Эксперимент Уйдейкхаала

И вот первый рабочий день. Джина медленно открыла дверь своей комнаты, будто этот шаг знаменовал начало чего-то неизведанного. На стене напротив висел список дел. Каждый пункт был выведен аккуратным, даже изящным почерком, словно сам этот листок являлся произведением искусства. Влад явно уделял внимание деталям, и его каллиграфия — ровные линии, плавные завитки — свидетельствовала о его утончённой натуре. Она провела пальцем по первой строчке, едва заметно усмехнувшись. Уборка на кухне. Ничего необычного, но для Джины это задание ощущалось, как испытание. Спустившись по широкой лестнице, девушка вошла в просторную, залитую мягким светом кухню. Каждый уголок этого помещения дышал роскошью: мраморные столешницы, блестящие медные кастрюли, сверкающий фарфор на открытых полках. Тишину нарушал лишь слабый шелест её шагов по идеально отполированному полу. В соседнем обеденном зале за длинным дубовым столом сидел Влад. Его фигура выглядела почти нечеловечески грациозной, как будто он был частью самого интерьера — статуей, ожившей из мрамора. В его руках поблёскивал серебряный стакан, из которого он неспешно отпивал, но Джина подозревала, что содержимое точно не было утренним кофе. — Рад видеть, что ты уже приступила к работе, — произнёс он, его голос прозвучал мягко, но в нём сквозил едва уловимый оттенок насмешки. Его губы тронула лёгкая, слишком уж сладкая улыбка, как будто он вкушал какой-то внутренний триумф. — Если ты решишь что-то готовить, скажи мне. Оставлю деньги. — А разве не вы ходите в магазин? — Джина бросила на него внимательный взгляд, её голос прозвучал немного осторожно, но всё же с ноткой вызова. Влад поставил стакан на стол, создавая идеальную симметрию в своей позе. — Я утром очень занят, — спокойно проговорил он, удерживая её взгляд своим. Его слова были произнесены с такой уверенной непринуждённостью, что Джина даже не посмела усомниться. Однако в глубине души она догадывалась, что его «занятость» — не более чем элегантное прикрытие. Она взяла веник, всё ещё чувствуя на себе его пристальный взгляд. Убирая с пола едва заметные следы пыли и случайные паутинки, Джина старалась сосредоточиться на работе, чтобы не чувствовать нарастающее напряжение. Её движения были плавными и точными, словно это был не простой труд, а тщательно продуманная хореография. Влад лениво откинулся на спинку стула, наблюдая за ней с каким-то мистическим интересом. Её тело, даже в простом костюме служанки, двигалось с грацией танцовщицы. Неудивительно, что Ваторе сделал её своей работницей. В каждом её движении была скрытая сила, магия, которую невозможно не заметить. — Так что, ты пойдёшь в магазин? — голос Влада, бархатный и спокойный, словно шёлк, прервал тишину кухни. Его взгляд остановился на девушке, внимательно изучая её реакцию. Джина, продолжая собирать пыль в совок, пожала плечами. Она и рада бы пойти, чтобы хоть ненадолго покинуть этот гнетущий особняк, но… — Но я… не знаю, где он находится, — призналась она, стараясь не встречаться с его глазами, которые, казалось, видели её насквозь. Влад едва заметно улыбнулся, его губы изогнулись с грацией хищника, на мгновение поймавшего слабость жертвы. — Я нарисую тебе карту. Ничего сложного, — заверил он. Джина кивнула, сосредотачиваясь на своей работе. Она собрала последнюю пыль с пола, пытаясь не замечать, как вампир наблюдает за каждым движением. Влад поднялся со своего места, его высокий силуэт казался ещё более внушительным в полумраке комнаты. Он бросил последний взгляд на Джину, задержав взгляд на её нежной шее. Как же это место притягивало его — тонкая, изящная, она была словно создана для того, чтобы клыки впились в эту бледную кожу. Но… ещё не время. Он сдержал себя. — Деньги и карту я оставлю на тумбочке напротив входной двери. Меня не беспокоить, — сухо