Белый Десница

Трое рослых и смуглых мужчин в плотно подогнанных доспехах и пурпурных с золотом сюрко без гербов вышли навстречу магу, стоило ему поставить ногу на первую высокую ступень. Узкая деревяшка дубового посоха, заменившего сгоревшую акацию, звонко стукнула по камню, поднимая Сарумана выше. Люди Абелона Лавардариса, а это могли быть только они, ведь обычная гильдийская стража пропустила его мимо, не посмев даже смотреть в его сторону, представляли собой удивительный образец среди массы смертных. Бывшие рабы-иноземцы из далекого Астапора носили благозвучное имя «Безупречные». С точки зрения тела это утверждение можно было бы назвать неверным, ведь воины были оскоплены, а на службе у префекта еще и лишились языка, но вот их разум… Впервые увидев выходцев с Эссоса, ожидающих его у главного входа во дворец Гильдий, маг проник в их разумы, с удивлением не найдя и следа посторонних мыслей. Все, о чем думали Безупречные — как им провести важного гостя до покоев хозяина и защитить от возможной угрозы. Старик, а в глазах освобожденных префектом на словах рабов маг выглядел именно стариком, был уязвимой целью для недоброжелателей. Потому им требовалось тщательно закрыть гостя со всех сторон, пока они не окажутся на этаже, целиком отведенном Лавардарису. Кроме маршрута от входа до кабинета, внимательного анализа окружения и планирования методов отражения угрозы без вреда для гостя, в голова Безупречных больше ничего не было. Ни желания поесть или выпить, встретиться вечером с женщиной или поспать после тяжелого дня — никаких мыслей о простом комфорте. Не было ничего важного и о планах да делах префекта, в которые они, наверняка, были погружены глубже любых других слуг Лавардариса. Только одна задача. Один момент в жизни безупречных и безвольных рабов. Как еще можно было назвать подобное воспитание — как не насилием над человеческим естеством? Лишенные свободной воли и малейшего желания вернуть ее обратно, эти люди были воплощением нарушения порядка, установленного Эру Илуватаром в Арде. Таким же, каким были орки и назгулы — порождения Зла. Идеально сложенные смертные в душе своей были подобны самым безобразным порождениям Мелькора. И никакие слова об освобождении ни сейчас, ни когда бы то ни было после не освободят их суть от вечных оков. — Воистину, иронично, — протянул Саруман, вспомнив, как совсем недавно думал о том, каким образом можно найти в Вестеросе материал, подходящий для опытов по созданию магического Кольца. И как он сам клеймил своих слуг за совершенные ими преступления только из нужды иметь хоть каких-то помощников. Но в чем было преступление детей, которых рабовладельцы сделало нелюдью? — Уважаемый гость, — твердым, не терпящим возражений голосом произнес первый из трех рабов, нарушая мысли майа. Навязчивое желание исчезло, и маг обратил внимание на рабов, встретивших его на середине лестницы. — Префект поручил нам сопроводить вас до его кабинета. Вы готовы? Получив утверждающий кивок, говоривший указал Саруману следовать за ним, пока еще двое встали за его спиной, одновременно охраняя и контролируя его движения. Маг никогда не боялся смертных. Даже лишившись сегодня значительной части сил во время неудачного эксперимента, он все еще имел достаточно, чтобы защитить себя от подлого удара и десятерых рабов. В середине дня дворец Гильдий был заполнен людьми. Купцы, ремесленники, капитаны и десятки клерков — им всем находилось место на первом этаже. Здесь заключались важные сделки, проводились переговоры, передавались деньги за выполненные контракты. Здесь кипела жизнь, невидимая нигде больше в Староместе. Жизнь не лордов, владетелей земель и мечей, а торговцев, в чьей власти был самый драгоценный металл из всех сущих. И которым не хватало только одного. Свободы от чужого трона из мечей — возможности воздвигнуть свой собственный. Страх, который испытывал Ормунд, когда заходила речь о префекте и о возможной встрече с ним Сарумана — он жил в этих стенах, украшенных золотом, тканями, картинами и лепниной. Он прорастал здесь