Гарри Поттер и Правда о Предателе / Harry Potter and the Truth of the Traitor

      Гарри       Странный разговор с Гестией не выходил у Гарри из головы весь оставшийся день. То, что она нашла Эрисс, немного выбило её из колеи, но она пришла в себя, и после этого слизеринка ничем себя не выдала. Это был один из самых нервных и, если быть честным, захватывающих опытов в его жизни. Он встретился лицом к лицу с одним из самых опасных студентов Слизерина и вышел… ну, не в лучшем положении, конечно, но уж точно не в проигрышном. Они оба что-то приобрели. Это было самое главное. Он проводил много времени с Джинни, Фредом и Джорджем, играя в квиддич или в карты, а когда не был с ними, то читал или работал над рунным заклинанием. На следующий день после разговора с Гестией Блетчли и его подруга Аделина Роул из Когтеврана появились на поле для квиддича и попросили присоединиться. Фред и Джордж колебались лишь секунду, прежде чем согласиться. Старшекурсники были немного сдержанны, но приняли участие в игре, после чего время от времени заглядывали к Гарри и остальным братьям Уизли в общие комнаты отдыха, предлагали помочь Джинни с домашним заданием по Зельям или случайно учили какому-нибудь заклинанию во время игры в квиддич. Гарри обратил внимание на то, какие заклинания они приносили — все были серыми — и понял, что они проверяют и Уизли, и его. К счастью, Фред, Джордж и Джинни не обратили на это внимание и с радостью выучили их. Гарри не знал, откуда взялось их внезапное дружелюбие, но был уверен, что оно связано с Гестией Кэрроу. Слишком уж подозрительными были эти изменения. Тео и Гарри также обменялись множеством писем в течение двух недель, предшествовавших Рождеству. Конечно, они обсудили это ещё до отъезда Тео домой, но ни один из них не мог связаться с гоблинами из Хогвартса, не вызвав подозрений, поэтому им пришлось ждать, пока Тео вернётся домой, а затем строить окончательные планы с помощью кодированного письма. Гарри научил Тео некоторым маггловским кодам, поскольку волшебники, как правило, игнорировали все маггловское. К Рождеству большинство планов было окончательно разработано. Гарри, к своему раздражению, все еще не мог вызвать телесного Патронуса. Но он упорно продолжал работать над этим. Жюль почти наверняка будет обучаться этому во время каникул.

***

      Рождественским утром Гарри проснулся в своё обычное время. Он встал с кровати и прошел половину пути до ванной, прежде чем понял, какой сегодня день. — Эрисс! — крикнул он, вбегая обратно в общежитие. Рождество было единственным днём в году, когда Гарри позволял себе забыться, забыть о правилах Слизерина, семейной драме и прочем. — Эрисс, проснись! С Рождеством! Эрисс недовольно высунула голову из-под покрывала. За неделю до Рождества в замке окончательно и прочно воцарилась зимняя стужа, и ей уже не хотелось даже кататься в его сумке. Ночью ей по-прежнему нравилось тепло его тела, но днем она предпочитала оставаться в его сундуке. И ей совсем не нравилось, когда ее будили. — Не понимаю, почему вы, люди, так озабочены тем, чтобы дарить друг другу вещи, — ворчала она. — Если тебе что-то нужно, иди и возьми, нет смысла ждать и надеяться, что кто-то просто протянет тебе это. — Это весело, — сказал ей Гарри. — Дарить подарки весело, потому что это делает друзей счастливыми, а получать их весело, потому что это значит, что людям не всё равно на тебя. — Наверное. — Эрисс смахнула его руку своим хвостом. — У змей все проще. Я все еще думаю, что так лучше. — Конечно, ты же одна из них, — сказал Гарри с нескрываемым весельем. Она злобно зашипела на него и снова зарылась в одеяла. Перед уходом Гарри позаботился о том, чтобы влить в одеяла побольше магического тепла.

***

      Джинни       Что-то в Рождестве заставляло Джинни просыпаться рано. Так было всегда, с самого детства. В норе это был день семьи, ещё большего количества еды, чем обычно, любви и смеха. Подарки были бонусом, но всегда носили практический характер и не были главной целью дня. У Слизеринцев все было немного по-другому — семья все еще была важна, и смех, и связь, и дружба, но дарить и получать подарки было очень важно. Для некоторых это было искусством. Выбор правильного подарка для человека свидетельствовал о том, как высоко ты его ценишь и как хорошо его знаешь. На первом курсе Пэнси два часа читала Джинни лекцию обо всей этой неразберихе. Это было грубо — покупать что-то дорогое, чтобы компенсировать то, что ты не выбрал подарок с заботой о том, кому он предназначался и что он для тебя значил. В конце концов, количество потраченных денег не было решающим фактором. Джинни это порадовало, потому что с тех пор, как она начала помогать Фреду и Джорджу с контрабандой и экспериментами, чтобы заработать на них немного денег, ей не на что было тратить. Ей нравилось, как Слизерин проводит Рождество. Ей нравилось тратить время на выбор подарков и смотреть, как люди их открывают, или видеть, как друзья потом ими пользуются. Ей было грустно находиться здесь, в подземельях, свернувшись калачиком в кресле в ожидании Гарри, а не дома или с братьями… Но Перси и Рон не обращали на неё внимания с момента сортировки, мама и папа не знали, что с ней делать, когда она не удосуживалась взять язык в руки, а Билла рядом не было. Только близнецы приняли её такой, какая она есть. Но они отвлекались на то, чтобы возиться с Роном и Перси. Половину времени Джинни была предоставлена сама себе. Она не могла отрицать, что была рада узнать, что Гарри останется на Рождество. Это был прекрасный повод остаться. «Мам, ты же знаешь, я волнуюсь за него, он так хорошо относится ко всем младшим, но ему некуда пойти на каникулы, он слишком вежлив, чтобы просить остаться у кого-то дома… Я буду скучать, ты же знаешь, но мне было бы неприятно вернуться домой и оставить его в компании только старшекурсников Слизерина. К тому же, Фред, Джордж и Рон останутся…» Когда-то Джинни, наверное, чувствовала бы себя виноватой за то, что так солгала маме. Но теперь она уже не могла заставить себя. Она общалась с Гарри, Фредом и Джорджем, играла в квиддич, избегала Рона и Перси, получала помощь с домашними заданиями от слизеринцев старшего курса, которые, похоже, в последнее время все больше одобряли Гарри и, по умолчанию, ее. Оставалось надеяться, что Рон не узнает об этом. Он уже отпускал ехидные комментарии по поводу того, что Джинни проводит время с «отродьем