Алчность. Том 2: Выбор

      

***

             Интерлюдия. Хен Гедымдейт.       Внутренне кипя от злости, я с трудом сдерживал себя. С силой сжимая и разжимая кулаки, всячески пытался успокоиться. Ожидаемого результата это не принесло, отчего я спрятал свое лицо в ладонях. Очень хотелось закричать от едва сдерживаемой злости.       Не знаю, сколько прошло времени, но вскоре я почувствовал, как на мое правое плечо положили руку. Убрав ладони от лица, я бросил взгляд на того, кто это сделал. Это оказался проректор, который с беспокойством смотрел на меня. В его глазах тоже можно было увидеть искры тлеющего гнева, но у Мардина с выдержкой все было куда как лучше.       — Нам еще долго ждать ответа, «господин ректор»? — раздался голос человека, которого я бы сейчас с удовольствием забросил связанным на какое-нибудь кладбище, чтобы накормить голодающих трупоедов.       Я с раздражением посмотрел на говорящего. Это был друид в рясе болотного оттенка с объемным меховым воротником. На груди его висели несколько амулетов из веточек и перьев. Сам говорящий не был стар, а скорее даже молод для его братии. Но его молодость явно никак не мешала ему вести себя чересчур нахально.       Эти мерзкие древолюбы даже не поленились заявиться в мою вотчину для личной встречи. Но, как будто этого мало, он еще и посмели требовать от меня немедленного ответа. Оправдывали они свои действия тем, что Капитул слишком медлил с ответом, отчего им пришлось взяться за дело самим. Еще и обвинить успели в том, что появление подобного монстра, который и стал причиной нынешних проблем, — это прямая ответственность чародеев, ведь это наш ренегат смог создать нечто подобное.       — И какого же ответа ждет от нас Майенский круг? — стараясь звучать вежливо, спросил я, пристально смотря на друида. — Насколько я знаю, это именно ваш ренегат доставляет сейчас вам проблемы. Каким боком к этому должны быть причастны мы?       — Таким, что это… — начал было пояснять этот тип, как я не выдержал и громко выдохнул, что на мгновение сбило друида с толку.       — Хватит! — чуть громче сказал я, потирая одной рукой глаза, а другой отмахиваясь от древолюба. — Ничего не хочу слышать!       Я убрал руку от лица и вновь посмотрел на Мардина, который все с тем же сочувствием смотрел на меня.       — В такие моменты я завидую Аварису, — тихо проговорил я, прежде чем вернуть свое внимание к посетителю. — Значит так, слушай меня внимательно и передай это Кругу…       Но договорить я не успел. Внезапно прямо посреди моего кабинета открылась темная арка портала. Не успели все удивиться, как оттуда вывалилась огромная туша чудовища, которая упала фактически в метре от изрядно перепуганного друида. Монстра можно было бы назвать гигантским пауком, если бы не отсутствующие лапы, которые явно были оторваны от туловища.       Пока я рассматривал тело, из портала вывалился еще один предмет, который покатился по полу. Это привлекло к себе внимание. При ближайшем рассмотрении это оказалась отрубленная голова какого-то лысеющего толстяка. Мне этот человек был неизвестен, чего не скажешь о друиде.       — Ф-фрегеналь? — заикаясь, удивленно спросил друид.       Он, широко раскрыв глаза, смотрел на отрубленную голову.       Я же, услышав его слова, медленно растекся к довольной улыбке. К счастью, имя друида-ренегата мне было вполне известно. И, учитывая появление его отрубленной головы и туши мертвого монстра, я мог с уверенностью сказать, что с одной головной болью покончено.       — Мэтр Гедымдейт, — позвал меня проректор, который уже оказался возле трупа чудовища и с интересом разглядывал занимательный экземпляр. — Думаю, вам стоит на это взглянуть.       Посмотрев на друида, который все не мог оторвать взгляда от отрубленной головы бывшего собрата, я поднялся со своего места и направился к трупу монстра. Стоящий рядом Мардин, сложив руки на груди, задумчиво и периодически хмурясь смотрел в одну точку. Когда я подошел ближе, мне стала видна вся картина, которая до этого была скрыта за спиной проректора.       Прямо в мерзкую на вид морду чудовища по самую рукоять был вбит меч. Можно было бы подумать, что именно этим мечом и убита тварь, если бы не одна занимательная деталь в виде записки. Меч играл роль булавки, с помощью которой к телу монстра была прицеплена записка.       Нахмурившись, я сделал еще шаг вперед, оторвал эту записку от трупа и вчитался в ее содержимое. Текста было немного, но каждое слово заставляло меня одновременно облегченно вздыхать и хмуриться от негодования.       — Передай Кругу, — громко произнес я, обращаясь к друиду, — что Капитул разобрался с ИХ проблемой, но пусть не думают, что мы сделали это просто так. Им придется заплатить, и цена будет немаленькой. И еще передай, чтобы больше не пытались спихнуть свои проблемы на нас, ибо последствия им не понравятся.       Друид, который незадолго до этого вел себя чересчур нахально и уверенно, явно чувствуя себя хозяином положения, сейчас выглядел уже не так уверенно. На лице отразился страх, да и сам он стал выглядеть будто меньше. Слушая меня, он то и дело бросал взгляды то на поверженного монстра, то на голову друида-ренегата.       — Надеюсь, я понятно изъяснился? — с нажимом спросил я.       Друид неуверенно кивнул.       — В таком случае, я вас больше не задерживаю, «мэтр», — презрительно произнес я, после чего повернулся к проректору. — Мардин, будь добр. Проводи нашего «гостя» к выходу.       Подчиненный кивнул и пригласил друида к выходу. Мне осталось лишь смотреть им вслед и нервно сжимать в руке записку, на которой было всего несколько строк: «Старик, передай этим древолюбам, что, если они продолжат доставлять неудобства, я к чертям спалю их Круг».       Пожалуй, только Нокс мог оставить такую записку, содержимое которой можно назвать безумием. Ведь выступать в одиночку против одного из друидских Кругов равносильно самоубийству. Но, в случае с моим «учеником», почему-то мне легко верилось в то, что он сможет воплотить в жизнь свою угрозу.       — И все же иногда я его не понимаю, — покачав головой, пробормотал я. — Зачем он отправился в горы Амелл, если отказался помогать?                            