амбициями скоротечной смертной юдоли. Маг вдохнул полной грудью дух метущегося золотого тельца, глядя на то, как замерли все присутствующие в первом зале дворца. Высокая белая фигура с посохом привлекла внимание каждого без исключения. Слишком много кривотолков было с ней связано — и станет еще больше, когда разнесется слух о ссадинах на высокородном лице. С легкой ухмылкой Саруман кивнул собравшимся и последовал дальше. Возможно, новость о встрече Отто Хайтауэра и префекта сможет породить сомнения между последним и агентами Деймона Таргариена. Да и горожанам будет о чем пошептаться кроме его «колдовского происхождения». Реакции же Ормунда маг не страшился. Ситуация уже зашла слишком далеко. Четвертый этаж дворца, место жизни и работы префекта, встретил майа богатым ароматом живых цветов и повсеместным пурпуром. В широком зале, куда приводил главный вход, на всю стену раскинулась картина браавосийской гавани и огромного Титана, попиравшего собой небеса. Не иначе префект возжелал мантии морского владыки… Пройдя через несколько коридоров и комнат, одна за одной потрясавших ненужной роскошью и демонстративным богатством, а также количеством Безупречных у дверей и окон, мага вывели к еще одному вытянутому залу со стеклянной крышей. Полуденное солнце желтым диском виднелось из-под его сводов, щедро осыпая своим светом множество картин, статуй и фигур, оружия и доспехов, расставленных и развешенных повсюду в неведомом магу порядке. Безупречные сделали несколько шагов назад, молча развернулись и вышли, закрыв двойные двери из белого дерева. По ощущениям майа, за ними сейчас стояли десятеро воинов. И у них в головах была отныне иная задача — защищать префекта и, при первой необходимости, убить Отто Хайтауэра. Маг не обратил на это внимания и, не скрывая стука дерева о камень, пошел к поджидающему его префекту. Организовав встречу в таком месте, Абелон Лавадарис заработал дополнительный интерес в глазах Сарумана. Огромная коллекция, чьей главной темой были драконы и их хозяева — мейстеры-историки бы пошли на любые преступления, чтобы попасть в это место. Многие экспонаты были даже для него незнакомы. — Милорд Отто, — префект отвернулся от широкого, длинного свитка, исписанного мелкими, витиеватыми иероглифами древней валирийской письменности. К сожалению, майа не знал этот древний язык. Короткий, на грани этикета поклон, тут же протянутая рука — ни капли заискивания или неискреннего интереса в глазах. Только холод расчета и уважение к равному. — Рад, что вы нашли время ответить на мое приглашение. Обменявшись браавосийским рукопожатием, маг поинтересовался: — Вы были весьма настойчивы, префект. Но что заставило вас принимать меня здесь, среди осколков чужой славы? Разве ваша семья не пострадала от короля Мейгора и его дракона? — То, что мой дед спонсировал Святое воинство, не значит, что я не могу восхищаться могуществом драконьих лордов. Тем более, что мы выкупили свои грехи перед лордом Мартином, — Абелон пожал плечами. — Фригольд, пусть и запятнал себя рабовладением, был удивительным местом, полным чудес и древних загадок. Кому как не вам, завсегдатаю Цитадели, интересоваться его наследием. Я нашел некоторые артефакты вдохновляющими на размышления. — Поверьте, я заинтересован, — Саруман улыбнулся. — В столице я многое видел, но даже королевская семья может позавидовать вашей коллекции. — Мы бы могли поинтересоваться у королевы-матери, если бы только она не была занята той шумихой, устроенной чернью. Как будто это не он выделил деньги на «Правду» Вейгона. Доказательств у Высокой башни все еще не было, но в таких интригах доказательство — последнее, что может получить пострадавшая сторона. — Шума здесь действительно больше, чем в столице, но хотя бы пахнет получше. — Вашими стараниями, милорд. Никогда Старомест не был так свободен от преступности. Рынок наполнен товарами, а народ плюет на повешенных казнокрадов. Жаль, что их было слишком много, чтобы быстро восстановить порядок на улицах. Я вот, в отличие от вас, без охраны бывать не рискую. Жаль, что