произнёс он, убирая свой стакан, и скрылся в темноте коридоров. Джина выдохнула, как только осталась одна. Закончив уборку, она вымыла полы, стараясь не думать о странных взглядах Влада. Её тревога росла с каждым часом, проведённым в этом доме. Подойдя к входной двери, она заметила гобелен с изображением древнего дерева, его ветви обвивались словно кости, охваченные корнями. Под ним стояла массивная деревянная тумбочка, на которой лежали двести симолеонов и аккуратно сложенный лист бумаги с нарисованной картой. Джина взяла корзину для продуктов, нашедшуюся под обеденным столом, и направилась к выходу. Едва переступив порог, она остановилась, поражённая видом, который открылся перед ней. Особняк, который ночью казался просто старым и запущенным, при дневном свете выглядел ещё мрачнее. Его высокие башни тянулись к небу, словно когти, пытающиеся разорвать облака. Каменные стены покрывали чёрные пятна лишайников, а окна, будто пустые глазницы, смотрели бездушно и холодно. Но самое жуткое — кладбище. Джина раньше его не замечала, но теперь, при свете дня, она видела многочисленные старые надгробия, разбросанные в вечной немой скорби. Камни покрывал мох, а из земли кое-где торчали корни, напоминавшие скрученные пальцы. «О боги… Где я поселилась?» — мелькнула у неё в голове мысль, от которой по спине пробежал холодок. Она сжала деревяную ручку корзины чуть сильнее, будто этот жест мог защитить её от пронизывающего чувства страха. Но даже мысль о том, что могло скрываться под этой мёртвой землёй, была слишком пугающей, чтобы долго на ней задерживаться. Джина вздохнула и двинулась дальше. Узкая тропинка, ведущая к калитке, была усыпана сухими листьями, которые тихо шуршали под её ногами. Она старалась идти быстрее, не оглядываясь назад, будто особняк мог ожить и схватить её своими тёмными стенами. Она думала лишь о том, зачем вообще согласилась на это всё. Ведь ещё недавно она трагически оплакивала отца, пыталась вернуться к себе домой. Но сейчас возникало чувство, будто… Будто никакого дома и отца у неё не было. Однако ей очень не хватало и того, и другого. По ночам она всё ещё плакала. Но был ли в этом толк? Каждый шаг всё сильнее внушал ей, что особняк Влада был словно дом из фильма ужасов: слишком мрачный, слишком страшный, слишком… реальный. Статуи гаргулий возле железной калитки смотрели на Джину пустыми, зловещими глазами. Их вытянутые каменные морды словно насмехались над её страхом, а распростёртые крылья замерли в вечной готовности к прыжку. Ночью она даже не заметила их, но сейчас, при утреннем свете, каждая деталь этих фигур пробирала до дрожи. — Ну и ужас, — пробормотала Джина, отводя взгляд и шагая за пределы поместья. Знакомый силуэт притянул взгляд, словно магическим узором вписался в пейзаж утреннего сумрака. У иссохшего, мёртвого дерева, на фоне тяжёлого свинцового неба и клубящегося тумана, стоял Рассел. Его белая рубашка выделялась на фоне серой мрачности — чистая, почти призрачная, как бледный свет луны перед рассветом. В пальцах он лениво сжимал сигарету, и крошечный тлеющий огонёк казался единственным тёплым пятном в этом холодном, застывшем мире. Он небрежно облокотился о ствол дерева, будто просто ждал кого-то, но в этой небрежности таилось напряжение хищника, затаившегося перед прыжком. Когда Джина подошла ближе, его глаза вспыхнули зелёным огнём, и этот взгляд пронзил её, словно насквозь читая все страхи и сомнения. Медленно, слишком медленно, Люк провёл взглядом по женской фигуре — от макушки до самых кончиков пальцев, задержавшись на странном наряде. От этого взгляда ей стало неуютно, и, сглотнув, девушка сжала корзину крепче. — Ну что ж, Джина, я вижу, ты решила сменить профессию, — усмехнулся Рассел, слегка склонив голову набок. Голос вампира был низким, густым, с этой его вечной мягкой насмешкой, за которой