Пожирателей смерти». Даже Жюль говорил то же самое. Джинни скривила губы, вспомнив, как они оба ругались по этому поводу в августе прошлого года, когда она пригласила Эвелин к себе на день. — Не понимаю, как ты могла в него влюбиться, — пробормотала Эвелин, глядя на Жюля. Джинни не могла не согласиться. Это был последний раз, когда она пригласила в гости одного из своих слизеринских друзей. После этого она отправилась к Луне, как и Нат с Эви. Джинни, конечно, хотела бы быть с ними, но она не могла винить их за то, что они уехали домой. Обеих ждали семьи, какими бы неблагополучными они ни были. Джинни… ну, она-то знала, просто ей хватало их летом, спасибо и на этом. Она просидела в общей комнате уже целых два часа, когда наконец появился Гарри. Наклонив голову назад от зевоты, со взъерошенными от сна волосами, он был странно похож на Жюля. Затем он снова наклонил голову вперёд, свет упал на серебряную оправу очков и резкие края его улыбки, и иллюзия исчезла. Джинни улыбнулась ему. — С Рождеством, Гарри. — Счастливого Рождества. — Он опустился в кресло напротив неё и, нахмурившись, направил свою палочку на ёлку. Груда подарков поднялась и левитировала к тому месту, где они сидели. Джинни скорчила гримасу. Несколько месяцев назад Эвелин зашла в Рыцарскую комнату и обнаружила, что он практикует невербальную магию, включая заклинание левитации. Через несколько дней она, Джинни и Нат устроили ему очную ставку. Он прямо сказал, что контроль над случайной магией был необходим ему для выживания в детстве, и это вылилось в очень ограниченную способность к бессловесным заклинаниям низкого уровня. Он работал над чем-то большим. Он выставил это как мелочь. На самом деле это было не так. Джинни помнила, как три её брата мучились над этим на шестом курсе. Билл разобрался с этим довольно быстро, Чарли — примерно в среднем темпе, а Перси — чуть медленнее, что приводило его в бешенство и заставляло Джинни хихикать весь первый курс. Они с Гарри принялись за работу, накладывая заклинания обнаружения, нашли в куче Гарри два пакета с глазами, от которых у него помрачнело лицо, когда он левитировал их в огонь, и принялись за остальные подарки. Джинни старалась, она медленно, но верно превращала слизеринские манеры из сосредоточенного усилия в привычку, но Пэнси признала, что для младших учеников вполне нормально избегать их в такие праздники, как Рождество, когда они находятся в уединении общей комнаты. Джинни с радостью так и поступила. В стопке Джинни лежали открытки от Пэнси, Дафны и Блейза; книга по квиддичным манёврам от Демельзы; странный, но симпатичный браслет от Полумны, который гудел от странной магии, не имел объяснения и идеально подходил к цвету глаз Джинни; книгу «Утраченное искусство практической дуэли» от близнецов; обязательный свитер и еду от мамы; пару хороших по качеству очков для полета на метле от Эвелин; сладости от Арии и мальчиков; огромный комплект одежды, как и в прошлом году, от Нат. Джинни нахмурилась, когда открыла его. Мантии, платья, брюки, сапоги, блузки, юбки и шорты — модные, со вкусом подобранные цвета, практичные, полезные и (если она знала Нат) идеально сидящие. Большинство из них были в стиле волшебников; некоторые стали в некоторой степени подражать маггловской моде, поскольку, по словам Натали, два элитных дизайнера недавно наняли маггловского полукровку, чтобы «разнообразить свои идеи». — Почему ты хмуришься? — поинтересовался Гарри. — Это отличный подарок. — Нат — хороший друг, — сказала Джинни со вздохом. Она с подозрением посмотрела на Гарри. Она заставила Фреда и Джорджа признать, насколько ужасной была маггловская одежда Гарри, когда они спасли его после первого курса. Может быть, он и понял бы это — по крайней мере, он был бы ближе, чем большинство других слизеринцев. — Просто… в прошлом году Нат сделала тот же подарок… и когда я вернулся домой на лето в новой одежде, Рон, Чарли и мама были вне себя от радости. — Почему? — спросил Гарри, откладывая в сторону набор книг со старыми, потрескавшимися корешками и неразличимыми названиями. Они выглядели как реликвии, и, вероятно, были серыми или темными, зная и дом Слизерин, и Гарри так же, как Джинни сейчас. Но эта мысль уже не пугала её. Джинни пожала плечами, немного покопавшись в коробке. У Натали был действительно хороший вкус. — Рон… ты его знаешь. — Дай угадаю, он разглагольствовал о том, что ты считаешь себя слишком хорошей для их вещей, — сказал Гарри с отвращением в голосе. — Точно. — Джинни почувствовала, что слегка покраснела от гнева при этом воспоминании. — Конечно, я сказала ему, что это подарки, и я не виновата, что у меня есть друзья получше… — Ооо… Ты, наверное, могла бы проявить больше такта… Её румянец усилился. На этот раз от смущения. — Я знаю, я повела себя как гриффиндорка… — Это простительно, — сказал он, ухмыляясь. — Ты выросла в доме, где их пруд пруди. Де-гриффиндоризация может занять несколько лет. Она рассмеялась. — В общем. Потом он разозлился еще больше, Чарли отчитал меня за то, что я приняла якобы благотворительность, а мама кричала на меня за неблагодарность, а также за то, что я ношу одежду, которая… ну, не знаю, не такая, как носят Уизли, или еще какая-нибудь ерунда. Думаю, ей не нравилось, что я одеваюсь больше как… — Чистокровная девочка из семьи со средним достатком? — резко сказал Гарри. Джинни посмотрела вниз на коробку с одеждой. — Да. Разве это благотворительность, Гарри? — Нет. Натали — твоя подруга, Джинни. Ты же подарила ей взамен подарок, который был выбран для неё так же тщательно, как этот для тебя. Она не виновата в том, что у ее семьи есть огромные хранилища, а у твоей — нет. Она снова отвернулась. Гарри наклонился вперед, глаза его внезапно стали напряженными. — Нет, прекрати. Слизеринцы не стесняются говорить о таких вещах. Это факт. Нильсены — старая и богатая семья. Твоя семья старая и небогатая. Натали увидела, что ты, вероятно, чувствуешь себя не в своей тарелке в подержанной мантии, и захотела помочь. — Но я была единственной, — сказала Джинни. — Буквально у каждого слизеринца на моем курсе всегда были хорошие мантии. Гарри колебался. Джинни заметила это. — Что? — спросила она. Он ухмыльнулся. — Наблюдательна. Может быть, дегриффиндоризация окажется легче, чем я думал. Это не то, чем мы делимся с другими Домами, хорошо? Это подпадает под правила 1 и 6 — единство Дома и секреты Слизерина. Когда к нам поступают