Mass Effect: New Heroes

2187 год.

Капитанская каюта, «Нормандия СР3»

Двери в капитанскую каюту медленно закрываются, оставляя за спиной капитана суматоху корабельной жизни. Тишина окутывает Картер, приглушая звук шагов экипажа и привычное жужжание систем. Всё здесь говорит о ней: аккуратно сложенная униформа, минимализм в интерьере и маленькая полка с парой фотографий, единственное, что напоминает о прошлом. Картер садится на край кровати, устало стягивая ботинки. В голове всё ещё звучит голос Гарруса, его шутки, флирт. Это не было чем-то серьёзным, скорее, лёгкий момент расслабления. Но он цепляет. Вакариан умеет находить нужные слова, заставляет её улыбаться даже тогда, когда, кажется, нет сил. «Гаррус…» — мысленно произносит она, чуть качая головой. Её взгляд останавливается на собственных руках. В душе что-то ворочается, будто давно забытое воспоминание пытается пробиться сквозь плотный туман. Не в первый раз Алекс ловит себя на этом странном ощущении. Она знает этого турианца слишком хорошо. Лучше, чем следовало бы. Но ведь они никогда не пересекались так близко до «Нормандии». По крайней мере, она так думает. Алекс откидывается на матрас, закрывая глаза. Мгновения лёгкости за столом в общей зоне неожиданно сменяются образами, которые, казалось бы, давно стерлись из памяти. Тусклый свет бара. Тепло чужого тела. Грубо-шершавое прикосновение к губам. «Слишком много бренди…» — тихо шепчет она, прикладывая пальцы к шраму на губе. В её жизни был другой турианец — Тэрон Кирос. Учитель, друг, соратник, а потом… последнее, что она видела, когда двери бункера закрылись. Алекс провела часы, пытаясь открыть эти чёртовы двери, не было звуков сражений, только мёртвая тишина после встречи с Коллекционерами*. Единственное, что осталось от Кироса — этот лёгкий шрам, след прощального поцелуя. — Тэрон… — шепчет она вслух, а сердце болезненно сжимается внутри. Однако в памяти раздаются голоса, сцены в баре становятся ярче. Гаррус? Нет. Тогда всё было иначе. Он не был в её жизни. Или был? Алекс быстро садится на кровати. Мысли хаотично кружат в голове. Неужели всё это только плод её воображения? Или они действительно пересекались, ещё до того, как судьба свела их на «Нормандии»? Она отмахивается от навязчивых мыслей, бросая взгляд на терминал. Ещё один день закончился, а тревожные мысли не отпускают. Женщина раздражённо снимает мундир и бросает его на спинку кресла, следом избавляется от бронеткани, оставаясь в одном белье. Она заходит в ванную комнату и смотрит на своё отражение в небольшом зеркале, закреплённом на стене. Шрам на губе, тонкий, но заметный, кажется сегодня ярче обычного. Алекс касается его пальцами, словно стараясь стереть или прочувствовать заново, но вместо воспоминаний о Тэроне перед глазами снова вспыхивают мутные образы. «Бар. Приглушённый свет. Алкоголь, казавшийся спасением от боли. Грубое прикосновение когтистых рук, прохладные пластины под ладонями, внезапное, горячее тепло…» Длинными пальцами Алекс сжимает край раковины. Эти воспоминания слишком отрывочны, расплывчаты, как плохо сфокусированное изображение. Она не может вспомнить лица. Только ощущения. Грубую текстуру, почти жгучий жар, тяжёлое дыхание на своей коже. Женщина закрывает глаза, пальцы непроизвольно скользят к животу, потом ниже. Щёки заливает лёгкий румянец. Эти мысли… они становятся всё более отчётливыми. Картер резко останавливается и едва заметно качает головой. — Нет, — выдыхает она, отстраняясь от зеркала. Всё это глупости. Пьяное прошлое, которое не имеет значения сейчас. Гаррус… с ним всё иначе. Он не мог быть тем турианцем. Но почему тогда его голос, его взгляд вызывают странный отклик в груди? Быстро стаскивая с себя бельё, будто не давая самой мысли об удовлетворении захватить её, Алекс входит в душевую кабину. Холодная вода резко бьёт по коже, заставляя вздрогнуть. Это нужно, чтобы избавиться от странного жара, который поселился где-то в животе. — Спокойно, Картер. Тебе нужен сон, а не эти фантазии, — произносит она, выключая воду и накидывая полотенце на плечи. Женщина возвращается к кровати, торопливо стягивает одеяло и ложится. Закрыв глаза, старается сосредоточиться на маршруте, на предстоящем прыжке, на Палавене, который ждёт их впереди. Но даже в полудрёме образы не отпускают. Зубы, пластины, жар между ног… Всё это затуманивает сознание, заставляя сердце биться чаще. Алекс одёргивает себя в последний раз, разворачиваясь на бок. — Спи, Картер. Завтра всё будет иначе, — выдыхает она, позволяя сну постепенно накрыть сознание.