скрывалось нечто гораздо более глубокое — тревога? Гнев? Беспокойство? Он говорил так, словно шутил над всем миром, но сейчас в этой насмешке слышалась горечь. Щёки Джины вспыхнули, будто её застали на месте преступления. Слишком резкая, слишком глубокая волна смущения прокатилась по телу. Она сама не знала, чего стыдится больше — того, как на неё смотрит этот вампир, или того, что в его словах есть что-то правдивое. — И что с этого? — пробормотала она, стараясь не смотреть в эти зелёные, колючие, слишком проницательные глаза. — Это лучше, чем танцевать для всяких… Она не закончила фразу, но Рассел догадался. Он почти увидел это слово, повисшее в воздухе перед ними, невысказанное, но слишком явное. — Упырей? — подыграл он ей, ухмыльнувшись. Джина метнула в него раздражённый взгляд, но промолчала. — Тоже верно, — согласился Люк после небольшой паузы, стряхнув пепел с сигареты. Потом сделал несколько шагов к ней. Медленных, ленивых, но в этих шагах ощущалось что-то пугающее — словно приближался к добыче, играя, смакуя момент. — Но должен сказать… — он снова оглядел собеседницу с ног до головы, и уголки губ тронула лёгкая, почти лукавая улыбка. — Выглядишь ты… впечатляюще. Джина нахмурилась. От этих слов внутри что-то сжалось, а пухлые губы сами собой превратились в тонкую, напряжённую линию. — Ты серьёзно? — в голосе зазвенела обида. — Ладно, прости, не удержался, — он развёл руки в притворно-примирительном жесте, но в тоне всё ещё звучала лёгкая, цепляющая насмешка. — Просто объясни мне: что вообще происходит? У Штрауда что, карнавал? Джина стиснула зубы и посмотрела на него взглядом, полным раздражения. Да как он может так говорить? Хотя… В чём-то он был прав. Этот костюм, с его чёрной строгой тканью и белым передником, выглядел так, словно был украден из другого времени. — Я у него работаю, — тихо ответила Джина. Рассел внимательно смотрел на неё. Лёгкая усмешка не исчезла, но в глазах появилось что-то новое — едва заметное напряжение, тёмный отблеск мыслей, которых он не озвучил. «Интересно, а по чьей именно воле ты работаешь? Очень сомневаюсь, что по своей…» — Работаешь? — повторил он, не скрывая усмешки. — Даже боюсь представить, в чём именно заключается твоя работа. Джина замерла. Её губы чуть дрогнули, прежде чем она прикусила нижнюю, стараясь не дать чувствам вырваться наружу. — Отстань от меня, тебе ясно? — голос дрогнул. Джина надеялась, что он больше не станет задавать ей вопросы. Она шагнула мимо него, не оглядываясь, с силой заставляя себя идти вперёд. А внутри уже подступала горячая волна — знакомое жжение слёз. Рассел бросил окурок на землю и затушил его носком ботинка. Его взгляд на мгновение потеплел, но он быстро спрятал это под привычной маской безразличия. — Джина, — позвал он, но девушка остановилась сама, резко развернувшись. — Ты же вампир, — выпалила она, глядя прямо на него. Рассел приподнял бровь, его губы сложились в ироничную усмешку. — Это я и без тебя знаю, — сухо ответил он, но её слова задели его больше, чем он хотел признать. — Но сейчас… Утро. Он посмотрел вверх, на затянутое облаками небо, где редкие лучи солнца тщетно пытались пробиться сквозь плотный покров. — И что? — ответил он, пожав плечами. — Тут почти не бывает солнца. А если и бывает… Меня это не сильно беспокоит. Джина нахмурилась, её подозрения только усиливались. — Ладно… Зачем ты здесь? — она спросила, пытаясь придать своему голосу твёрдость, но в нём всё равно чувствовалась растерянность. Рассел усмехнулся, качая головой. — Минуту назад ты попросила меня отстать от тебя. А теперь спрашиваешь, зачем я здесь? У тебя всё хорошо с логикой или… Он резко замолчал и в зелёных глазах вспыхнула тревога. «Или Влад успел её укусить». Рассел резко подошёл к Джине неожиданно близко, и внимательно взглянул на её нежную шею. Он внимательно изучал её