Демон моего сердца

Когда Урел в следующий раз порезал Эшрану руку, Эшран поблагодарил его, и тогда Урел запнулся. Что-то разрушило самодовольное выражение его лица. Это выглядело как… жалость. Даже как сожаление. Однако Эшран не хотел участвовать ни в каких новых играх, поэтому он опустил взгляд на свою ладонь, наблюдая, как знакомый тонкий красный ручеёк радостно выплёскивается наружу, чувствуя, как его тело пробуждается и преображается, выходя за пределы тесных рамок физического мира. Урел и другой маг вытолкнули его наружу из камеры, но в этом не было необходимости, Эшран пошёл бы добровольно, он бежал бы, если бы у него оставались силы. Джавер ждал его, ждал с распростёртыми объятьями. Казалось, что прошло больше года с тех пор, как ему разрешили увидеться с Джавером, и всё же волосы его друга так и не отросли настолько, чтобы виться за ушами, а борода оставалась всего лишь густой щетиной. Когда они встретились, это было столкновение тел, болезненное и раздражающее, потому что Эшран был намного крупнее Джавера, намного сильнее. Даже при том, что он сильно сбросил вес, это было ничто по сравнению с тем во что превратился его прекрасный лучший друг, его драгоценный Джавер, который медленно и верно угасал. Ненависть и гнев, рождённые магией крови, едва ощущались. Они встретились как любовники, они страстно целовались и максимально использовали те первые секунды, прежде чем наступило безумие. Ладонь Джавера тоже была недавно порезана, и по запаху Эшран мог сказать, что не так давно в нём была магия. Он ненавидел, что они делали это с Джавером, смеясь и издеваясь, заставляли его принимать их магию, каким бы кратким, каким неправильным это ни было. Впрочем, это не имело значения, ничто не имело значения, кроме их встречи. Когда-то, много лет назад, была спешная и отчаянная гонка, чтобы подготовить Джавера как можно лучше, чтобы было меньше шансов разорвать его изнутри, но теперь их распорядок изменился. Они усовершенствовали его, если подобные отвратительные вещи можно усовершенствовать. Эшран специально оставался одетым как можно дольше, позволяя первой смазке выступать и покрывать головку его члена, пока с неё не начинало капать. Это означало больше гнева, и это означало, что он иногда бил Джавера, но оно того стоило. К тому времени, когда он вонзался в Джавера, не разрывая его, если они всё делали правильно, другой мужчина обычно был у него на коленях, и тогда Эшрану приходилось выплёскивать эту злобную ярость другими способами. Приходилось говорить ужасающе жестокие вещи человеку, которого он любил, приходилось разрывать его на части всеми теми знаниями, которые Джавер доверил ему о себе. Если он делал это, если он причинял боль другими способами, иногда он мог запустить пальцы в волосы Джавера и притянуть его к себе для поцелуя. Иногда он мог притвориться, что это было по обоюдному согласию. Притвориться, что это был всего лишь грубый секс, всего лишь игра. Притвориться, что это было что угодно, кроме изнасилования. Когда в тот день он снял с Джавера его лохмотья, на груди мужчины был красный след от руки. Глубокий ожог от магии крови. Джавер смотрел вниз, когда Эшран трахал его, их обоих лихорадило от запутанных эмоций, боли и чего-то, что когда-то было искренней любовью. Джавер поднял руку Эшрана и положил её туда, прикрывая метку. Эшран громко застонал, сам не зная, почему. Представил, как вместо этого он использует магию, другой вид изнасилования, другой вид проникновения, и это свело его с ума, превратило его желание в чёрную как смоль реку. Он кончил с оглушительным рёвом, а затем оставался внутри Джавера, пока член не обмяк, пока к нему не вернулся контроль. Джавер рисовал узоры у него на голой спине, напевая что-то сладкое, и Эшран улыбнулся. Он забыл, что такое музыка. — Кто-то скоро придёт, — сказал он Эшрану тихим шёпотом, когда начался обычный ритуал омовения. Эшран был рад видеть, что почти не причинил ему вреда за всё это время. Следы удушения, порванная ногтями кожа, несколько синяков и налитый кровью глаз. Это было хорошо, это было почти ничем по сравнению с другими встречами. — Я слышал, как они говорили о других внизу, что они накапливают силы для какого-то рывка. Эшран вздохнул и облизал большой палец, осторожно потёр след от укуса. — Джавер, нет никаких «внизу». Стражи ушли много лет назад, ты это знаешь. Возможно, это была худшая часть его бесед с Джавером. Ему приходилось постоянно напоминать своему другу, что помощи ждать неоткуда, в Башне уже