студенты, которые не могут позволить себе школьные принадлежности, книги и приличные мантии, поскольку школьные стипендии выплачиваются только магглорожденным и сиротам, — он закатил глаза на это правило, — старосты седьмого курса отвечают за то, чтобы у них было все необходимое, чтобы они могли одеться и представить себя так, чтобы хорошо представлять Дом Слизерин. Мы сами заботимся о своих. Ты знаешь Еву Пьюси? Староста седьмого курса? Она разговаривала со мной, когда я был первокурсником, и позаботилась о том, чтобы у меня был доступ к хранилищам Поттеров после моей ссоры с Джеймсом. На его лице промелькнуло презрение, которое появлялось всякий раз, когда он говорил о своем отце. — Дед Эверетта Кинни по отцовской линии полностью вычеркнул Кинни и его маму из завещания, когда она развелась с отцом Кинни и подала на него в суд за домашнее насилие, и выиграла его. В первый год седьмой курс, особенно те, у кого были богатые семьи, снабдили его всем необходимым. Не целое состояние, но достаточно, чтобы у него был полный новый гардероб его размера и средних материалов, новые книги и принадлежности для зелий, и так далее. Джинни смотрела на него с нескрываемым шоком, когда он закончил говорить. — Так что если бы Нат не шантажировала меня тем, что я буду просматривать с ней каталоги… — Так вот что произошло? — сказал Гарри, смеясь. — Напомни мне сделать ей комплимент, когда она вернется в школу. Да, если бы она этого не сделала, один из префектов собрал бы остальных и позаботился о том, чтобы у тебя было все, что тебе нужно. — Почему Пэнси не сказала об этом? — спросила Джинни. — Об этом не принято говорить открыто. В конце года старосты выпускного курса рассказывают об этой традиции следующим старостам седьмого курса, и если кому-то из первокурсников нужна помощь, они об этом заботятся. Пэнси об этом не знала, потому что никто из нашего курса в этом не нуждался. — Нет ничего плохого в том, чтобы иметь подержанные или бывшие в употреблении вещи, — возразила Джинни, внезапно почувствовав иррациональную необходимость защищать свою семью. Гарри поднял брови. — Конечно, нет. Если ты покупаешь вещи в употреблении, но в хорошем состоянии, это позволяет сэкономить много денег и, как правило, прекрасно работает. Но также важно выглядеть на все сто — это очень помогает быть уверенным в себе, произвести хорошее первое впечатление. Неужели это так плохо, что Слизерин хочет убедиться, что у всех змей есть такая возможность? Джинни нахмурилась. — Наверное, нет… — В этом был большой смысл, и, если быть честной с собой, ей нравилось носить одежду, которую Нат подарила ей в прошлом году. Ей нравилось выглядеть красиво и носить красивую одежду. Джинни была сорванцом. Но это не значит, что ей не нравилось иногда надевать платье или красивую мантию и выглядеть красиво. Только возвращение домой на лето и реакция семьи заставляли ее колебаться. — Я вырос в отвратительных, поношенных тряпках моего кузена-маггла, — сказал Гарри. — Он специально рвал их, растягивал и растирал в грязи, так что к тому времени, как я их получал, они были ужасны. К тому же он был раза в три больше меня, так что ничего не подходило. Надо мной смеялись и издевались за это почти каждый день. Как только я узнал о своем хранилище, я сразу же купил полный гардероб волшебника из дорогих материалов, но не потому, что считаю, что унаследованные деньги доказывают твою ценность, а потому, что нет ничего постыдного в том, чтобы попытаться защитить себя и представить миру в хорошем свете. Люди могут быть жестокими и неразумными. Я готов поставить деньги, если бы ты не надела подарок Нат, Рональд бы развернулся и стал насмехаться над тобой за то, что ты единственный Слизерин без крутой одежды. При этих словах Джинни нахмурилась, потому что Гарри был прав. Как бы она ни любила своего брата, в последнее время он ей не очень нравился. — Спасибо, — пробормотала она. Гарри ухмыльнулся. — В любое время, Джинни. Джинни вернулась к куче подарков, и тут ее внимание привлекло что-то под елкой. Она нахмурилась. — Вингардиум левиоса, — сказала она, и предмет — длинная, тонкая, завернутая посылка взлетела в воздух. Джинни осторожно поднесла его к столу. Гарри едва поднял глаза от письма. — Новая метла? — Это адресовано тебе, — сказала Джинни. — Как ты это пропустил? Это привлекло его внимание. Гарри отложил письмо в сторону и нахмурился, глядя на пакет. — Я его не видел. — Я так понимаю, ты не заказывал новую метлу, — сказала Джинни. — …нет. Джинни тоже нахмурилась, глядя на пакет. — Не хочу этого говорить, но подарить тебе проклятую метлу было бы очень хорошим способом навредить тебе. —Не стоит, — рассеянно сказал Гарри и наложил чары для обнаружения вредоносных заклинаний. Это ничего не выявило. — Полезно быть настороже… Я очень сомневаюсь, что Жюль достаточно умен или силен, чтобы провернуть такое… но у Поттеров есть враги… Джинни пришло в голову, что Гарри оказался в неловком положении, когда речь зашла о врагах Поттеров. С одной стороны, враги Поттеров были его врагами. С другой стороны, он был изгоем в своей собственной семье, отчуждённым, и, возможно, некоторые из них из-за этого относились к нему проще. Примерно так же, как Малфой ненавидел Рона, но полностью игнорировал Джинни. Гарри произнёс все известные ему заклинания обнаружения — Джинни была поражена; раньше она не обращала на них внимания, поскольку занималась своими делами, но он знал гораздо больше, чем она, — и не обнаружил абсолютно ничего. — Давай, разворачивай, — сказала Джинни, с любопытством наклоняясь вперёд. Блетчли, Кэрроу и Флинт расположились на множестве диванов в другом конце общей комнаты, и Джинни бросила на них любопытный взгляд. Гарри отделил коричневую бумагу, открыл коробку и замер. — Что… Слова Джинни замерли у нее на губах. — Что за нахуй, — прошептал Гарри. — Это Молния… — благоговейно сказала Джинни. — Молния. Это самая быстрая метла в мире, даже команды Кубка мира еще не скупили их… ты знаешь, сколько она стоит… кто бы купил тебе ее? И могу ли я на ней летать? — Я догадываюсь, что она действительно смехотворно дорогая, не знаю, кто бы мне её прислал, и да, ты можешь на ней летать, как только я выясню, что она не проклята, чтобы убить меня, — мрачно сказал Гарри. Джинни вздрогнула. Она обрадовалась тому, что на столе в двух футах от неё лежит Молния во имя чертового Мерлина, и совсем забыла, что это может быть ловушка.