***

             Интерлюдия. Адель (Амелия).       Лес горел. Забитое дымом пространство между деревьев полыхало жаром. Языки пламени перекидывались с одно дерева на другое. Где-то позади остался старинный, даже древний, замок. Оттуда накатывали крики, звуки яростного боя, глухие и сотрясающие стены звуки взрывов. Но все это перекрывал рев и дикий смех. Словно некто безумный и жестокий добился того, чего хотел, но отчего-то это не вызывало страха. Только улыбку, словно я знала того, кто был источником безумного смеха.       Вдруг я почувствовала, как меня тянут за руку. Обернувшись, я увидела мужчину. Сколько бы я не смотрела, у меня никак не получалось рассмотреть его лица. Но отчего-то я знала, что на нем застыла маска беспокойства. Он что-то кричал и тянул меня за собой. Но разобрать слов не получалось. Отчетливо слышны было только »держись» и «надо бежать».       Я не спорила. Внутри я знала, что он прав. Надо бежать. И делать это как можно скорее. Вот только я не понимала, зачем бежать. Но я бежала. Бежала так, словно от этого зависела моя жизнь.       Деревья мелькали на краю поля зрения. Мы продолжали бежать в неизвестном направлении. Но я знала, что совсем скоро мы достигнем цели… Или нет?       Вдруг кто-то нас опередил и выстроился в ряд перед нами. Странные люди в белых рясах. Они смотрели на нас с какой-то злобой и ненавистью. Вперед вышел один из них и что-то сказал. Я не услышала, но почувствовала, как крепче сжалась ладонь мужчины, с которым я бежала. Я чувствовала его беспокойство и какой-то странный страх. Словно он боялся не за себя и свою жизнь, а только за меня.       Внезапно разговор закончился, и все эти люди в белом напали на нас. Я отбивалась как могла, но отчего-то чувствовала себя неповоротливой. Чувствовала себя обузой.       Мужчина, что сопровождал меня, наоборот, боролся все яростнее. Он то и дело смотрел в мою сторону, чтобы удостовериться в моей безопасности. Все смешалось в бешенный водоворот событий. Смешались крики людей, всполохи странных огней и кровь.       Так продолжалось, пока на лесной поляне, объятой огнем, не остались только мы вдвоем. Я и сопровождающий меня мужчина, который выглядел сильно уставшим. Можно было увидеть огромное количество ранений на его теле, но он упрямо схватил меня за руку и крикнул: «Бежим».       Но убежать мы не смогли. Вдруг все тело застыло от страха. Что-то сильное и страшное оказалось рядом с нами. Оно смотрело на нас, как на игрушек.       Страх. Сковывающий волю, парализующий, удушающий страх. Ноги подкашивались. Глаза слезились от дыма.       Слышу крик сопровождающего. Он приказывает бежать, пока сам атакует нового противника. Я не могла его подвести. Я знала, что надо бежать. Глаза слезились, но уже не от дыма.       С трудом найдя в себе силы, я побежала. Я не разбирала дороги. Бежать. Надо бежать. Страх. Падение. Больно ударилась о корни деревьев. С трудом поднялась. Бежать. Больно. Нога подвернута. Но я упрямо продолжала бежать.       Рывок. Какая-то сила подхватила меня и подняла в воздух. Не замечая этого, я пыталась бежать. Падение. Я больно ударилась ребрами о корни. Дыхание выбило. Изо рта вырвался хрип. Живот вдруг скрутило невыносимой болью. Скрючившись, я цеплялась руками в землю. Боль не унималась, но я должна была бежать.       С трудом встав на четвереньки, я подняла голову. Страх. Он вновь сковал меня. Я поняла, что мне не убежать. Передо мной стоял мужчина в белой одежде. Он возвышался надо мной и смотрел на меня с презрением. На губах его застыла холодная ухмылка.       Немного опустив взгляд, я увидела, что в одной руке он держал голову. Отрезанную голову сопровождавшего и защищавшего меня мужчины. Только теперь я увидела его еще совсем молодое лицо, на котором застыла маска удивления.       Я вновь подняла взгляд, чтобы столкнуться с парой золотых глаз. Мне было страшно. Очень страшно. Хотелось кричать, в надежде что меня кто-то услышит. Что кто-то меня спасет.       — Ави! — вырвался из меня странный крик.       …       — А…       …       — Аде…       …       — Адель! — вдруг раздался крик, и я почувствовала, как меня кто-то настойчиво пытается растормошить.       