — Она убила бы тебя. — Прервал его тифлинг, и снова замолк. Астарион, покачав головой, медленно опустился напротив. — Не меня тот меч убить мог. Ее. Она тебя обманула. Потому мне и нельзя брать кровные клинки в руки. Нельзя вызнавать про них. Это опасность для нее. И если бы ты рассказал мне, ничего этого бы не случилось. Но теперь уже поздно.       — Я… — рвано вздохнул эльф, и закусив губу, отвернулся. — Если бы ты видел то, что видел я! Маркус! Пожалуйста, не руби с плеча. Я никогда не пошел бы против тебя, ты же знаешь? Я защитить тебя хотел. Я не мог тебе рассказать. Я боялся… я… Боги… выслушай меня, а? Пожалуйста. Просто выслушай…

***

      Это был чудесный день в середине весны, теплый и пахнущий распустившимися в саду соцветиями. Ветер, задувая в приоткрытое, зашторенное тяжелыми портьерами окно, щекотал обнаженную кожу, и эльф, нежась на широком диване в гостиной, время от времени поправлял шелковые полы своего халата, прикрывая чувствительное после жаркой ночи тело от настырной прохлады. Ему не спалось. Его мысли занимала вчерашняя полуночная прогулка по саду, воспоминания о трепетных поцелуях и те его слова о совместной вечности, которые лишили Астариона покоя, и зажгли в его глазах мечтательный блеск.       Он точно не знал, что это значило, но представить мог, и сам себе поражаясь, уже который час метался в грезах о будущем, сладких и до жути приятных. Его это даже немного злило, ведь до чего это странно, и даже наивно, мечтать о чем-то, чего свойственно желать в юности. О медленно разгорающемся счастье, радостях совместной жизни, всяких нелепых мелочах, вызывающих совершенно идиотскую улыбку, бесконечно волнующих поцелуях и даже, черт возьми, к своему великому стыду, о выборе имен несуществующим детям. Все это было так нелепо, постыдно, и Астарион радовался, что Маркус никогда не позволял себе читать его мысли. Хотя его все равно не было дома, и ждать его до вечера не стоило. Он ушел за своими реагентами для очередных безумных экспериментов, без которых жить не мог, чем немного подбешивал эльфа. Порой тифлинга нельзя было вытащить из лаборатории, разве что за хвост, или показав будто бы случайно оголившееся бедро, но сегодня Астарион, блуждающий в своих мечтаниях, был очень доволен тем, что Маркус смылся до вечера, и не наблюдал его дурацкую ухмылку. Рассказывать, о чем он там думает ему чертовски не хотелось.       Но долго наслаждаться грезами о приятном ему не дали. В согретом солнцем поместье вдруг похолодало, и очнувшийся эльф, насторожившись, сел, прислушиваясь к тихим шагам. Явившаяся по его душу гостья, в этот раз обошлась без показательного представления, и бесцеремонно войдя в двери гостиной, окинула полураздетого вампира притязательным взглядом. Астарион даже среагировать не успел, и только и смог посильнее запахнуть халат, крепче вжавшись в спинку дивана. Госпожа Мечей, вздернув бровь, очень нехорошо улыбнулась.       — Витаешь в облаках, дитя ночи? — Спросила она с привычной издевкой. Эльф, неожиданно для себя кивнув, медленно поднялся на ноги. — Я даже благословлю это…- взмахнула рукой она, — действо. Если будет кого благословлять.       — Я… — растерялся Астарион, — я прошу простить, но я немного…       — Мечи пробудились. — Не дав договорить, продолжила Эммир. — Мое глупое дитя, сам того не зная, положил начало тому, что должно было свершиться тысячу лет назад. Но он не готов к этому. И он погибнет. И ты принесешь ему смерть в своих руках.       — Нет, погодите! — Ожил эльф, снова ощутив всепоглощающий страх, что не травил его с самого возвращения с юга. — Вы ведь говорили, что этого можно избежать. Что я могу что-то…       — Можешь. И чтобы тебе было проще обмануть его, взгляни на это. — Сощурилась Древняя, и щелкнув пальцами, окутала гостиную плотным, непроглядным туманом. Астарион, почувствовав, как темнеет перед глазами, пытался было найти опору, но вдруг, проморгавшись понял, что находится совершенно в другом месте. Это было не их поместье, пахнущее первыми весенними цветами. Это был холодный склеп, с фамильным гербом Хэллстормов, посреди которого, у саркофага, угадывалась его собственная фигура, облаченная в траурные одежды. Он склонялся над телом, нетленным, поддерживаемым древней магией из иного мира, но холодным, навсегда закрывшим свои черные глаза. Он видел Маркуса, лежавшего на ледяных плитах, завернутого в его любимый плащ, в окружении похоронных белых хризантем. Он не касался его, но явно чувствовал под пальцами грубые нити, которыми была стянута сквозная рана на груди погибшего тифлинга. И это ведение было настолько ярким, таким настоящим, что возвращенный в реальность эльф, еще с полминуты глотал слезы, боясь взглянуть на помрачневшую Богиню. — Ты должен предотвратить это. — Сказала она почти ласково. — Ты должен уйти в горы у Глубоководья и отыскать храм, что хранит единственный настоящий кровный меч. Клинок некованый. Мое творение, и его погибель. Но меч этот не должен попасть в руки моего потомка. Ты уйдешь один. Ты войдешь туда, куда нет хода древнейшим существам. Элларий пропустит тебя. Ибо ты связан с сыном моих сыновей плотью, кровью и душой бессмертной. Так говорится в проклятии. Так говорится в пророчестве. Ступай же, возлюбленное отродье, но помни: согласившись, ты даруешь мне душу. Исполни все как сказано, и я немедля дам тебе свободу. Или же, наблюдай за тем, как к его телу несут белые цветы, и проклинай себя за нерешимость до скончания времен.       — Нет. — Замотал головой Астарион. — Нет, нет, нет! Я не допущу этого! Он будет ненавидеть меня за это… но я не позволю…       — Славно. — Кивнула Эммир, улыбнувшись. — Какая отрада, знать, что сын моих сыновей выбрал своей судьбой мужчину, а не трусливого юнца. Что за него есть кому встать, и не позволить умереть, не успев познать жизни. И раз так, — шире улыбнулась она, и нарисовав в воздухе сложную пентаграмму, швырнула древний символ в застывшего вампира. — Маленький дар тебе. Когда ты уйдешь, он сунется за тобой. Ты должен идти быстро, ночью и днем. Послужишь мне на славу, оставлю этот подарок тебе.       Эльф, непонятливо взглянув на Богиню, нервно сглотнул, и не успев удивиться, зажмурился от резанувшего по глазам света. Госпожа Мечей, дернув за портьеру, впустила солнечные лучи в гостиную, и обратив взор на жмурящегося вампира, довольно хмыкнула.       — Гляди-ка, подействовало. А теперь готовься. И помни: кровный меч не должен попасть в его руки. Иначе мир захлебнется в крови, возлюбленное отродье. А он погибнет. И это ты принесешь ему смерть в своих руках.

