Libértas

— Я купил себе место на кладбище! — жизнерадостно провозглашает Харумаса, и Белль давится кофе. У неё из носа идёт молочная пенка, самая настоящая, с мелкими пузырьками, и от этого Белль выглядит вдвойне умилительно. Правда, она сама, в отличие от Харумасы, не в восторге. Схватившись ладонью за горло, она сгибается и надрывно кашляет. А Харумаса забирает у неё стаканчик, покровительственно хлопает по спине и продолжает: — Я ещё никому его не показывал, ты будешь первой. Сходим как-нибудь? — Белль толкает его локтем и издаёт задушенный звук. Харумаса принимает это за согласие. — Я проведу экскурсию. Место живописное, даже беседка неподалёку имеется — о! и клумбы с живыми цветами! — тебе понравится! Будет не так уныло навещать мои бренные останки. Белль наконец откашливается и распрямляется. Её лицо раскраснелось, глаза влажные и блестящие, а рот слегка приоткрыт. На щеке ещё белеет мазок пены, но Харумаса не решается прикоснуться. Потому что Белль уже сжимает кулаки, вздёргивает нос и в целом выглядит так, будто сейчас же отберёт стаканчик и выплеснет остатки кофе ему в лицо. Или налетит с кулаками. Или пнёт в лодыжку и, пока он будет скакать на одной ноге и корчиться от боли — вообще-то это и правда больно! — дёрнет за галстук и укусит. Третий вариант его очень даже устроил бы, но Харумаса решает не искушать судьбу. Она к нему, знаете ли, не особенно благосклонна. — Эй-эй, да шучу я! — поднимает он руки в примирительном жесте. И добавляет: — Я купил его ещё два года назад, просто повода рассказать не было. — Это очень… предусмотрительно, — наконец обретает дар речи Белль. Она возвращает себе стаканчик и вздыхает, как если бы за истёкшую минуту её охватила мигрень. Харумаса даже знает, как эту мигрень зовут. У зам. командира Янаги мигрень носит такое же имя, особенно когда наступает время сдавать ежеквартальный отчёт, к которому эта самая «мигрень» ещё не приступала — вот ведь удивительное совпадение! Белль тем временем пальцами трёт щёку и смахивает остатки пены. А Харумаса прослеживает за тем, как розовеет растёртая кожа и — оу! — плавно переводит взгляд выше, потому что к собственным щекам неожиданно приливает жар. К счастью, у него анемия — одна из побочек эфирных цитостатиков; и да, в этом случае «к счастью», отстаньте, — так что он почти не краснеет. В коротком джинсовом комбинезоне с десятком пластиковых значков на груди, в кокетливой футболке с воротником-поло и в оранжевых полосатых гольфах Белль кажется внеземной, куклой с витрины, на которую только смотреть и разрешается — но не трогать. А ещё Харумаса старается не заглядываться на эти ноги слишком часто. У него и без того тахикардия, ему вредно перегружать организм. Но подхватить бы Белль на руки и кружить, кружить, кружить, так чтобы она цеплялась за его плечи и звонко хохотала в ухо. А не стояла бы и не вздыхала — ну купил и купил, что здесь особенного? Друзья же хвастаются друг другу покупкой нового телефона или мерча с любимыми персонажами видеоигр? Чем его приобретение хуже? То-то же. Инвестиция в, гм, будущее. Какое будущее, такие и инвестиции. Но ведь не подхватишь её и не закружишь: они на Шестой улице, день близится к завершению и укладывает на тротуарную плитку красные полосы, а люди высыпали и теперь наслаждаются приятным вечером. С Белль здесь знакомы все, это он посторонний, которому до чужого мнения нет дела. Но смущать её он не станет, не здесь. И не сейчас. Да и компрометировать «Секцию 6» своими выходками идея едва ли благодарная. Командир Мияби его вот точно не поблагодарит. И не спрашивайте, откуда он знает. На отдалении соблазнительно пахнет лапшой и специями, уже ближе, от Белль — бамбуковым капучино. От предложения угоститься мороженым она отказалась, но кофе взяла. Да, вечером. Странная