Call of Duty: Black Ops: Cold War

Конспиративная квартира «Die Landebahn» группы «Кампус», Западный Берлин Капитан Томас «Белл» Реддл Секретная разведывательная служба МИД Великобритании (МИ-6) 7 июня 1981 года, 14:59       Поездка на малую родину Хел вышла жаркой во всех смыслах. Знакомство с её семьёй, визит к могиле Родни Парка, знакомство с Джеком Райаном, неожиданная встреча с бойцами «Временной» Ирландской Республиканской Армии, да ещё и перепихон с Авой Кольбер, за который Хел мне, к счастью, ничего не оторвала… Насыщенная получилась культурно-развлекательная программа. Правда, Хелен дулась на меня, пока я не прошёл в Лондоне всех врачей-андрологов. Её можно было понять: не каждому хочется ходить и заражать партнёрш сифилисом, гонореей, хламидиозом, паховой гранулёмой, микоплазмозом и прочими «гусарскими насморками»… К счастью, я оказался абсолютно здоров в этом аспекте. Ава всё-таки не подложила мне поросёнка, за что я ей благодарен. Без шуток. Главное, чтоб потом она не предъявила мне отпрыска, за которого придётся выкладывать алименты. В слова про то, что ей якобы дети больше не грозят, верилось с трудом.       Вернулись мы из Британии только позавчера. Расс похвалил меня за то, что я не оставил Хелен, помог помянуть Родни Парка и всё такое. Заодно сообщил, что в ближайшие дни Хадсон должен сообщить об итогах изучения БЭСМ-6, нагло украденной из объекта «Шахдарин». Ну а пока что, мы обедали на импровизированной кухне, наслаждались на удивление съедобной стряпнёй, приготовленной Ларри и мной. Заодно смотрели по телевизору фильм «Солянка по-кентуккийски», ржали с некоторых моментов, включая тот, где мужика приказали отвезти в Детройт, а тот давай орать «НЕТ!!! НЕТ!!! ТОЛЬКО НЕ В ДЕТРОЙТ!!! ТОЛЬКО НЕ В ДЕТРОЙТ!!! КУДА УГОДНО, ТОЛЬКО НЕ В ДЕТРОЙТ!!! ЧТО УГОДНО, ЛУЧШЕ УБЕЙТЕ!!!».       — Блин, всё-таки хорошо, что смотрим именно «Солянку по-кентуккийски», а не «Вторжение похитителей тел», — Мэйсона аж передёрнуло. Как мне однажды рассказал Фрэнк, после просмотра этого хоррора трёхлетней давности его лучший друг долго не мог нормально уснуть. Да и я пару дней толком не спал, боялся, что однажды инопланетное растение создаст мою безэмоциональную копию, а я сам сдохну.       — Ну-ка брысь с моего места, Лоис Лейн, — нагло вмешался в нашу трапезу Хадсон, легонько хлопая Алекса по спине. Как оказалось, он занял место ЦРУшника, так что пришлось ему отсесть влево, на единственный свободный стул. Не знаю, как остальным, а вот мне было решительно непонятно, почему Джейсон называет Мэйсона в честь той героини из комиксов про Супермена, почти всегда попадающей в беду. Я решился прервать ржач всех, включая самого Мэйсона, подождал, пока все успокоятся, и только потом спросил Хадсона:       — Джейсон, а почему вы называете Алекса «Лоис Лейн»? На девку в беде он не похож, сам кого хочешь прибьёт за милую душу, — заодно польстил Мэйсону. Сам Хадсон тяжело вздохнул, провёл рукой по почти лысому скальпу и ответил:       — Видишь ли, малыш Томми, я запамятовал причину. Главное — не имя, а смысл. А смысл в случае Алекса в том, что он много чего боялся сначала в детстве, а потом в первые дни работы в ЦРУ. И часто попадал в различные курьёзные передряги.       — Вот обязательно выкладывать все подробности моей жизни всему «Кампусу»? — обманчиво спокойно осведомился мистер Мэйсон. Его поддержала Хел, доевшая свою порцию картофельной запеканки с фаршем:       — Вот именно, сэр. Все мы чего-то боимся или боялись. Кто чё в детстве не боялся? Вон, — она кивнула на меня, — Томми-ган признался мне как-то, что до четвёртого класса не ел арбузы, — тут её начал пробирать приступ смеха, который она с трудом сдерживала. — Боялся, что однажды оттуда вылетит пчела и пробьёт ему голову или горло насквозь.       Я рассмеялся, вместе с Елеазаром, Ларри и Фрэнком, но на деле мне не было смешно. Защитный механизм, чтоб его. Тем временем, Хел продолжала:       — А я вот раньше глубины боялась. Щас вот перестала ссаться с вида моря. Лаз, докажи, — она обратилась к Елеазару, сократив его имя. — Помнишь август прошлого года, когда мы с тобой случайно пересеклись в одном кипрском бассейне?       — Да-да-да, — закивал Лазарь, однако после дададаканья озвучил совершенно не то, чего я ожидал: — Я помню, как Хелен вдоль бортика сорок минут ходила.       — Да ничё я не ходила! — взвилась Парк, пока над ней хихикали Мэйсон и Ларри. Положив вилку на тарелку, она буркнула: — Просто там одни дебилы клинические плавали, от мала до велика… — вдруг она состроила игривое выражение личика и мурлыкнула: — Разве что там был один очень симпатичный мальчик, чуть моложе Томми. Инструктором работал.       — Да ладно? — заинтересованным тоном спросили мою возлюбленную Вудс и Расс. Елеазар же мечтательно улыбнулся и уставился в потолок:       — Дааааа… я его помню. Мадам Гильза зовут.       После фразы «Мадам Гильза зовут» все, включая саму Хел, взорвались в новом приступе смеха. Мистер Хадсон, Елеазар и Расс ржали громче всех. Я, одним из первых придя в себя, попытался спросить Елеазара, что это за Мадам Гильза такая, но вынужден был подождать. А как только мы почти доели запеканку, раздалась трель телефона Ларри. Тот объявил:       — Ребята, я сейчас. Без меня не заканчивать.       Он отодвинулся от стола, встал и, обойдя нас справа, помчался к своему рабочему месту. Некоторое время он дакал в трубку, а потом позвал Хадсона. Тот молча отложил кружку с чаем и пошёл к Симсу. Спустя ещё минуту оба вернулись к нам. Хадсон, криво улыбаясь, объявил нам:       — Дама и господа, у меня три новости: хорошая, не очень хорошая и плохая. Начну с хорошей, — он затянулся. Расс же поставил кассету с «Солянкой по-кентуккийски» на паузу. — Эмерсон Блэк сообщил, что аналитики закончили изучать ЭВМ, которую Алекс и Фрэнки привезли с «Шахдарина». Не очень хорошая: «Персей» искал список имен спящих агентов Драговича, задействованных им в 1968-м во время попытки проведения операции «Заря». Ну а плохая — После получения списка, Персей стёр эти имена, — по кухне пронёсся негромкий ропот. — Аналитики смогли узнать, что список был получен из объекта под названием «Большой дом».       — «Большой дом»? Это вообще где? — Елеазар приподнял бровь. Расс ответил за Джейсона:       — Это здание на Литейном проспекте Ленинграда, штаб-квартира Управления КГБ по Ленинградской области. Дом номер четыре.       — Странно, что «Персей» не заглянул туда самолично, — фыркнул я, как вдруг заговорило второе «Я». В башке, само собой:       — А нафига полковнику МГБ в отставке лишний раз светиться, показывая свою заинтересованность к фактически похороненным в архивах материалам, приковывая к ним и себе излишнее внимание? Том, ну ты как ребёнок, право слово!       — Возможно, «Персей» работает без приказа сверху, — пожал плечами Хадсон. — Что касается «Большого дома», то надо делать всё как следует или не браться вообще. Жертвы в «Большом доме» однозначно повлекут за собой грандиозный международный скандал, а умники из Лэнгли и Госдепа однозначно решат, что группа «Кампус» будет прекрасным групповым козлом отпущения, из-за которого началась Третья Мировая Война.       — Чё… — пившая чей Хел аж подавилась. Я похлопал её по спине. — Война началась?!       — Побойся неба, мисс Парк, — закатил глаза мистер Хадсон. Как и Расс, он сейчас не носил солнечные очки. — Не знаю, как у красных, а у нас в кабинетах пока что не сидят конченные самоубийцы.       — Ты это Хейгу не скажи, — прыснул смешком Мэйсон. Цокнув, Хадсон объявил:       — Так вот, заканчивайте трапезу и бегом к столу Расса. Будем прорабатывать операцию по проникновению в «Большой дом». Если вы, конечно, решитесь узнать список агентов Драговича. Жду, — и ушёл. Ну а мы всё-таки доели запеканку, допили чай, положили грязную посуду в раковину. Вымыли её я и Хел, малость заскучавшая. Просмотр «Солянки по-кентуккийски» пришлось вообще прервать. Ну да ладно, досмотрим фильм потом. Задание сейчас важнее. Важнее даже игр с Баалом, ведшим себя сегодня удивительно спокойно. Тот же день, сорок минут спустя       — Итак, джентельмены и дамы, вот что мы имеем на сегодняшний день, — Хадсон положил на стол Расса фотографии «Большого дома» на Литейном. При виде их у меня почему-то начали появляться образы коридоров этого здания, по которым ходили множество людей в советской форме. У всех на фуражках вместо красного околышка был синий. Особенно у Портновых и того брюнета, Вадима Рудника. Людей было много, при виде кого-то мне было пофигу. Но не при виде парочки человек: Беликова, про которого я узнал ещё в феврале, когда мы получали трофейные ПБ, не очень высокого на моём фоне русоволосого голубоглазого парня и его друга, а также кареглазого брюнета, ещё ниже предыдущего мужика. Уж не знаю, чем была обусловлена внезапная ненависть второго «Я» к этой троице, но лично мне было на это плевать.       — Не «мы», а «вы», — хмыкнула Хелен. Выдохнув ртом, Джейсон продолжил:       — Что мы имеем… Прогресса в деле поимке «Персея» можно достичь, узнав имена спящих агентов Драговича, которыми заинтересовался наш советский бука.       — Статья 68 УК РСФСР. Диверсия, — пробормотало второе «Я». — Лишение свободы на срок от восьми до пятнадцати лет с конфискацией имущества или смертная казнь с конфискацией имущества. Не пойдёт.       — Ради того, чтоб остановить «Персея», и не на такое пойдёшь, — рыкнул я. Мысленно. В реальности же Хадсон втолковывал нам, как детям:       — Видите ли, согласно информации нашего крота в КГБ, самые важные документы с грифами «Совершенно секретно» и «Особой важности» хранятся в архиве, расположенном в командном бункере противоатомной защиты, на глубине пятидесяти метров, как под «Большим домом», так и под камерами для допросов, расположенными в подвале.       — Ооооо, что только про подвалы «Большого дома» ни говорили… — качнула головой Парк. — И про некие многоэтажные подвалы, где якобы томились десятки тысяч арестантов, и про «живой щит» из высокопоставленных фашистских офицеров…       — Что ещё за «живой щит»? — не понял Ларри. Хелен спокойно объяснила:       — Якобы во время Второй Мировой советские чекисты прикрыли «Большой дом» и центр Ленинграда щитом из захваченных в плен высокопоставленных фашистских офицеров, которых держали на верхнем этаже. Мол, в ставке Гитлера об этом знали, вот и приказали не бомбить здание НКВД ни под каким предлогом.       — Нихрена себе! А коммуняки-то те ещё затейники! — с ухмылкой изрёк Елеазар. Думаю, в душе он злорадствовал, ведь его дедушку с бабушкой фашистские нелюди убили в одном из лагерей смерти. Неудивительно, что он очень «любит» тех, кто против еврейского народа.       — Чёрт с теми легендами, ближе к делу, — Хадсон дёрнул рукой с часами. — Прежде всего, Расс, выбери тех, кто пойдёт в «Большой дом» под прикрытием. Ваша задача — не привлекая внимания, проникнуть в командный бункер.       — Не наша задача, а ваша, — брякнул я. Мистер Хадсон посмотрел на меня, как на придурка, и процедил:       — Нет, Томас. На этот раз задача именно ВАША, — убедившись, что его никто прерывать не собирается, он продолжил: — В бункер ведёт один лифт, а на лестнице КПП с ограниченным доступом. Охрана серьёзная и внимательная, не как на объекте «Шахдарин» или том зиккурате в Латвийской ССР. Чтобы проникнуть в бункер, нужен соответствующий уровень допуска. Вот тут, — он тыкнул на фотку Беликова, — в игру вступает майор Беликов.       — Да, Дмитрий Беликов уже четырнадцать лет работает с нами, — вмешался Расс. — Он выручил Эла и Фрэнка на Пике Карла Маркса, выручит и сейчас. Ларри введёт Беликова в курс дела. На мне — эвакуация.       — А почему ты не пойдёшь в «Большой дом»? — осведомился я. Адлер как бы невзначай провёл рукой по лицу, «украшенному» шрамом:       — Такого красавца, как я, легко сцапают. Слишком уж приметная у меня рожа, да и по-русски отвратительно говорю. Лучше получается у тебя, Парк, Мэйсона и Вудса. Я же скорее на роль интуриста сгожусь, как в Латвии. Такая вот наша славная четвёрка, — последняя фраза прозвучала как комплимент. Причём, как мне показалось, искренне. — Ларри я рисковать не хочу, я не дебил, как кураторы героя того русского анекдота. А у Хелен Арабеллы Парк на шее шрам, которым она невольно засветилась во время операции в Латвийской ССР, — выдохнув носом, Расс оглядел всю нашу компанию, молча. Всё гадал, кто же пойдёт в «Большой дом», пока он добывает транспорт и разрабатывает пути отхода. — В «Большой дом» пойдут… Томас, Эл и Парк.       Мэйсон качнул головой, услышав своё сокращённое имя, но со скрипом согласился:       — Почему б и нет?.. Честно говоря, всегда хотел полюбоваться колыбелью русской революции.       — А в 1905-м что, не революция была? — фыркнула Хелен. Но Алекс пожал плечами:       — Я не мастак в истории России, Хелен. Не буду спорить с теми, кто знает её лучше моего.       Доселе молчавший Ларри поинтересовался не столько у Джейсона, сколько у всех нас:       — Слушайте, народ, а как в документах отмечать вылазку в Ленинград? Может, какой-нибудь операцией…       — Ы! — ыкнул я, отчего на меня стали пялиться буквально все. Ну, кроме, пожалуй, Баала, сидевшего на коленях Хел. Я сглотнул и воскликнул: — Операция «Ы»!       — Почему «Ы»? — не понял мистер Хадсон. У остальных наверняка на языке вертелся тот же вопрос, просто наш куратор проявил больше инициативы. Я окинул всех взглядом. — Томас, ты не ответил, почему «Ы», а не, допустим, «Джеймс Бонд».       — Чтобы никто не догадался, сэр, — улыбнулся я правым уголком губ и нервно усмехнулся. Цокнувший Хадсон проворчал:       — Идиот… — и заговорил с нами громче: — Полагаю, капитан Реддл, тебя выбрали из-за навыков и совершенного знания русского языка, которые пригодятся в «Большом доме». А вот Парк с Мэйсоном уже светились на объе…       — Джейс, Томми-ган тоже светился, прошу заметить, — перебил его Алекс. Он чуть ли не единственный позволял себе такую смелость, за что мистер Хадсон заслуженно его уважал. — Только наш «Кампус» всерьёз занимается «Персеем». Сторонним людям, даже тому же, не знаю, Служивому доверять это задание нельзя.       — Чего? — не понял я и уставился на мистера Мэйсона так, словно он только что озвучил очевидное невероятное. — Разве Служивый — не…       — Нет, Томми, — парировал Мэйсон. Вдруг Хадсон молча погрозил ему кулаком. — Я знаю только, что он выполняет задания ЦРУ. Остальное говорить не буду, мне ещё жить охота.       Я украдкой заметил, как Хел тайком что-то записывала. Остальные или не замечали, или делали вид, что не замечали. Фрэнк, всё это время тоже что-то записывавший в блокнот, закрыл ручку колпачком, прокашлялся и нарочито громко проговорил, продолжая смотреть в блокнот, а не на нас:       — Так, дама и господа, дайте-ка внесу ясность. Томми-ган, его подружка и Эл проникают в «Большой дом» под прикрытием. А в бункере под землёй точно будет список агентов Драговича?       — Точно, — уверенно заявил Джейсон, пока Мэйсон помассировал глаза и издал стон. Это не осталось незамеченным Рассом:       — Алекс? Что у тебя?       — Опять сраные числа… — озлобленно рыкнул Мэйсон. Я понятия не имел, что за числа он видит, но сейчас расспрашивать его — себя не беречь. Так что, я благоразумно промолчал. Джейсон заботливо протянул ему флягу с какой-то жижей:       — Эл, пей, но не слишком много. Ты нам понадобишься трезвым, как стёклышко.       — Стёклым, как трезвышко, — прыснул Мэйсон, после чего сделал большой глоток из фляги, поморщился и вернул её своему куратору. А тот, закрыв фляжку, распорядился:       — Итак, готовьтесь каждый к своей задаче в этой, как сказал Реддл, операции «Ы». Симс, найди качественную копию формы КГБ и сфотографируй в ней Парк, Реддла и Мэйсона. На снимке должна быть видна форма уха и хотя бы один погон. Иначе будут задавать вопросы. Ну а я сообщу в Вашингтон об операции в Ленинграде. Инициатива, как известно, наказуема, — на этой ноте он закончил с нами говорить и пошёл к столу Ларри.       — Надеюсь, у формы не будет той ебланской фуражки, как любят киношники показывать. Я слышала, как пару лет назад снимали в Голливуде какой-то фильм про русских в Анголе или Никарагуа. В главной роли снимали Двойняшек TNT. Так местные костюмеры не придумали ничего лучше, как пошить советские фуражки один-в-один, как у пиночетовцев… — буркнула Хелен, пошедшая в «тёмную комнату». Ларри уверенно возразил ей:       — Исключено, у нас качественные копии, созданные по параметрам оригинальной формы, которую шьют для красных. К тому же, фуражки-аэродромы отдают безвкусицей. Да и в фуражках советских чекистов не фотографируют. Помню, как одного из агентов, Джексона Кейна, по-моему, спалили на неправильной форме, когда он выполнял задание в Югославии. Повезло ему всё бросить и съебать.       — И где сейчас этот Джексон Кейн? — спросил я, когда Ларри протянул Мэйсону китель со вкраплениями синего вместо красного. Первый пожал плечами:       — Наверное, работает в другой стране. Всего знать не могу и не хочу.       — Ладно, Симс, я первым на фотографирование, — кивнул Алекс, натянув на себя мундир с погонами капитана КГБ. Его, меня и Хел сфоткали довольно быстро, ведь мы помнили указание Хадсона, стараясь садиться перед объективом так, чтоб были видны форма уха и один погон. В моём случае — левое ухо и левый погон. Да и у Хел тоже. А вот Мэйсон сидел правым ухом и правым погоном к объективу. Освободившись, мы с Хел и Алексом разошлись по разным местам. Я направился к Хадсону, так как второе «Я» навязало эту мысль.       — Сэр, — обратился я к ЦРУшнику, прочищавшему трубку телефона. Он положил её обратно на прибор и вопросительно дёрнул подбородком:       — Есть какие-то вопросы, автор самого гениального названия операции?       — Есть, — подтвердил я. — Если список так важен, то почему дражайший Беликов не заберёт его? Всё равно он мысленно с вашей страной, а не с русскими.       — Исключено, Томми-ган, — мотнул головой мистер Хадсон. — Проявив интерес к секретной базе данных, он выдаст себя и сведёт на нет годы работы. Он вас впустит, но к списку даже не подойдёт.       — Какая легенда будет у нас при проникновении?       — Легенды не будет. У нас нет времени её готовить. Беликов добудет комплекты формы, а у вас в карманах кителей будут фальшивые удостоверения сотрудников КГБ, причём высокого качества. Дальше разбираться будете сами, разрешаю импровизацию, — затянувшись сигареткой, мистер Хадсон признался: — Затея на грани безумия, скажу я тебе. Это именно та работа, которую мы обычно поручаем Рассу.       — Мило, — вымученно улыбнулся я. — Ладно, пойду я придумывать нашей троице имена.       — Только не слишком приметные, — дал мне напоследок напутствие мистер Хадсон. Я окликнул и Хел, и Мэйсона, рассматривавших оружие на столе Елеазара:       — Алекс, Хелен, давайте сюда!       Мы втроём устроились у рабочего стола Хелен. Как только она села, я положил руки ей на плечи и озвучил свою идею:       — Друзья, надо бы продумать имена. Скажу сразу: старые имена меня устраивают, но если нас спалят в «Большом доме», то начнут задавать вопросы по поводу того, что некие Олег Зайцев, Виктор Туполев и Анна Амасова забыли в тех местах, где Советам намяли бока.       — Логично, — согласился со мной Мэйсон. — Есть идеи насчёт имён?       — Хм… — я вырвал листок из блокнота Хел и написал три имени: «Алекс», «Я» и «Хелен». — Себя я буду звать… пожалуй, «Гранин Александр Павлович». Что скажете?       — Пойдёт, — согласно кивнула Хел. — А какие варианты у нас?       — У вас, — я глянул в потолок, легонько куснул нижнюю губу и, перебрав все возможные имена, фамилии и отчества — не без помощи второго «Я», конечно же — озвучил свои варианты: — Капитану Мэйсону в документах подойдёт Козодоев Харитон Анатольевич. Ну а тебе, Хел, — я легонько хлопнул её по плечам, — досталась честь называться Мелехиной Ларисой Владимировной. Возражения есть?       — Фамилия «Козлодоев», — пожал Мэйсон плечами. — Если в удостоверение впишут её, то меня будут сравнивать с тем смазливым мошенником из «Бриллиантовой руки».       — А вы что, смотрели этот фильм?       — Да, как и «Операцию «Ы». Так что, я бы предпочел другую, менее бросающуюся в глаза фамилию. И обозвал бы операцию по-другому.       — Видишь, Томми-ган? Даже вшивый янки, страдающий от цифр в башке, лучше продумывает последствия, чем ты, — подкололо меня второе «Я». Я отмахнулся и, подумав ещё чуть-чуть, всё-таки озвучил альтернативы:       — Ладно, Алекс, как скажете. Тогда будете Харитоном Анатольевичем… Головановым. Что скажете?       — А вот фамилия «Голованов» сойдёт, — согласился Алекс. — Однозначно лучше, чем окликаться на «Козлодоеу».       — Козодоев, — поправил я его, на что он громче, да ещё и с нажимом, возразил:       — КАЗЛАдоеу! — и потише добавил: — Что до операции «Ы», то её я бы назвал, например, «Летнее обострение». Но тут уж сам решай, оставлять одну из последних букв русского алфавита или менять название операции.       — Я думал, вы будете главным.       — Расс, в отличие от Джейса, доверяет тебе, — Алекс простучал по столу какую-то мелодию. — А раз доверяет он, то доверюсь и я.       — Что ж… — я провёл пальцем по подбородку, гладко выбритому. Хорошо, что мистер Мэйсон тоже побрился, до того, как его сфотографировал Ларри. — Учитывая, что мы зайдём в логово дьявола, полное смертельно опасных ловушек в виде находящихся начеку советских солдат, я запрещаю вам и тебе, Хелен, кого-либо убивать, а вырубать разрешу только в крайнем случае. Наша задача — кража, а не кровавая бойня в здании госбезопасности с блядской кучей жертв. Вот как начнётся Третья Мировая без применения ядерного оружия, тогда и можно будет хуярить окружающих направо-налево.       — Но-но-но-но-но, Реддл! — неожиданно влез в наш разговор сержант-майор Вудс, подъехавший к нам на одном из кресел с колёсиками. — Мы с Хадсоном запрещаем вашей троице даже думать о Третьей Мировой. Я, когда бывал то в Ханой Хилтон, то в Дананге, то думал лишь о том, как бы выжить назло гукам.       — Я лично готовлюсь к худшему, — признался я ребятам. — Худшее нельзя исключать.       — А ты старайся думать о лучшем. Побольше оптимизма, — похлопал меня по спине Мэйсон. — Кстати, оружие мы своё возьмём или…       — Или, — закончил я за него. — Если у Елеазара есть трофейные «Стечкины» и «Макаров», то они сойдут. Щас спрошу, — я подбежал к Елеазару и сходу задал вопрос: — Лаз, слушай, у тебя есть в запасах два АПС и один ПМ?       — У меня кое-что получше, молодой человек, — ухмыльнулся Лазарь и положил передо мной на стол три пистолета с кобурами и подсумками под запасные магазины. Два из них я сразу узнал: это были бесшумные АПБ, а не АПС. Отличались они наличием резьбы для установки глушителя. Ну а третий походил на обычного «Макарова», но не был им. Он отличался более удобной формой рукоятки и… увеличенным магазином, на 12 патронов. Кажется, это ПММ, который начали производить в СССР в качестве промежуточного звена между ПМ и АПС с целью вывести из оборота ПМ, чьи 8 патронов в магазине не устраивали ни армию, ни милицию, ни чекистов. Откуда я всё это знал? К примеру, характеристики ПММ я узнал от второй личности, а о роли его узнал уже от капитана Мэйсона и Парк. Магазин ПММа внешне походил на бутылку, из-за формы горловины, а рукоятка была более ухватистой и хорошо лежала в руке.       Стоило мне коснуться указательным пальцем ближайшего ко мне АПБ, как вдруг перед моими глазами пронеслись бесчисленные образы и фрагменты то ли прошлого, то ли настоящего, то ли вообще грядущего. Они напоминали мне рассказ второго «Я» о Кирилле Мирковском, только на этот раз я будто бы из глаз смотрел на всё, что происходило в Афганистане, когда ОКСВА не смог ликвидировать Ахмада Шаха Масуда. Я тряхнул головой, что заметил Елеазар и осведомился:       — Томми? У тебя всё хорошо?       — Да, — соврал я ему в лицо. На самом деле я чувствовал себя так, словно на мою личность накладывались воспоминания чужого человека. — Как ты уже понял, «Стечкины» нам с Мэйсоном, а ПММ — Парк.       — Отличный выбор. С собой на самый крайний случай берете по три магазина, один в пистолете, остальные два в штатных подсумках на поясе, — посоветовал нам Лазарь. Я согласно кивнул и взял шесть магазинов для АПБ и три — для ПММ. — Главное, ребята, не устройте там Шестидневную Войну. Глушители к пистолетам спрячете в сапогах или галифе.       — Уж постараемся, — обнадёжив нашего еврея, я развернулся и, вернувшись к Алексу с Хел, протянул им кобуры с пистолетами и магазины, сказав:       — «Стечкины» нам, мужикам, ну а тебе, Хел, достался ствол поскромнее. ОЧЕНЬ надеюсь, что не придётся никого убивать. Кстати, о пистолетике поскромнее… — я почесал переносицу, — Можно тебя на пару слов в «тёмную комнату»?       Парк пожала плечами, но всё-таки пошла туда, а я — следом за ней. Меня волновало несколько вещиц, одна из которых — что за Мадам Гильза, которую упоминал Елеазар за полдником. Неспроста же Лазарь заржал тогда громче всех, чем невольно побудил и остальных, включая нас с Хел, проржаться. Едва сама Хелен упёрлась жопкой в кромку стола, как я тут же спросил её:       — Слушай, а кто такая Мадам Гильза? Её, если что, Лаз…       — Знаю я, — перебила меня Хел и выдохнула носом. — Дело было до знакомства с тобой, в августе прошлого года. В Арпанете писали, что её тело нашли на Кипре, на берегу реки Педиеос. А голову вообще в двух километрах ниже по течению.       — Хуяссе, — я скрестил руки на груди. — Чем это тебе насолила Мадам Гильза?       — Тем, что старательно делала из девушек любительниц себе подобных. То есть, лесбух. Со мной подобный номер не прокатил. Я, по её мнению, вела себя с ней неестественно, вот и получила свой «подарочек» на память, — она указала двумя пальцами на свой шрам вокруг шеи. — Помнится, у Елеазара тоже было задание в Кипре. Подозреваю, Гильза насолила не только нам, но и янки, плюс еще в кашу Моссаду нагадила.       — Разве работа спецслужб не полна совпадений? — вспомнил я одну из цитат Елеазара, сказанную им то ли в мае, то ли в апреле. — Тем более, непонятно, на кого Гильза вообще работала.       — Так она наша. Была, — с некоторой грустью произнесла Хелен. Меня совершенно не смутило то, что она изредка делила постель не только с мужиками, но и женщинами. Такова была наша работа. Разве что я наотрез отказывался от перепихонов с мужчинами. Мне моя жопа дорога, как никогда. — Съебала в закат несколько лет назад после одной неудачной операции, стала наёмницей и сдохла в августе 1980-го.       — Я б на твоём месте приложил к шее лоскут искусственной кожи, — я провёл пальцем по шраму Хел. — Специальной, чтоб она не отвалилась в неподходящий момент.       — Дошло, наконец, — пробурчала Хелен. — Надо было об этом думать перед операцией в Латвии.       — Согласен. Ещё вопрос: как мы, по-твоему, будем сваливать из СССР после операции?       — Над этим пусть голову ломает капитан Адлер, а не мы, — решительно отрезала Хел. — Наше дело маленькое: только вломиться в управление одной из самых могущественных спецслужб, и своровать сверхсекретную информацию из их архива.       — А какова роль остальных в этой операции? Я понял, что мы с тобой и Мэйсоном на амбразуру полезем, Расс подготовит транспорт и пути отхода, Елеазар предоставил нам оружие, а вот…       — Как лично я поняла, наш хитрый Хадсон и Ларри останутся здесь, проследят как за хатой, так и за Баалом. А насчёт Вудса точно ничего не скажу, но что-то мне кажется что его тоже задействуют.       Вспомнив про агента Хадсона, я спешно вышел из «тёмной комнаты», даже толком не попрощавшись с Хел. К счастью, куратор «Кампуса» нашёлся у какой-то странной комнаты без мебели. Он о чём-то шушукался с Мэйсоном. Вообще, последний умел дружить одновременно с Хадсоном и Вудсом, вопреки всем обстоятельствам. Я легонько постучал по плечу мистера Хадсона:       — Сэр.       — Реддл, — едва кивнул мне Джейсон. — Что там у тебя?       — Я придумал нашей тройке имена для документов.       — Выкладывай, Ларри запишет их в удостоверения, — он взял какой-то листок и чёрную шариковую ручку и приготовился писать. Я продиктовал имена:       — Я — Гранин Александр Павлович, капитан Мэйсон — Голованов Харитон Анатольевич, а Хелен — Мелехина Лариса Владимировна, — подождав, пока мистер Хадсон допишет, я с усмешкой сказал ему: — Поначалу была у меня забавная идея дать вашему оперативнику фамилию «Козодоев».       — Да, я слышал, как Эл возразил на твою идейку словом «КАЗЛАдоеу», — на лице мистера Хадсона проступила улыбка. — Уже плюс в тебе то, что ты догадался сменить фамилию Алексу. Как ни крути, «Бриллиантовую руку» хорошо знают в Советской России. Ещё что-то?       — Когда мы едем обратно в СССР?       — Через два-три дня, — назвал Хадсон примерный срок. — Пока придут аэрофотоснимки, пока Парк и Симс их проявят… у вас с Элом есть время побриться так, чтоб не было видно ни одной волосинки на щеках, шее и подбородке. Не говоря уже про усы.       — А сержант-майор Вудс?       — Что «сержант-майор Вудс»? — приподнял Хадсон левую бровь. — А, ты про его роль в операции «Ы». Купит билеты на троих в Ленинград.       Что ж, хоть что-то прояснилось. Вернее, почти всё. Остался последний вопрос:       — Сэр, а Мэйсон хорошо знает этого Беликова?       — Это военная тайна, молодой человек. Тебе знать не положено. Но если любопытно, кто именно будет с ним общаться, то именно Алекс. Если это всё, то ступай. Мы с Алексом заняты.       Кивнув, я попрощался с Хадсоном и Мэйсоном и пошёл в уборную, а то давление на мочевой пузырь начало превышать китайскую норму. Подойдя к одному из двух писсуаров и справив, наконец, нужду, я пошёл к умывальнику. Ещё в детстве меня учили, что после туалета нужно обязательно мыть руки. Спасибо маме с папой за эту вбитую в голову прописную истину.       — Увидишь Портнову-младшую — не паникуй, — дал мне напутствие голос в башке. — Она — своя, чего не скажешь о британской швали или компашке «Кампус».       — Жаль, что ты существуешь только у меня в мозгу, а то получил бы неиллюзорных пиздюлей за то, что поливаешь Хел говном, — нарочито спокойно буркнул я.       — Теперь заступаешься за британку, а не за всю компашку… — бормотнуло второе «Я». — Уже хорошо, значит есть прогресс.       — А чё хорошего-то? Всё равно после дела с «Персеем» я не буду с ними больше работать. А нам с Хелен ещё строить свою семью, заводить дом, сажать детей…       — По-моему, ты глаголы перепутал, — хихикнул голос. Я не ответил на его замечание, в реальности идя к столу Расса. Помнится, я находил на нём газету. А именно, выпуск «New York Times» от 21-го января. В заголовке некоторые буквы выглядели чуточку светлее. Найдя один из листков, я нагло взял шариковую ручку из подставки для канцпринадлежностей и записал буквы «T», «O», «N», «K», «A», две «F» и две «R». Какое-то дурацкое словно получилось — «Tonkaffrr». Или же…       Я попробовал переставить буквы так, чтоб получилось толковое словечко. Не получилось. Я проделал ещё, кажется, одиннадцать попыток, прежде чем смог собрать название города. А именно, Франкфорт. Это была столица штата Кентукки. Я стукнул Расса по плечу и, извинившись, показал ему свои попытки разгадать ребус из светленьких букв заголовка:       — Расс, полюбуйся. Не знаю, поможет ли это хоть в чём-то, но в газете была зашифрована столица штата Кентукки. К чему бы эта херотень?       — Франкфорт… Спокойный тихий городок, в отличие от Луисвилла, где я родился и вырос. Дай-ка свой ребус мне, я потом его изучу, когда закончим с Ленинградом. А пока, пора за работу.       Я вновь обрёл спокойствие и абсолютную уверенность в том, что мы победим Советов. И вновь второе «Я» зашлось в криках, вновь глухих для меня. Оно орало что-то про манипулирование мной, но я не слушал. Главное для меня сейчас — раздобыть список агентов Драговича, понять, зачем они вообще нужны «Персею». Остальное — всё равно. Штаб-квартира Ленинградского управления КГБ (она же «Большой дом»), Литейный проспект, дом №4, Ленинград, Ленинградская область, РСФСР, СССР Майор Дмитрий Беликов Комитет Государственной Безопасности СССР/Центральное Разведывательное Управление США 9 июня 1981 года, 13:16       Трель телефона помешала мне допечатать на ДВК очередное распоряжение своим подопечным из охраны «Большого дома». Я лишь недавно — полтора года назад — стал начальником охраны столь важного объекта, как управление КГБ города Ленинград, в застенках которого томятся невиновные. В большинстве своём. Такова суть Советского Союза: наказывать за несанкционированное общение с иностранцами, чтение идеологически неправильной литературы или прослушивание зарубежных радиостанций, очереди на получение жилья, дефицит товаров народного потребления, на которое выродившейся партии плевать, лишь бы свои желудки набить… Разумеется, я не могу и не хочу дальше жить в стране, медленно деградирующей на фоне процветающих США, с которых нам стоило взять пример ещё после Великой Отечественной Войны.       Жалею ли я, что связался в конце 67-го с Джейсоном Хадсоном и начал помогать его ведомству? Нисколько. Если люди не хотят менять устоявшиеся порядки, если их устраивает культ страдания… что ж, пусть страдают. Они это заслужили, в отличие от меня. Такие, как я или перебежчики из КГБ и силовых структур СССР, заслуживают большего. Заслуживают лучшей жизни, чем партийные белоручки или их подхалимы из числа простого народа, которые чуть ли не наслаждаются унылым существованием.              Сохранив недопечатанное распоряжение, я взял трубку дискового телефона и произнёс в неё:       — Алло.       — Это прачечная? — вопрос на русском озвучил не Адлер или Хадсон, а… Алекс Мэйсон, которого я вместе с его лучшим другом и, естесна, самим Хадсоном, подвозил на вертушке до заброшенного объекта «Шахдарин» в Таджикской ССР.       — Хуячечная, — процедил я, хотя на деле радовался, что со мной связались американцы. Мэйсон на том конце линии буркнул:       — Извините. Мне бы постельное бельё постирать, а то завонялось, засалилось, а дома ни шиша не помогает.       Я молча установил защищённое соединение, введя специальный пароль. Канал защищался так, что даже самое лучшее советское прослушивающее оборудование не было способно пробиться сквозь белый шум, создаваемый защитой канала. На мониторе на пару секунд изображался план первого этажа «Большого дома», в то время как в трубке раздались звуковые сигналы, означающее установку защитного соединения «205.44.223.195».       — Всё, канал защищён, — радостно сообщил я Мэйсону, по-прежнему общаясь на русском. — Ты и твои друзья здесь?       — Да, мы с Парк и Реддлом возле тоннелей, спасибо Рассу, — усмехнулся янки. Неудивительно: я знал от своих друзей по опасной деятельности, Олега Кадышева и Виктора Рыкова, о том, что в «Большой дом» проникнут сам Мэйсон, Хелен Парк и Томас Реддл. Адлер, насколько мне было известно, не стал светиться на территории СССР и стран ОВД своим «неприметным» лицом с очками и шрамом на полморды. И правильно. Да ещё и его отвратительно звучащий русский… короче, он правильно поступил, послав в Ленинград, он же Петроград лично для меня, троицу тех, кто с русским на «ты». Тут Мэйсон осведомился: — У тебя есть доступ в бункер?       Я ввёл команду «БУНКЕР», и на плане первого этажа «Большого дома» высветилась схема кабины лифта. А рядом с ней надписи:       «Доступ к бункеру.       НЕТ_ДОСТУПА.              Доступ к лифту.       НЕТ_ДОСТУПА.              ДОСТУП_ОГРАНИЧЕН».       — Сука… — прошипел я и уже громче, не забывая поглядывать на дверь в свой кабинет, огорчил Алекса Мэйсона: — Плохие новости. Тут усилили меры безопасности, в связи с поисками «крота». Учатся на примере объекта «Земгал».       — Как-как ты назвал объект? — не понял Мэйсон. Я вздохнул, но повторил:       — Объект «Земгал», куда проникали Вудс, Парк и Реддл под видом инспекции. Только щас зашевелились наши тормоза. Чёрт его знает, кто сообщил о возможном вторжении уже сюда.       — Это плохо, — констатировал янки. — Но проблемы-то есть всегда. Решай.       Далее я нажал на ещё пару клавиш, и на правой половине монитора высветилось схематичное изображение ключ-карты, нужной Мэйсону, Реддлу и Парк. А на левой половине монитора — герб СССР и инструкция к получению доступа в бункер:       «Лифт в бункер.       Ключ-карта.              1) Вставить карту.       2) Извлечь карту.       3) Открыть дверь».       — Скоро я добуду вам ключ от бункера, — поспешил я обнадёжить Мэйсона, хотя мысленно я пересрался, и не раз. — Я ведь никогда не подводил.       — Как сказал бы Расс, «Ещё нет». Я знаю, у тебя всё под контролем.       Ага, под контролем… Уже недели три, если не целый месяц, мы как ужи на сковородке. Едва Мэйсон сказал «Как добудешь ключ, встречаемся у входа в подвал», как в дверь начали стучать. Я крикнул:       — Сейчас!       Надо ж было отключить защищённый канал, чтоб никто ничего не заподозрил до поры, до времени. Если и спалят, то к тому моменту я перееду в США, сбежав с Мэйсоном и его друзьями. Если, конечно, мне разрешат эвакуироваться. Тем временем вновь раздались стуки, на этот раз сильнее. Я гаркнул стучавшему:       — С-секунду! — и, спешно положив трубку телефона обратно, опять услышал стуки. ЕЩЁ сильнее! Я, раздражённый упорством «дятла», рявкнул: — Хули вы ломитесь?!       Наконец, дверь выломали, и в мой кабинет, с окнами, открывающими вид на Литейный мост и реку, вбежал наш старый недобрый «центнер совести», он же капитан Мухич Валерий Алексеевич, он же, как говорит Измайлов Шурик, «Муха», он же Кон Чен Ый. Жирный, картавый, наивный донельзя, тупой, да ещё и тормоз. Как только его в КГБ вообще приняли на работу?.. Ладно Измайлов, он сам по себе хорош, нормально работает, плюс водит шуры-муры с кучей женщин с влиянием, раз его защищают, а он эти пользуется и юморит надо мной… Сука! Лучше уж с Измайловым работать, нежели с его недоношенным дружком.       — Ты чё, не слышал, что я говорил?! Закрыто было! — прокричал я, но сдержался, чтоб не заорать на весь Ленинград. Бросив взгляд на дверь, я заметил, что замок-то сломан, о чём я и сообщил Мухичу: — Замок сломал…       — Чего?! — нарочито громко спросил Мухич. Я только сейчас заметил, что у него на голове наушники, а фуражка под мышкой. Это уже ни в какие рамки! Мои глаза налились кровью, я сделал чудовищное усилие, чтоб не застрелить Мухича прям на месте за незаконное проникновение в кабинет, за неуставное ношение формы, за наушники заморские… Я подошёл к жиртресту, аккуратно снял наушники, повесил их ему на шею и взвизгнул:       — ДЕБИЛБЛЯТЬ!!!       Валера аж вздрогнул, покопался в одном ухе пальцем, потом в другом и лишь когда я вернулся к своему рабочему столу, он снизошёл, наконец, до извинений:       — Вино-ват. Простите, товарищ майор. Что-то я заслушался Пугачёву.       — У неё ж голоса нет, — подметил я. Вообще, мало у кого из наших певунов был настоящий голос. Ещё один весомый аргумент в пользу перехода на сторону Запада. — А вообще, ты чё хотел?       — Да это, тащ майор, в «Большой дом» прибыл Председатель КГБ Андропов. Вас вызывают в зал совещаний на третьем этаже. Без вас совещание не начнут.       — Ладно, животное, живи, — протараторил я, надел фуражку, прикрепил к поясу кобуру с ПММ и, убедившись, что ДВК выключен, прошёл, наконец, из светлого кабинета в светлый коридор. На полу располагался длиннющий узорчатый ковёр, прямиком из Узбекской ССР, если не из другой среднеазиатской республики. Мухич же пошёл по своим делам.       По пути, на лестничном пролёте, ведущем на третий этаж, я едва кивнул Олегу и Вите. Те о чём-то болтали, стоя в углу. Они знали: если со мной произойдёт случай со смертельным исходом, то именно они впустят Мэйсона, Реддла и Парк. Хадсон знал, что я завербовал и этих двоих, недовольных жизнью в Советском Союзе в целом, а не только, например, периодом правления Сталина, Хрущёва или Брежнева. В их глазах СССР — ад на Земле, если не хуже.       Я спокойно дошёл до охранника, сторожившего двустворчатые двери в зал совещаний. Я предоставил ему своё удостоверение, а затем положил кобуру с ПММ. С оружием в зал проходить нельзя, это все знают. И вот, я толкнул двери вперёд и прошёл в зал совещаний. Посередине — длинный стол на двенадцать человек. Впереди и сзади места для одного, а по бокам — для пятерых. Нижняя половина стен обита деревом, за спиной Юрия Владимировича Андропова, сидящего напротив, стоял бюст Феликса Дзержинского, ещё выше, на стене, висели тикающие часы. На правой стене висела карта СССР, на левой — какая-то картина. Из двенадцати мест были заняты девять: сам Андропов занял дальний стул, справа сидели малознакомые мне офицеры КГБ. А вот слева, помимо двоих неких офицеров, виднелись два знакомых лица: майор Михаил Дмитриевич Петренко, сын нынешнего генерал-лейтенанта ГРУ Дмитрия Владимировича Петренко, а также подполковник Бирюков Станислав Ильич. Оба — и Петренко-младший, и Бирюков — работали в КГБ. Правда, я не помнил, в каких управлениях.       — Товарищ Председатель! — я вытянулся стрункой, невольно выпячивая пузо, и козырнул. — Майор Второго главного управления Комитета Государственной Безопасности Беликов по вашему приказанию прибыл!       — Вольно, Дмитрий Иванович. Садитесь, — товарищ Андропов поправил очки и указал взглядом на правый стул, ближайший к нему. Пока я шёл, Андропов проговорил: — Генеральный секретарь Брежнев весьма заинтересовался вопросом государственной безопасности, — ну а как только я сел, он объявил: — Как мне сообщил один источник, здесь, в «Большом доме», работает «крот». ЦК желает, чтобы кто-нибудь из второго главка проконтролировал расследование подполковника Бирюкова, — сидевший ближе всех к Председателю КГБ Петренко-младший раскрыл какую-то папку. Вообще, из всех курили только сам Петренко, Андропов, да ещё пара человек. — Дмитрий Иванович, перед вами майор Петренко Михал Дмитрич, если вы ещё не знакомы.       — Пересекались пару раз, товарищ председатель, — ответил ему Петренко-младший и чуть громче обратился к остальным: — Позвольте поблагодарить всех присутствующих за тёплый приём. Я считаю, что самый страшный враг — тот, кто разрушает дом изнутри. Любовь и доверие в семье — священны.       — Не обижайтесь, Михал Дмитрич, но далеко не все разделяют ваши замечательные убеждения, — качнул головой подполковник Бирюков. А «замечательные убеждения» он вообще произнёс с сарказмом. Тут Петренко-младший начал говорить со мной:       — Дмитрий Иваныч, вы, как глава службы безопасности, практически выбились из сил, пытаясь найти «крота». Докладывайте.       — Есть у меня одна серьёзная зацепка, — улыбнулся я слуге партии. Такому же слуге, как и Бирюков, Андропов, Устинов, Рашидов, Шелепин, Семичастный, ныне покойный Машеров…       — Да, — встрял Бирюков, довольный тем, что я одновременно сказал правду и солгал, ведь «крот» — это я, — и когда мы изловим этого «крота», он ослепнет под землёй, как настоящий.       — Пока «крот» не найден, мы должны усилить охрану бункера, — озвучил очевидное Андропов. — Михаил Дмитриевич, какие у вас предложения?       — Ограничить доступ в бункер. Также я хотел бы получше ознакомиться с каждым из вас. Изучить ваши страхи, надежды, амбиции.       — Действуйте, Михаил Дмитриевич, только не мешайте нормальной работе, — дав согласие на предложение Петренко-младшего, Андропов задал вопрос уже мне: — Дмитрий Иваныч, кому вы бы сохранили доступ в бункер на время расследования?       — Я бы выбрал самого надёжного товарища, которому можно доверить ключ от бункера.       — Разумно, — согласился со мной Юрий Владимирович. — Ключ должен остаться у генерал-полковника Чаркова. Михал Дмитрич, проследите.       — Уже, товарищ председатель, — вымученно улыбнулся Петренко-младший. Что ж, раз ключ не доверили ни ему, ни Бирюкову, то их можно и не убивать. — Я распорядился изъять ключи от бункера.       — Дмитрий Иванович, — Андропов потушил сигарету о пепельницу, — наша Родина в смертельной опасности. Даже большей, чем до войны с немецко-фашистскими захватчиками. Капиталисты хотят уничтожить всё, чего мы добились.       — Изменник будет пойман. И он дорого заплатит за своё предательство, — заверил не столько меня, сколько окружающих Петренко-младший. Эх, как же мы, русские, отупели… не знает никто, даже сам Андропов, что вот он, предатель. То есть, я. И то, лишь в глазах Советов я — предатель! Но я не предал свои убеждения. И предавать не собираюсь. Какой толк от страны, в которой ты живёшь и работаешь, если она лишает тебя права обладать своими убеждениями, отличными от убеждений сторонников так называемого «развитого социализма»? Правильно. Никакого.       — Свободны, Дмитрий Иванович, — отпустил меня на все четыре стороны Андропов. А я, встав, задвинул стул, вышел в коридор и облокотился о стену. Блять… всё усложнилось в миллионы раз. Мало того, что Петренко-младший и Бирюков влезли со своим злоебучим расследованием, так ещё и ключ от бункера у Тохи. Моего лучшего друга, с которым мы обучали вьетнамцев управлять вертушками.       Но если Антон сохранил верность неправильному политическому строю и партократии, то я предпочёл медленно, но верно разрушать кирпичики колосса на глиняных ногах. Так что, Антоша, прости… но в России будущего, что появится после победы США в конфронтации двух сверхдержав, тебе места нет. Я об этом позабочусь. Лучше умереть до того, как твоя страна переживёт радикальные перемены, неприемлемые для тебя.       Я опустил голову. Поскольку в «Большом доме» почти во всех помещениях стоит грёбанная куча камер видеонаблюдения, то мне нужно сначала отключить их. Чтоб никакая падла за мной не проследила. Ни Кон Чен Ый, ни Измайлов, который, по-моему, щас вообще шпёхает чью-то секретаршу. Я слышал характерные звуки за одной из дверей, пока шёл в зал совещаний. Бабник херов, претендует на лавры майора Рудника, жаль его во Вьетнаме какие-нибудь гуркхи не поймали и не сгноили в зиндане!       Если я правильно помню, пост видеонаблюдения находится на первом этаже. Я спустился по ступенькам вниз, прошёл несколько поворотов и нашёл, наконец, нужную мне дверь. К счастью для меня, за столом, перед мониторами, сидел только один парень. Перед ним лежал ППА-74 «Букет», со сложенным прикладом. Кажется, дрыхнет. Ну ничего, скоро его сон станет вечным. Такова судьба всех, кто становится у меня на пути, зная об этом или не зная.       Я аккуратно обхватил голову будущего трупа и резко крутанул её. Раздался хруст шейных позвонков. Гарантированная смерть. Теперь пора спрятать тело. Нашёлся один из шкафчиков, по размерам сходный с человеческим телом. Вот туда я и засунул покойника. Заодно положил внутрь «Букет». Далее я нашёл рубильник, отвечающий за работу камер наблюдения. Резко опустил его. Изображение на всех мониторах пропало. Лишь на некоторых из них появился белый шум. Итак, проблема под названием «Слежка» решена.       Я, как ни в чём не бывало, вышел из поста видеонаблюдения. Единственный ключ сейчас у Тошки. Так-с… надо подумать над способом заполучить ключ. Просто убить? Не вариант, тогда поймут, что я был у него. Подставить? Не факт, что подполковник Бирюков поверит в лжеулики. Сделать свою копию ключа? Муторно, много времени уйдёт. Тогда… я как-то слышал, что в кабинете подполковника Бирюкова есть шкафчик со всяческой отравой. Но для начала надо сообщить караульному, что я хочу поговорить с Тошкой. Кабинет его находился на втором этаже.       Я наткнулся на караульного, ефрейтора Хворостовского, сидевшего за столом у кабинета Антона, и нарочито громко кашлянул. Евгений козырнул:       — Здравия желаю, товарищ майор!       — Вольно, — легонько махнул я рукой. — Генерал-полковник Чарков сейчас у себя? Я хочу поговорить с ним по поводу расследования.       — Генерал-полковник Чарков сейчас проводит допрос арестованного, но скоро освободится.       — Хорошо, я тебя понял, — кивнул я. Осталось только раздобыть яд. Для этого нужно, естественно, проникнуть к Бирюкову. А для проникновения к Бирюкову… пора спуститься обратно, на первый этаж.       Я прошёлся по коридору, делая вид, что я здесь хозяин, всё такое. На двери в кабинет Бирюкова висела табличка с его фамилией и инициалами. Дёрнув за ручку, я убедился, что дверь закрыта. Ладно, я тоже не лыком шит. Взломал замок, аккуратно открыл дверь и прошмыгнул внутрь, вроде бы не вызвав никаких подозрений. Тем более, охранник был один, да и то, слепоглухонемой. Или подкупленный Олегом и Витей.       