***

БИЦ, «Нормандия СР3»

БИЦ залит мягким голубым светом от множества экранов. Операторы, сосредоточенно проверяющие показатели, почти не издают звуков. Шаги Картер по металлическому полу тонут в тихом гуле двигателей. Она заходит в центр управления и видит, как Джокер, единственный человек, способный с такой уверенностью управлять кораблём, сидит за штурвалом. Его фигура слегка повернута в сторону, и на его лице читается лёгкая насмешка, как будто он только что придумал новую шутку. — Готовы к прыжку, Картер? — спрашивает он, не оборачиваясь. Алекс кивает, подходя ближе. Её взгляд цепляется за голографическую карту. Они уже близки к Апийскому Кресту. — Все системы в порядке? — вопрос звучит требовательно, хоть с ноткой напряжения. — Всё идеально, — отвечает Джокер, его пальцы летают по панели. — Дроны закончили ремонт, «Нормандия» готова прыгнуть через ретранслятор. Осталось только ваше слово. — Джокер, оставь это драматическое напряжение для других. Просто скажи, когда будем готовы. — Ещё пять минут назад, — улыбается пилот. Алекс не отвечает, её взгляд устремляется на центральный экран, где отображён ретранслятор. Огромная, сияющая конструкция кажется практически живым существом, источающим свет, который сливается с чёрной пустотой космоса. Рядом оказывается Гаррус, его высокий силуэт внезапно появляется за левым плечом капитана. Хоть он и не показывает, но увидеть родную планету спустя пережитый кошмар переворачивает всё внутри. Вакариан даже вылез из своей берлоги и вышел в БИЦ перед прыжком. — Знаешь, — произносит он, скрестив руки на груди, — даже после всех этих лет прыжки через ретрансляторы всё ещё выглядят впечатляюще. Картер бросает на турианца быстрый взгляд, её губы слегка дёргаются в улыбке. — А ты не думал, что твой первый комментарий за сегодня будет не таким клише? Гаррус усмехается. — Я стараюсь быть предсказуемым, чтобы не выбить командера из равновесия. — Очень щедро, — отвечает Алекс, её взгляд возвращается к экрану. — Ну, если вы двое закончили, — Джокер поворачивает голову в сторону коллег, — то, может быть, приступим? Алекс кивает, её голос звучит чётко и уверенно: — Начинаем прыжок. Джокер активирует последовательность. Экран на мгновение становится ослепительно ярким, когда корабль попадает в гравитационное поле ретранслятора. Всего за секунду «Нормандия» разгоняется до невероятной скорости, проходя через пространство, которое для всех остальных остаётся загадкой. Тишина сменяется резким шумом, который быстро затихает. Экраны стабилизируются, показывая новую точку в космосе. Палавен. Гаррус напрягается, его взгляд цепляется за очертания родной планеты, которая по-прежнему выглядит величественной, окутанной огнями и защитными спутниками. Но даже на этом расстоянии видны следы разрушений. — Добро пожаловать домой, Гаррус, — произносит Картер тихо, стоя рядом с ним. Он долго молчит, пока наконец не выдыхает: — Даже не знаю, готов ли я. — Ты всегда был готов ко всему. Почему сейчас должно быть иначе? Жвала турианца дергаются в слабой улыбке. — Потому что это не враг, а семья, коммандер. И это куда сложнее. Алекс кивает, не отводя взгляда от планеты. — Ну, если тебе будет легче, то ты не один… Гаррус смотрит в серые глаза удивительной на его взгляд женщины и тихо отвечает: — Спасибо. — Ладно, Джокер, — Картер возвращается к панели управления. — Подготовься к орбитальной стыковке. — Уже настраиваю, — с улыбкой отвечает пилот. Палавен всё ближе.

