Непригодный для Академии Владыки Демонов ～Сильнейший в истории владыка демонов-прародитель перерождается и идёт в школу потомков～

Свет апокалипсиса пролился на Зеридхэвэнс. Крепостные стены огромной крепости, превратившейся в сияющий серебряный замок, горели, её корпус плавился, а крылья разрушались. Картинас говорил, что «Баландиарта» — незыблемый замок, который не падёт, даже если весь мир будет уничтожен. И в данный момент Зеридхэвэнс действительно обладал подобной прочностью. Но этого было недостаточно. Выпущенное Сашей «Эйн Эял Навэрва» изничтожало Зеридхэвэнс своей ошеломляющей силой разрушения. В мгновение ока его массивные наружные стены были расплавлены и уничтожены, а корпус наполовину разрушен. — С такими повреждениями ты больше не сможешь нормально лететь, — сказал я, смотря вниз на Зеридхэвэнс. — Как долго ты ещё будешь нести на себе это бремя? Используй «Астрастэлу», Фарис. Продемонстрируй настоящие крылья, нарисованные тобой. — …Перемазанной в крови кистью, — раздался голос Фариса. Зеридхэвэнс всё ещё не утратил своего сияния, будто части его разваливающегося корпуса удерживались вместе магией созидания. Изо всех сил раскрыв оба крыла и выжимая всю магическую силу без остатка, он понемногу, но всё ещё набирал высоту прямо посреди льющегося света апокалипсиса. — …Я нарисую труп на холсте, — магическая сила Фариса с трудом поддерживала форму замка, который был на грани полного разрушения. — И всё же я решил, что должен защитить их, — говорил он, словно подбадривая себя собственными словами. — Соратников, — после перерождения он прошёл через множество битв. — Народ, — глядя на Зеридхэвэнс можно представить себе, что битвы эти были отнюдь не лёгкими. — Работы старых мастеров, — для него это был настоящий ад, из которого слишком добрый Творец никогда бы не смог вырваться. — Когда предо мной предстаёт могущественный противник, я могу сражаться с ним лишь одним способом: либо умереть как Творец, либо защитить всех как воин. И когда я оказался перед этим выбором, я решил окрасить этот корабль в ярко-красный. Выжимая из себя всё, что есть, магический барьер покрыл Зеридхэвэнс со всех сторон. — Как я… как я теперь буду писать картины? Я замарал свою работу кровью и больше не имею право держать в руках кисть, — Зеридхэвэнс взмыл. — Я превратил свой Зеридхэвэнс в оружие. Замарал душу и в довершение всего продал душу дьяволу. Кто бы меня не простил, картины не простят меня никогда, — словно откликаясь на его чувства, крылья Зеридхэвэнса отважно летели посреди света апокалипсиса. — И я прошу вас: не надо меня жалеть. Может это и неприглядно, но я ни о чём не жалею! Ведь я спас то, что не мог спасти, рисуя картины! Пусть я не могу нарисовать картину гармонии, но я смог нарисовать гармонию. Такова моя последняя надежда как воина… Корпус Зеридхэвэнса разваливался на части, но он всё равно приближался к «Солнечному Затмению Апокалипсиса». — И я поведу Баландиас за собой с помощью этих крыльев чего бы мне это ни стоило! Корабль резко ускорился. При помощи практически сломанных крыльев, которые, тем не менее, стали сильнее, чем когда-либо. — Верно, вперёд, Фарис! — раздался с земли голос. Это был Займон и главы замков Баландиаса. — Ты… ты и есть крылья Баландиаса! — Ниспосланное небесами дитя битв, воплощение войны! — Никто так не любим серебряными замками, как господин Фарис! — Единственный Созидатель Серебряных Замков нашего мира и его сильнейший воин! — Нанеси миру Милития ответный удар твёрдостью духа замковых демонов при помощи неприступного Зеридхэвэнса!!! Словно воодушевлённый ободряющими возгласами, Зеридхэвэнс взлетел ещё выше. Стремящийся к свету корабль с разваливающимся корпусом и практически сломанными крыльями со стороны напоминал самого Фариса. Я наложил «Флес» на голову Королевской Тигрицы и отбросил её в воздух. А затем не спеша ускорился вниз. — Господин Фарис! Наш суверен! Вы и есть надежда Балан… Раздался оглушительный грохот. Замковые демоны увидели, как я своей правой рукой сломал правое крыло Зеридхэвэнса. — …Чт… о… о-о?.. — Кончайте уже нести бред, как следует взгляните на это и усвойте уже наконец, жители Баландиаса — не знающие ничего кроме войны замковые демоны. Ваши магические глаза абсолютно слепы! — я сжал кулак и раздробил наружные стены. — Фарис, мой любивший свободу подчинённый, ты постарался на славу и сумел выжить в этом аду, — я оторвал орудийные башни и разорвал их голыми руками. — Все превозносят тебя как воина, но никому из них не сравниться с тобой в силе, — я