***

      Гарри       Он уставился на метлу, не в силах даже рассмеяться над откровенным благоговением и граничащим с поклонением выражением лица Джинни. Здесь была молния. В его общей комнате. Адресованное ему. Гарри решительно схватил её и встал, промаршировав к местам старшекурсников. — Пот- Ооо, отлично, у тебя новая метла, — сказал Флинт, разглядывая упаковку. Гарри не стал вынимать метлу из коробки. Он не хотел прикасаться к ней напрямую. — Какая модель? — Я думаю, что кто-то прислал ее мне, — сказал Гарри. — Я не знаю, кто и зачем. — Наверное, потому что ты сломал предыдущую, — неприязненно сказала Гестия. Гарри был слишком растерян, чтобы вступать с ней в словесную перепалку. Он просто продолжал смотреть на Флинта. — Я подозреваю, что она проклята. Флинт покачал головой. — Поттер, у тебя паранойя. Не секрет, что твоя метла разлетелась вдребезги, и все в Слизерине знают, что Лорд Малфой до сих пор не смог найти ей замену. — Как видно, деньги — это еще не все, — пробормотал Блетчли. — Нет, на самом деле я уверен, что у меня нет паранойи, потому что это очень, очень странно, — сказал Гарри, положив коробку с метлой на стол. Флинт посмотрел на неё. Моргнул. — Какого хуя?! — внезапно закричал Блетчли. Джинни подошла и встала чуть поодаль от Гарри, наблюдая за ним. — Это гребанная Молния, — вздохнул Флинт, затем его лицо из ошеломленного превратилось в подозрительное. Гарри кивнул. — Единственная причина, которую я могу придумать, чтобы кто-то прислал мне Молнию, — это то, что они надеются, что я обрадуюсь, забуду, что она пришла от анонима, прыгну на неё, чтобы немедленно прокатиться, и умру. Поскольку, я думаю, мы все знаем, что мой отец не собирается тратить больше пары кнатов на покупку мне новой метлы. — И ты хочешь, чтобы мы помогли убедиться, что она не является орудием убийства, — сказал Блетчли. Гарри пожал плечами. — Мне тринадцать. Я знаю достаточное количество диагностических заклинаний, но я также не настолько глуп, чтобы думать, что тот, кто прислал мне Молнию, не смог наложить на эту штуку вредоносные чары, достаточно хорошие, чтобы обойти третий курс. Гестия и Флинт обменялись взглядами. — Сегодня Рождество, — прямо сказал Флинт. — Принеси его нам через несколько часов, и мы посмотрим. Если мы ничего не найдем… возможно, ты захочешь, чтобы её проверил Снейп, прежде чем браться за дело. Как бы неприятно это ни звучало, Гарри понял, что он действительно прав. — Спасибо.

***

Во время каникул столы Дома не использовались, и Гарри воспользовался этим на празднике, чтобы сесть с Гермионой, Джинни, Полумной, Фредом, Джорджем и Энтони. Рональд, Жюль и некоторые другие гриффиндорцы, слава Мерлину, оказались на другом конце стола. Гарри даже не обращал внимания на хаос конфетти, белых мышей и громких взрывов, периодически создаваемых хлопушками. Он негромко рассказал друзьям о Молнии. — Ты уверен, что это был аноним? — спросила Гермиона. Гарри бросил на неё раздражённый взгляд. — Да, Гермиона, я тщательно проверил всю упаковку. С чарами обнаружения и выявления, раз уж ты хотела спросить. Потом старшекурсники Слизерина еще раз все проверили, используя больше заклинаний, чем я знаю, и тоже ничего не нашли. Она покраснела. — Не могу поверить, что ты отнес ее Снейпу, даже не вытащив сначала, — пробормотал Джордж. — Очень по-гриффиндорски, — усмехнулся Энтони. — Гарри прав; это очень странно. А что, если она заколдована? — Проклясть Молнию практически невозможно, — сказал Фред. — Практически невозможно, — сказал Гарри. — Тот, кто прислал мне это, явно имеет в своём распоряжении огромные ресурсы. Вероятно, их достаточно, чтобы понять, как проклясть Молнию, если бы кто-то был мотивирован. Фред вздохнул. — Ты слишком умен для своего же блага. — Это не паранойя, если они действительно хотят тебя убить, — сказала Гермиона. — Я рада, что ты поступил разумно, Гарри. — Я тоже, — резко ответил Гарри. Полумна подмигнула ему, глядя на свою тарелку с тыквенным пирогом, салатом «Цезарь» и суши. Гарри решил не задавать вопросов. — Скажи профессору Снейпу, чтобы он проверил, нет ли на ней нашествия Буднящих шиц, — очень серьезно сказала она. — Э-э. Хорошо, я так и сделаю, — сказал он. — Спасибо, Луна. — Мгмугм. — Она вернулась к еде. Гарри уделял пиру столько внимания, сколько мог, но какая-то часть его мозга оставалась в кабинете Снейпа с его новой метлой. Он очень надеялся, что происхождению метлы есть другое объяснение, нежели «кто-то пытается убить Гарри Поттера». Желательно такое, которое позволило бы ему сохранить метлу и полетать на ней.