***

Апийский Крест, система Требия, Сипритин.

Силуэт Палавена всё больше заполняет обзорный экран. Серо-зелёная планета, окутанная густыми облаками и защитными орбитальными спутниками, выглядит могущественно, но её поверхность испещрена глубокими шрамами войны. Сияние городов контрастирует с тёмными пятнами разрушений. Это зрелище пробуждает в Гаррусе лавину воспоминаний, каждое из которых словно заново открывает старые раны. Он стоит у экрана, не отводя взгляда от планеты. Вдох глубокий, почти болезненный, как будто воздух в БИЦ стал тяжелее. «Сипритин… Дом». Сердце бьётся чаще, словно пытаясь перебить гул двигателей. Гаррус вспоминает отчётливые детали детства: строгий голос отца, отдающего очередной приказ, звонкий смех сестры, раздающийся из соседней комнаты. Отец всегда был требовательным, и его присутствие наполняло дом ощущением дисциплины и порядка. Он был всё, что ожидалось от офицера службы безопасности Палавена: холодный ум, твёрдое слово, безупречная преданность. «Наверное, он был прав, — думает Гаррус, чувствуя, как воспоминания сжимают грудь. — Во всём. Но почему-то это не помогало ему жить…» Турианцу кажется, что он снова слышит отца, который говорит, как важна честь, как важно следовать долгу. Но где эта честь сейчас? Гаррус сглатывает, его когтистые пальцы слегка сжимаются в кулаки. Сестра. Солана. Её образ почти стертый временем, но смех остался в памяти. Звонкий, заразительный. В тот день, когда он покинул Палавен, она подбежала к нему, чтобы обнять. На её лице не было ни слёз, ни упрёков — только понимание. «Ты делаешь это для всех нас», — сказала она тогда, но он не смог сдержать обещание вернуться. «Ты жива, Солана?» Этот вопрос преследует Вакариана с момента начала войны со Жнецами. С каждым днём надежда угасала. Слышал ли он её голос в те редкие дни, когда Жнецы оставляли команде шанс передышки? Или это была иллюзия, обман его собственного сознания? Гаррус чувствует, как внутри поднимается такая липкая, такая знакомая… вина. Его семья всегда была на втором плане, всегда оставалась за пределами его приоритетов. Он боролся за галактику, за мир, за идеи, но забыл о самом главном. На экране Сипритин становится всё чётче. Город, который когда-то был символом турианской мощи, теперь напоминает раненого гиганта. Башни, словно костяные пальцы, тянутся к небу, но на их белых поверхностях — тёмные пятна пожаров, выбоины от снарядов. «Если они ещё живы, что я скажу им?» — этот вопрос застревает в его голове, заставляя сердце биться ещё быстрее, болезненнее. В тот момент взгляд мужчины невольно падает на отражение в стекле. Выражение лица суровое, измождённое. Оно не принадлежит тому юному турианцу, который когда-то уезжал с Палавена с мечтами о службе. Оно принадлежит воину, который столько раз находился на грани смерти, что потерял счёт. «Что, если отца больше нет? А Соланы?», — мысли бьются в голове, как пойманные в клетку птицы. Гаррус опускает взгляд на свои руки, словно пытаясь найти ответ в этих когтистых пальцах, которые столько раз держали оружие. Но оружие не поможет ему здесь. Впереди — не враг, а лицо прошлого, которое он давно пытался забыть. — Вакариан, ты в порядке? — голос Картер раздаётся за его спиной, отрывая его от мыслей. Гаррус не сразу отвечает, смотря на далёкие очертания Сипритина. — Не знаю, — наконец признаётся он, не оборачиваясь. — Это… сложнее, чем я думал. Её молчание говорит больше, чем слова. Она не торопится с утешением, давая ему возможность проговорить то, что накопилось. — Семья, дом… Всё это было так далеко, пока мы сражались, что я почти перестал думать об этом. А теперь… теперь это вот здесь, передо мной. И я не знаю, что найду. Картер