Стоя за плечом у сна

      Ходить Темным Путем в моей семье никто не умеет. Подозреваю, просто потому, что негде было выучиться. Мою мать в самом конце Смутных Времен приглашали в Орден Семилистника, но приглашали довольно формально, без настойчивости и особого интереса — вероятно, Нуфлин Мони Мах просто хотел заручиться поддержкой ее клана, да и то не столько хотел, сколько осознавал, что не помешало бы. Некоторые до сих пор удивляются, что мама отказалась, дело-то было как раз вскоре после гибели Лойсо Пондохвы, когда всем уже стало очевидно, кому достанется победа, а с кем лучше побыстрее развязаться, чтобы не нажить беды. Я-то, конечно, понимаю, что маму уже в том юном возрасте могло заинтересовать разве что место самой Сотофы Ханемер, да и то если его умпонским шелком по краям расшить — причем мне даже дочерью ее для этого быть не обязательно, достаточно было поработать под ее началом несколько лет. Ну, а отец и вовсе никогда не интересовался вещами, не способными дать выручку или расширить рынок сбыта — искусством Темного Пути, чирухтской кухней, оперой, мной, ташерскими леденцами, буривухами, список можно продолжать до бесконечности, да и Магистры с ним.       В этом смысле сэр Абилат — моя главная надежда. Кроме него, меня этому вряд ли кто-нибудь научит, разве что расщедрится один из новоявленных коллег, но на это уповать, как мне сразу объяснили, будет довольно смело. Он, собственно, и учит, хотя и не так быстро, как мне бы хотелось. И то, что время от времени он просто таскает меня по городу, словно котенка за шкирку, как сегодня, по его словам, тоже часть обучения, чтобы тело привыкло к перемещениям. Из этого можно сделать закономерный вывод, что Темный Путь — какой-то тяжелый наркотик вроде каменного мха. А что, кстати, похоже на то, во всяком случае, ни один из знакомых мне адептов завязать с ним так и не пожелал.       Магия вообще похожа на дурман. Ее бросаешь, а она возвращается. И с каждым разом бросать все труднее.       Обо всей этой ерунде я раздумывала, закрыв глаза и держась за руку Абилата, пока он не кашлянул деликатно и сам не отпустил мои пальцы. Понятно, значит, прибыли. Можно разжмуриваться.       Первым, что я увидела, было крайне недовольное лицо леди Туотли, курившей в дверном проеме кабинета Почтеннейшего Начальника. Выпуская в потолок клубы дыма, она нетерпеливо постукивала по полу носком сапога. Из-за спины у нее встревоженно глядел на нас какой-то полицейский.       — Сюда, — бросила она и, развернувшись, устремилась в Зал Общей Работы.       Мы с Абилатом кинулись вслед, к столу, окруженному форменными сиреневыми лоохи Городской Полиции. На столе лежали два тела. Одно было мужским, затянутым в такой же лиловый долгополый наряд с широким поясом, второе оказалось женщиной средних лет, одетой в гугландское вязаное лоохи на вате. И его, и форму полицейского раскраивали спереди длинные разрезы, густо окаймленные кровью. Мне стало страшно.       Мужчина и женщина все еще дышали, но с трудом. Бледные, землистые лица были почти неподвижны. У меня зазвенело в ушах. Я поняла, что сейчас эти люди умрут. Их смерть затягивала меня, манила к себе, я почти проваливалась в дурнотный обморок, как в трясинное окно на болоте. В этот миг я готова была умереть — не то вслед за ними, не то вместе с ними, не то вместо них, но само мое участие в этом процессе обсуждать никто не собирался. Что ж, за неимением лучшего последний вариант был вполне приемлем — если, конечно, смерть этих двоих сочтет меня достаточно вкусной, чтобы отказаться от них за счет меня…       — Эй, леди, не спи, — сэр Парас потряс меня за плечо, приводя в чувство. Он тоже изрядно помрачнел, но помирать, в отличие от меня, явно не собирался. — Это не твоя смерть. Ничего не поделаешь, так всегда бывает с тяжело ранеными. Привыкай.       — Им можно помочь? — спросила леди Туотли. Полицейские поддержали ее вопросительными взглядами.       — Сейчас посмотрю, — Абилат простер руку над раненой женщиной, немного подумал, затем двумя пальцами коснулся мужчины. — Пожалуй, да. Раны серьезные, но крови, к счастью, вытекло не так много. Кстати, кто остановил им кровотечение?       — Я, сэр, — отозвался молодой полицейский, стоявший слева от Кекки Туотли. Он неловко отдал честь. — Капрал Вошина Хазак, к вашим услугам.       — Здесь какое-то интересное заклинание. Я таких раньше не встречал. Что вы с ними сделали?       — Да просто края ран им зажал, чтобы вместе держались, — смущенно ответил Вошина Хазак. — Я ведь не знахарь, просто раньше в лудильном цеху работал, а там постоянно металл то размыкаешь, то опять сращиваешь. А тут перепугался — с собой ни бинтов, ни жгута, полой от лоохи тоже не зажмешь. Ну и попробовал, просто от отчаяния, не получится — все равно помрут, а так хоть шанс будет, чем плоть хуже железа. Вроде получилось, да?       — Не то чтобы совсем получилось. Сила сжатия явно была чрезмерной: надеюсь, обойдется без компрессии тканей… Впрочем, с этим, если что, разберемся. Главное, кровь вы им все-таки остановили, и ладно. Вы молодец, сэр Хазак. Запомните на всякий случай этот метод, только в следующий раз силы в заклятье вкладывайте меньше. Шимора, ты готова?       Разумеется, я была не готова. Мне до сих пор не доводилось врачевать раны, только мелкие болячки и хвори, так что чувствовала я себя, наверно, как снаряд для бабума накануне своего первого и последнего полета — долечу ли? Попаду ли в цель? А если попаду, то взорвусь или жалко пшикну? Нервно сглотнув, я медленно потянулась к женщине.       — Нет, так не пойдет, — сэр Парас мягко отвел мою руку в сторону. — Ей займусь я. А ты бери на себя мужчину, он покрепче, да и пострадал меньше. И не дрожи коленками, я рядом. Подстрахую, если что.       Кекки Туотли презрительно усмехнулась, среди полицейских тоже послышались смешки, впрочем, скорее нервные, чем ехидные. Не сомневаюсь, что на это Абилат и рассчитывал — весь мой страх как рукой сняло. Наградив его злобным взглядом, я отвернулась и протянула руки над раненым. Нащупывать его боль не требовалось — она и так вовсю горела в верхней части живота. При этом боль женщины я перестала ощущать — то ли Абилат прикрыл меня от нее, то ли просто снял, чтобы не мешала. Я сосредоточилась и попыталась сделать то же самое с полицейским.       Получилось не сразу. Вообще-то унятие боли — один из первых уроков, которые изучает любой знахарь, не только ради больных, но и ради себя, чтобы в чужом страдании не навредить пациенту. Однако в настолько сильную боль я сразу провалилась, как в яму — не настолько глубоко, как в чужую подступающую смерть несколько секунд назад, но тоже вполне мерзко. Огонь, охвативший мой живот, вгрызался все глубже под мышцы, подбираясь к желудку. Коротко выругавшись, я двинула руками вдоль раны, раз за разом повторяя про себя заклинание и пытаясь отрешиться от боли. По-видимому, в какой-то момент мне это удалось, а может, наконец подействовало заклятье — жжение внезапно ослабло, а через секунду пропало совсем, оставив лишь стук в висках. Раненый полицейский слегка вздохнул, его лицо смягчилось и порозовело.       — Вот так, молодец, — услышала я одобрительный голос сэра Параса. — Теперь проверь внутренние органы. Только не торопись, он уже не умирает.       Сама я, помимо снятой боли, никаких иных перемен в состоянии полицейского не ощущала, но с Королевским знахарем не спорят. Положив руки раненому на живот, я представила, что из моей правой ладони вглубь чужого тела исходит горячий солнечный луч. Он заполнял всю брюшную полость и, отразившись от каждой клеточки, устремлялся к моей левой ладони, которая, впитывая этот несуществующий «свет», стала чем-то вроде моего третьего глаза в теле больного. Стремительной огненной волной промчавшись по нервам, полная картина раневой области и внутренних органов под ней развернулась в моем сознании.       — Вглубь тела рана не распространяется, — сказала я Абилату. — Желудок и кишечник в порядке, а вот с поджелудочной железой у него что-то не то. Причем, кажется, не из-за раны, а из-за какой-то застарелой болезни. Лечить?       — Разумеется, только не сейчас. В настоящий момент твое дело — рана. Не беги впереди амобилера. Как ты оцениваешь повреждения?       — Опасные для жизни, — ответила я. — Но операбельные. Судя по всему, его резнули каким-то длинным и узким лезвием. Я бы даже сказала, рубанули.       — Если и рубанули, то самым кончиком, — качнул он головой. — Но вообще напоминает удар мечом, да. Что с ними случилось, леди Туотли? Если вы, конечно, можете мне об этом рассказать.       — К сожалению, не могу, — пожала плечами Мастер Слышащий. — Потому что не знаю. Сорок минут назад Вошина прислал мне зов от Причала Утопленников, сказал, что сержант Бурада ранен, и попросил помочь — ну вы знаете, я им часто помогаю. У нас с Кофой там проложен Темный Путь, не совсем у причала, но поблизости, так что я сразу рванула туда и забрала обоих раненых, а Вошина с парнями двинулись своим ходом. После этого я вызвала вас. Вот и все.       — Мне тоже особо нечего вам поведать, сэр, — Вошина Хазак виновато развел руками. — Просто мы этой ночью патрулировали Портовый квартал, и неподалеку от причала Бурада вдруг заметил на другой стороне улицы Минну Джай…       — Кого?       — Да вот эту самую леди, — он кивнул на женщину на столе, чье некрасивое вытянутое лицо отнюдь не улучшалось мертвенной бледностью. — Хотя какая она, к Темным Магистрам, леди? Обыкновенная воровка. Вернее, не обыкновенная, а матерая и хитрая. Ее лет пять назад наконец сцапали и закатали в Нунду. На две дюжины лет. Ну вы понимаете, да? Сам сержант ее и брал в тот раз. А тут здрасьте, пожалуйста! Одним словом, Бурада ее окликнул, она нас наконец заметила — и как припустит! Сержант, разумеется, побежал за ней. Да мы все побежали, просто он, как всегда, всех обогнал едва ли не на пол-улицы. Ну сами видите, вон у него ножищи какие…       — И что потом? — деловито спросила леди Туотли.       — Минна Джай свернула в Хороший переулок — ну, около которого вы нас нашли. Сержант Бурада бросился за ней, а когда мы тоже подбежали к переулку, вдруг прислал мне зов. Сказал: «Меня порезали. Тут какое-то дерьмо. Берегитесь»… Извините, что ругаюсь, просто он на самом деле так сказал. Вдруг это важно?       — И что, там в самом деле было какое-то «дерьмо»?       Тут я вдруг ощутила легкий щипок за плечо: Абилат наконец заметил, что я растопыриваю уши вместо того, чтобы заниматься раной сержанта. Под его укоризненным взглядом я ощутила желание съежиться и спрятаться под стол — после того, как чужая боль перестала меня донимать, я едва не позабыла о своем подопечном. Похоже, хреновая из меня знахарка. И ведьма, и секретарь, и вообще все на свете. Впрочем, кого этим фактом удивишь в данной Вселенной. Уж точно не меня.       — Плохо, что ты пока так быстро отвлекаешься, — шепнул он. — Но хорошо, что не начала без меня. Для тебя это пока слишком сложно. Давай-ка вместе, пока все заняты. Ты зашивай, а я буду постепенно снимать это сжимающее заклинание, ни к чему тебе еще и им заниматься. Снизу или сверху?       — Снизу, — так же тихо ответила я.       — Разумно. Начинаем.       Я опять накрыла рану руками и, зажмурившись, ощутила, как одна часть моего сознания устремляется сквозь пальцы вперед, вглубь пораженной плоти, а вторая продолжает без остановки, как голодная коза сэйю, твердить короткое грубое слово заклятья. Через несколько мгновений увечье подо мной подалось и как бы ослабло, чуть разойдясь в стороны. Тотчас же внутри моего разума и одновременно там, внизу, где заканчивался разрез, его перечеркнул короткий стежок, сделанный толстой сияющей нитью — сверкнул и сразу угас, исчез, оставив после себя только сросшееся заново тело.       