столько лет никого не было, по крайней мере, около десяти. Психическое состояние Джавера было таким, что он никак не хотел отказаться от этой идеи, никак не мог смириться с тем, что Башня теперь их дом, и что они одни. Джавер приложил явные усилия, чтобы выражение его лица осталось спокойным, но Эшран увидел, как он сглотнул. — Пожалуйста, только не снова. — Я не могу оставить тебя наедине с этими иллюзиями, любимый. Надежда будет разъедать тебя, а ложная надежда будет разлагать тебя изнутри. — Эшран, прошло два грёбанных месяца, не больше! — Не кричи, они заберут меня раньше. — Я… Я не кричу, но, пожалуйста, пожалуйста, просто скажи, что прошло два месяца. Пожалуйста, скажи это для меня. Посмотрев на своего друга, Эшран покачал головой и произнёс: — Я должен принести тебе ещё еды. Урел не хочет трахаться со мной, но некоторые другие могли бы. Я попробую, когда увижу кого-нибудь, клянусь, любимый. Затем Джавер отвёл взгляд, и слёзы потекли по его лицу, рот сжался в тонкую линию, он дрожал, напряжённый и замкнутый в себе. — Кто-нибудь придёт за нами. И тогда Эшрана накрыла такая жалость к его любимому другу, что он просто кивнул и тихо сказал: — Да, возможно. Сиди спокойно, позволь мне закончить с тобой. Джавер позволил Эшрану вытереть его своей грязной рубашкой. Некоторое время они молчали, купаясь в лучах этой тихой близости, когда Эшран решил заговорить и всё разрушить. — Джавер, ты можешь кое-что для меня сделать? — Если это в моих силах, то конечно. — В следующий раз, когда меня приведут сюда, я не знаю, когда это будет. Скорее всего, через месяцы, но… пожалуйста, ты оставишь мне свой чай? Я знаю, что они всё ещё приносят его тебе каждый день. Пожалуйста, любовь моя, пожалуйста, сохрани его для меня. Умереть здесь с тобой — это всё, чего я хочу. Это величайший подарок, который ты мог бы мне сделать. Джавер долго смотрел на него, а затем поднёс руку ко рту, чтобы провести кончиками пальцев по нижней губе взад-вперёд. Казалось, он едва контролировал реакцию на просьбу Эшрана, сохраняя видимость спокойствия, потому что Эшран был прав, не было ничего хуже, чем если бы маги пришли забрать его раньше. Тихо, дрожащим голосом он сказал: — Эшран, я запрещаю тебе. — Я сделал всё, о чём ты просил, — честно отозвался Эшран. — Я ждал и держался годами, почти десятилетиями. — Нет, это не… — Я не хочу умирать, как другие, вдали от тебя. — Нет. — Я сделал всё, что ты просил. — Нет. Отчаяние опасно просачивалось внутрь, пропитывая тонкие, как бумага, защитные стены, которые он выстроил, чтобы отгородить себя от таких вещей, как разочарование. Вещей, которые просто невозможно было вынести при таких обстоятельствах. — Я умоляю тебя. — Ты не умрёшь. Ты самый сильный из всех нас, Эшран, единственный, кто может стоять. Нам нужно, чтобы ты был сильным и продолжал идти. Демоны разбери, ты не можешь позволить им так тебя сломать! Затем Эшран горько рассмеялся, слабо и с придыханием. — Джавер, они сломали меня много лет назад. Все Стражи, кроме нас с тобой, давно мертвы. Я живу только для тебя, и это… это агония. Пожалуйста, пожалуйста, отпусти меня. Джавер отстранился. — Ты не можешь оставить меня здесь одного. — Я буду ждать тебя, я клянусь в этом. Я буду ждать на другой стороне сколько бы времени это ни заняло. Его лучший друг огляделся, сбитый с толку и потерянный. — Что это значит, на другой стороне? А? Нет Создателя, нет другой стороны! Есть только мы, Эшран! Есть только ты и я, и узы между нами. Ты —мой брат, мой возлюбленный, мой лучший друг! Без тебя я умру тысячу раз, и даже тогда они вернут меня, я уверен в этом. Это всё проверка, разве ты не понимаешь? Чай, яд, письма. Они хотят посмотреть, сломаюсь ли я, если ты… — Тогда почему ты этого не делаешь? — огрызнулся Эшран. — Зачем вообще беспокоиться о смерти теперь? Если бы у меня был яд, я бы выпил его давным-давно. Он чувствовал себя преданным, он был чертовски обижен. — Ты бы не бросил меня. Эшран устало ответил: — Я бы сделал это, если бы ты мне позволил. Джавер снова шумно и тяжело сглотнул. — Меня не будут использовать, чтобы сломить тебя, и я не стану причиной твоего самоубийства. Звуки открывающейся двери, как всегда, ударили ножом в сердце Эшрана. Они вели себя слишком шумно, и за этим последовало наказание. Назад, во тьму, в долгие месяцы тишины и пустоты, воздуха, который его лёгкие не могли принять. Неуверенности, скуки и звуков демонического смеха, доносившихся из-за дверей. — Я люблю тебя, — сказал Эшран, осторожно