делает шаг ближе, но не нарушает его личное пространство. — Иногда ответы приходят только тогда, когда мы готовы их услышать, — тихо говорит она. — И ты найдёшь их, Гаррус. Неважно, какие они будут. Турианец кивает, не в силах ответить. Его взгляд возвращается к планете, где скрыты не только воспоминания, но и те, кто мог выжить. Или не выжить. Алекс стоит позади Гарруса, наблюдая, как он молча смотрит на свою родную планету. Его фигура кажется особенно массивной на фоне обзорного экрана, и в этот момент он выглядит одновременно сильным и уязвимым. Она уже привыкла видеть Гарруса как надёжного партнёра, бойца, саркастичного комментатора их порой смертельных миссий. Но сейчас перед ней совсем другой Вакариан — задумчивый, почти меланхоличный. Она опускает взгляд, качая головой. «Чёрт возьми, а он тебе действительно нравится, Картер», — думает она про себя, чуть прикрывая лицо ладонью, словно поймала себя на глупости. Это похоже на то, как девчонка прячет фотографию понравившегося парня, чтобы никто не догадался. Ей смешно от этой мысли, но смех кажется немного горьким. Гаррус. В каком-то смысле он олицетворяет всё то, чего она всегда старалась избегать. Слишком острый, слишком правильный, иногда раздражающе уверенный в себе. И всё же в нём есть что-то, что цепляет. Возможно, это его остроумие или способность оставаться спокойным даже в хаосе. А может, это его преданность тем, кто рядом. Алекс смотрит на звёзды за стеклом, и её мысли уносятся к Земле. Когда она думает о «доме», она видит лишь пустоту. Не к кому возвращаться. Единственная связь с родным миром исчезла, когда её мать погибла при родах. Алекс росла в приюте — холодном, безликом месте, где дети были скорее цифрами, чем личностями. Именно там она впервые узнала, что значит быть одной. Приют стал началом пути, который вёл только вперёд, к Альянсу. Оттуда её отправили в БАиР — программу подготовки человеческих биотиков. Алекс больше не вспоминает тот момент, когда поняла, что её жизнь теперь принадлежит службе. Не потому, что её это тяготило, а потому, что она просто не знала ничего другого. Быть солдатом — это всё, что у неё есть. Женщина бросает взгляд на Гарруса. Он не такой. У него есть корни, есть семья. Или была. Картер не знает, каково это — бояться вернуться домой и не найти там тех, кого ты любишь. Для неё «дом» — это идея, а не место, не люди. — Держись, Вакариан, — шепчет она едва слышно, скорее для самой себя, чем для него. Алекс понимает, что Гаррус сейчас ведёт бой внутри себя. И хотя она рядом, это одна из тех битв, где она не может ему помочь.

***

Небольшая вибрация пробегает по палубам «Нормандии», когда корабль завершает стыковку с доками Сипритина. Алекс ощущает знакомое напряжение в теле — привычная реакция перед высадкой. Гаррус, всё ещё стоящий у обзорного экрана, выдыхает чуть глубже, словно собирается с мыслями. Его руки покоятся по бокам, но хвостовые пластины едва заметно подёргиваются, признак волнения, который она уже начала узнавать. — Пора, Вакариан, — говорит Картер, стараясь звучать поддерживающе. Турианец кивает, немного резче, чем обычно, и отворачивается от вида на родную планету. В движениях появляется привычная уверенность, когда он идёт к выходу. Алекс, следуя за ним, ловит себя на мысли, что отставать от Гарруса сейчас не хочет. Когда доковые ворота медленно разъезжаются, открывая вид на внутренние коридоры Сипритина, её взгляд сразу же привлекают идеально чистые металлические стены и широкие мостки, залитые ярким светом. Поток свежего воздуха с характерным металлическим привкусом заполняет лёгкие. Алекс замирает на секунду, привыкшая к кислородным фильтрам корабля, прежде чем сделать первый шаг.