Я сразу сделала еще один, потом еще и еще, все быстрее и быстрее. Судя по тому, что меня пока не схватили за руку, серьезных ошибок я до сих пор не натворила. Это придало мне уверенности. Рана срасталась, я вела сияющую нить все дальше, к концу разреза, а затем вверх и обратно. «Так, правильно, ты справишься, молодец», негромко приговаривал сэр Абилат, полицейские толпились вокруг, с любопытством следя за моими манипуляциями, и даже Кекки Туотли косилась без особой неприязни, хоть и без интереса. Оно и понятно, ей наверняка в этом зале доводилось видеть куда большие чудеса исцеления, если только слухи об опасности работы Тайных Сыщиков хоть немного соответствуют действительности.       Когда мышцы и нервы восстановились, разобраться с кожей было и вовсе делом техники. К сожалению, именно техники мне и не хватило, так что рану сменил шрам — узкий и не мешающий двигаться, но все-таки шрам, а не гладкое место. Опустив руки, я перевела дух и вдруг пошатнулась — одновременно от злости и от радости. Но радость приходила изнутри и снаружи, а злость была только моей, так что шансов у нее не было.       — Ну вот и славно, — улыбнулся Абилат. Поглядев на его пациентку, я едва сдержала слезы зависти: на ее лоохи, в отличие от формы моего полицейского, больше не было ни единого бурого пятна — похоже, он заставил вытекшую кровь вновь разжижиться и втянуться обратно в тело. Как он это сделал, я сейчас не могла даже представить. — Не торопись и не волнуйся, с твоим больным все будет в порядке, но понаблюдать не помешает. И поджелудочную его без меня лучше не трогай. Капризный орган.       — Благодарю вас, сэр, — поклонилась ему Кекки Туотли. Полицейские, вытянувшись, отдали честь.       — Благодарить тут не за что. А теперь мне пора. Уже минут двадцать как пора, если честно. Хорошей ночи, господа!       И Абилат, шагнув в сторону от стола, исчез. Я сразу почувствовала, как неприязнь Кекки Туотли возвращается в комнату, словно река в пересохшее было русло.       — Вы будете с ним что-нибудь еще делать, леди Тек? — помолчав, осведомилась она.       — Его надо будет осмотреть утром, — пожала плечами я. — В Доме у Моста есть лазарет?       — Есть, разумеется, — снова отдал честь капрал Вошина. — Не беспокойтесь, мы его сами туда отнесем.       — А с ней? — леди Туотли указала на Минну Джай, которая к этому моменту наконец-то очнулась и теперь бросала вокруг настороженные, недружелюбные взгляды. — Впрочем, если сэр Парас сказал, что все в порядке, значит, ничего. Забирай, Вошина, это уже ваша работа.       — Вы говорили, что еще надо будет составить протокол, — вспомнила я.       — Надо, только не по этому делу. Всего лишь о безвозмездно оказанной соседнему ведомству помощи. Впрочем… Вошина! — позвала она капрала, уже выводившего вяло трепыхающуюся воровку из Зала Общей Работы.       — Да? — обернулся он. Воспользовавшись моментом, Минна Джай попыталась лягнуть его в лодыжку, но едва способные переступать ноги к хозяйкиному приказу отнеслись скептически.       — Ты уверен, что в этом грешном переулке никого не было? Может, все-таки засада?       — Абсолютно. Ни единого следа.       — Поглядел бы ты еще раз утром, пока не затоптали, ладно? Насколько я помню, там было темно, как у чангайского углежога в заднице.       — Погляжу, госпожа. Но я проверял, никаких следов там нет.       — Говорю же, проверь еще раз… Или ты о каких следах говоришь?       — О тех самых, — кивнул молодой капрал в ответ на ее понимающий взгляд. — Понимаете, я немножко Мастер Преследования. Ни у кого не учился, разумеется, да и таланта раз-два и обчелся, но проходившего по улице человека ощутить могу. Так вот, никакие люди там не ходили. Во всяком случае, по земле.       — Вот как… Ладно, я это обдумаю. Передай Трикки, что я просила со мной поговорить. Вы все записали? — обратилась она уже ко мне.       — Почти, — отозвалась я, сверля взглядом табличку.       — Тогда я пошла. Надеюсь, больше вы не собираетесь шататься по городу. Хорошей ночи.       «Интересно, какие тогда у них плохие ночи бывают?» — подумала я ей в спину и, подавив необъяснимое желание швырнуть табличку в закрывающуюся дверь, поплелась в кабинет.