она, конечно, иногда, но настаивать Харумаса не стал. Себе кофе он также не купил: диета-диета, состоящая из стакана воды и горсти таблеток, потому что пищу воспринимать его организм сегодня не настроен. Ну, знаете, иногда приходится пить болеутоляющие, иногда много, и слизистая желудка «спасибо» ему за это не говорит. Она вообще не говорит, но заставляет мучительно сотрясаться над унитазом и сплёвывать прогорклую желчь. Спасибо, давайте без этого. Рубашка липнет к спине, кончики пальцев мелко подрагивают, но до гипогликемической комы дойти не должно. Не должно же?.. Это всё неясная природа эфирной активности каверны. «Секция 6» безвылазно провела в Персефоне и её субкавернах три дня. Как удалось установить, активность эфира колоссально возросла из-за серии взрывов. Мощные залежи эфирной пыли взметнуло в воздух и заколлапсировало, и пространство каверны превратилось в мягкую рыхлую субстанцию; её даже рукой можно было потрогать, но дышать — уже совсем никак. Тяжёлое защитное обмундирование и респиратор, натирающий переносицу, не то чтобы облегчали работу. А поработать пришлось основательно. И без прокси, увы: информация строго конфиденциальная. Взрывы не были случайны. Подчищая за собой следы, кто-то инициировал детонацию намеренно. Но и те немногие уцелевшие данные, которые обнаружила «Секция 6», грозились наделать шумихи в прессе. Сокаку искала туалет, а натолкнулась на клетки, которые можно было бы посчитать пустыми, если бы не характерная крупнозернистая эфирная пыль. Такая остаётся после погибших эфириалов. Интересно. Харумаса сбился с ног, изучая входы и выходы бывшей военной базы, её планировку и старые чертежи: кто-то же сумел проникнуть тайно, мимо охранявших базу Собезовцев, и так же незаметно улизнуть — и как? куда? Обнаружилось ещё несколько служебных помещений, реорганизованных под лаборатории. И жуткого вида стол для вивисекции, с костными фиксаторами и ремнями, залитыми чем-то вязким; Харумаса предпочёл к нему не приближаться, а вот командир Хосими неожиданно заинтересовалась. А ещё — пустая комната с чёрными от копоти стенами. Здесь явно сжигали документацию, которую уже не успевали забрать, так предположила Янаги, и нельзя было с ней не согласиться. Что-то удалось отыскать в запертых несгораемых шкафах, а несколько листов, очевидно выпавших из папок, нашлось на улице. Проект HL1-06, так гласило название, и больше никаких пояснений. Но всё указывало на то, что ставились эксперименты над эфириалами, увы, о целях экспериментов ясно ничего не было. Зато ясно было другое: подобные масштабные проекты не могли быть осуществлены без финансирования извне. Политики приложили руку или же частные военные компании — чувствуете, чувствуете, да, как в голове начинает тяжелеть? Так что «Секция 6» закончила исследование и временно покинула каверну. Агенты прошли медицинский осмотр, получили убойную дозу супрессора и разбрелись по домам. Им всем дали внеочередной выходной. А Харумасу отключило почти на сутки, он не услышал ни одного будильника и проспал приём препаратов. И вся схема паллиативов полетела в каверну — отсюда и боли, и проблемы с желудком, и тридцать три несчастья, если вас зовут Асаба Харумаса и вы немного нездоровы. Еле волоча ноги он заставил себя принять душ, покормил кота — и вот он уже здесь, на Шестой улице. Ни жив ни мёртв, но кое-что всё же заставляет его чувствовать себя живым. Кое-кто. Белль берёт его за руку и тянет в сторону видеопроката. Лямка её комбинезона немного сползает, и Харумаса взъерошивает свои волосы, потому что без повязки он чувствует себя не на своём месте. Он вообще сегодня какой-то несобранный. И дело вовсе не в этих очаровательных полосатых гольфах, нет, ничуть нет. — О, смотри! — Харумаса указывает рукой, и Белль послушно поворачивается. Она