Король-техночародей и его убийца

В назначенный для тренировки день Айген и Кхамул явились в зал вместе. Айген дождался, когда пневмодвери разъедутся в стороны, и сделал приглашающий жест, пропуская Кхамула первым. Тот ухмыльнулся и двинулся вперед, однако когда поравнялся с Айгеном, презрительно бросил: «Что, считаешь себя страшным-ужасным чародеем, а к Владыке меня первым отправил? Хитер, хитер… И труслив!» Айген этот выпад пропустил мимо ушей, потому что сосредоточенно и очень осторожно прощупывал пространство. Еще в коридоре — не торопясь, чтобы не всколыхнуть нулевое поле — он перевел тело в боевой режим и сейчас почувствовал чужое присутствие в зале. Однако опасности гость, кто бы там он ни был, не представлял. Скорее этот кто-то внимательно наблюдал за ними и ждал подходящего момента, чтобы… «Чтобы что?» — его мысль бесцеремонно была прервана злобным шипением. Кхамул послал ему парочку забористых проклятий, в которых Айген с удивлением обнаружил свои собственные, отметив, что «расписной гном» процитировал его с поразительной точностью, даже мыслеобразы умудрился такие же воспроизвести. Владыка и здесь оказался прав: может, Кхамул и был строптив, но недооценивать его точно не стоило. Запоминал второй все быстро, а учился еще быстрее. Кхамул не просто запомнил то, как ругался Айген, без ошибок повторив сложные грамматические конструкции (чего стоил один нахухоль — дитя Балрога и утконоса, долбящий валинорских орлов). Он смог «украсить» и без того цветастую конструкцию, причем не лишив ее иронии. Теперь выхухоль не просто долбил валинорских орлов, он делал это через плечо Манвэ. И тут, дорогой читатель, следует объяснить, откуда у нашего воспитанного рыцарями Айгена с его королевским происхождением появилась такая странная привычка — выражаться далеко не самыми цензурными словами, причем делать это с изяществом, достойным рифмосложения (между прочим, одного из обязательных рыцарских искусств, и мы тут говорим не о способности виртуозно ругаться на чем Валар держатся, а сочинять стихи). Дело в том, что в юности Айген был невероятно застенчив. И ничто не могло помочь ему преодолеть эту досадную нерешительность. А ведь он привык быть первым на тренировках и в трудных, порой чересчур суровых даже для взрослых мужчин заданиях, но стеснение никак не мог в себе перебороть. Рыцари, отвечавшие за воспитание юного принца, пробовали разные методы. Опустим их подробное перечисление, оставив на откуп вашей читательской фантазии. Вместо этого расскажем об одном рыцаре столь мудром, что он один из немногих смог дожить до преклонных лет по-нуменорски (300+) и даже остаться в здравом уме и трезвой памяти, что, согласитесь, не каждому-то мужчине в расцвете сил удается. В общем, умудренный опытом рыцарь, вдоволь насмотревшись на мучения Айгена и его учителей (и от души насмеявшись), предложил молодому принцу радикальный метод борьбы с застенчивостью: ругаться. Да, вы не ослышались. Он предложил выражаться. Материться. Посылать всех к валаровой бабушке, балрогам и желать встретить Феанора и его детей не только на своем пути, но и в других неожиданных местах. Что удивительно, Айген, никогда до этого не произносивший ничего бранного, быстро вошел во вкус. Особенно когда осознал, что чем более сложным, закрученным выходит ругательство, тем ему проще перебороть собственную стеснительность и сделать наконец решительный шаг к победе. И мы уже слышим вопрос читателя: а как же он вел себя с дамами или с пожилыми людьми, и вообще в приличном обществе? Да нормально Айген себя вел! Просто ругался не вслух, а про себя, и вид при этом имел весьма загадочный, чем этих самых дам привлекал только сильнее. А у пожилых людей и вовсе прослыл как утонченный молодой человек с богатым внутренним миром: вон как глаза блестят, когда он внимательно и со всем почтением слушает их наставления! В общем, вы поняли: Айген не просто ругался, он делал это виртуозно и ни разу не повторялся. Впрочем, было у данного метода и одно неприятное свойство (должна же быть ложка паучьего яда старухи Шелоб в бочке борщевичного меда?). Айген, если был крепко обижен или хотел