Школа Оллара: Летние каникулы

«Рокэ, Создателя ради, помни, что аэропорт — зона повышенной опасности».

Телефон пребывал в покое целую секунду, прежде чем вздрогнуть снова.

«ПЕРЕСЧИТАЙ ДЕТЕЙ!»

— Мамочки? — поинтересовался Эмиль. — Дорак, — ответил Рокэ и, быстро набрав ответ, убрал телефон в карман. — Беспокоится о подрастающем поколении и о своей репутации в том случае, если достойных представителей достойных фамилий вернется меньше, чем уезжало. — Или больше, — задумчиво внес предположение Эмиль и сам рассмеялся, когда поймал внимательный взгляд Катари. До вылета оставалась четверть часа, но о посадке никак не объявляли, и пока все достойные представители ютились в зоне ожидания, заняв несколько десятков стульев и раскидав свои вещи без всякой скромности. Улизнуть из-под надзора никто не пытался, но Рокэ догадывался, что совсем скоро самые нетерпеливые начнут поднывать и отпрашиваться в тысячу разных мест. — Эр Рокэ! Ну вот. — Эр Рокэ, — повторил Герард тихо, остановившись в двух шагах. Мальчишка отчаянно стеснялся того года, который отделяет его от остальных: в представлении детей какие-то шестнадцать месяцев могли стать основанием для разделения на касты, и чем ты младше, тем печальнее твое бытие. За Герарда всерьез Рокэ, конечно, не беспокоился: как только юноша найдет способ ненавязчиво избавиться от опеки сестры, его статус в глазах остальных подрастет. — Что, молодой человек? — А можно нам с Селиной прогуляться? Мы хотим сувениры посмотреть. У нас телефоны, и мы вернемся через сколько скажете! И я изучил план эвакуации, — добавил Герард уверенно, — и, если будет пожар, мы точно выживем, потому что я знаю, куда идти! — Похвально. Идите. И слушайте объявления: посадку могут объявить в любой момент. — Спасибо, эр Рокэ! — Ты же знаешь, что сейчас начнется? — вздохнула Катари, отвлекаясь от экрана планшета, на котором крутила какие-то диаграммы. Рокэ почти не сомневался, что это работа, и планировал утопить ее планшет в холодных волнах, едва представится возможность. — Цепная реакция, — фыркнул за Рокэ Эмиль, подавив широкий зевок. — Сейчас всем надо будет выйти, отойти, отбежать... Создатель, до сих пор не верю, что в это ввязался, Рокэ! Клялся вот никогда с детьми больше не связываться — только взрослые, осознанные люди, которые понимают, что природа может их убить двадцатью разными способами ежеминутно. Никто не ноет, не теряется... Рокэ взглянул на него, и Миль быстро поправился, закатив глаза: — Ладно, теряется еще как, но после восемнадцати человек волен теряться где угодно. А эти щенята... Вот тебе-то это зачем, а? Рокэ не ответил — перед ним уже остановилась делегация из четырех человек, возглавляемая Колиньяром. — Мы гулять, — заявил он, откинув со лба отросшую челку, которая должна бы придавать ему вид благопристойного ребенка. Должна бы — но юноша портил впечатление вечно задранным носом. Таращился юноша вызывающе, надеясь нарваться на запрет и закатить скандал, но Рокэ только кивнул. — План эвакуации изучили? — въедливо уточнил Эмиль. — Это же аэропорт, — оскорбился Эстебан, — здесь есть служба безопасности. Это они должны нас спасать! — Мальчики, можете принести мне кофе? — попросила Катари, нежной улыбкой остудив и без того не опасную атмосферу до приятной комнатной температуры. Юноши все как один закивали, кто-то смущенно потупился. — Я куплю, — первым пообещал вслух Северин: этот вытянулся за весну так, что теперь выглядел внушительнее Эстебана, и между ними зрел конфликт. — А вы какой любите? Латте, раф? На альтернативном молоке? — Профессию выбрал, да? — подколол издалека Арно. — Заткнись, — беззлобно отозвался Северин, сочтя себя выше этого. — Госпожа Оллар? Рокэ хмыкнул и, поднявшись на ноги, потянулся и глянул на табло. Ни объявлений, ни бегущих строчек. Что за проклятый рейс. — Пройдусь, — коротко ответил на вопросительный взгляд Эмиля. Вопрос «зачем» Рокэ терпеть не мог тем больше, чем меньше мог на него ответить в отсутствие на поверхности лежащей цели. Если «зачем», иными словами, относилось к миру человеческих внутренностей, и не буквальных, а эфемерных. Такие вопросы обожала Катари, избегая топорного слова на букву «з» и выбирая щипчики потоньше; примерно такой же любовью пылал к ним Дорак. И если Катари была виртуозом, то Дорак был тем, кто виртуозов обучает. Зачем ты это сделал. Зачем тебе именно это решение. Почему не другое. Зачем ты выбрал именно это слово. Ты ведь мог сказать иначе, а сказал так, мог сделать иначе, а сделал так. У всего есть причина, у любого человеческого действия, ничто не может существовать само по себе — продолжить, продолжить, продолжить, довести до кипения, накрыть крышкой. «Не существует аргумента «просто захотелось», Рокэ, — любил говорить Дорак святые двадцать лет назад. — Это выдумка лентяев. Думай». Получив на директорский стол документы на выезд и толстую стопку разрешений достопочтенных родителей подрастающего поколения, Дорак тоже задал этот никчемный вопрос. Катари тихо вздохнула, прекрасно зная, в чем причина его внезапного желания прогуляться. «Госпожой Оллар» она оставалась, даже оформив развод и получив новую отметку в паспорте. — Латте «Соленая карамель», — сказала Катари, — на обычном молоке. Спасибо, мальчики.