привстаёт на цыпочки и хмурится, прикладывает свободную ладонь ко лбу козырьком: её слепит заходящее солнце, — а Харумаса специально выбрал именно это направление. Сам он будто бы невзначай наклоняется и укладывается виском ей на плечо, плавным движением вверх поправляет лямку и трётся носом о шею. Её волосы щекочут ему лицо, немного царапает заколка. Но он сразу же выпрямляется и делает шаг в сторону. — Ничего не вижу. — Белль вздрагивает и быстро возвращает ему взгляд. — Показалось, там твой приятель Клякса, — безмятежно пожимает плечами Харумаса. Белль кивает так, как будто верит ему; в последнее время в этом жесте она явно преуспела. Но её щёки занимаются нежно-розовым, темнеют кружевным рисунком полуопущенные ресницы, а в сердце Харумасы что-то так отчаянно, нежно щемит. Всё-таки хорошо, что у него анемия. На отдалении вдруг раздаётся тихий щелчок фотоаппарата, и настроение стремительно портится. И здесь его нашли фанаты, ну, здорово. И снова она, неизбежная, изломавшая крылья птица-мысль: интересно, а родители знают, что тот самый Асаба Харумаса — это он? Гордятся им? Может быть, смешиваются с толпой, чтобы посмотреть на него, когда вместе с «Секцией 6» он мелькает на пресс-конференциях? Жалеют ли, что оставили его? И — нет, спасибо, он не будет думать об этом. Прошлое осталось в прошлом, а для будущего участок уже куплен. Жить нужно настоящим. Так что он расправляет плечи и позволяет Белль вести его.

***

Они проходят мимо «Random Play» и устраиваются на крыше мастерской Энцо. Харумаса уже бывал здесь вместе с Белль. Он не против повторить: место тихое и спокойное, одни только голуби воркуют и с любопытством косятся глазками-бусинками на нежданных посетителей. Близко не подходят и не выпрашивают крошек: голуби Харумасу тоже не любят. Есть в нём что-то от кошки, так однажды сказала Белль. Но, может быть, не от кошки, и инстинкта самосохранения у них явно больше, чем у Белль. Которая вынимает свою ладонь из его — вот это, положим, лишнее — и с заговорщицким прищуром просит подождать, сама быстро спускается и исчезает за дверью видеопроката. И Харумаса ждёт. Тени становятся длиннее, ветер начинает пахнуть ночной свежестью, а он сбрасывает с плеч лёгкую ветровку, зажимает сгибом локтя. Она возвращается с… чем бы это ни было, но выглядит угрожающе. И протягивает ему. — Попробуй! А Харумаса набрасывает ей на плечи свою куртку и настороженно берёт… это. «Это» похоже на скрученную тёмно-лиловую сосульку на палочке. Кажется, оно ещё и шевелится… Харумаса вежливо отказался бы: у него отношение к сладкому сами знаете какое, — но он не отказывается. Потому что отношение к Белль у него тоже сами знаете какое. Но, может быть, получится попробовать и его желудок будет милостив достаточно, чтобы отказаться от ультиматума: или еда — или таблетки. Интересно. От чего Харумаса умрёт быстрее: от голода или если бросит принимать препараты? Жаль, проверить получилось бы только один раз. Он старательно принюхивается, но «угощение» не имеет запаха, и это настораживает ещё сильнее. Ладно. Предположим. Сияющие глаза Белль наблюдают за ним, и, если они станут последним, что он увидит перед скоропостижной и очевидно мучительной кончиной, так тому и быть. Мысленно попрощавшись с котом, Харумаса задерживает дыхание и мужественно откусывает половину. Пытается разжевать прохладную желеобразную текстуру. На вкус… почти нейтральное: немного перца, тонкая ледяная горечь, как от ментола, и… вкус бездны, неминуемо надвигающейся смерти и раскалывающихся звёзд. Даже в глазах потемнело, а в груди словно бы сжался невидимый кулак и размозжил сердце. Как-то так. Вау. И, эй, это что, щупальце осьминога там внутри просвечивает? Капля лакомства срывается и падает на палец, он бегло слизывает, а Белль зажимает рот ладонью