***

      На следующий день после Рождества Гарри наконец-то привел в действие план, над которым он работал полгода с помощью Тео. Продать части василиска из Тайной комнаты. Существовал еще один проход, отличный от того, что был в ванных комнатах, — проход, ведущий из задней части общежития Слизерина. Он был очень хорошо замаскирован и доступен только змееустам. До сих пор Гарри избегал пользоваться им, поскольку поход в Комнату и обратно означал, что он должен быть абсолютно уверен, что у него нет никаких обязательств по крайней мере в течение часа, но на каникулах, сразу после Рождества, была прекрасная возможность проскользнуть туда. Всё было бы ещё лучше, если бы он смог отправиться туда ночью, но он ещё не умел вызывать телесный патронус, и дементоры сделали это невозможным. В Комнате всё было так, как он оставил. Гарри вновь зажёг пламя волшебника, горевшее высоко над ним. Хотя гигантский труп василиска практически сводил на нет все улучшения, которые давал свет в атмосфере Комнаты. Гарри потратил две недели лета на то, чтобы одержимо изучать, как извлекать жизненно важные ингредиенты для зелий из мёртвых змей, и осваивать заклинание снятия шкуры с животных, чьи шкурки представляли ценность. (у Гарри были сильные подозрения на счет того, что это заклинание может быть использовано в качестве неприятного проклятия на дуэли, и отложил эту идею в сторону). В июне прошлого года он, Тео, Блейз и Невилл два часа накладывали на василиска консервирующие чары, пока никто из них не смог их наложить из-за истощения. Более сложное заклинание, вроде тех, что лежали в отделах зелий их сундуков, справилось бы с ним за один раз, но прежде чем кто-то из них смог бы наложить такое заклинание, их магические ядра должны были созреть, стабилизироваться и окрепнуть, поэтому они просто наложили друг на друга низкоуровневые консервирующие чары и надеялись на лучшее. Похоже, им это удалось. Сейчас василиск выглядел так же, как и тогда. Взяв в руки палочку, Гарри начал осторожно снимать с него консервирующие чары. На это ушло минут тридцать, но, к счастью, не так много сил — никто из них не использовал модификаций заклинаний, которые было бы трудно отменить. Это нельзя было игнорировать. Если оставить чары на время работы, они могли вызвать нежелательные реакции со старыми и новыми заклинаниями, а также с мощной магией, присущей телу и тканям василиска. Когда все заклинания были сняты, он глубоко вздохнул и принялся за дело.       Через четыре ужасных часа Гарри закончил. У него было несколько кувшинов крови василиска, банки с ядом, которые он собрал годом ранее, много кожи василиска, свернутой в рулоны, приличного размера коробка с порошком клыков василиска и еще одна с порошком костей, а также банки с печенью, почками, сердцем, желудочной и спинномозговой жидкостью. Все это можно было продать на черном рынке по высокой цене. Гарри оставил себе две из шести банок с ядом, сверток с кожей и маленькие коробочки с порошком из клыков и костей для собственного пользования. Тео получал одну банку, сверток и две коробочки чуть поменьше. Все это он пока оставил в комнате, вместе с зарезанным трупом, с которым он разберется завтра. Остальное он должен был достать сам. Гарри накинул одеяло на всё, что ему предстояло перетащить, и уставился на кучу. Что ж. Если ничего другого не остается, он может попрактиковаться в беспалочковой магии. По-прежнему не сводя глаз с кучи, он сосредоточился на ней и почувствовал, как все медленно поднимается с земли, по-прежнему укрытое одеялом. Это просто смешно. Гарри начал подниматься обратно по туннелю к общежитию Слизерина, который выходил через маленькую дверь, спрятанную за ногами Слизерина, и, к счастью, был намного короче, чем путь по трубе и драматической двери из туалета на втором этаже. Он остановился, чтобы свериться с картой у выхода. Кэрроу, Блетчли и Флинт были в Большом зале. Джинни была на пятом этаже с Полумной и Демельзой, вероятно, дуэлируя, пока Полумна наблюдала за ними, судя по тому, как Джинни и Демельза занимали свои позиции и меняли их. Дамблдора не было, большинство профессоров находились в своих кабинетах или в своих комнатах в западном крыле, Помона Спраут была в теплицах — с ней надо было быть поосторожнее, — а все остальные студенты находились в общих помещениях первого этажа, в своих общих комнатах или в библиотеке, за исключением Фреда, Джорджа и Кэти Белл, вышедших на поле для квиддича. Филч бродил по шестому этажу. Гарри очень хотелось, чтобы на карте показывались привидения и/или Пивз, но с этим придётся смириться. — Откройся, — приказал он тупиковому проходу. Камень растворился в сером тумане. Гарри прошёл сквозь него, левитируя за собой груду побочных продуктов жизнедеятельности василиска. Позади него стена восстановилась, не оставив никаких следов своего существования. Из любопытства, в тот день, когда он обнаружил этот проход, исследуя Комнату в прошлом году, Гарри применил самые сильные из известных ему заклинаний, раскрывающих тайны, и ничего не обнаружил. То же самое он повторил этой осенью, только с большей силой и более сильными заклинаниями. Гарри постоянно держал Карту между ладонями и часто останавливался в каком-нибудь уголке подземелий, чтобы свериться с ней. По возможности он пользовался тайными ходами и запасными маршрутами — неважно, что это занимало больше времени; просто нужно было держаться подальше от мест с большой проходимостью, где его могли обнаружить призраки. Несмотря на то, что он перевозил большое количество запрещенных ингредиентов для Темных зелий, полученных от трупа, запертого в комнате, куда, как он убедил Дамблдора, нельзя попасть, чтобы передать их торговцу в обмен на очень большую сумму денег, его сердцебиение оставалось ровным. Гарри не любил волноваться. Это был лучший план, который они придумали, и он сработает, потому что у него есть Карта, его ум и его магия. Вместо того чтобы выйти из подземелий возле вестибюля, которым в основном пользовались Слизеринцы, он пошел по менее известному ответвлению, которое выходило в один из многочисленных тайников Филча с чистящими средствами. Кладовка была тесной, но чистой и соединялась с одним из подсобных помещений второго этажа, где находились четыре неиспользуемые пустые комнаты, а единственная служебная дверь на территорию была по большей части забыта. Гарри несколькими