особенно досадить, обзывался словами самыми последними, что может только себе представить рыцарь. И худшим оскорблением, самым унизительным и позорным в его исполнении было обвинение в недостойном поведении, попросту говоря, в потере рыцарской чести. И речь вовсе не идет о клятвопреступлении или о ритуальном принесении в жертву девственниц/младенцев/беззащитных тварюшек (нужное подчеркнуть). С учетом того, что рыцари проводили большую часть времени воюя плечом к плечу с другими рыцарями, самым невероятным позором было обвинение в мужеложестве. За подобное в суровом мужском коллективе могли и ножиком по горлышку, ибо оскорбления такого рода расценивались как покушение на святая святых — мужское достоинство. Вот и ругался Айген, когда хотел особенно унизить, «пидорами» по привычке, корни которой уходили в седые ангмарско-нуменорские времена. Но вернемся к нашему Кхамулу, который, кажется, успел заскучать. «Да неужели хватило мозгов не только смотреть? Даже сделать что-то решился?» — голос Айгена в нулевом поле был слаще борщевичного меда. Кхамул изобразил на лице презрительную козью морду и послал Айгену образы пяти взбешенных балрогов и семейства оголодавших хоббитов на сдачу, которые опоздали к обеду и теперь были готовы устроить на Айгена загонную охоту, причем всем что попадется (и не только под руку), затем сначала отжарить, а потом зажарить до хрустящей корочки прямо на спинах этих самых балрогов и тут же (да-да, вместе с балрогами) обглодать сахарные косточки. «И не такое могу. Дай немного времени, и твои драконы станут моими!» — фыркнул Кхамул в ответ, нарочно пытаясь вывести Айгена из себя. Пояснять что-либо он точно не собирался. Второй день ему до печеночных колик хотелось одного — довести этого бесстрастного старомодного и излишне сдержанного муд… мужика до состояния нестояния: чтоб орал, брызгал слюной и по потолку бегал, а он, Кхамул, стал бы, как хотели того хозяин и его белоголовый волк, смотреть и посмеиваться. Но пока получалось с точностью наоборот: сколько бы он ни старался, Айген терпеливо, железной волей доводил каждое полученное от Владыки задание до конца, еще и его, Кхамула, тащил за собой с упрямством, которому даже осел бы позавидовал. «Следуй судьбе, Кхамул, а то за волосы потащу», — в этот раз в ледяном тоне Айгена отчетливо были слышны издевательские нотки. Кхамул начал заводиться, но пока держался. Хозяин, то есть Владыка, велел им сегодня явиться в фехтовальный зал — значит будет спарринг… Тут Кхамул позволил себе немного злорадства заранее, отправив Айгену образ, как он Ангмарца, еще живого, на куски порежет и будет в глаза заглядывать и смеяться! Перепалку в нулевом поле прервал Гор. Он просто появился возле окна и, не отрываясь от созерцания Барад-Дура, алеющего в лучах закатного солнца, произнес тихо, но при этом четко: — Оружие выбираете каждый на свой вкус. Никаких защитных средств. И вот еще… — Гор встал вполоборота. В сумраке помещения его глаза вспыхнули красно-желтым отблеском заката. — А давайте-ка придадим тренировке видимость честного поединка. Я сейчас отключу вас от нулевого поля и позволю вновь слышать друг друга, только если научитесь действовать сообща без подсказок… Гор резко повернулся и долгим взглядом, словно прикидывая про себя что-то, окинул комнату, ненадолго задержавшись на Кхамуле. Король Рун, не дожидаясь Ангмарца уже стоял у стойки, выбирая себе оружие. Копье отложил сразу и взял несколько кривых мечей, но почти сразу повесил их обратно, а кинжалы и вовсе не удостоил внимания. Наконец Кхамул отвернулся, так и не выбрав ничего, и щурясь, словно от солнца, вкрадчиво начал: — Здесь, Владыка, не все мечи, что раньше были. Нет того, с зелеными письменами, кованого твоей рукой. Я бы хотел взять его. И еще один меч. Тот, что был со мной на дне океана. Я знаю, ты и его поднял тогда. Я его чувствую. Но как-то по-другому, будто ты его переделал. — Не много ли хочешь… с-с-с… Скр-р-р-ромней надо быть… — усмехнулся Гор, — ос-с-собенно в желаниях! — Красные глаза вдруг пожелтели, став кошачьими, и загорелись интересом. Он скрестил руки на груди. На левой едва заметно вытянулись и