Поглоти их кошмар

— Присмотри за ней, я очень рассчитываю на твою помощь, — голос отца звучал так, словно он отдавал приказ, но я слышала в нём едва уловимую нотку беспокойства. Он всегда был таким — сдержанным, строгим. Его слова всегда звучали как неоспоримая истина, и даже сейчас, когда я стояла в коридоре, скрываясь за углом, я чувствовала эту силу. — Не беспокойся, — ответил другой голос, низкий, с оттенком насмешки. — Думаю, это действительно лучше, чем таскать её с собой. Я прижалась спиной к стене, стараясь не выдать себя. Разговор между отцом и директором Токийского магического техникума был не для моих ушей, но я всё равно не могла удержаться. В конце концов, речь шла обо мне. Меня зовут Камелия Натиомия. И с этого момента я официально студентка Токийского магического техникума. Мой отец только что завершил переговоры с директором. Они были однокурсниками, насколько я помнила, хотя отец редко рассказывал о своей молодости. Почти сразу после окончания техникума он попал в международное министерство магической безопасности, и вся его жизнь превратилась в нескончаемую череду миссий, секретных операций и борьбы с магическими угрозами. Теперь он уезжал, оставляя меня здесь Флешбек: Прощание Мы сидели за кухонным столом. Я, напротив, отец — с его неизменным хладнокровием, и мама, стоявшая у окна, скрестив руки на груди. Её лицо было напряжённым, но она ничего не говорила. — Камелия, ты понимаешь, почему мы приняли это решение? — спросил отец. — Да, — я кивнула. — Потому что ты больше не можешь тратить на меня своё драгоценное время. — Не язви. Это не только из-за меня, — он сделал паузу, словно подбирая слова. — Ты должна понять, что твоя сила — это не просто дар. Это ответственность. Я закатила глаза, но постаралась, чтобы он этого не заметил. Я слышала эту фразу столько раз, что могла повторить её дословно. — Хорошо, — ответила я. — Но у меня есть условие. Отец поднял бровь. Это было редкое проявление эмоций, и я почувствовала лёгкую гордость. — Я оставлю твою фамилию. Теперь я – Камелия Натиомия. В комнате повисла тишина. Мама резко повернулась ко мне, её глаза расширились от удивления. — Камелия, — начала она, но я перебила её. — Это не обсуждается. Отец долго смотрел на меня, его взгляд был тяжёлым, но я выдержала его. Я знала, что это рискованно, но мне было всё равно. — Хорошо, — наконец сказал он. — Но помни, что это решение изменит всё. — Я знаю, — ответила я. Возвращение в настоящее — Камелия, — голос отца вывел меня из мыслей. Я не заметила, как он подошёл ко мне. — Ты готова? Я кивнула, хотя внутри всё ещё чувствовала лёгкое волнение. — Помни, что я всегда рядом, — добавил он, положив руку мне на плечо. Я знала, что это ложь. Он уезжал, и я оставалась одна. Но меня не то чтобы это беспокоит. — Конечно, — я улыбнулась. Флешбек: Первое проявление силы Когда мне было три года, я сидела на полу в гостиной среди игрушек. Игра не увлекала — куклы и плюшевые звери никогда не вызывали интереса. Но родители считали, что всё должно быть, как у всех, и окружили меня атрибутами «нормального детства». В тот день всё началось с мелочи. Мама вышла из комнаты, оставив меня одну. Одиночество никогда не пугало, наоборот, тишина и покой всегда радовали. Деревянные кубики лежали передо мной, из них я пыталась сложить что-то похожее на башню. Но вдруг раздался громкий стук. Это был соседский мальчишка, который забежал в дом без приглашения. Ему было лет шесть, и он всегда был шумным. Никогда он мне не нравился. Был слишком громким, слишком навязчивым. — Что ты строишь? — спросил он, подойдя слишком близко и без разрешения схватив один из кубиков. Я ничего не ответила. Просто посмотрела на него, взгляд был холодным и отстранённым. — Ты скучная, — заявил мальчишка, усмехнувшись. Он резко толкнул башню из кубиков и те с грохотом рассыпались по полу. Я молча смотрела на разрушенные кубики. Не заплакала, как ожидал мальчик. Вообще никак не отреагировала. — Что, не нравится? — продолжал он, наклоняясь ближе. — Ты даже плакать не умеешь? И тогда это случилось. Я подняла на него глаза. Они были тёмными, почти чёрными, но в этот момент в них появилось что-то новое. Что-то, что