Проклятая кровь

— Пошел вон! Вот только сил нет не то что встать, даже сидеть. Утерев губы, Фугаку вытягивается на помосте. Закрывает глаза, дожидаясь пока головокружение пройдет. Время течет медленно. Фугаку слушает шелест листьев, тихий плеск воды, накатывающейся на опорные столбы. И постепенно дыхание выравнивается, вот только вместе с этим его начинает клонить в сон. Ему требуется почти физическое усилие, чтобы открыть глаза. Перегнувшись через помост, он зачерпывает горсть воды, чтобы умыться. Это немного прогоняет ватную слабость. Надо встать. Но вместо этого он оглядывается. Мира даже не дошла до кровати, так и легла в проходе рядом с очагом. Похоже уснула. Надо уходить. Снова накатывает какая-то муть, только в этой раз не физически. Не то чтобы он чувствовал вину, пытается проанализировать свое состояние Фугаку, скорее досаду. Глупо как-то вышло. Вот что ему стоило сдержаться? Какая разница, что болтает эта женщина, когда перед ним стоит четкая задача? А теперь, возможно, Коноха потеряла ценный источник информации. Черт — черт — черт! Уперевшись лбом в кулак, Фугаку с силой растирает костяшками кожу. — Да хер с тобой! — цедит ниндзя, вставая. “Сама придешь!” — эта злая мысль придает сил вскочить на толстую ветвь. Выдохнув, Фугаку приваливается плечом к стволу и все же оборачивается. Одинокая, маленькая хижина посреди непролазных джунглей выглядит жалко. Посеревшая солома на крыше, невзрачные темные от постоянной влаги доски, проглядывающие сквозь глиняную обмазку стен. Все это на фоне буйной зелени кажется заброшенной развалюхой. Закатное солнце еще пускает красноватые лучи по настилу перед распахнутой дверью, словно еще больше высвечивая убогость дома Миры. Напротив двери наполовину высунувшись из воды, притаился речной демон, цепляясь за доски зелеными пальцами. Каппа вытягивает тощую шею и пытается заглянуть в дом. Но, словно почуяв взгляд Фугаку, оборачивается, тоненько улыбаясь. Маленькие острые зубки твари хорошо видны даже отсюда. Каппа поднимает руку, махая ему в прощальном жесте. Фугаку на жест не отвечает. Еще один вдох-выдох и вперед. До берега, как и предполагал Учиха, недалеко. И вскоре он уже стоит у затопленной кромки леса, глядя, как раскаленный диск низко повис над ровной линией горизонта. Вот только с этой стороны нужного ему острова не видно. Прикинув направление, Фугаку понимает, что придется идти в обход берега. И лучше поторопиться, пока еще можно хоть что-то высмотреть. Южные ночи темны. Внезапно вспоминаются настойчивые требования травницы закрывать двери на ночь. Вот только дверь-то осталась открытой. Чужая блажь на мгновение вызывает раздражение, но затем сменяется беспокойством. Фугаку пытается отмахнуться от скребущего чувства. Но мозги уже упорно генерируют вероятности событий. Мира потратила много чакры и вряд ли сейчас способна за себя постоять. И какой бы сукой она не была, терять такого информатора недопустимо. Конохе нужны ее знания, а уж глава Корня или сам каге точно смогут найти подход к строптивой женщине. Ни один, так другой. Глубокий выдох, и Фугаку все же оборачивается, злясь на себя за сентиментальность. Ведь правда заключается еще и в том, что эта женщина уже который раз спасает его жизнь. И чем ответил он? У нее даже пожрать в доме ничего нет. В попытке вернуть душевное спокойствие, Фугаку снимает маску Сокола, садясь на низко висящую над водой ветку. Тяжело упирается предплечьями в колени и смотрит на быстро темнеющий горизонт. Надо возвращаться. И чтобы ее поганый рот не нес, его дело выполнить миссию. Гордость Учиха осталась вместе с Учиха Фугаку в Конохе. А здесь, есть лишь Сокол. А у Сокола есть лишь приказ. Взгляд соскальзывает на ставшую почти