Libértas

Доктор Кендзи не выглядит удивлённым. Он неторопливо поправляет маску, чешет нос и перекидывается взглядом с медбратом, тем, который берёт у Харумасы кровь — и в этом взгляде нет ничего, кроме обесцвеченной, равнодушной усталости. У Харумасы падает сердце. Он понимает главное: никакого желания не будет. Догадка, простая и леденящая внутри что-то, что ещё не успело окончательно заледенеть: может быть, он и первый человек-испытуемый нового эфирного оружия, но уж точно не первый человек на операционном столе доктора. И подобных просьб доктор Кендзи наверняка наслушался в избытке. Этим его не зацепить. Это не сработает. — Нет, послушайте! — в спешке поднимает голову Харумаса, нервно ведёт плечами, но ему уже заклеивают рот скотчем — и ничего, кроме сдавленного возгласа, издать не получается. — Так-то лучше, — кивает доктор и вводит иглу в манжету капельницы. — На чём мы остановились? Тео, что с экспресс-тестом? — Да, сейчас. — Медбрат продолжает оттягивать поршень шприца. — Ещё немного, на случай приграничного результата и повторного тестирования. — Хорошо. А Харумаса сжимает зубы и снова рвётся прочь: нет, не хорошо, ничего хорошего! Он знает, что это не сработает, но и бездействовать не может. Он мешает медбрату, он мечется и уже введёнными иглами вредит самому себе — тонкая колющая боль рассыпается по сгибам локтей ощутимым, пятна подкожных кровоизлияний красят их в тёмный, — но второй медбрат вместе с третьим хватают Харумасу за плечи и колени, насильно удерживают его неподвижным. Доктор Кендзи вынимает иглу шприца-пистолета и отходит на шаг, и, может быть, это ощущается маленькой победой. Придаёт сил. И слепой, бессмысленной надежды, что он ещё может что-то изменить. Харумаса мычит и пытается лягнуть медбрата — и получает неожиданно крепкую пощёчину. А доктор Кендзи каменеет лицом, встряхивает рукой и недовольно цедит: — Как я и говорил, не терплю насилия, мой дорогой. — И бьёт ещё раз. — Но вы не оставляете мне выбора! Рука у него тяжелая; перед глазами словно бы взрываются чёрные вспышки, и дыхание комкается в груди, стопорится. Кровь льётся из носа, заливает клейкую ленту и подбородок; затекает в горло солёным — и Харумаса начинает захлёбываться ею, он вздрагивает, перестаёт метаться и лишь запрокидывает голову. Пытается сглотнуть. Не получается. И в этот момент на отдалении грохочет железная дверь. — Что у вас здесь происходит?! — раздаётся властный женский голос. — Доктор Кендзи, я вас повсюду ищу! — Мисс Гера, вам сюда нельзя. — Судя по звукам шагов, капитан Катаяма преграждает новоприбывшей путь. — С дороги! — брезгливо командует женщина. Но её тон тут же смягчается, становится подозрительно заинтересованным: — Оу. А это кто у нас? Какая лапочка. Вколите ей супрессор и отведите ко мне в кабинет. В этих ваших катакомбах умереть со скуки можно, а она ничего, в моём вкусе. — Мисс Гера, — чуть ли не скрипит зубами капитан Катаяма. — Повторюсь, вам сюда… — Вы ещё здесь? Подите прочь, капитан, от вас несёт сигаретами. Не терплю запаха сигаретного дыма. — Она чуть ли не урчит, добавляет с неестественной лаской: — И вас. А Харумаса всё-таки сглатывает кровь и вытягивает шею, частично видит незнакомку. Рослая блондинка с острым, умным взглядом; маленький треугольный подбородок придаёт её лицу звериной хищности, а жесты плавные, обманчиво мягкие — такая наступит на горло быстрее, чем успеешь опомниться. С первого же взгляда он определяет в ней сильную противницу. А мисс Гера уже обходит остолбеневшего капитана и тянет руку к лицу Белль, проводит подушечкой большого пальца по скотчу на её губах. Подклеивает отошедший уголок. На её лице — сладкая, многообещающая улыбка. Белль широко распахивает глаза. — Убери от неё руки! — дёргается в ремнях Харумаса; из-за липкой ленты возглас