кружил вокруг Зеридхэвэнса и постепенно раздроблял его корпус, словно округляя квадратный корабль. — Но довольно. Я его сломаю. Разнесу вдребезги их надежду прямо у них глазах, показав им, что такое настоящий воин. Я пролетел прямо сквозь левое крыло и силой его сломал. Корабль, который был прочнее самого мира, постепенно разрушался на мелкие куски посреди льющегося света апокалипсиса. Я разрушу крылья надежды, за которые они цепляются; незыблемую крепость — то единственное, что связывает его, до основания. Прямо на глазах Баландиаса. — Дрожи от страха, Баландиас. Вот что такое сила. Вот что такое битва. Кто-то должен был сказать это. Кто-то должен был остановить его. Но этого не произошло. Жители Баландиаса не понимают живопись, а потому никто из них не был ровней Творцу Фарису. — По-твоему это оружие? Вот это? Столь хрупкий, будто сделанный из бумаги, замок? На передней части полуразрушенного Зеридхэвэнса была одна точка, где соединялись между собой бесчисленные формулы и подавалась магическая сила. В этом месте была нарисована формула «Баландиарты». Две тысячи лет назад Фарис нарисовал здесь картину с плантацией фасим. Даже если ему пришлось бы выйти на поле боя, будучи Творцом, он не позволил себе выгравировать формулу лишь здесь. В этом месте были его убеждения. Лишь в этом крошечном холсте посреди поля боя находилась его душа. Это было сакральное место, границы которого никогда не должны были быть нарушены, для того чтобы он мог оставаться самим собой и лететь по полю боя как Творец. Фарис извратил это. До чего, наверное, для него это было противоречиво и мучительно. Должно быть, видя этот замок, он раз за разом начинал без конца горько рыдать. — Я освобожу тебя из этой темницы. Семислойная спираль из чёрных частиц окутала моё тело. Я как следует замахнулся кулаком и ударил им по формуле «Баландиарты». И с оглушительным грохотом сломал её, попутно разбив стену. Я собственной рукой бил, дробил и уничтожал на куски эту жалкую формулу, которая высекла его сражения как воина. Я буду без конца разрушать и разнесу до основания накопивший трагедии замок вместе с каменными стенами. И затем, разнеся все массивные защитные стены, я вошёл внутрь и увидел стоящего на мостике Фариса. — Знаешь, Фарис, — я встал на пол и сказал ему: — Всё-таки не идёт тебе быть воином. — …Ваше Величество… У него было лицо решительного воина. Но для меня он выглядел как заблудившееся дитя, которое вот-вот разрыдается. — В армии владыки демонов довольно много тех, кто хорошо умеет сражаться. Но написать картину они не способны, — я шагнул в его сторону. — У тебя нет задатков великого героя. Делать тебя сувереном просто абсурдно. Есть ли здесь вообще место для тебя? У него перехватило дыхание, и он сказал: — …Творец Фарис Нойн мёртв. Ведь он продал свою душу дьяволу… — Продал душу? Кому? Картинасу? Не говори ерунды, — я улыбнулся и сказал ему: — Я купил твою душу две тысячи лет назад. Как ты собрался продать то, чего не имеешь? Глаза Фариса округлились от удивления. Я пошёл вперёд. — Все они говорили ровно то, что им самим хотелось. Без твоего желания я не намерен никому отдавать твою душу. Ни Картинасу, ни Мейтилен, ни Баландиасу, — я подошёл к Фарису и тихо прошептал ему: — Можешь сколько угодно рыдать и вопить, но я вложу кисть в твою руку и силой заставлю рисовать, Фарис, — стоя вплотную к Фарису, я посмотрел ему прямо в глаза и с непоколебимой решимостью сказал: — Ты мой. Я указал рукой на его грудь. — Твоя душа находится здесь. Ничуть не изменившаяся душа Творца Фариса Нойна находится здесь. Твоё благородное сердце не настолько дешёвое, чтобы его можно было замарать застывшей кровью. — …Ваше Величество… — с шокированным видом он тут же рухнул на колени и склонил голову к моим ногам. — …Я… хочу писать… — его полившимся слезам не было конца. Своим хриплым голосом он выдавил из себя свои чувства. — …Если… мне ещё позволено… — сжав кулак, он, словно уповая на меня, сказал: — …Я… хочу писать картины… Ваше Величество… — будто умоляя. — …Подле вас… как и две тысячи лет назад… — Дозволяю. Он желал этого. Даже здесь в Баландиасе, где не угасал пожар войны, он всё равно желал места, где мог бы писать и созерцать картины. Должно быть, он желал места, куда сможет вложить свою душу. — Можешь рисовать столько, сколько душе угодно. Я уничтожу любые несправедливости, которые будут связывать твои свободу. Я протянул Фарису руку. Проливая слёзы, он поднял голову и посмотрел на меня. — Прости, что заставил тебя так долго ждать, Фарис.