взмахами палочки отключил запирающие чары и пробормотал заклинания — они предназначались для студентов и сотрудников с разрешения, а это означало, что, будучи студентом и будучи узнанным охранниками Хогвартса, легче снять заклинания, — и выскользнул на территорию. Это была самая опасная часть. Вероятность того, что кто-нибудь выглянет из окна и увидит его, уходящим из замка, была невелика, но всё же представляла определённую проблему. Гарри держался в крошечных зарослях деревьев и торопился, плотно натягивая зимний плащ. Он периодически взмахивал палочкой и шептал заклинание ветра «Вентус», чтобы стереть следы на своем пути. На краю территории он приостановился. Он выполнил домашнее задание. Предположительно, по краям территории, принадлежащей Хогвартсу, стояли чары. Лес окружал Хогвартс с трёх сторон и простирался на десятки миль во все стороны. Однако с той стороны, которая выходила на Хогсмид, земля, магически и юридически считающаяся частью территории замка, заканчивалась гораздо ближе к замку. Невысокая каменная стена отделяла замок от общественной территории Хогсмида, но стена не была настоящим препятствием, а служила лишь для того, чтобы предупредить людей о наличии заграждений. К счастью для Гарри, подопечные были заинтересованы только в том, чтобы вещи входили, а не выходили. — Поттер? — раздался тихий голос. — Да. — Гарри позволил куче нелегальных ингредиентов для зелий опуститься на землю позади него. По ту сторону стены из ниоткуда появились две фигуры. — Пятнадцать минут до заката, — резко сказал волшебник. Он был вполне нормального вида, если не считать зазубренного шрама, горизонтально пересекающего лоб и стягивающего обе брови в постоянно удивленное выражение. — Давай покончим с этим, пока не появились дементоры. Гарри прищурился. После инцидента с квиддичем дементоров вообще не пускали на основную территорию Хогвартса, а поскольку они патрулировали Хогсмид только на закате, то эта земля, являвшаяся прямой границей между внутренней лужайкой Хогвартса и территорией Хогсмида, была безопасна. Ему не нравилось, что все так близко, и его знакомым тоже, но это был их лучший шанс избежать обнаружения; все в Хогсмиде будут прятаться. — Пароль? — произнес грубоватый голос. Гарри поклонился гоблину. С первого курса он старался вести себя почтительно, когда посещал Гринготтс или имел возможность общаться с ним. — Рад встречи, Камнебул. Согласованная парольная фраза — «Ламы в Париже». — Рад встречи, Наследник Поттер, — усмехнулся Камнебул. За последние несколько лет Гарри не раз общался с ним, задавая вопросы о счетах Поттеров, его трастовом хранилище и банковских законах. Усмешка была настолько близка к улыбке, насколько гоблин вообще был близок к ней. Как и многие другие слизеринцы, которых Гарри мог бы назвать. Если бы гоблины приехали в Хогвартс, он был почти уверен, что почти каждый из них в конце концов надел бы серебристо-зелёную одежду. — Ответная фраза — «это было бы очень странное зрелище». Гарри кивнул. Они с Тео придумали, что пароли должны быть как можно более случайными, а также служить для проверки личности, когда ни одна из сторон не знает друг друга хорошо и не может пересечь границы владений, чтобы провести магическую проверку подлинности личности. — Условия все еще приемлемы? — Вполне, — сказал волшебник, глядя на кучу одеял. — Если только мой друг проверит качество материалов. Камнебул усмехнулся. Гарри и Тео связались с гоблинами потому, что те придерживались строгого нейтралитета во всех конфликтах с волшебниками. Получив в качестве вознаграждения десятипроцентную долю от прибыли, Гринготтс провел бы переговоры и составил бы обязательный магический контракт, гарантирующий, что Гарри и Тео действительно получат деньги от контрабандиста зелий, которого знала семья Тео. Продажа большого количества особо запрещённых побочных продуктов василиска на легальном рынке Соединённого Королевства была бы крайне подозрительной. Продажа такой же партии за границу, где подобные вещи регулируются в гораздо меньшей степени, принесет ту же цену или даже выше и не повлечет за собой неудобных вопросов. Участие гоблинов означало, что никто и никогда не сможет отследить, где находится Гарри, поскольку по условиям контракта контрабандист не должен был раскрывать ни имен, ни описаний тех, кто участвовал в сделках. Не факт, что контрабандист знал об участии банка. Тео предложил сказать ему, что Гринготтс получит единовременную плату за посредничество. Гарри ухмыльнулся и тут же согласился, ведь это означало, что Камнебул наверняка возьмёт с контрабандиста как можно больше, особенно если контрабандист будет груб. А он, похоже, был именно таким. Судя по выражению лица гоблина, Гарри решил, что их план сработал идеально. — Я уверен, что процесс проверки пройдет гладко, — сказал Гарри. — Камнебул, будьте добры. — Конечно. — гоблин достал фолиант и щелкнул пальцами. Бумаги в нем продублировались дважды: одна стопка попала к Гарри, другая — к контрабандисту. — Если вы просмотрели контракт, я могу начать проверку. Гарри сосредоточился. Баночки с ядом перелетели через стену и приземлились у ног Камнебула как раз в тот момент, когда Гарри выхватил бумаги из воздуха. Он добавил в кучу порошок из клыков и костей, а затем уселся читать документы с помощью люмоса, решив, что Камнебул пока будет занят тем, что он уже прислал. С контрактом, судя по всему, все было в порядке. Гарри сверил номера хранилищ с тем, что написал ему Тео после встречи с гоблином неделю назад. Было создано три новых хранилища для хранения различных сумм сделки — Гарри получал три четвёртых, Тео — одну восьмую, а последняя восьмая доставалась Джинни. Вероятно, Меган Джоркинс заслуживала последней части денег больше, чем Джинни, а Жюль — большей части, чем Гарри, но поскольку никто из слизеринцев не любил обоих — не говоря уже о том, что Меган даже не вернулась в школу в этом году — Гарри и Тео не были слишком обеспокоены этим. В контракт Гарри была включена сноска, содержащая соглашение между ним и банком, подписанное отдельно и обязывающее обе стороны хранить тайну в отношении обмана относительно платы, которую Гарри платил гоблинам. Последний пункт касался собственно переговоров о цене — Гарри соглашался отказаться от права голоса при определении окончательной цены и предоставить ведение переговоров от своего имени представителю