получается невнятным, но достаточно громким, чтобы привлечь внимание. От неожиданности медбрат Тео отшатывается. Он выпускает шприц, и вместе с иглой тот падает на пол. Щекотно сбегает по предплечью тонкая струйка крови, ложится на хирургическую сталь стола ровной плёнкой. Но Харумаса не смотрит ни на Тео, ни на собственную руку, потому что мисс Гера уже обходит доктора Кендзи, как если бы тот был пыльным предметом мебели, и приближается к нему вплотную. — Так-так, а ты ещё кто такой, сладенький? Это она «сладенькая», потому что от вяжущего малинового запаха её духов дышать невозможно. Харумаса старается не морщиться, но трепещет крыльями носа, сипит и цепко вглядывается в её лицо. — Офицер «Секции 6», — откашливается в кулак доктор Кендзи, словно бы невзначай прячет за спину шприц-пистолет. — Асаба Харумаса. Тот самый, ответственный за разведданные. — М-м, да что вы говорите? — Она звучит так, будто совсем не слушала объяснений доктора. Мисс Гера опускает руку, дотрагивается до жёсткого контура ремней и протискивает под них пальцы. Гладит Харумасу по запястью. И нащупывает кристаллические чешуйки, цепляет их ногтями. — Гм-м? А это что? Без разрешения она вынимает из нагрудного кармана доктора ручку, включает фонарик на её обратной стороне и ладонью ложится Харумасе на лоб. Фиксирует его. И светит в глаза поочерёдно. Глаза взрезает, словно бы под веки стеклянного порошка насыпало и капельно добавило кислотой, и слёзы катятся по щекам непроизвольно — Харумаса шумно сопит, пытается зажмуриться и отвернуться. Но малиновая ладонь мисс Геры ощущается цепкой колючей проволокой, обмотавшей голову как венец. Не шелохнуться. — Что в его мед. карте? — Мисс Гера выключает фонарик и отпускает Харумасу, оборачивается к капитану и доктору, тычет в их сторону ручкой. — Капитан Катаяма, насколько я помню, это было вашей заботой? А вы, доктор? Вдруг у него гепатит? Или злокачественная устойчивость к эфиру? И вы вот так сразу — без анализов, без анамнеза? — Лживая любезность даёт трещину, в её голосе прорезается сталь. — Вы хоть знаете, какая у него группа крови? — Ну, гм. — М-м. Они переглядываются, будто бы набедокурившие школьники перед строгим взором учителя. Это было бы смешно, если бы оставались силы смеяться. Харумаса не смеётся. Белль, насколько он может рассмотреть, тоже. А мисс Гера возвращает ручку в карман доктора, опирается о секционный стол бедром и разочарованно цокает языком. Медбратья хмурятся, но молчаливо отходят. Им очевидно не нравится её самоуправство, но перечить они не смеют. Кто же вы такая, мисс Гера? — Мисс Гера, — отирает рукавом взмокший лоб доктор Кендзи. Клеёнчатый фартук с шорохом мнётся на его груди, рассыпает ломаные блики. — Насколько мне известно, офицеры К.У.Л.А.К.а регулярно проходят медосмотры. Ввиду урезанных сроков, мы могли бы допустить… — «Мы могли бы допустить», — склоняет голову набок мисс Гера, медленно смакует каждое слово. А доктор запинается, замолкает и отступает ближе к капитану. — Что, если у офицера Асабы тромбоцитопения, и он истечёт кровью быстрее, чем вы успеете получить первичные результаты? Это вы напишете в его свидетельстве о смерти? «Мы могли бы допустить»? — М-мисс Гера… — То есть вы знаете имя его кота, но не знаете, имеет ли ваш, — она давит, резко и неприязненно ведёт плечом в сторону Харумасы, — подопытный хронические заболевания? И какой отчёт о вашей профпригодности я должна положить на стол генералу Макмиллану? Три года вы топчетесь на месте, может быть, ваш «великий», — наманикюренные ноготки выцарапывают в воздухе кавычки, — проект давно пора прикрыть, м-м? — Мисс Гера! — Лицо доктора Кендзи покрывается пятнами. — Не много ли вы на себя берёте? Вы всего лишь приглашённый консультант, а не… — И тем не менее свою работу я выполняю хорошо. В