время и люди довели город до такого состояния. Люди? Или Ормунд Хайтауэр и вся семья Хайтауэров? — Ничего, дайте немного времени, и вы не узнаете город. Многое сделано, еще многое предстоит сделать. Стремительная пикировка длилась не больше пары минут и закончилась, как только последний воздух вышел из легких собеседников. Их голос не изменился ни на йоту, выражение глаз было все таким же дружелюбно-внимательным, а позы расслаблены. На пальце префекта под проникающим солнцем поблескивало кольцо из валирийской стали. — Столица творит чудеса, милорд, — Абелон указал магу на мягкие кресла перед выделенной стеной, вдоль которой на пьедесталах стояли артефакты Валирии. — Жаль, что вы ранее не могли порадовать меня таким интересным разговором. Если бы я знал о ваших талантах ритора, я бы приехал в Королевскую Гавань сам. — Тяжело найти хорошего собеседника, когда говоришь только о золоте, префект, — Саруман последовал за ним и не без удовольствия опустился на необычайно мягкое сидение. — Бывали бы вы чаще в Цитадели — мейстеры могут оказаться удивительно способными рассказчиками. — Но некоторые из них рассказывают опасные сказки, не считаете? — Лавардарис не пошевелил и бровью, хотя маг не сомневался в существовании связи между ним и Вейгоном. — Веря в колдовство, не долго поверить в ледяных пауков и мертвых, что каждую зиму ходят на Стену, — вопреки своим словам, Саруман был готов поверить в подобные события, произошедшие с Вестеросом в далекие времена. В его мире подобным было бы тяжело кого-то удивить. — В Староместе, не в Браавосе, с верой очень строго, вам ли при Праведном брате не знать? Джейхейрис Лотт и Абелон Лавардарис — два брата, настолько далекие друг от друга, как Эльрос Нуменорский и Эльронд из Ривенделла. Вот только ни одному из них не суждено было успеть почувствовать усталость от жизни, как королю Тар-Миньятуру. — Ее строгость измеряется золотом в руках и гнилостью в головах. Некоторых братьев от второго не спасает даже первородство. — Право на власть — закон непреложный. Старший над младшим. Сын над дочерью. Вы так не считаете? — Благословлены будут традиции, которыми скрепляются Семь Королевств, — с показным благочестием префект закатил глаза, вновь увернувшийся от опасного вопроса. — Как жаль, что достоинство править исходит не от дня рождения или пола. Иногда младший величественнее старшего, а дочь умнее сына. На мое счастье, у меня нет ни детей, ни братьев, а моя власть отдана мне добровольно, как награда за бремя ответственности. — Пять лет — единый миг в человеческой жизни. Многого ли можно достичь, когда власть так скоротечна? — Достойному нет страха проиграть недостойному. Я покорно служу выбору Совета Гильдий уже двенадцать лет. В то время как вы были у трона всего восемь лет, милорд. А вашу мудрость я верно полагаю выше своей. Справедливо ли это? Где-то достоинство ценится выше, но не при дворе Визериса I. Вот только кому будет принадлежать эта фраза — скрытому смыслу в словах Абелона или невысказанной мысли бывшего десницы? Их переговоры были сколько конфиденциальны, столь и публичны. Любое неверное слово могло быть обращено против них, о чем они прекрасно знали. — А есть ли у Совета Гильдий выбор? — Саруман посмотрел в глаза префекту. — Выбор, милорд, есть всегда, — Абелон принял взгляд черных глаз, не дрогнув. Лицо человека с глубоким отпечатком вечных дум хранило покой и полную уверенность в себе и своих словах. — Выбор есть даже у тех, кто рожден занимать трон. Уйти, освободив его лучшим, или остаться, отогнав соперников прочь. Выбор есть выбор, когда выборщикам кто-то помогает его сделать. Диктат префекта над Гильдиями — известная, особенно в торговых кругах, тайна. Однако и тут Абелон лишь следовал примеру старшего товарища. В Браавосе правил круг семей, передающих друг другу верховную власть, пусть и не всегда добровольно. Мать префекта — Талина Лавардарис, была как раз из наследников одной такой семьи. — Наш лорд решил вдруг отбыть из города в час нужды, — пользуясь молчанием мага, продолжил