Гринготтс; контрабандист также соглашался торговаться «в пределах разумного» относительно цены и уважать цену представителя как справедливую оценку стоимости, а представитель соглашался оценивать стоимость товара в меру своих знаний рынка. Гарри ухмыльнулся, увидев эту строчку: она давала Камнебулу достаточную свободу действий, чтобы назвать самую высокую цену, возможную на текущем рынке. — Выглядит неплохо, — сказал Гарри, достал замаскированную гелевую ручку и с размахом подписал контракт. Контрабандист пожал плечами и согласился. Камнебул вновь усмехнулся — Отлично. — Он подписал свой экземпляр и снова щелкнул кнопкой; дубликаты контрактов Гарри и контрабандиста снова поплыли к нему. — Для наших записей, — пояснил он. — Мистер Поттер, не могли бы вы прислать остальные? Гарри переправил гоблину кожу и банки с органами и биологическими жидкостями. Они с контрабандистом ждали в напряжённом молчании, пока гоблин всё это просматривал. — Невероятно, — вздохнул Камнебул, когда закончил. Гарри посмотрел на часы: оставалось четыре минуты. — Эти ингредиенты… нетронуты. Мистер Поттер, у вас есть предположения о возрасте василиска? — Столетия, — сказал Гарри. Камнебул покачал головой. — Как минимум. Я бы предположил, что прошло семьсот лет или больше с тех пор, как он вылупился. — Тысяча. — Сердце и органы василиска такого возраста — это такая редкость, что почти неслыханно. А его яд — самый сильный из всех, что я когда-либо видел, поскольку у него были столетия, чтобы сконцентрироваться и созреть. — Сколько? — огрызнулся контрабандист. — У нас мало времени. Он покачал головой и пробормотал под нос «гоблины». Камнебул зыркнул на него. Идеально. — Шестьсот тысяч, — сказал Камнебул в отрывистых тонах. У Гарри чуть не отпала челюсть. Это было вдвое больше, чем они с Тео рассчитывали получить, и почти столько же, сколько составляло содержимое его родового хранилища, на которое Гарри мог жить до конца своих дней и оставаться в комфорте, если не в абсолютной роскоши. Контрабандист был возмущен. — Шестьсот тысяч! Он и половины этого не стоит! — Если бы ты не был глупцом, ты бы сам увидел, что он стоит больше, — усмехнулся Камнебул. — Такого наплыва товаров, как этот, рынок еще не видел. Продав эту партию, ты сможешь набить морду разным мастерам зелий и выручить достаточно, чтобы окупить потери, по крайней мере, на четыреста тысяч. Повезло, что я не оценил ее выше. — Значит, вы не будете торговаться? — сказал контрабандист, нервно посмотрев на карманные часы, а затем снова на часы. Гарри спрятал ухмылку. Это была еще одна причина, по которой они с Тео выбрали время ближе к ночи, очевидно, по предложению отца Тео. У контрабандиста будет меньше времени на переговоры и страх перед приближающимися дементорами. Гарри надеялся, что тот не успеет испугаться и убежать. Однако теперь, когда они подписали контракты, контрабандист был сам виноват, если оставил товар на месте и сбежал. Гарри доставил их за пределы комнаты. Теперь это была не его проблема. Контрабандисту все равно пришлось бы заплатить. И если уж какой контракт и не хотелось нарушать, так это тот, который был заключён в Гринготтсе. — Ладно, — прорычал контрабандист. — Ладно, я согласен… Вспышка магии скрепила это соглашение с контрактами. Улыбка гоблина была злобной. — Всего хорошего. — Ублюдки, — пробормотал контрабандист и махнул палочкой на кучу побочных продуктов василиска. Они взлетели с земли и упали в протянутый, раскрытый до максимума мешок, предположительно зачарованный на незримое расширение. Он исчез, не сказав больше ни слова. Гарри поднял глаза на Камнебула. — Боюсь, я не лучший в математике в уме такого калибра, сэр. Не могли бы вы сказать мне, сколько всего находится в каждом хранилище? — Ни в малейшей степени, — сказал Камнебул. — Четыреста пять тысяч галеонов будут переведены в хранилище семь девяносто два на имя Адриана Ремуса Поттера и независимо от всех магических опекунов в соответствии со статьёй шестнадцать пункта два закона о детях из рода волшебников, который гласит, что любая чистокровная или полукровная семья с благородным или древним и благородным статусом может помещать заработанные самостоятельно деньги на счёт, который является полностью конфиденциальным и не зависит от знаний, надзора или контроля родителей, магических опекунов и главы дома. Шестьдесят семь тысяч пятьсот каждый будут переведены в хранилища семь девяносто три и четыре, соответственно на имена Теодора Фредерика Берджесса Нотта и Адриана Ремуса Поттера, и будут храниться в тайне по тем же законам. — Отлично, — сказал Гарри. — Не могли бы вы переслать мне все соответствующие документы по хранилищам семь девяносто два и четыре? Я бы предпочел, чтобы за маскировку бумаг взималась плата в размере десяти галеонов. Камнебул кивнул. Тео сказал Гарри, что именно он был гоблином, приставленным ко многим более… специфическим клиентам Гринготтса. Вероятно, он привык к гораздо более странным мерам безопасности, чем стандартная маскировка моих банковских бумаг для всех глаз, кроме моих. — Приятно иметь с вами дело, наследник Поттер. — Взаимно, сэр. Да прибудет с вами удача, — сказал Гарри, произнося несколько традиционную, но часто используемую гоблинами прощальную фразу. Оный был удивлен знанием Гарри гоблинской культуры и слегка поклонился в ответ. — И пусть ваши неудачи обернутся успехом. Гоблин щёлкнул пальцами, создав нечто похожее на заколдованное летающее кресло, заключённое в изящный красивый стеклянный пузырь, шагнул сквозь стекло, сел в кресло и улетел. Гарри усмехнулся, глядя вслед уходящему. План сработал безотказно. Он сидел с Джинни и объяснял ей, что счёт будет переведён на неё с лимитом снятия в две тысячи галлеонов в год, пока ей не исполнится пятнадцать лет, что она должна быть очень осторожна во всех покупках, чтобы не вызвать ни у кого подозрений, и что ей следует пойти на встречу с гоблинами, когда ей исполнится пятнадцать, с Гарри или одним из близнецов в качестве старшего финансового советника, чтобы поговорить об инвестициях. Этого было недостаточно, чтобы обеспечить ей жизнь в среднем среднем классе, но это было внушительное «гнездо», которое позволит ей чувствовать себя очень комфортно, пока она будет приводить себя в порядок и искать работу. Особенно если она сделает разумные инвестиции. И если Гарри был прав — если он правильно понял, что амбиции в глазах