отличие от вас всех. — Она отталкивается от стола и, словно бы акула, плавно обходит по кругу сначала доктора Кендзи, затем капитана. Каблуками каждое слово, как гвозди, забивает в оппонентов. — Почему эти двое здесь? Почему на поверхности отряд Собезовцев и «Секция 6» чуть ли не по кирпичику разбирают базу? Они уже обыскали штаб, скоро выйдут за его пределы и найдут разрыв E-1, может быть, и E-2 тоже. Что тогда? — Она останавливается. Ладони устраивает на талии и с вызовом подаётся к капитану Катаяме. — Устроите перестрелку и окончательно выдадите наше существование? — Они не найдут нас. — Капитан не отступает, но его взгляд начинает бегать. — Откуда такая уверенность? — Мисс Гера щурится и хватает его за подбородок, заставляет смотреть ей в лицо. — Офицер Асаба же нашёл. И вообще, я что-то не припомню приказа похищать гражданских. — Не припомню, чтобы принятие таких решений было в вашей компетенции, мисс Гера! — А капитан перехватывает её за запястье и с видимой неприязнью отталкивает. — Занимайтесь своими обязанностями и не мешайте нам заниматься нашими! — Так и поступила бы. Если бы сомнений в вашем профессионализме у меня не оставалось. Как и у генерала Макмиллана. — И она легко скользит к двери, постукивает ногтями о её металлический массив. С лёгким сожалением мажет взглядом по Белль. — Приберитесь здесь. Пора готовиться к эвакуации. Мисс Гера стремительно разворачивается и покидает операционную; эхо от стука её каблуков не смолкает ещё долго. — Вот же напыщенная стерва, — шипит себе под нос капитан, а доктор лишь участливо вздыхает. — Тогда не будем терять времени. И он вынимает револьвер, решительно продвигается к столу и наставляет дуло Харумасе в лицо. — Капитан, дайте мне хотя бы полчаса! — в испуге вскидывается доктор Кендзи. Похожий на курицу-наседку, растрепавшую немытые белые перья, он принимается метаться перед капитаном, собой закрывает Харумасу. — Мозг! Хотя бы мозг! Нельзя же… — Вы что, не слышали приказа нашей «первой леди»? — ядовито сплёвывает капитан Катаяма, отодвигает доктора. — Сворачиваемся. Дуло револьвера магнитит взгляд. Чёрное, идеальный круг с блеском металла по контуру. Харумаса неотрывно смотрит на него, задерживает дыхание и чувствует, как влажные волосы липнут к вискам. Капитан Катаяма смещает палец на спусковой крючок. Раздаётся грохот. Оставленная без присмотра капитана, Белль падает на пол вместе со стулом, ногой бьёт по прожектору у стены; тот грузно валится, задевает остальные — срабатывает цепная реакция. Свет мигает, искрит повреждённая проводка, и грохот, грохот, грохот накатывает по нарастающей. Капитан Катаяма и все присутствующие оборачиваются на шум. А Харумаса в очередной раз рвётся прочь, потому что ничего другого ему не остаётся, давай же, ну! — и один из ремней на запястье оказывается ослаблен достаточно, чтобы он высвободил руку. Капитан реагирует на звук первым, но Харумаса уже расстёгивает ремень на второй руке и садится на столе. Он сгребает близстоящего человека — им оказывается доктора Кендзи — и толкает его в капитана. Капитан вскрикивает; гремит первый выстрел, но пуля устремляется в потолок и никого не ранит. Медбратья же гурьбой бросаются к Харумасе, но он освобождает ногу и с силой бьёт первого подоспевшего в грудь. Выдёргивает из вены капельницу, набрасывает её петли на горло второму и затягивает без раздумий. Безразлично льёт белое яркая лампа над головой, делает комнату монохромной, как один из ретро-фильмов с приглушённой цветовой гаммой. Вот так оно и получается. Ещё недавно он смотрел похожий фильм вместе с Белль, возмущался, как нереалистично выглядит сцена драки, а теперь… А теперь медбрат в его хватке лягается, бьётся; ногтями он скребёт его по запястьям, по пластиковым трубкам капельницы — и неумолимо задыхается. Вот уж