поднимаясь на ноги. Это было их обычное прощание, и он ждал, что Джавер скажет то же в ответ, когда дверь со скрипом открылась, но эти слова так и не прозвучали. Вместо этого Джавер протянул руку и схватил воспалённую, порезанную ладонь Эшрана своей, их двойные порезы встретились влажной, жгучей вспышкой. — Останься со мной, — произнёс Джавер голосом, которого Эшран не слышал годами, с силой, которой, как он успел забыть, некогда обладал его лучший друг. Его быстро оттащили грубые руки нетерпеливых магов. — Останься со мной, Эшран. Позже, в темноте камеры, он прижал большой палец к порезу и услышал голос Джавера, услышал эти три слова, и слышал их эхо, пока к нему, наконец, не пришёл сон, милосердный и пустой. — Вот и умница. — Пожалуйста, пожалуйста, не заставляй меня. — Прочти это ещё раз, мой питомец. Дай мне услышать твой прекрасный голос. Эшран зажмурил глаза, попытался набрать достаточно воздуха, чтобы просить его немного, умолять, но всё, что было внутри него — это горе. Сплошное грёбаное горе. Оно пробралось внутрь него, содрав кожу и ломая кости, и оставило после себя только фарш. Без Джавера он был всего лишь мясом, скреплённым давно угасшим интересом Создателя, который однажды собрал его с какой-то одному ему известной целью. Теперь эта цель исчезла. Потому что Джавер ушёл. Джавер был мёртв. — Прочти его ещё раз. Эшран попытался закричать, но внутри него больше ничего не было. Он боролся, но был так слаб, всё его тело атрофировалось, когда он стоял на коленях, свернувшись крючком, лишённый костей, перед ним на полу лежал свиток, исчерченный крупным, изломанным почерком Джавера. Лист бумаги, освещённый синим огоньком магии Урела. Урел смеялся, когда Эшран попытался наброситься на него. Легко сдержал эту слабую атаку. — Приятно видеть, что ты всё ещё способен бороться, мой питомец. — Я не… — Эшран тяжело дышал, но это было похоже на попытку закричать в кошмарном сне, на попытку произнести слова без языка. — Пожалуйста. — Пожалуйста… Что? Ты умоляешь о смерти, мой дорогой Страж? Эшран обхватил себя руками и вжался головой в камни. — Да, — выдавил он из себя что-то, похожее на всхлип. — Да, пожалуйста. Пожалуйста, убей меня, убей меня, я сделаю всё, что угодно. — Прочитай это ещё раз, и я подумаю. Не было ни слёз, ни излишком влаги, с которыми можно было бы расстаться, и его сухое тело вздымалось, перекатывалось от боли потери, которую он даже не мог до конца осознать. Джавер покончил с собой из-за него. Из-за Эшрана. Всё это было из-за Эшрана. Всё. Он сделал глубокий, прерывистый вдох и начал пересказывать письмо снова, ему больше не требовалось на него смотреть. Эти слова были выжжены в его памяти, и так будет всегда. — Эшран, — начал он. — Мне так жаль, мой друг… Урел издал насмешливое мычание. — Друг? Это действительно хороший способ попрощаться со своим возлюбленным? Эшрану пришлось сильно прикусить внутреннюю сторону щеки, когда что-то похожее на гнев скрутило его изнутри. Он знал, почему Джавер назвал его другом, по той же причине, по которой он покончил с собой. Потому что он верил, что они будут спасены. Он верил, что Эшран сможет это пережить, верил, что Эшран сильный, и когда, по мнению Джавера, Эшран будет спасён, он не хотел, чтобы Орден узнал, что между ними произошло нечто неподобающее. Защищал его даже после смерти. И тогда Эшран хотел убить Урела. Он представлял это, он воображал, как сначала разорвёт ему рот. Он будет рвать и рвать его на части, пока не вывернет на изнанку, не выпотрошит, как подарок на день рожденья, сняв с него кожу, и не доберётся до горячих, дымящихся внутренностей. — Он был моим другом, — произнёс Эшран, дрожа от ненависти. — Полагаю, так и было, — сказал Урел, запуская пальцы в волосы Эшрана. — Продолжай. Эшран читал дальше, заставляя себя повторять слова, но внутри него что-то зажглось и не желало гаснуть. Он так долго не чувствовал гнева, ни своего собственного гнева, и это было странно сильно. Это прожигало тьму отчаянья, проникало сквозь липкую, похожую на смолу безнадёжность. Урел, наконец, смягчился, аккуратно поставив перо и чернильницу на пол. — Ты можешь оставить свои собственные прощальные слова, если так хочешь, мой маленький питомец. Ты молодец, что продержался так долго. — Ты не собираешься меня убивать? Урел оглянулся на дверь. — Чтобы убить тебя, я не предприму никаких действий. Я буду просто стоять в стороне и ничего не делать. Отвернусь в нужный момент. Это то, с чем ты должен быть слишком хорошо знаком, Страж.