и счастливо смеётся. — Интересный вкус, — признаётся Харумаса и пытается укусить ещё раз, так чтобы конструкция не развалилась у него в руках. — Ты сама это приготовила? Что это, кстати? — Мне помогли, — уклончиво говорит она. — Предполагалось мороженое, но оно не замораживается и не тает. Я… м-м, пыталась даже на плите разогреть. Странный рецепт, в общем. Тебе нравится? Харумаса выразительно вытаскивает изо рта уже пустую палочку и машет ей в воздухе. Заламывает брови, мол, «а ты сама как думаешь?» И да, точно, он не то чтобы специально наводил справки, но, знаете, безопасность и всё такое… Так вот, обнаружилась в знакомых Белль некая горничная из агентства «Виктория» с весьма экстравагантным подходом к приготовлению блюд. Не исключено, что у голода и отказа от препаратов только что появился достойный конкурент. Опять же, те-о-ре-ти-чес-ки: намеренно лишать себя жизни Харумаса не собирается. За него всё сделает болезнь или особенно пронырливый эфириал. — Смотри, вон же Клякса! — вдруг машет рукой Белль, и Харумаса цепляется за перила и перегибается. — Где? Кислотно-розовое граффити на стене у парковки, броские витрины «Иголки барда» и газетный киоск с дремлющим Хаулом. Движение на периферии зрения он замечает сразу же: инстинкт, выученная настороженность, без которых ни одному агенту не выжить в каверне. Он стремительно поворачивается — в тот момент, когда Белль привстаёт на цыпочки и целует его в щёку. Поцелуй мажет и задевает уголок губ. И дальше — провал, учащённое сердцебиение, и он опомниться не успевает, как уже жадно целует её, а она сжимает рубашку на его спине и, забывшись, наступает ему на ногу и тянется сама. Она — сладкий кофе с молочной пенкой, он — что-то о перце и неминуемо надвигающейся смерти, да? Ещё и с осьминожьим щупальцем на просвет. Как поэтично. Палочка с тихим жалобным стуком падает под ноги. Звонко всплёскивают крыльями голуби и взлетают, оставляют их наедине. — Как насчёт ночи кино? — выпаливает Харумаса, когда не остаётся сил ни целоваться, ни, кажется, даже дышать. — Ты. Я. Люцифер. — Люцифер это твой кот? О… — В её глазах проясняется. Но ладонями она по-прежнему мнёт рубашку на его спине, взволнованно и как-то немного потерянно. — Ты приглашаешь меня к себе? — С тебя кассеты, с меня стильная пижама и закуски. Могу запастись солёными крекерами. — Он мягко наступает, и она лопатками жмётся к стене и отпускает его рубашку. Закрывается, кутается в свою-его ветровку. — Все любят солёные крекеры. Она молчит. А затем хмурится и опускает взгляд. И Харумаса не сразу понимает, что не так. — Да расслабься. — Он отступает и боком прислоняется к перилам, скрещивает руки на груди. Лицо горит то ли от досады, то ли от стыда, и он тоже смотрит себе под ноги. — Это просто кино. А я не кусаюсь. Вот за Люцифера утверждать не стану, но когти ему я уже подстриг. — Нет, дело не в этом. Прости. — Она грустнеет. Она хочет отказать, вдруг отчётливо понимает Харумаса, но не знает, как произнести нужные слова и не обидеть его. — Когда ты планировал? Сегодня? — Нет. Думал, завтра. Сегодня я что-то устал. Угум. Сегодня у него ночь в обнимку с керамическим другом и попытка хотя бы часть собственных внутренностей оставить, ну, в себе. Они ему ещё пригодятся, потому что Янаги до сих пор не стребовала с него отчёт о результатах первой вылазки в Персефону и вырежет ему печень, если он не составит его до конца недели. Сегодня четверг. Он к нему даже не притрагивался. — Ладно. — Белль засовывает руки в карманы, перекатывается с пяток на носки, и обратно, и словно бы торгуется с самой собой. — Тогда завтра в семь встретимся у метро? «Я мог бы зайти за тобой в видеопрокат, мне нетрудно». — Что-то останавливает его от предложения. Что-то в её глазах. И Харумаса решает не давить. — Конечно.