кому происходящее не кажется нереалистичным, да? Харумаса же затягивает петли крепче. Задетый чьей-то ногой, переворачивается стол с инструментами, с пронзительным дрязгом те рассыпаются по полу. А Харумаса отпускает обмякшего медбрата и размыкает последний оставшийся зажим на лодыжке. Спрыгивает со стола. Чтобы лицом к лицу оказаться перед капитаном Катаямой. Это не выглядит выбором или взвешенным решением — он стремительно врезается в капитана, валит их обоих на пол. Харумаса не чувствует себя обученным бойцом: в его движениях много лишнего, дикого, почти остервенелого, — но по-другому не получается. Капитан Катаяма ему едва ли уступает. Но в короткой стремительной борьбе Харумаса выбивает револьвер, ударяет капитана рукоятью по виску, и тот распластывается неподвижным. Харумасу же крепко хватают сзади, вздёргивают на ноги. Он отбрыкивается, лягает подбежавшего спереди медбрата, Тео, которого до этого ударял в грудь; резко, с силой запрокидывает голову — раздаётся влажный треск ломаемых хрящей носа — и под сдавленную ругань высвобождается. Времени раздумывать некогда. В его руках револьвер. Выстрел. Второй. Харумаса стреляет, и операционная полнится вспышками света, грохотом и содрогающимся эхом. От собственной жестокости он глохнет. Но рука остаётся твёрдой, не дрожит. На пол валятся медбратья, ладонями зажимают раны и мучительно стонут: Харумаса стреляет прицельно, но не летально. Они должны выжить. Им ещё давать показания в суде. Доктор Кендзи вырастает перед ним стеной, он грузный, но малоподвижный — и Харумаса избегает его неумелый удар, сам бьёт в живот. А доктор падает на секционный стол, врезается лицом в угол, и длинная кровавая полоса пересекает его лоб. Всхрапнув, он медленно, тяжело оседает. Харумасу же напополам сгибает кашлем. Содрогаясь, срывая горло, одной рукой он неуклюже сдирает со рта клейкую ленту и комкает её. Бросает на пол. И тут же подбирает шприц-пистолет, выуживает карпулу и вталкивает себе в карман брюк. Ногой он давит оставшиеся рассыпанные карпулы, растирает подошвой по плитке стекло и смертельную формулу, мешает их с пролитой кровью. Револьвер Харумаса фиксирует под набедренным ремнём. Следом обыскивает капитана. У него находятся ключи от наручников, патроны к револьверу и телефон Белль. Пластиковый пропуск. Оставив капитана, Харумаса срывает с одного из медбратьев респиратор, срывает со второго — второй оказывается в крови; он бросает испачканное средство защиты на пол. Ладно, это уже неважно. Хватит и одного. Из-под стола доносится слабый звук: это один из медбратьев пытается забиться под него, спрятаться. Но тотчас же замирает, когда видит устремлённый к нему взгляд Харумасы. — Не надо, парень, не стреляй! — Это тот, который обещал зашить Харумасе рот. — Я сдаюсь! Харумаса сжимает зубы. И нажимает на спусковой крючок. Выстрел грохочет, толкает в запястье отдача. А медбрат кричит и сыплет проклятиями, ладонью он развозит по голени свежие багряные потёки, прижимает намокшую брючину к ране. Харумаса же дышит ровно, спокойно — и смотрит на него не мигая. Он немеет внутри, и всё, что он только что сделал — как будто бы не его рук дело. Воссозданное в АИК по чьему-то приказу. Ненастоящее. Как в том монохромном ретро-фильме с ужасно тривиальной концовкой. Но нет времени на рефлексию. Дело не в собственной мстительности: всё просто — или он, или они. Никаких колебаний. В последний раз окинув взглядом разорённую операционную и не заметив подозрительных движений, он покидает её. Перепрыгнув через баррикаду поваленных прожекторов, Харумаса подбегает к Белль и падает перед ней на колени. Он расстёгивает наручники и помогает ей сесть. Уже сама она срывает клейкую лента со рта, жмурится и трёт пальцами покрасневшие губы. И тянет спросить, видела ли она эту неоправданно