Я поморщилась и с трудом открыла глаза. Яркий свет больно резанул по глазам, отчего я вновь закрыла глаза. Мое дыхание было очень частым. Я почувствовала, как к телу прилипла ночная сорочка из-за того, что все мое тело оказалось покрыто мерзким холодным потом.       — Адель! — вновь раздался знакомый голос рядом.       Я слегка приоткрыла один глаз, прикрываясь рукой от ярких лучей солнца, что проникали в покои через окно. Посмотрев в сторону, я увидела сестру — Фиону. Она с беспокойством смотрела на меня, забравшись с ногами на мою постель.       — Тебе опять приснился тот кошмар? — с тревогой спросила она.       Я едва кивнула. Сил отвечать не было. Поэтому я вновь закрыла глаза и просто продолжила лежать, стараясь успокоиться.       — Плохо, — пробормотала сестра. — Тебе не кажется, что стоит рассказать матушке или отцу? Я знаю точно, что отец тут же прикажет позвать чарвовдеев.       — Чародеев, — тихо поправила я сестру, все еще не открывая глаз.       — Точно! Вот они уж наверняка знают, что делать с этими кошмарными снами. Они же все умные просто до жути.       Я ничего не ответила и только тихо вздохнула. Этот разговор повторялся уже не в первый раз. И каждый раз он заканчивался одинаково. И я каждый раз задумывалась, что стоит рассказать все родителям. Вот только что-то внутри не позволяло мне это сделать.       Страх. Это был страх. Но не тот, что преследует меня во сне. Это был иной страх. Словно, если я расскажу все родителям, а те приведут чародея, то у меня отнимут этот кошмар. И вроде все так и должно быть. Да только что-то внутри меня не хотело расставаться с ним.       — Может быть позже, — ответила я сестре, приоткрыв глаза и взглянув на нее. — К тому же, ты сама знаешь, что отец не любит чародеев.       Мои губы растянулись в слабой улыбке.       — Как знаешь, — надувшись и вздернув нос, ответила Фиона. — Только не надейся, что я всю жизнь буду тебя будить!       — Угу, — промычала я, зная, что ее слова не более чем пустая угроза.       Какое-то время я еще лежала на своей кровати, прежде чем с трудом принять сидячее положение. Хотелось спать, но я с трудом разлепила глаза, потерев их руками. А затем уставилась на собственные руки, которые отчего-то показались чужими.       Бездумно смотря на свои руки, я наконец наткнулась на странный кожаный браслет с узором в виде цветов амелии на руке. Сколько себя помню, этот браслет всегда был на мне. С самого моего рождения. И такие же браслеты были у сестры и брата. Только у Фионы и Амавета рисунки были иными.       Странно, но я никогда не хотела снимать этот браслет. Чего нельзя было сказать о сестре. Она вечно жалуется, что ее браслет какой-то уродливый и только мешает. Даже брат иногда жаловался на свое украшение. Мне же было их не понять. Я странно привязалась к этой безделушке. Она казалась мне какой-то родной. И от браслета словно всегда веяло теплом, которое окутывало меня и защищало.       Это было странное чувство, о котором я никому не рассказывала. Даже сестре. Зато я рассказала родителям, что каждый раз, когда я смотрю на браслет, перед моими глазами возникает образ мужчины. Темные волосы, голубые глаза, которые похожи на сияющие в небе огни, и веселая усмешка на губах — только так я смогла описать его внешность родителям. Но этого оказалось достаточно, чтобы отец заскрипел зубами и начал проклинать чародеев.       Только когда он успокоился, они с матушкой все же поведали нам историю появления этих браслетов. Отец сказал, что этот самый мужчина, чей образ мне видится, проклял нас троих и уверил, что браслеты сдерживают проклятие. Пока мы их носим, ничего не случится. Но стоит его снять дольше, чем на пару минут, — и нас будет ждать ужасная смерть.       Эта история сильно напугала Амавета и Фиону. Но это никак не помешало им меньше жаловаться на свои украшения.       Тем не менее я отчего-то не поверила ни единому слову родителей. Что-то внутри меня подсказывало, что все это не более чем страшная сказка. А может и вовсе байка, которая должна была напугать нас или привить нелюбовь к чародеям.       Почему-то я знала, что этот браслет — нечто большее, чем просто безделушка. Нечто куда большее, чем амулет, сдерживающий выдуманное проклятие. Нечто, что мне почему-то очень дорого. Нечто, от чего губы сами шептали странное слово: «Ави».