потемнели когти. Но рука оставалась спокойно лежать на сгибе локтя. Гортхаур пока только приглядывался. Айген тоже смотрел во все глаза и прислушивался к нулевому полю, хоть и приходилось напрягать все доступные силы. Владыка не шутил, когда сказал, что закроет канал. Теперь Ангмарец едва ощущал сознание Кхамула, да и самого Гора чувствовал приглушенно. Зато очень сильно, до вздыбленных на загривке волос, предвидел надвигающуюся опасность, какой-то серьезный подвох, но разгадать замысел Гора пока не мог. Кхамул чуть наклонил голову в легком поклоне: — Владыка, ты не сказал, какое оружие можно выбрать или сколько предметов можно взять. Я лишь хочу взять то, что попросил. Твое молчание означает, что ты откажешься от своих слов? — Хорошо. — Гор нетерпеливо тряхнул головой. — Будь по-твоему. — Рыжая прядь выбилась из неаккуратного узла на затылке и закрыла лицо, но даже сквозь волосы на Кхамула остро смотрели два желтых глаза. Четко очерченные губы дрогнули в подобии улыбки. Кхамулу стало очень страшно, но он выдержал взгляд, не позволив себе отвернуться, хотя внутри у него все содрогнулось, кишки завязались в мокрый холодный узел и ноги стали ватными, затряслись от напряжения. Айген чувствовал: Владыка чем-то очень доволен, словно задумал какую-то шутку, и ему было не по себе. Шутки Владыки, конечно же, были по-настоящему искрометными, полными иронии. Можно сказать, огненные остроты выходили. Но только не для того, над кем Гортхауру вздумалось шутить. Далеко не всем удалось пережить его особенно удачную шутку. Гор вдруг повернулся к Ангмарцу, словно потерял интерес к Кхамулу, и спокойным, ничего не выражающим тоном спросил: — А ты что выбрал? Айген молча подошел к ближайшей стойке и взял первый попавшийся меч, даже не взглянув на оружие. Гор расхохотался так, что стены дрогнули, а по потолку пошли трещины. Несколько железных стоек, встроенных в стену, у которой стоял Гор, жалобно зазвенели. Зашуршала, осыпаясь, темная побелка, побежали водопадом на пол кусочки камня. Стена и стойка, не выдержав воздействия нулевого поля, развалились на куски, и оружие с грохотом и лязгом посыпалось на каменные плиты. — Удивительно, — хмыкнул Гор, — как быстро вы прониклись суевериями друг друга, — голос его вдруг стал очень серьезным. — Что, Айген, решил попробовать, как это, следовать судьбе? Не думал, что вы, детишки, окажетесь такими эмоционально зависимыми. Пока, правда, не понял, хорошо это или плохо… Судя по тону, в глазах Гора они оба выглядели идиотами. Кхамул весь подобрался, готовый в любой момент защищаться. Айген видел, как напряглись мышцы на открытых плечах и руках второго, как вздрогнула чешуя на спинах карпов и «ожили» темные змеи, испещренные золотом незнакомых знаков, извиваясь и сворачиваясь. Айген же просто остался стоять на месте, то сжимая, то разжимая ладонь на рукояти не самого плохого, хоть и простого меча — с какой-то странной мрачной решимостью встретить смерть достойно, если Владыка решил прикончить его прямо сейчас. С появлением новенького Ангмарец вообще часто ловил себя на мысли, что Владыка захочет избавиться от него, как только «спесивый расписной гном» станет достаточно проворным, чтобы заменить Айгена. Ведь Кхамул наверняка лучше, иначе зачем еще Владыка мог выбрать его и столько времени с ним возиться? Айген успел просмотреть архивные записи и с сожалением (а еще завистью, что змеей свернулась в груди, то и дело покусывая его самолюбие) вынужден был признать — новичок оказался действительно достойным воином. Умудрился полезть на Владыку с голыми руками и почти преуспел. Пусть подло подкараулил его и напал со спины, все равно ему почти удалось то, на что Айгену потребовалась почти сотня лет. И учился Кхамул быстро. Особенно хорошо ему давались биология и гидрофизика, а вот математика (и тут Айген тоже позволил себе немного злорадства) не особенно. Однако на самом деле все эти успехи были не так важны, как факт, что Владыка проводил с новеньким много времени, пока сам Айген валялся в стазисе. К нему Владыка даже не заглянул ни разу. Вот тут-то Айген почувствовал себя не просто забытым, а преданным. Внутри