смертный, отвернувшись к картине процветающего города с десятками шпилей, тянущихся ввысь. Города прекрасного, но построенного рабами драконов. — И пусть никто не посмеет оспорить его собственное решение, многие люди думают о том, как живо изменилась удушливая атмосфера Староместа, стоило вам, господин, занять место брата в тронном зале. Сколько годовых тяжб разрешились к обоюдному согласию, сколько людей с благодарностью покинули Высокую башню. Такого в этом городе не было очень давно. Понравился ли вам трон старшего брата? — Железный трон был куда комфортнее, — маг пожал плечами. Разговор был подобен игре льда и пламени, в которой ни один элемент не мог окончательно переиграть другого. Саруман участвовал в этом больше от скуки, чем из желания вывести Абелона на чистую воду. Не было в Староместе еще ни одного врага, который был бы также скрытен, умен и хитер, как префект. Эта словесная забава напоминала ему о минутах спокойствия в компании Митрандира, когда несогласные майар перебрасывались остротами. Не из желания унизить — лишь поупражняться в словесности в хорошей компании. Саруман и без того знал о многих делах префекта, а о тех, что не знал — догадывался. Проекция сознания Абелона, надежно сокрытого за кольцом, перерастая возможности главного торговца города, выплескивалась наружу. Безупречная личная гвардия. Преступные банды на привязи. Дворец в браавосийском стиле. Неразумная роскошь. Абелон Лавардарис строил свое царство внутри чужого. И ему очень сильно хотелось, чтобы в этом деле законная власть ему не только не мешала, но и помогла. Хотел ручного Хайтауэра на троне. Хотел слугу покорного и обманутого. Хотел видеть его — Сарумана Мудрого — своей пешкой! — Не сомневаюсь, — префект негромко усмехнулся и поднялся. В несколько шагов пересек пустое пространство и остановился перед выстроенными в ряд артефактами Фригольда. Смертный не чувствовал, как холодный взгляд черных глаз сверкнул углем сдерживаемого гнева. — Опасные вы ведете разговоры, префект, — Маг прикрыл на мгновение глаза, чтобы успокоиться. — Не опаснее ваших, милорд. Старшая дочь объявлена законным наследником. Не преступление ли против короны, желать трона младшим в линии наследования? — Не измена ли желать трона старшего брата младшему? — перехватил тему Саруман, также вставая, опираясь на посох. — Измена? — префект изменился в лице, как будто услышал какую-то глупость. — Право на лучшую жизнь сотням тысяч горожан и селян под мудрой рукой — это ли предательство? Обеспечить это право — привилегия достойного, обязанность сильного, — Абелон оторвался от фигуры золотого дракона, обвившего изумрудный шпиль с гнездом на вершине. Время и вандалы изрядно поиздевались над реликтом ушедших лет — огнедышащий монстр лишился части морды и обоих крыльев, напоминая гигантскую саламандру. И только маг ощущал, что внутри изумрудной башни прячется стержень из валирийской стали. Нужно было получить эту безделушку. — Я знаю, что вы достойны править, милорд. Больше, чем множество первородных мужей, занявших трон стариков-отцов, потому что какой-то закон велит им это. Больше всех этих сибаритов и рыцарей, что думают о своей лошади и доспехе чаще, чем о народе, которым они правят. Я всего лишь хочу предложить вам свою скромную помощь в этом, — Абелон поклонился куда глубже, чем в первый раз. Он хотел продемонстрировать свою искренность и благонадежность, как потенциального союзника. И, хоть Саруман не мог прочесть его мысли, не было сомнений, что это движение далось Лавардарису с великим трудом. — Что в этом для вас, префект? — маг не был тронут его внезапным откровением. То, что подобное предложение Лавардарис хотел сделать с самого первого приглашения, было очевидно. Именно этого в свое время так боялся Ормунд. И также очевидно Саруману было то, что он никогда не согласиться на этот поводок «помощи». Помощь в обмен на службу. Подарок и знание в обмен на падение. Желанное в обмен на исполнение чужих интересов. Действуя так, префект по неведению повторял, в куда меньшем, жалком масштабе интриги