родной ему маску. Вглядываясь в прорези для глаз, Фугаку вспоминает свое воодушевление, когда впервые надел эту форму. Его гордость от мыслей, что он Учиха служит напрямую совету и каге. Безликая тень листьев. Цепной пес Тьмы каге. “Больной пес”, — поправляет себя Фугаку, усмехаясь маске. Об этом ли он мечтал? И, порывшись в памяти, находит ответ: да, служить и защищать Скрытый Лист любой ценой. И эта цена никогда еще не была для него слишком высока. Так чего уж теперь-то? С этой мыслью он встает, оглядываясь, надо хоть птицу какую по дороге подбить. К хижине травницы он подходит уже в сумерках. И первое, что бросается в глаза, так это влажные трехпалые следы от края помоста к двери. Спрыгнув на доски, Фугаку мягко стелит шаг. И замирает, заглядывая в хижину. Там в темноте, не дойдя до лежащей на полу Миры пары шагов, замер каппа.  — Ты что задумал? — останавливает он демона. Каппа, разве что не подпрыгнув, резко оборачивается, воровато пряча руки от его глаз. — Ты?! Тише ты! — шипит на него демон. — Разбудишь еще! — А я не сплю, — внезапно медово тянет Мира, приподнимая голову. Заметно вздрогнув, каппа переводит взгляд на хозяйку хижины, приседая на вдруг задрожавших ногах. — Что же ты, лягушоночек мой, крадешься по моему дому, как вор во тьме? — Да я эта… таво… думал может случилось чаво? Дверь-то открыта… вот я и это… таво, подумал, может помощь какая нужна? — Нужна, конечно, нужна, — приподнимаясь на локте, жадно улыбается Мира. — Ты не тушуйся, лягушоночек, подходи поближе… ко мне ближе… Взвизгнув, каппа роняет зазубренный костяной нож и бросается прочь из хижины под громкий смех травницы. Короткий всплеск за спиной Фугаку и вместе с ним стихает смех Миры. Теперь та хмурит брови, глядя уже на него. — А тебе чего? Сказала ж — проваливай! Зачем вернулся? — Дверь забыл закрыть, — в тон ей откликается Фугаку, подходя к очагу и едва ли не роняя там тушку речной птицы. Мира вновь ложится на живот, пристраивая голову на сгиб локтя. Наблюдает за гостем, что принимается ощипывать птицу. — Мне нужна кастрюля. Какую взять? — не отрываясь от работы, спрашивает Фугаку. — Уходи! — с угрозой в голосе требует Мира в ответ. — Тебе нужна помощь. Отрицать это глупо. — А ты, значит, помочь хочешь? — тянет в странной улыбке губы травница, буквально ощупывая его взглядом. Но потом прикрывает глаза, отворачиваясь. — Проваливай! Фугаку потрошит тушку, игнорируя недовольное сопение хозяйки хижины. Ищет подходящий по размеру чугунок и принимается за готовку. Пока вода закипает, Фугаку слушает, как за окном поют лягушки. — Что ж ты, дружочек,  языка-то человеческого не понимаешь? — нарушает тишину дома Мира, так и не повернув к нему головы. — В тебе говорит гордость и обида. А они никому пользы не приносили. Я нужен тебе, ты полезна мне. К чему ссоры?  — Ой, дурак! Какой же ты остолоп-то! — вздыхает Мира, чуть заметно подвывая. — Уходи, добром прошу! — Объясни в чем проблема? Если тебе нужны извинения — извини, был не прав. — Да в жопу мне твои извинения! — вскидывается Мира, внезапно скребя ногтями по полу и оставляя глубокие борозды под пальцами. — Я голодна! — Скоро будет готово, — пожимает плечами Фугаку, настороженно глядя на выгибающуюся дугой женщину. — Потерпи. — Ты не понял! Уходи, пока можешь! Курица мне твоя до пизды, я тебя, дурака, сожру! — Ты и есть та Хозяйка, которой Узумаки поклонялись? — в лоб задает вопрос Фугаку, наблюдая за Мирой. — Умненький, да? — припадая к полу, клонит на бок голову Мира, пристально глядит на него. — А раз умненький, беги, пока отпускаю! Некоторое время Фугаку молчит, смотря в голодные, горящие глаза Миры. — Подавишься! — уверено усмехается Учиха, снимая маску. — Если ты хочешь сотрудничества, то стоит быть более откровенной. Любое сотрудничество подразумевает определенную степень доверия. Мне нужна информация об этих Ооцуцуки. Кто они? Каковы их цели и возможности? Сложив руки на груди, Фугаку ждет. Мира смотрит на него.  — И ради этой информации ты готов пожертвовать собой? — Убьешь меня — не найдешь своего доктора. А он тебе нужен, иначе бы ты со мной не возилась так. — Значит хочешь все знать? Есть знания, которых лучше не знать! — вновь принимается пугать его травница, но потом вздыхает. — Ну что ж, воля твоя… Иди сюда, дружочек! Довольно прищуривается, а затем призывно похлопает ладонью возле себя. — Поговорим. Вот тут помимо воли Фугаку отводит глаза, впервые чувствуя такую неловкость, как сейчас. Слишком в лоб звучит приглашение Миры. Слишком нагло для женщины. Кажется, даже юдзё ведут себя скромнее, не так властно. Желваки отчетливо проступают на скулах, когда стиснув зубы, Фугаку пересаживается почти вплотную к Мире. Та приподнявшись на локте, разглядывает его. — Что дальше? — Ложись, — подсказывает Мира, указав глазами направление. — Как это происходит? — требует подробностей Фугаку, не спеша подчинятся. — А тебе не все равно ли уже? — тихо посмеиваясь, улыбается Мира, вновь облизывая кончиком языка кромку передних зубов. — Не бойся, я слишком много не возьму. Я питаюсь природной энергией из живых существ. — Как Го-Сакурамати? — Примерно, — протянув руку, Мира мягко касается его плеча и ведет пальцем вниз по руке, отслеживая линию бицепса. — Штаны снимать? — недовольный уклончивым ответом Миры, дёргает плечом Фугаку, уходя от прикосновения. — Нет, в отличие от маленькой химэ, я куда лучше себя контролирую. Не бойся, тебя не постигнет участь того котика, — прыскает смехом в ответ Мира, и все же Фугаку отчетливо слышит, как возбужденно подрагивает ее голос: — Ну, мне долго ждать? В ответ Фугаку ложится на спину, вытягиваясь во весь рост и плотно прижимая руки к бокам. Мира тут же приподнимается, нависая над ним. Узкая ладонь ложится на горло, но не стискивает, просто прижимает, не мешая дыханию. И все равно это неприятно, слишком уязвимая позиция, заставляет Фугаку нахмурится. Пальцы травницы обжигают холодом кожу. В первый момент Фугаку отчаянно хочется дёрнуться, уйти от прикосновения. Животный страх заставляет напрячься, но тело уже не слушается, скованное техникой Миры. — Глазки-то свои прикрой, дружочек, — шепчет та на ухо. — Легче будет. Фугаку хочет возмутиться, но глаза закрываются сами собой. Становится и душно и жарко. А потом удивительно легко, его словно укачивает на мягких волнах тепла. От наполняющего счастья тянет улыбаться. Но следом за легкостью приходит тьма, нежными лапами безвременья утягивая его за собой. В себя Фугаку приходит уже утром. Первое, что чует Фугаку, это характерный запах мясного бульона. Мира сидит возле очага, внимательно следя за кипящим котелком, забытым вчера Фугаку. Зачерпнув прямо миской из котелка бульон, Мира, не оборачиваясь, протягивает Фугаку завтрак. — А говорила не будешь готовить, — усмехается тот, садясь и забирая миску. — Жри молча или я вылью его тебе на голову! — переводит на него усталый взгляд хозяйка хижины. Мясо разварилось до состояния волокон. Крепкий наваристый бульон пахнет незнакомыми травами. Качнув в руках миску, Фукагу посылает волну по краям, наблюдая как на глянцевой поверхности оседают крупные капли жира. — Что ты сюда намешала? — Травы, — пожимает плечами Мира, подбирая под себя ноги и усаживаясь возле очага удобнее. — Это восстанавливает силы. Ешь! Оперевшись локтями о широко разведенные бедра, женщина следит, как Фугаку делает первый осторожный глоток. На вкус варево отвратительно, в нем нет похоже ни грамма