что-то надломилось, противно царапая между ребер. Айген сжал зубы и замкнулся, пытаясь вымести непрошеные чувства из глубин души. Два дня, отведенные на уборку и отдых, он рядом с новичком выдержал, но сейчас… Да, вот прямо сейчас он возьмет и прикончит невыносимого «расписного гнома», и хитрые змеиные глаза того закатятся раз и навсегда. Этим он, Айген, непременно разгневает Владыку, и тот в свою очередь отправит Айгена к праотцам. Вот так все и будет: много крови, немного боли и непременно сделать что-нибудь красивое перед смертью… Гор нетерпеливо отмахнулся, услышав мысли Айгена. Некогда было объяснять старшему, что пришлось во время стазиса немного обновить тому химический состав крови, так сказать, освежить гормоны. Вот и чувствовал Айген себя как юнец в пубертат, которому дорогие родственники вместо обещанного коня на Новый год под елку положили орущий сверток и со счастливыми лицами объявили потрясающую новость: у тебя будет братик! Так что поглупел Ангмарец преизрядно — даже не потрудился уточнить, откуда трехдневная дыра в архиве видеозаписей. А ведь эти три дня, когда был сбой в энергосистеме и лаборатория работала на генераторе, Владыка почти не отходил от него, готовый в любой момент переключить стазисный саркофаг на прямое управление (пусть даже это бы оттянуло чуть ли не половину его сил), и заодно омолаживая старшенького… на свою голову. Поэтому Гор просто оскалился, показав острые резцы и сразу став похожим на огромного хищного зверя, почуявшего добычу — слабую, почти загнанную. Сделал несколько щелчков когтями, материализуя перед Кхамулом то оружие, что хитрец попросил. А когда убедился, что оба — и Айген, и Кхамул — взяли мечи наизготовку, предупреждающе прорычал: — Ну что, до первого увечья, мальчики. Глаза не выковыривать, голову не отрезать, остальное на ваш вкус. Айген, как обычно, пришел в себя первым. Развернулся на месте, и тихо произнес, обращаясь к Кхамулу: — Тебе морская тварь ноги отожрала, а я тебе уши отрежу, говнюк. Все равно них…ни Балрога ими не слышишь. Кхамул в долгу не остался — кивнул на здоровенный двуручный меч в руке Айгена: — Кто-то хочет орудие до земли? Сейчас без ног останешься! Гор больше не скалился весело. В этот раз его голос — тяжелый, давящий, проникающий в самую душу — больше не предупреждал, а нес разрушение и смерть: — Вы не поняли. Вы в паре работаете против меня. Уши, говорите, ноги? Принято. Айген не раз сражался с Владыкой в спарринге, но никогда еще на его памяти Гор не атаковал сразу. Сначала всегда был ленивый обмен уколами, который перемежался словесными атаками. Затем, когда оба противника в достаточной мере успевали раззадорить друг друга, иной раз словами куда больше, чем ударами, начинался настоящий бой по всем правилам — до первой серьезной раны. Раны Айгена, конечно. Однако в этот раз Владыка не церемонился. Гор вытянулся в полный рост. Воздух, а затем стены, пол и даже потолок завибрировали неприятно, дребезжаще, так, что даже зубы у Айгена затряслись, и он с противным щелчком сомкнул челюсть. Глянул на Кхамула, с удивлением отмечая, что и у спесивого новенького лицо перекошено со страху и вид совсем не лихой, какой был в начале (вот уж кто тут единственный представитель «петушиного балагана», даром что целый король). Айген так увлекся, что чуть не пропустил удар. Но в последний момент зверь внутри него, доставшийся вместе с геномом Владыки, проснулся, потянул нерадивого хозяина в сторону, заставив упасть вбок и покатиться до самой стены. Гор проводил его мрачным смехом, от которого прозрачные оконные стекла — плотные, бронированные и даже способные выдержать попадание небольшого снаряда — жалобно застонали. Застонал и Айген, влетев в стену, но тут же поднялся, вытирая кровь с прокушенной губы, и кинулся на Владыку держа при этом в зоне видимости Кхамула. Этот куда меньше растерялся или просто привык к подлым ударам. Кхамул даже остался стоять на ногах. Только по морде получил рукоятью меча, причем своего собственного. И сразу был наказан за самонадеянность потерей того меча, какой был испещрен рунами народа Сумерек. А нечего было лезть к Владыке