заставило мальчика замолчать. Он замер, его лицо исказилось от ужаса, и он резко отступил назад, споткнувшись о свои же ноги. — Ч-что ты делаешь? — прошептал он, его голос дрожал. Я продолжала смотреть на него, а лицо оставалось бесстрастным. Но в комнате стало холоднее. Воздух словно застыл, и мальчик почувствовал, как что-то невидимое сжимает его грудь. В его голове начали проноситься образы. Тени, шепчущие что-то непонятное. Лица людей, которых он боялся. Темнота, которая окружала его, становилась всё плотнее. — Хватит! — закричал он, закрывая лицо руками. Но тело оставалось неподвижным. Сложно было понять, что происходит. Страха не было, как и гнева. Лишь странное, холодное удовлетворение от того, что его смех наконец прекратился. Мама вбежала в комнату, услышав крик. Она увидела мальчика, который корчился на полу, и девочку, которая сидела среди своих игрушек с таким спокойствием, словно ничего не произошло. — Камелия! — вскрикнула она, подбегая ко мне. Я посмотрела на мать. Глаза больше не были тёмными — теперь они горели красным. — Что случилось? — спросила мама, хватая меня за плечи. Я не ответила. Просто смотрела на мать с тем же холодным спокойствием. Мальчика увели родители. Он больше никогда не приходил в их дом. Особенная Камелия всегда была особенной, но не той, к которой легко привыкаешь. Её упрямство и эмоциональность выделяли её среди других, но больше всего поражало её хладнокровие в ситуациях, когда даже взрослые теряли самообладание. Она могла вспыхнуть от гнева или захохотать в неподходящий момент, но никогда — ни в детстве, ни позже — не испытывала страха. Это отсутствие инстинкта самосохранения делало её одновременно восхищающей и пугающей. С ранних лет родители заметили, что Камелия воспринимает мир иначе. Когда она была совсем маленькой, другие дети плакали от громких звуков или темноты, а Камелия лишь наблюдала, будто пытаясь понять, что в этом такого пугающего. В четыре года она спокойно подошла к краю обрыва, чтобы посмотреть вниз, и, когда мать в панике оттащила её, лишь равнодушно сказала: «Я не собиралась падать». Её хладнокровие не было результатом тренировки или воспитания — оно казалось врождённым. Родители пытались научить её осторожности. Они объясняли, как важно бояться огня, воды, высоты, незнакомцев. Но Камелия воспринимала их слова как что-то ненужное и даже раздражающее. Однажды отец показал ей, как огонь может быть опасен, зажёг свечу и сказал, что пламя обжигает. Она, не отводя взгляда, протянула руку к свече, пока кожа не покраснела. Камелия не заплакала, не вскрикнула, лишь спокойно убрала руку и произнесла: «Теперь я знаю». Её равнодушие к опасности не означало, что она была бесчувственной. Камелия могла яростно спорить, если считала себя правой, или смеяться так, что её смех наполнял всю комнату. Но в моменты, когда другие терялись или паниковали, она сохраняла ледяное спокойствие. Это хладнокровие проявлялось во всём. Она могла спокойно залезть на высокое дерево, чтобы достать мяч, или перейти через глубокую реку, не задумываясь о течении. Когда её одноклассники нервничали перед экзаменами, Камелия лишь пожимала плечами. «Беспокоиться не имеет смысла. Если я знаю, то сдам. Если нет — то нет», — говорила она с такой уверенностью, что спорить с ней было бессмысленно. С годами её хладнокровие стало частью её личности. Но это было не всё, Камелия была эмоциональной, упрямой, в вопросах, касающихся лично её. Другие люди её совершенно не интересовали. Даже в самых напряжённых ситуациях она действовала с холодной ясностью, ведь внутри неё существовал невидимый механизм, который отключал всё лишнее. Это восхищало окружающих, но родители всё ещё тревожились. Они знали, что мир не так прост, как видится их дочери, и отсутствие страха, каким бы сильным оно ни казалось, однажды обязательно приведёт её к беде. Настоящее: Первый шаг в новую жизнь Я стояла перед воротами техникума и смотрела на них, чувствуя странное смешение эмоций. Это было начало новой главы, и я надеялась, что впереди будет интересно. — Камелия Натиомия, — прошептала я себе под нос, словно проверяя, как звучит моё новое имя. Оно звучало идеально.