соли, а травы заметно горчат. Подавив первый порыв, Фугаку спокойно допивает кушанье. Стараясь не нарушить хрупкое равновесие, установившееся между ним и травницей. — Так что ты хотел знать про Ооцуцуки? — дождавшись, когда миска опустеет, задает вопрос Мира. — Кто они? Что им нужно? И насколько они сильны? — Ооцуцуки Ичизоку — древний клан небесных существ, — начинает свой рассказ Мира. — Они, как паразиты, путешествуют по мирам и пожирают их. Однажды, очень-очень давно, когда о ниндзя еще никто и слухом не слыхивал, они пришли сюда. Двое: женщина по имени Кагуя и мужчина по имени Ишики. Они собирались сожрать этот мир. Но… Кагуя предала свою кровь. Она встретила здесь мужчину и полюбила его. Короткая усмешка кривит губы Мира, тенью проскальзывая на лице. Но травница продолжает рассказ, не отвлекаясь на привычные уже колкости: — Но он предал ее любовь. И тогда Кагуя поработила весь мир, став для людей божеством и правителем. Но она была жестока и правила с помощью страха и силы. И однажды ее сыновья взбунтовались против нее. В тяжёлом бою братья смогли одолеть мать и заточить ее на луне. Мира останавливается, улыбаясь и прикрывая глаза, словно вспоминая о чем-то. — Дальше ты должен знать. Старшенький Хагаромо основал учение ниншуу и стал нести его людям. Наивный… Никому не изменить своей природы! Но по его идее, ниншуу должно было дать людям более глубокое понимание самих себя, а также других людей и привести человечество к эпохе мира и благоденствия. И понимание по-своему было найдено, — новая злорадная усмешка на мгновение прерывает рассказ. — Вот только миром тут и не пахнет до сих пор. Люди увидели в великих дарах силу и нашли ей достойное применение, обратив чакру в оружие друг против друга. Так появилось ниндзюцу и ниндзя. Мира замолкает, пока Фугаку пытается переварить ее рассказ. Легенды про Мудреца шести путей Хагоромо многие слышали. Но все это воспринималось на уровне сказок. И если бы не тщательно оберегаемая скрижаль в подвалах кланового храма Учиха, он бы, наверно, отмахнулся от этих россказней. Но откуда травнице мангрового леса знать, что написано в древнем послании легендарного предка? Надпись на камне не просто хранила историю клана Учихи, секреты мангекьё шарингана, а главное историю самого Хагоромо, она была зашифрована и прочитать ее мог даже не каждый Учиха. Лишь те кто обладал мангекьё шаринганом способны были увидеть весь текст. — Что ты знаешь об Ишики? Не позволяет себе отвлекаться от темы Фугаку, надежно гася любые эмоции. Сейчас его цель получить информацию, а не доказывать кто тут прав. Проблема заключается в том, что историю Хагоромо он благополучно прочел большей частью по диагонали, уделив внимание более практичной стороне текста с информацией о техниках и секретах клана. — То что они сильно повздорили с Кагуей, когда вскрылось, что сучка принесла приплод в подоле. Да еще от кого?! Был бой, где Кагуя, используя силу плода чакры, смогла одолеть своего напарника. Но, похоже, ему удалось выжить. — А армия, она чья? — Армию создала Кагуя, — поясняет Мира. — Для чего? Пожав плечами, травница выпячивает губу. — Против Ишики они бесполезны. Слишком слабы. Может быть, чтобы лучше контролировать человечество? Не знаю. Сила Звездных пожирателей огромна. — А твоя? — выдержав паузу, задает следующий вопрос Фугаку. — А это уже не твое дело. Я в ваши разборки с Ооцуцуки лезть не намерена. — И все же, кто ты? — Уговор был рассказать тебе про Ооцуцуки — я рассказала. Напротив окошка на ветку усаживается какая-то птица, принимаясь скакать по ветвям и любопытно чирикать. К ней стайкой подлетает еще пяток. Фугаку какое-то время следит за ними, размышляя над словами Миры, но потом уверенно качает