по-подлому, со спины. Гор вспыхнул, став настоящим огнем, яростным и разрушительным. Не было в нем больше ничего человеческого, даже лица не было больше, только огненная маска. Рука схватила запястье Кхамула, и новенький, стиснув зубы, не позволяя себе даже вздоха, держался, пока ожог не стал столько сильным, что он едва не потерял сознание. Так Гор получил свой первый меч, а рука Кхамула, обожженная и потемневшая, повисла плетью вдоль туловища. — Это с тобой он в рыцарские турниры играл, мастер церемоний, Балрога тебе под хвост! — злобно прошипел Кхамул Айгену вслух, все равно они для Владыки были как на ладони в нулевом поле. Гор отрезал «детей», сразу сделав их слабыми и беспомощными. Сам же видел и чувствовал все прекрасно, и даже демонстрировал это, посылая в нулевое поле разные мыслеобразы. В основном кровавые и мерзкие. То вывернутые наизнанку тела (каждому его собственное), то еще какую-нибудь дрянь. Выглядело гадко, но не страшно. «Не страшно ему», — усмехнулся Владыка и тут же послал Айгену образ, в котором все драконы Айгена были уничтожены Гортхауром лично, прямо у него на глазах, и пищали жалобно, и до последнего звали своего защитника. Кхамулу отправлять ничего не стал, просто чуть ослабил заклятие памяти, позволяя тому, что случилось с королем Рун три месяца назад, просочиться в сознание. Айген вздрогнул всем телом, на глазах сами выступили злые слезы. Над головой за секунду собралось черное облако. В просторном и светлом зале как-то сразу стало темно, пространство словно сжалось до немыслимо маленьких размеров, и на пятачке в пяток метров диаметром остались только трое — Владыка, полыхавший первородным огнем, Айген, злой и мечущийся, и Кхамул, полный какой-то странной невыразимой тоски, словно звавший смерть, но при этом надеявшийся на чудо. «Так-то лучше, — довольно хмыкнул Гортхаур, сканируя нулевое поле. — Деритесь как положено! Драконов можно вырастить новых. Народ можно завоевать или найти новый и повести за собой. А вот вас, детишки, искать и выращивать крайне затруднительно, я так и сам кончиться могу по дороге к светлому будущему!» Гортхаур глянул на Кхамула — тот скривился от боли, застонал мучительно, и в пустом зале тишина лопнула от этого стона. Окна в этот раз не выдержали и ответили не стоном, а плачем, слезы-осколки посыпались во все стороны звонким дождем. Кхамул уронил единственный оставшийся у него в руках меч. И вот теперь Кхамул себя больше не сдерживал. Заорал хорошенько, выпуская все, что внутри накопилось за долгое время: боль предательства, ненависть к врагам и безнадежность полного одиночества, когда ты один в целом мире остался и нет у тебя больше никого. И цели, вроде как, нет больше. Но ты почему-то живешь, а потом вдруг понимаешь, что глубоко внутри, где-то в самом потаённом уголочке все еще тлеющей души живет упрямая надежда, что чудо случится и все можно будет исправить. Вон, седой смог, и он, последний из народа Сумерек, тоже сможет! И такой отчаянный был этот вой, что от звуковой волны даже Гор покачнулся, но не упал. А вот Айген порадовался, что недалеко успел отойти от стены, потому что слепо нашарил ее у себя за спиной и прислонился, закрывая голову руками, но меч при этом не выпустил. — Хорошо, — вслух произнес Гор и огненная маска вновь приняла знакомые человеческие очертания, — будем считать, что со слабостями мы покончили и теперь, во-первых, у всех по одному мечу, а, во-вторых, мы отвлеклись от темы ушек и ножек… В этот раз Гор, видимо чтобы дать Кхамулу прийти в себя, принялся за Айгена. Первые удары Айген смог отбить и мысленно порадовался, что меч все время был у него в руках. Вот только радость была недолгой: прижатый к стене сыпавшимися со всех сторон ударами, он стал совсем неповоротливым и, как ни пытался, все равно двигался слишком медленно. Майа был сильнее и куда проворнее. Желтые глаза горели настоящим огнем, жадным и плотоядным, словно волк внутри Гора почуял кровь и теперь шел по следу, желая как можно скорее найти и сожрать свою уже раненую добычу. «Отец!» — Айген почти взмолился, чего никогда себе не позволял. Однако сейчас перед Кхамулом, чей неподдельный