***

      — И ты поверил. — Заключил Маркус сухо. Астарион виновато кивнул. — И давно это длится? Переговоры ваши, за моей спиной.       — С осени. — Признался эльф, ощущая как от колючего взгляда тифлинга кровь стынет в жилах. Он не походил сам на себя, и напоминал тех существ, которых было принято обходить стороной, не смея заглянуть в их потускневшие глаза. Астариону было невыносимо больно видеть его таким, и он бы все отдал за его улыбку, или хотя бы намек на прежнее тепло, но Маркус был непреклонен. — Ты в ту ночь был в застенках. Ну, когда мы лампу умыкнули, помнишь? Она явилась и…       — И ты молчал с осени. — Опустил глаза тифлинг, сжав зубы от накатившей обиды. — Ты мог хотя бы знак подать, что она за тебя взялась. Хоть что-то. Но ты молчал.       — Я боялся. Наверно. — Опустил голову эльф, сам не зная, какого черта держал все в себе. — Может она что-то сделала… я не знаю, Маркус. Но я очень боялся. Я метался как проклятый. Мне было страшно даже нож для бумаг тебе подать. А помнишь день, когда малыш Несс тебя пырнул? Это ведь я ему походный нож вручил. Знал бы ты, как я мучался. Но я не мог тебе сказать. И я не знал, что все вот так обернется. Прости меня, пожалуйста. Я все что хочешь сделаю, чтобы как-то это исправить…       — Уже поздно. — Тяжело выдохнул Маркус. — Теперь я обречен. Мне, ты знаешь, предстоит столько грязи. Вороны больше не заткнутся. Ты их видишь? — Спросил он вдруг, наконец встретившись с ним взглядом. — А они уже здесь. Они ждут и теперь точно дождутся. Ну а ты… ты все знал. Ты знал во что это выльется. Я же ничего не скрывал от тебя. Я же так тебя просил. Я тебя умолял. Но теперь уже поздно.       — Маркус… — произнес Астарион умоляюще, — любимый мой. Прости меня. Я сам не знаю, как все это вышло. Я для тебя хотел… я защитить тебя хотел! Я вижу к чему это привело, но клянусь, я не желал этого! Я знал кто такая Эммир, я знал на что она способна, но клянусь, Богами клянусь, я не думал, что с тобой случится такое! Я вообще рассчитывал все сделать тихо и вернуться к тебе. Но я ошибся. И прошу тебя, позволь мне хотя бы разделить твою ношу. Хочешь, вороны будут кричать нам обоим, а? — Тифлинг поднялся, эльф подскочил следом, перегородив ему дорогу. Он понимал, насколько жалко выглядит, но сейчас ему было плевать. Он готов был в ногах у него валяться, но это все равно ничего бы не изменило. — Мы ведь все можем, пока мы вместе. Мы непобедимы с тобой. Нет ничего что могло бы…       — Астарион. — Сказал Маркус холодно, и в противовес своему тону, положил руку ему на плечо, дотронувшись до него ласково, и будто боясь, что он исчезнет от этого прикосновения. — Я люблю тебя. — Выдохнул он, снова ощутив, как меч владычицы клинков распирает его ребра, пронзая сердце насквозь. — И я буду или с тобой, или ни с кем. Но сейчас я предпочту одиночество.       Его рука, соскользнув с плеча эльфа, безвольно повисла. Тифлинг, затаив дыхание, прошел мимо него, скрывшись в чаще. Астарион, замерев на месте, будто пораженный молнией, наконец позволил предательской, колючей слезе стечь по посеревшей щеке. Рассветное солнце, коснувшись его безразличного лица, осветило засиявшие от влаги глаза, но ни грамма его не согрело. Мир, окутавшись леденящей душу мглой, перестал для него существовать.