Кабинет выглядел поскромнее, чем у меня. Зато в правом дальнем углу стоял шкафчик, запертый на замок. И ДВК, выключенный, правда. Но это не беда. Поскольку дверь открывалась вовнутрь, а не наружу, то я поставил один из двух стульев так, чтоб любопытная Варвара, если такая попадётся, не смогла проникнуть сюда сразу. Хорошо, что я помнил пароль от ДВК Бирюкова. Я ввёл его и увидел список трёх пунктов меню. Самый нижний — «Выход из системы». Средний — «Данные о расследовании деятельности «крота», а верхний — «Записи о «Нова-6». Меня интересовал пункт с записями. На мониторе отобразились схема «Новы-6» и ряд пунктов:       «ДНЕВНИКОВАЯ ЗАПИСЬ.       Создатель газа «Нова-6» — Доктор Фридрих Вольфрам Штайнер (оригинальная версия); доктор Дэниел Юджин Кларк (модернизированная версия).       Симптомы: рвота; тошнота; кашель; удушье; гемокоагуляция; ксероз кожи; крапивница.       Время до смерти: 30-40 секунд.       Химический состав:       S — Сера. Re — Рений. Nd –Неодим.       Остальные флаконы в запертом шкафу!».       Так, информация об основных химэлементах мне понадобится. Возможно, это подсказка для чего-то… я выключил ДВК Бирюкова и подошёл к шкафчику. Так, на нём висит шестизначный кодовый замок. На стене висит таблица Менделеева. Мгм… значит, чтоб ввести код, нужно вспомнить уроки химии. Я вгляделся в элементы. Ключевые ингредиенты «Новы-6» — это сера, рений и неодим. Если сера — 16, то рений — 75. А неодим — 60. Значит, код — 167560.       Я крутанул ролики с цифрами таким образом, чтоб стояли цифры «167560». И вот, замок щёлкнул. Я убрал его и положил на стол Бирюкова. Далее я пододвинул к себе штатив для флакончиков с «Новой-6». Взял один из них, плюс ещё один флакончик, с красной жижей, и лишь потом вставил замок обратно. Блять… надо было надеть перчатки! А теперь, получается, я навёл на себя ещё больше подозрений. Отпечатки-то никто не отменял. А я, когда ещё в КГБ устраивался, оставлял свои отпечатки. И ещё один весомый повод удрать из Советской России.       Вернувшись к кабинету Чаркова, я поприветствовал Хворостовского ещё раз:       — Жень, — тот вопросительно дёрнул подбородком. — Генерал-полковник Чарков уже у себя?       — Так точно, только недавно подошёл.       — Вот и чудно, — улыбнулся я Евгению. Тот встал из-за стола, открыл дверь кабинета Тошки и прошёл первым, бросив мне:       — Проходите, присаживайтесь. Генерал сейчас закончит.       Если будущий труп что-то и закончит, то телефонный разговор с кем-то. Антон — мужчина слегка за полтинник, с зализанными назад тёмно-каштановыми волосами и большими голубыми глазами — сидел за столом, но смотрел на фотографии, статуэтки и прочую мелочь на полочках, прикрученных к стене. Тут тебе и карта СССР, и бюст Дзержинского, и глобус под портретом Ленина и Сталина, и тикающие часы, и фотография, сделанная во Вьетнаме, и фотка Анны Чарковой, в девичестве — Щегловой. Слева стоял стол с чайничком и двумя чашками, как раз для меня и Антохи. Пока я садился на стул перед столом Чаркова, Женька успел налить чай и поставить чашки, заявив:       — Если что-то понадобится — обращайтесь, я буду рядом.       — Да? — Антон мрачно усмехнулся в трубку. — Нет, передай Никите, что ему вообще хрен кто верит. Как думаешь, почему с ним в карты перестали играть?       Пока Антошка слушал кого-то на том конце линии, я налил в правую кружку сразу две жижи: зелёную, «Нову-6», и красную, больше похожую на клубничный сок. Тем временем, Антон усмехнулся:       — Да… точно. Ладно, у меня ещё куча дел. Спасибо, что заметил, — и взял… неправильную кружку. Ту, куда я не налил яды. Пришлось пока что поставить кружку с отравой перед собой. — И тебе того же… Завтра звякну, — положив трубку телефона, Антон посмотрел мне в глаза, откинулся на спинку кресла с колёсиками и произнёс: — Дима… О чём думаешь?       — О многом, скажу я тебе, — пожал я плечами и как бы невзначай бросил взгляд на карту СССР. — Как же созрела Советская Россия за полвека с копейками…       Антон улыбнулся уголком губ, развернулся ко мне спиной, и я, пользуясь моментом, поменял чашки. Сейчас вроде должно сработать.       — Я бы отдал всё, чтобы наша Родина пережила нас обоих, — качнул Антон головой и вновь развернулся ко мне мордой лица. Я вновь бросил взгляд, но на фотографию из Вьетнама:       — Почти весь взвод растворился в небесах Афгана.       Антон тяжело выдохнул носом и вновь развернулся. Тут я решил, что надо вновь поменять чашки. А то вдруг я налил отраву себе, а не Чаркову? Я, собственно, и переставил чашечки. А в это самое время Антон упавшим голосом пробурчал:       — Иногда я бы с радостью поменялся местами с любым из них. Может, чудовищно, но не стоит молодняку погибать. Никто не может быть таким безумным, чтобы хотеть войны, вместо мира, ибо, когда мир, то дети хоронят отцов, а когда война, то отцы хоронят детей.       — Геродот, — назвал я автора этой мысли, посмотрел на фотку Анны и поинтересовался у «друга»: — Как дела у Анюты?       — Не меняется, — хихикнул Антон, поворачиваясь ко мне левым боком. — Всё пилит и пилит, чтоб я ушёл, наконец, в отставку и уехал в деревеньку. Ерунда, правда?       — Ну а то, — согласился я с ним. И вот, мы взяли чашки и чокнулись:       — За нас, Дим Иваныч. Два старых вояки, бредущих наощупь в темноте, — мы сделали большие глотки. Поставив чашки в сторону, мы откинулись на спинки кресла и стула. Первым слово взял Антон: — Ну так что, Димыч, для чего ты пришёл?       — Признаться, — развёл я руками. — Признаться в том, что я не верю в существование «крота».       Тут Антон рассмеялся. Искренне, словно я рассказал ему хорошую шутку. Я уставился на «друга» неверящим взглядом. Просмеявшись как следует, Антон посерьёзнел:       — Держи за дебила кого-нибудь другого, вроде Мухича. Я знаю, что ты «крот». И я знаю, на кой ляд ты на самом деле сюда пришёл.       Блять. Как же я мог забыть про догадливость Антона?.. Где же я мог просчитаться? Где я мог ошибиться и невольно выдать себя?! Если я сейчас же не разберусь с Антоном, то Мэйсон, Реддл и Парк так и останутся куковать в подвале и не проникнут в бункер, а у меня не будет возможности сбежать с ними! А хотя… я же подлил Антону «Нову-6» и красную жижу! Такая убойная смесь точно должна сработать, убить его не на раз-два, а сразу на раз. Выдохнув спокойно, я скрестил руки на груди.       — Что дальше, Дима? Убьёшь меня, чтоб скрыть свои следы? — последний вопрос Антона звучал риторически. Я открыл рот и собрался было сказать «Уже», как вдруг… я начал испытывать жуткую боль в груди! Я выпучил глаза и вдохнул воздух. А вот выдохнуть почему-то не могу! Я забулькал кровью. Антон же вытаращил глаза, вскочил и отпрянул от стола, крича: — Дима?! ДИМ!!!       А я, держась за горло, опрокинул кружку с недопитым чаем. Сука, это ведь я! Я выпил отраву, предназначенную для Антона! В груди словно вспыхнул огненный шар, выжигающий лёгкие и иные внутренности. Я булькал кровью. Получается… получается, я обречён. Как и обречены Реддл, Парк и Мэйсон! Им не суждено попасть в бункер под «Большим домом»! БЛЯТЬ!!! ЗА ЧТО МНЕ ВСЁ ЭТО???!!! ЗА ЧТО???!!!