страх и желание ЖИТЬ он вдруг почувствовал в нулевом поле так же остро, как свои, сдержаться не смог. Он тоже хотел жить, а не умирать. И не понимал, зачем было буквально доставать его с того света, чтобы теперь убить, да еще так позорно перед новичком. «Отец…» — мысленно повторил Айген, отбиваясь все слабее. Силы почти оставили его. Сказывалась и едва затянувшаяся рана на животе — хоть он и пролежал в стазисе долго, но после пробуждения его нагнала мышечная усталость, которая и в прошлый раз преследовала его после стазиса почти месяц. — Почему так? — спросил он вслух, опуская руку с мечом. — Я не понимаю! Возле уха со свистом прошлось лезвие. Айген заметил блеск краем глаза, но не двинулся с места. Отчего-то внутри родилась уверенность, что если Владыка захочет — все равно его прикончит. Лучше встретить его решение так — стоя прямо и глядя в глаза. Ухо обожгло острой болью. На черный каменный пол медленно, словно в остановленной записи с камер Минас Моргула, полетела белоснежная прядь волос. Упала бесшумно и тут же обагрилась алыми каплями. Айген непроизвольно дотронулся до уха, все так же медленно, как если бы был погружен вновь в стазисный саркофаг и тело перестало слушаться. Прошелся пальцами по острому краю раны. И услышал где-то далеко, как из-под воды, насмешливый голос Гора: — Ты хотел острые уши, как у эльфийских пидоров, ты их получил… Айген стоял и смотрел на Владыку, глупо моргая, пока до него не дошел смысл слов. А потом вдруг понял, что сейчас будет очередь Кхамула. Этого злобного, невыносимого «расписного гнома», который, балроги ему в ж…жизнь, два дня Айгену жизнь портил. И все-таки мысль, что сейчас он лишится пусть вынужденного и даже неприятного компаньона, но живого человека, которого вид Ангмарца не пугал и который, несмотря на свой скверный характер (и возможность!), за эти два дня ни разу не сделал ничего подлого… Да и в целом вдвоем было как-то веселее командовать тупыми орками, гонять в ночное дежурство от границ крепости еб… не очень умных эльфийских пи… придурков и сраться на всех доступных языках с не менее пи… придурошным Саруманом, каковой явно нацелился впасть в старческий маразм, а пока просто перебивался слабоумием… И вот сейчас Айгена, кажется, собираются лишить и этой малости, а что тогда? Опять драконы и Владыка? Нет, Айген мог бы и дальше прожить так сколько угодно, но ведь колец девять, и значит, все равно будут другие, причем не факт, что лучше этого, а этого-то Айген уже видел! Все эти мысли вперемешку с руганью пролетели у него в голове за мгновение (поверь, читатель, описывать, да еще и подбирая слова, чтобы пройти цензуру, действительно дольше). И вызвали любопытную реакцию. Кхамул, например, замер на месте и смотрел, нервно дергая щекой, то на Гора, то на Айгена. Владыка, напротив, никуда не смотрел — просто закрыл лицо когтистой рукой и трясся в беззвучном смехе, как-то сразу растеряв весь свой свирепый вид. — Уморительные вы, «детки»! — прорычал Гортхаур, не отнимая при этом руки от лица. Пол под ним треснул, и трещина с угрожающим скрежетом поползла к ногам Кхамула. Айген тихо, бочком, тоже двинулся в сторону Кхамула. Туча над его головой рассеялась, в зале стало светлее, шире, стены словно раздвинулись, хоть и стали изрядно облупившимися. «Слышь, ты, злобный змеепетух, сюда иди», — позвал Айген Кхамула в нулевом поле, продолжая при этом пятиться в его сторону. «Если хочешь выжить, делай, что я говорю, и не вздумай, — Айген бросил короткий но ОЧЕНЬ свирепый взгляд на своего «братца», — не вздумай, повторяю, мать твою Йаванну, ослушаться или устроить мне тут самодеятельность! Обоим тогда дорога в стазис, а я тебе напомню, что еб… мерзких саркофагов, которых мы с тобой притащили в лабораторию, — шесть. Значит, в скором времени кроме нас будет еще четверо. И то при условии, что мы с тобой эту тренировку переживем. Я вот планирую. А ты? Чудо-змея, бл… балрог тебе в душу! Короче, лучше ведь встретить новеньких с кем-то от кого уже знаешь, что ожидать? Так что давай, подбирай свой меч и не роняй штаны, выживать будем, да, бл… балрожье дерьмо?!» Кхамул, что удивительно, молча