и манипуляции, какими не брезговали пользоваться Саурон и его господин. Ради власти и только ради власти. Власть — последнее, что было нужно бессмертному. Она развратила сильнейших, лишив их разума и воли. Он ценил и то, и другое. Власть ради власти — путь во тьму. Но власть ради других… — Всеобщее благо, разумеется, — Абелон будто прочитал мысли мага, говоря то, на чем остановилась осторожная мысли майа. Префект выпрямился, внимательно вглядываясь в лицо Сарумана. — Я долго жил и видел многое, милорд. Время вашей десницы было благом для государства, а если бы никто не мешал вам здесь — Старомест не знал бы бед. Стабильность и порядок — мечта любого торговца и подданного. — Всеобщее благо… — протянул маг. В чистоте своих намерений он не мог сомневаться, и ему было близко это желание. Но вот думал ли о судьбе человечества Абелон Лавардарис, проживший лишь сорок лет смертный? Не более, чем лягушка на дне колодца — что мог он знать о спасении? — Я не стану торопить вас, милорд, такой вопрос требует времени, а у вас его сейчас немного. Просто не тяните… — Пожалуй, префект, я вынужден отказать вам, — ровный голос Сарумана заставил Лавардариса остановиться на полуслове. Префект, застигнутый врасплох, с нескрываемым удивлением смотрел на мага. Постепенно изумление сменялось холодной сдержанностью, за которой клубилось безошибочно угадываемые раздражение и злость. — Могу я узнать причину? — почти безразличным тоном поинтересовался Абелон. — Я высоко ценю ваше предложение, префект, мне приятно ваше доверие, но я не считаю возможным занять трон моего брата и еще неродившегося племянника. Поэтому я готов закрыть глаза на эти слова и рассчитываю никогда более не слышать подобных коварных замыслов против нашего лорда. Если до этого разговора маг еще имел какие-то сомнения — не воспользоваться ли Лавардарисом для временного усмирения города, то сейчас… Служба королям Гондора и Рохана, даже лорду Ормунду Хайтауэру имела единый исток. Саруман мудро направлял государей и их царства по лучшему пути, получая за это почет, уважение и полагающееся место, где он мог с удовольствием посвящать свое время познанию. В Арде он делал это, прямо исполняя обязанности, полученные в Валиноре. Здесь, в Вестеросе, ему приходилось на каждом шагу продираться сквозь инерцию сочащегося злостным ихором миропорядка, чтобы хоть что-то поправить. Лорд-брат, поначалу приняв вернувшегося мага как родного, все чаще пытался ставить палки в колеса. Делал он это скорее из глупости и врожденной человеческой завистливости. Но принц Деймон, таящиеся во тьме церковники, безумец Вейгон, Лавардарис — все они были врагами — камнями, сквозь которые ничто не прорастет. Врагами, подобными вечному Злу. Их можно было использовать тайно, уничтожая одного за другим, свергая в пучину слепого самодовольства. Но позволять одному из них править им? Давать иллюзию контроля над бессмертным майа? Стать, пусть на мгновение, но слугой порочных, жадных до власти и быстрых во зле смертных? Не бывать этому! У него один хозяин — Провидение Создателя. А, покуда Арду и его разделяет Пустота — он сам себе хозяин. — Я понял, милорд. Не беспокойтесь. Моя верность не знает сомнений, — Абелон удержал на лице маску вежливости. Морщины на его лице были остры от напряжения до того, что о них можно было резать бумагу. Чуть пошатнувшись в сторону, он указал на подборку выставленных у стены артефактов. — Позвольте подарить вам безделушку в знак вечной дружбы. Несмотря на полуденное солнце, воздух в сокровищнице похолодел. — Вот эта, — Саруман подошел ближе, став спиной к префекту, и взял в руки нефритовую башню-гнездо с золотым драконом. — Иногда змеям не стоит забывать, что крылья нельзя заработать, чтобы стать драконами. — В Валирии было Четырнадцать Огней, милорд, — Абелон поджал губы, смотря на безупречно белые полы длинного плаща, куполом скрывающие мага. — Ни башням, ни драконом не суждено было сбежать от столь многих врагов. Саруман полуобернулся, искоса взглянув на смертного: — Любое пламя можно покорить, префект.