Джинни горели так же ярко, как у Эвелин, Тео, Дафны, его самого, Майлза Блетчли или близнецов Кэрроу, — то в один прекрасный день Джинни покажется, что шестьдесят семь тысяч галеонов это ничто. А пока у него были планы относительно своей доли. Планы, включавшие в себя исследования, размышления о будущем, гоблинов и, возможно, адвоката. Но… с другой стороны… зачем вообще строить планы? Он ведь все равно никуда не собирался поступать… он ведь не считал, что у него есть какой-то реальный талант или потенциал… он был просто брошенным Поттером, забытым, не имеющим настоящих друзей… бесполезным… Гарри рефлекторно начал упражняться в Окклюменции, отбросив эмоции и стремясь к спокойному, медитативному состоянию. Сознание, в котором всё было ясно, холодно и рационально. Это удалось лишь отчасти. Отчаяние все еще завывало и рвалось за края спокойствия. Это не могло длиться долго. Но ему удалось взять дыхание под контроль, поднять голову, достать палочку, понять, что он слишком долго медлил и что приближается дементор. Счастливое воспоминание, подумал Гарри, поскольку сила воли и эмоций была костылём для студентов, а он никак не был готов вызвать Патронуса без этого самостоятельно, тем более перед дементором, который приближался всё ближе, счастливое воспоминание, но… Победа в квиддиче. Узнать, что он волшебник. Чтение в библиотеке. Освоение своего первого заклинания. Смеялся с друзьями. Гарри знал, что делал все эти вещи, но не мог… не мог представить себе ни одной из них… Всё, что он мог вспомнить, — это гнев. Горечь. Обида на тех, кто причинял ему боль снова, снова и снова. Негативные эмоции, но сильные. Они сменили дементорский холод в его конечностях на столь же холодное, но знакомое ощущение гнева. Они напомнили ему, почему он ненавидел всё, что меняло его настроение, образ мыслей или эмоции. Всё, что могло бы снова испортить ему настроение. Они напомнили ему о том, что он хочет, чтобы дементора не было. — ЭКСПЕКТО ПАТРОНУМ! — крикнул Гарри, вскидывая палочку и направляя её на дементора. Тварь отпрянула назад, когда на конце палочки Гарри появилось серебристое облако. Скорее щит, чем что-либо ещё, неподвижный, но он был там, он удерживал существо. Задыхаясь, Гарри шаг за шагом отступал к замку. Дементор следовал за ним несколько минут, но в конце концов достиг предела, за которым осмелился приблизиться к замку, и отступил. Оставшуюся часть пути Гарри шёл спиной вперёд, держа палочку наготове, мысли кружились в голове. Слава Мерлину, что ему хватило ума выучить Окклюменцию. Он всё ещё был дилетантом, но у него были элементарные щиты, и он хорошо знал свой разум после десятков часов медитации. Когда дементор исчез, Гарри смог чётко ощутить границы его ложного отчаяния и реальных эмоций, почувствовать, где он усилил негативные чувства и подавил счастливые, и отделить их от своих изменений. Это действовало медленнее, чем шоколад, но более приятно и, если его догадка верна, более эффективно в борьбе с влиянием дементора. Может быть, когда-нибудь он станет достаточно хорошим окклюментом, чтобы улавливать различия даже под влиянием дементора. Гарри задумался, проскользнув обратно в служебную дверь, достал Карту и наложил люмос, означает ли это, что дементоры не будут на него воздействовать. Если так, то что же они делали, когда им приходилось бросать мастеров-окклюментов в Азкабан? Может быть, просили мощного Легилименса войти и разбить их щиты? Может быть, зелье или какое-то заклинание, или антиокклюменционное покрытие или заклинание на самом интерьере камеры, а не на заключённом? Карта показывала, что все по-прежнему находятся в стороне от его пути. Полезно, поскольку все его змеи впали в спячку или стали вялыми до бесполезности из-за вездесущего зимнего холода. Гарри отправился в подземелья, продолжая размышлять. Магия разума, как и парселтанг, хотя и не в такой степени, рассматривалась Министерством как потенциально Тёмные навыки. Легилименция считалась хуже Окклюменции, поскольку была скорее наступательной, чем защитной. (Очевидно, никто в Министерстве никогда не слышал фразу «Лучшая защита — это нападение», которой Блетчли научил дуэльный клуб несколько месяцев назад и которая, насколько Гарри мог судить, оказалась очень точной). Вполне логично, что большинство людей, изучающих магию разума, будут из тех, кто не склонен следовать правилам, и поэтому могут оказаться в Азкабане. У Министерства должен был быть какой-то способ борьбы с ними… Или Азкабан не так уж плох, как кажется. А может быть, количество дементоров просто перегружало все щиты Окклюменции, кроме самых сильных. Гарри должен был изучить этот вопрос, но очень осторожно, потому что ему по большей части удавалось оставаться вне поля зрения Дамблдора, и он не хотел привлекать к себе внимание, попавшись на изучении сомнительных вещей. Он уже скрывал свой реальный уровень знаний по Зельям, практическим занятиям по Трансфигурации и Арифмантии и полагал, что к концу учебного года ему придётся сделать то же самое по Рунам. Самое позднее — к концу четвёртого курса. Гарри покажет все мастерство на СОВ и ТРИТОНе, но до тех пор он хотел держаться в тени. Гарри забрался в свою кровать, достал единственный дневник, который был связан с его кровью и магией, и записал в него все свои мысли и наблюдения за сегодняшний день. Он завел дневник после прочтения «Эзотерических заклинаний» для всех своих заметок, исследований, мыслей и вопросов, касающихся того, что он не должен был изучать, или проектов, которые он хотел сохранить в тайне, например, все еще не законченного рунного заклинания невидимости для Эрисс. Это очень помогло ему упорядочить мысли, и он заметил, что с тех пор его упражнения по окклюменции стали легче и успешнее. Гарри немного позанимался окклюменцией, затем мысленно составил письма Тео, Блейзу и Гермионе… Он должен был рассказать Тео и Блейзу, что их теория о силе воле и эмоций верна, и послать Гермионе копию Эзотерических заклинаний плюс письмо с объяснением их теории, соответствующих страниц и недавнего использования Гарри патронуса без «костыля»… Последнее, что он помнил перед тем, как заснуть, была какая-то горькая печаль от того, что у него, видимо, не было достаточно счастливых воспоминаний, чтобы пересилить отчаяние дементора и помочь ему создать Патронуса. Он, конечно, догадывался об этом… но всё же трудно было узнать наверняка…