кивнул и, не спуская глаз с Гортхаура, подобрал моргульский клинок. Встал чуть поодаль от Айгена, ожидая приказа. — Как интересно… — Гор чуть наклонил голову, пристально рассматривая обоих. — У вас поле вдруг появилось. Научились друг друга слушать, что ли? Рука с черными, чуть выпущенными когтями взметнулась в воздух, но вдруг остановилась. Гор хмыкнул, скривив губы в полуулыбке. — Пожалуй, нет, — сказал он, улыбаясь шире. — Ведь интереснее, когда даже я не знаю, чем наша маленькая тренировка закончится. Что ж, мальчики, — Гор сделал первый легкий шаг, в сторону мужчин. — Вас двое, я один, и мечей у меня тогда для ровного счета будет тоже два… В его правой руке знакомым зеленым светом полыхнул короткий моргульский клинок. А вот в левой прямо из воздуха соткался новый, тот, что Гор в начале тренировки так легко отнял у Кхамула. «Что за херня?» — быстро спросил Айген в нулевом поле, пытаясь сканировать меч, но оружие не отвечало ему, хоть завибрировало тонко и даже подернулось темно-зеленым светом. «Откуда я знаю, как он это делает?» — огрызнулся Кхамул, взяв меч наизготовку, а про себя прикидывая, как именно Гортхаур может пойти в атаку. «Реально змея, и мозги такие же б… — Айген больше не церемонился и отвел душу в длинном и очень витиеватом ругательстве, где новенькому грозила страшная смерть через мапупу от Валар, феанорингов, балрогов и Пендальфа лично, чтоб тот не слишком заносился, хоть Айген и встал на его защиту. — Я про твою ископаемую железяку! — рыкнул Айген, когда с ругательством было покончено, Гор пытался не ржать (уж очень смешными вышли пидорофеаниринги для того, кто их живыми знал), а Кхамул транслировал в нулевое поле крайнюю степень недоумения. — Что там твой греб… говенный мечик умеет?!» — Сам ты сушеный патлатый недодракон! — рявкнул вслух Кахмул, и остатки стекол (надо же, после первой звуковой атаки, оказывается, что-то еще осталось) ответили ему мелкой дрожью. «Это все, на что ты способен? Это сейчас атака у тебя была, что ли? Единый, да ты как баба, давай, еще позавидуй моему росту и длине волос!» — Айген гнул свою линию в нулевом поле, а сам поглядывал на Гортхаура, который неспешно двигался к ним, красиво размахивая уже двумя вполне себе материальными мечами. «Я вот не то что завидую, а некоторым образом печалюсь, что тебя уе… прикончат первым, а мне потом с остальными мучаться!» — усмехнулся Айген в нулевом поле и сделал широкий шаг назад, вынудив новичка оказаться прямо между ним и надвигающимся на них Гором. — Я не понял, вы сражаться собираетесь со мной или так и будете устраивать свои петушиные бои? Мне становится скучно! — оскалился Гор. Кхамул оторопел, не веря, что этот гребаный рыцарь, весь из себя «мастер церемоний», только что поставил его в качестве заградительного барьера между свирепым Майа и собой, и невольно оглянулся. Кинул злой взгляд на Айгена и… второй раз оторопел, потому что прочитал в едва заметном движении губ Айгена: «Ори давай!» Кхамул, повинуясь приказу, развернулся и действительно заорал. Причем на все нулевое поле. Ультразвуковой крик в этот раз вышел не таким отчаянным, но все равно имел отличный эффект: Гор столкнулся с волной и подлетел в воздух. Да, невысоко, оторвался буквально на несколько сантиметров от пола, но зато по-настоящему был удивлен. И удивление его стало еще больше, когда Айген, пользуясь разницей в росте, со всей дури надавил на плечо Кхамула, заставляя того пригнуться, и перескочил через него, нанося широкие размашистые удары, которые заставили, Гортхаура не просто защищаться, а попятиться назад. На третьем шаге Гор смог остановиться и сделал обманный выпад: ударил, рассекая воздух у второго, еще не пораненного уха Ангмарца, со смехом приговаривая: — Нет, ход, конечно, был очень неплох, но недостаточно хорош для того, чтобы оставить кое-кому ноги целыми, а тебя не сделать-таки эльфом. Вот потеха-то остальным «братцам» будет, когда их встретят, как там ты говоришь, «расписной гном» и «эльфийский пидор»! Кхамул молча стиснул зубы, но ничего не сказал. Айген только почувствовал, как сзади собирается в темную воронку нулевое поле. На загривке волосы