кожу, в поисках хоть малейшего намёка на укус. Ни следа. Ни царапины. Люк прекрасно знал, что жертвы, укушенные вампирами, выглядят неестественно: блуждающий взгляд, затуманенное сознание, движения, будто в замедленной съёмке. Но Джина выглядела абсолютно нормальной, хотя её нервозность наводила на определённые мысли. Вдруг Люк протянул руки и осторожно положил их ей на плечи. Джина замерла, будто превратилась в статую, как пойманное в луч света дикое животное. — Что ты делаешь? — её голос прозвучал слабо, почти шёпотом, но не было ни злости, ни протеста. Рассел медленно, почти бережно, провёл пальцами вдоль её шеи. Холодные прикосновения к коже вызвали дрожь, хотя эти движения казались скорее заботливыми, чем настойчивыми. Девушка ощущала запах его парфюма — терпкий можжевельник с мягкими нотами кофе, — и этот аромат проникал куда-то глубже, чем просто в сознание. Её разум пытался сопротивляться. Она видела его всего несколько раз, но уже ощущала, как в ней поднимается желание обнять его, притянуть ближе. Это было неправильно. Очень неправильно. «Не кусал. Ещё нет.» Его руки замерли, а затем медленно скользнули вниз. «Почему это меня вообще волнует?» — пронеслось в его голове. Его не должно было волновать ни состояние этой девчонки, ни сама это девчонка, ни то, кто её там кусал или не кусал. Однако… — Люк… — наконец, проговорила Джина, голос был тихим, но твёрдым. Она подняла на него взгляд, в карих глазах мелькнуло смятение. — Мне нужно идти. Рассел опустил руки и сделал шаг назад. Он кивнул, стараясь скрыть бурю эмоций. Ему хотелось сказать: «Нет, ты не можешь!». Хотелось остановить её, удержать, предупредить. Но это была её жизнь. Она являлась человеком. Обычным человеком. Он не должен был даже думать о чужой судьбе, не должен был чувствовать эту болезненную тревогу. «Но если эта старая тварь укусит её…» Мысль вспыхнула в голове, жгучая, словно тлеющий уголёк, случайно попавший на кожу. Его пальцы судорожно сжались, ногти впились в ладони так сильно, что оставили полумесяцы на бледной коже. «Я вырву из его рта клыки». Рассел медленно поднял взгляд. Джина всё ещё стояла напротив, но женский силуэт был словно отделён от него какой-то невидимой преградой. Как будто между ними выросла стена — невидимая, но непроницаемая. — Мне тоже, — сказал он тихо, почти бесцветным голосом, но в этих словах прозвучало слишком многое. И прежде чем она успела ответить, он, с еле заметной усмешкой, добавил: — Надеюсь, тебе очень… нравится новая работа. Последние слова слетели с его губ медленно, почти с ядом, как будто он испытывал их вкус. И этот вкус оказался горьким, слишком горьким, как неспелый фрукт. Губы Джины дрогнули, но она не сказала ни слова. Только взгляд задержался на нём чуть дольше, чем следовало бы. А потом Джина отвернулась. Просто развернулась и пошла прочь, оставляя его стоять в тишине, среди серого утреннего тумана. Рассел смотрел ей вслед. Его взгляд скользил по чёрной ткани платья, которое развевалось под порывами ледяного ветра, цеплялся за белый передник, за тонкие пальцы, что крепко сжимали корзину. Он провёл ладонью по лицу, словно хотел стереть с себя это чувство. Словно хотел заставить себя перестать смотреть ей вслед. Но не мог. — Ох, Джина… — голос сорвался на шёпот, ускользая в пустоту. — Я попробую забыть тебя. Попробую. Последний раз. Но даже произнося эти слова, он уже знал правду. Глубоко внутри, в самом сердце, которое так старательно пытался оградить от чувств, знал: это невозможно. Забыть её? Никогда. И никак. Рассел остался стоять один. Холодный ветер трепал его волосы, пробирался под рубашку, оставляя за собой липкий след льда. Но даже этот холод был ничем по сравнению с тем, что он чувствовал сейчас. В груди образовалась пустота — холодная, бездонная, безжалостная. Он знал, что Джина даже не обернётся. И всё же…