головой: — Это не рассказ! Это сказка. Если я вернусь с таким докладом, меня, как ты выражаешься, самого сожрут живьём. Мне нужна конкретика! Сколько их, какие способности? Каким образом они пожирают миры? — Основная их способность — это поглощение чакры и порталы. Остальное, как я понимаю, вариативно. Но все они обладают бьякуганом… — Глаза Ишики были темными, — тут же прерывает ее Фугаку, вспоминая чужака в лесу. — И это странно, — соглашается Мира. — Конечно, встречаются, как я понимаю, вариации риннегана, шарингана, или кокугана. — Кокуган? — Черный глаз позволяет манипулировать размерами и измерениями. Но можешь не сомневаться — это был он. На это Фугаку кивает, вспоминая свой забег и бомбардировку крошечными метеоритами. — Сколько их не знаю. Но немного, они живут за счет жизней сородичей и плодов чакры. И, похоже, не размножаются. Силы берегут, — еще одна кривая ухмылка. — А находя подходящий мир, высаживают семя Божественного древа, но чтобы оно из ростка превратилось в древо и плодоносило, ему нужно скормить жизнь одного из них. Древо постепенно высасывает всю жизненную энергию из мира, оставляя лишь пустую оболочку. И тогда они собирают урожай и съедают плод, наполняясь силами и долголетием. А вот жертва каким-то образом перерождается. — Хорошо, — Фугаку, задумавшись, принимается крутить в руках миску, заставляя жирные капли описывать круги по бокам чаши. — По легенде принцесса Кагуя съела плод чакры и обрела невиданное могущество. Но если она съела плод, то почему мы все ещё живы? И заметив, как напряглась, выпрямляясь от его слов Мира, добавляет: — Мир должен был погибнуть, я ведь правильно тебя понял? Некоторое время травница сидит, перебирая пальцам и по коленям: — А ведь ты прав! Погибнуть должно было все живое! Но… Она применила бесконечное цукуёми, отправив людей в гендзуцу, часть скормила древу, а часть потом вернула… Но деревья, травы, живность… это должно было погибнуть. Может, он недозрелый был? Но без этой силы она бы не победила Ишики… На напарничка-то она кинулась уже после того, как сожрала плод. Что же она сожрала, что б ей в бездну провалиться? Сжав кулаки, Мира упирается ими в колени, прищуривая глаза. Фугаку ждет, но та молчит. — Ты забрала ее свиток? — Нет. Там не было ничего полезного. На это приходится прикрыть глаза, пережидая приступ злости на чужую глупость. — А что за мужик? — выдохнув, продолжает допытываться Фугаку, чуя, что женщина явно рассказала не все. — Не думаю, что простой крестьянин мог бы очаровать такое существо. И то с какой злостью вспыхивают глаза Миры лишь подтверждает его догадку. — Много ли дуре надо было? Заливать вы все горазды… когда яйца на мозги давить начинают, так поете — заслушаешься! Да только песни эти — лишь звук пустой! Понимая, что спорить с обиженной женщиной бесполезно, Фугаку молчит, подбирая слова. — И все же, это как петь-то надо уметь? — аккуратно задает свой вопрос. — Видимо, хорошо! — отрезает Мира и отворачивается, показывая, что говорить на эту тему не будет. Терпение Фугаку небесконечно, но тут он тоже благоразумно замолкает, позволяя женщине успокоиться. — Хорошо, а почему сыновья Кагуи восстали? — через некоторое время Фугаку снова предпринимает попытку завести разговор. — А чтобы им не восстать-то, коли порода такая? — желчно цедит Мира в ответ. Спрашивать сейчас, кто так обидел Миру пустая трата времени. Только нарваться на новый виток колкостей. Вместо этого Фугаку проверяет снаряжение, надо подготовить, а потом сдать отчет и добытые свитки Данзо. — Ты куда, дружочек, засобирался-то? — тут же реагирует на него Мира. — Мне нужно доложить обо всем начальнику. — Потерпит, — фыркает Мира. — За тобой еще один должок. Не забыл?