*

— Зачем, Рокэ? Ты, мне казалось, и так согласился поработать до весны только из большого уважения ко мне и от исключительного личного безделья. А теперь хочешь вытащить толпу негодников, способных что Создателя, что Четверых свести с ума, на северное море, где они попробуют убиться двадцатью разными способами, и это только за первый день. Что с тобой? Ты что, делаешь это в пику мне? Ты проигрался в карты? Тебя шантажируют наши враги из заграницы? Что? И не говори мне, что в стопке этих согласий есть согласия госпожи Колиньяр и госпожи Окделл. Они тебя ненавидят, они бы ни за что не отпустили с тобой Эстебана и Ричарда. Рокэ только коротко закатил глаза. Согласия Колиньяра и Окделла лежали наверху, самые первые. — Я бы еще понял, — поморщился Дорак, — если бы ты выбрал Алвасете. Там, в конце концов, хотя бы тепло. Но Хексберг! — Бросьте, Квентин. В июне температура воды поднимается выше десяти градусов. Остудит даже самые горячие головы. — Пневмония. — Идиоты ее заработают и в Алвасете, — название слетело с губ легко, но Дорак остановил на нем взгляд и долго молчал. — Туда ты еще не готов возвращаться, — то ли спросил, то ли озвучил как факт отвратительно потеплевшим голосом, и Рокэ пришлось улыбнуться прохладно и не очень искренне. — Туда я отвезу Катарину Ариго. Как только она согласится стать Катариной Алва. — Катарину Оллар, — задумчиво поправил Дорак, но руку из пасти зверя убрал. — Отпустить тебя без сопровождения я не могу. Кого ты там внес в список? О, Создатель и Четверо. — Двойное богохульство, — заметил Рокэ. — Похвально. Мне нравится. — Будь добр, вычеркни своего бешеного друга из списка лиц, допущенных к детям. — Невозможно. Договор с компанией Ротгера уже заключен, предоплата не возвращается. К тому же, он обидится. — Лучше бы он обиделся до того, как вы двое встретились, — сухо уронил Дорак. — Ты представления не имеешь, как дорого мне далась ваша «Каммориста»! — Вы всегда переоценивали репутационные риски. — Алваро их тоже ценил немало, иначе не стал бы хлопотать за второго дурака из вашей троицы. — Душа не вынесла оскорбления, — лениво улыбнулся Рокэ, — соберано Алваро всегда считал Рамэ самым здравомыслящим и ответственным из нас всех. — И его ты, полагаю, в свои планы тоже вписал. — Рамон не любит детей. — Ну разумеется, — сухо сказал Дорак. — А твоему бешеному господину они практически братья по разуму. И все-таки никак не пойму, Рокэ, что тобой движет. Ты что, привязался к своим питомцам? — Глупости. Некоторые истории следует красиво завершать, вот и все. Красивые явления, Квентин, должны порой случаться. «Каммориста», кстати, была именно этим — красивым явлением. Дорак с сомнением изогнул бровь, и Рокэ понял, что, пожалуй, подошел опасно близко к черте, которую переступать пока не получалось. Они — он сам, Рамэ и Ротгер — ни с кем не делились тем, что обнаружили в открытом море, убаюканном внезапным, как смерть, штилем. Впечатления пришлось вытравливать касерой с неделю. Смывать с языков все то, что могло опрометчиво прозвучать. В конце концов остались только гудящие головы и звонкая радость, одна на всех. «Каммориста» определенно была безумием. Что она была еще и чем-то больше, Рокэ никому прежде не открывал. — Хотя бы воздержитесь от того, чтобы бахвалиться при детях своим подвигом, — ворчливо попросил Дорак и, взяв кипу документов, отложил в сторону — под свою правую руку.