встали дыбом от ощущения опасности, и он, уступая инстинкту, отскочил вбок, не забывая при этом отбиваться от ударов — Гортхаур вошел во вкус и с удовольствием участвовал в битве, сражаясь по-настоящему, не щадя их и не соизмеряя удары. Айген видел, как глубоко задышал Кхамул. Понял, что тот готовится нанести решающий удар, поэтому набирает в легкие больше воздуха, и тоже ускорился. Вновь кинулся в атаку на Гора, тщетно пытаясь развернуть его хотя бы боком, если уж не спиной к Кхамулу. Бесполезно: Гортхаур все видел и понимал, и оттого забавлялся с утроенной силой. Удары теперь сыпались, кажется, со всех сторон. Гор просто стал огненным вихрем, не позволяя Кхамулу набрать достаточно сил для атаки, а Айгена постоянно отбрасывая к стене, еще и мечом постоянно кружа вокруг его второго, все еще целого уха. Кхамул, видя, что все бесполезно, шикнул в нулевом поле, привлекая внимание Айгена. А когда тот нетерпеливо отмахнулся, зарычал ему: «Теперь ты слушай и делай, как я сказал. В ноги ему кинься, массы тебе хватит, а потом … Беги!» Айген непроизвольно оглянулся назад и уперся в хитрый прищур Кхамула. Тут же повернулся обратно, отражая удары, и встретился взглядом с Владыкой. Очень острым взглядом. И таким же хитрым, что и у Кхамула. Вот только на само дне желтых кошачьих глаз не было ничего ужасного, чего там так часто искал (и не находил) Айген. Зато в них искрилось огненное веселье. Айген не понял, почему все вдруг показалось ему игрой, а сам он впал в какой-то странный азарт. Он и раньше сражался с Владыкой, и тренировки эти были разные: ожесточенные, с использованием нулевого поля, кровавые, чаще с привкусом отчаяния и даже страха за собственную жизнь для Айгена, но точно они никогда не были игрой. А в этот раз все было словно понарошку, будто огромный хищный зверь решил поучить малышню и рычит на них вроде как по-настоящему, и даже дерется больно, оставляя шрамы когтистой лапой. Вот только калечить или убивать он их не собирается. «Ну наконец-то! — фыркнул Гортхаур. Сделал хитрый выпад, заставив Айгена задрать руки вверх, защищаясь и тут же нанес молниеносный удар в живот, порезав ему рубаху, но не ранив. Айген, мотая обкорнанной сбоку белой гривой, зарычал. В голове опять зашипел Кхамул: «Да чтоб тебя балроги насухо в глотку драли! ПАДАЙ ДАВАЙ!» За время, пока Гортхаур отвлекался на Айгена, новичок смог собраться с силами и теперь готов был закричать. Айген, больше не мешкая, кубарем бросился под ноги Гору и помог себе нулевым полем. Гор легко подпрыгнул, однако Айген, больше не рыцарствуя, прямо в кувырке умудрился схватить его за сапог и, пусть ненадолго, но отвлек его. А когда оказался за спиной Владыки, из положения лежа вскочил на ноги и, игнорируя резкую боль в мышцах живота, побежал — делая сначала короткие шаги, затем все длиннее, благо, что размеры зала позволяли. Позади него что-то ухнуло, зазвенело, пол зашатался, в спину ударила волна звука, что застала его в прыжке и подхватила, едва не ударив головой об потолок, до которого было чуть больше пяти метров. Айген согнулся, втягивая шею, закрыл голову руками. Неровный камень потолка больно прошелся по костяшкам пальцев, сдирая кожу. Айген повернулся в полете, группируясь, и увидел, что рядом с ним в воздух подлетел Кхамул. А потом раздался страшный грохот. Кажется, весь Минас Моргул содрогнулся. Из оконных проемов с треском повылетали рамы. Противоположная стена, в которую что-то только что ударилось, раскололась на части и полетела вниз, прямо в чернеющую бездну. Наступила тишина. Когда пыль немного улеглась, у зияющего провала в стене задвигалось нечто огромное и пышущее жаром — Айген видел пробивающиеся сквозь каменную крошку всполохи огня. Нечто село, отряхивая с лица и одежды пыль, и захохотало голосом Гора. — НУ Ш-Ш-ШТО, МАЛЬЧ-Ш-ШИКИ, КАЖ-ЖТС-СЯ, КТО-ТО НАКОНЕЦСС ПОНЯЛ ШШШТО-ТО ВАЖШНОЕ! — пророкотал он. — А теперь, — Гор уже с почти нормальным лицом медленно поднялся, вытер с щеки грязь тыльной стороной руки, — нападайте по-настоящему! И не вздумайте играть в поддавки, вы мне только что продемонстрировали, что способны на многое, когда работаете в команде.