жестокую расправу, которую он только что устроил, но ответа знать не хочется. Сейчас это не имеет значения. Да, до работы в «Секции 6» род его деятельности был несколько… иным. Но не будем об этом. Он быстро надевает на неё чужой респиратор, потому что у неё почерневшие расширенные вены под глазами, а склеры утратили остатки белизны и стали тёмно-жёлтыми, почти матовыми. Её срочно нужно выводить из каверны. И здесь уже не до брезгливости. — Ты как, всё хорошо? — Это не очень умно, задавать такой вопрос здесь и сейчас, но Харумаса не то чтобы в состоянии сносно соображать. А Белль не отшатывается от него, не пугается его залитого кровью лица — она обнимает его, крепко прижимает к себе. — Да. Я думала… — Она сжимает его сильнее, её голос, глухой из-за респиратора, начинает дрожать. — Мне казалось… И Харумасу вдруг отпускает. Из-за её голоса, запаха волос и ощущения подрагивающих рук на его спине. А литое напряжение в плечах — которого он не чувствовал, но которое, как оказалось, стягивало его железным обручем, — исчезает, оставляя ощущение удивительной лёгкости. И даже то, как неприятно цепляется за рану на плече шов её жилета, не умаляет ощущений. А ещё он чувствует тело. Настоящее, живое и трепещущее: он сам не заметил, насколько продрог; хирургический стол отнял его тепло и едва ли не отнял жизнь, — и Харумаса коротко жмурится, льнёт к Белль ближе. — Не думай об этом. — Он мягко ерошит её волосы, стряхивает эфирную пыль; взглядом выхватывает запертую дверь и останавливается на ней. — Я цел, видишь? — Он тормошит Белль, потому что сейчас не время для слёз. Отстраняется и заставляет её посмотреть на него. — Всё благодаря тебе. Белль хмурится. Её ресницы всё ещё влажные, но она уже более собрана, способна на короткий неуверенный кивок. — Твои глаза, — вдруг говорит она и тянет руку к его лицу, несмело касается правой скулы. — Ага, красивые, я знаю, — отшучивается он и на мгновение — всего на мгновение, он знает, что сейчас не время, ладно? — щекой прижимается к её ладони, трётся о неё и губами жмётся к запястью. Белль выдыхает, подаётся вперёд и костяшками пальцев бережно протирает его губы; на её пальцах остаются тёмные следы, как мокрая ржавчина. Стоило бы её остановить, но Харумаса медлит. А она уже спускает респиратор на подбородок, тянется к нему ближе. Кончиком носа Харумаса вминается ей в щёку, под зачастивший стук собственного сердца губами дотрагивается до её губ. Они тёплые, немного липкие и горьковатые от клея — у него, наверное, такие же. И в этот момент гаснет свет. Раздаётся долгий пронзительный вой сирены, тревожно вспыхивает аварийное освещение; заливает лицо Белль красным, как свежей кровью. — Внимание, — равнодушно вещает механический женский голос, — Пожарная тревога. Все двери, а также клетки с подопытными разблокированы. Срочно всем покинуть помещение. Внимание… — Похоже, им здесь и без нас нескучно, — разочарованно вздыхает Харумаса и отодвигается первым. — Пойдём, нужно выбираться отсюда. Он встаёт, набрасывает на себя рубашку, бегло застёгивает пуговицы через одну. Белль уже забирает свой телефон, сгружает со стола Эоса. Задетые выпростанными проводами, сыплются на пол фотографии, и Харумаса машинально ловит одну. Ту, где они на крыше мастерской Энцо — счастливые, сами не зная, насколько счастливые. Зачем-то он прячет её в карман брюк, к карпуле. Уже после этого берёт свой телефон, шлёт в Тук-туке всем — вообще всем; потом объяснится, если жив останется, — «вагон». Вдогонку звонит командиру Мияби, но связь, конечно же, оставляет желать лучшего. На крючке висит его служебный пиджак, Харумаса стаскивает и его. Думал набросить Белль на плечи, но нет: если и будут стрелять, то в этот пиджак. Поэтому его Харумаса надевает сам. Перезаряжает револьвер. И плечом толкает дверь.