Bonne année, mon amour

      Жан не был любителем зимы: слишком холодно, слишком темно, слишком неуютно. А про гололедицу, он уверен, мог бы слагать целые поэмы ненависти. Представьте только эту картину: промозглый морозный декабрь, часовая стрелка на циферблате не достигла даже восьмёрки, вы, невероятно счастливый таким временем и погодой, не успевший даже выпить спасительную чашечку кофе, ведь грёбаный будильник снова не разбудил вас вовремя, хотя вы специально установили самый раздражающий в мире звук, прётесь на работу, думая, что успеете забежать хотя бы в кофейню, заворачиваете за угол, а под слоем свеженького белого снега притаился блядский лёд, и вы, на секунду становясь примой Большого Театра, совершаете фееричный пируэт и задницей валитесь на этот самый лёд, проклиная всех и вся и надеясь, что хотя бы не сломали копчик.       Жан старался выходить на улицу зимой как можно реже, так что увидеть его просто гуляющим в период с ноября по март — уже, считай, чудо. Чего не скажешь о Джереми. Он буквально был человеком, всю суть которого могла описать фраза: «За любой движ, кроме голодовки». В метель за компанию с такими же отбитыми активными людьми идти в магазин в десять вечера? Конечно, погнали! Пить на скорость с незнакомцами в каком-то задрипанном баре? Он будет бороться до последнего. Помочь в организации самого жёсткого пранка на День дурака и самому же попасться в него по итогу? Ну… с кем не бывает, он всё равно посмеётся.       Джереми любил зиму и часто пытался вытянуть Жана на каток, на горки или просто прогуляться в парке морозным днём. Жан не понимал, как можно добровольно выйти туда, где при каждом вдохе чувствуешь, как твои лёгкие изнутри покрываются коркой льда, и чаще всего, отклонив все предложения, оставался дома, кутаясь в тёплый плед. Хотя, даже если он сидел под тремя такими, его руки и ступни всё равно оставались ледяными.       В один из вечеров посреди рабочей недели Джереми с очередной своей прогулки принёс довольно большую и (Жан проверял) тяжёлую коробку. На вопрос Жана Джереми ответил, что это адвент-календарь. Видя по взгляду, что от этого слова картинка для Жана яснее не стала, он пояснил: вкратце рассказал, что это такое и с чем это едят, и добавил, что Жан сейчас держит не совсем обычный адвент.       — Пусть наполнение и может быть абсолютно разным, у большинства они всё-таки ассоциируются именно со сладкими подарками, — Жан поставил коробку на стол и встряхнул руками, — а я достал нам адвент-календарь с разными видами алкоголя внутри. Я не знал, как ты отнесёшься к этому, поэтому, если не хочешь, я не заставляю тебя пить со мной.       Жан молча переводил взгляд то на Джереми, то на коробку на столе. Его левая бровь еле заметно приподнялась, Джереми выдохнул.       — В любом случае, бутылочки там должны быть крошечными, потому что их много, и, по идее, в каждой из них жидкости должно быть примерно на один или полтора бокала. И, так как я решился на это поздновато, к Рождеству, если в день действительно брать по одной, я не выпью всё. Но к Новому году — в самый раз.       — Пока не знаю. Возможно, потому что хотелось бы успеть прикончить всё содержимое этой коробки в срок.       — Я буду с тобой, — ответил Жан, на что Джереми лишь просиял улыбкой и скрылся за дверью в ванную.       К тому моменту, когда Джереми снова появился на кухне уже в домашних штанах и просторной серой футболке Жана, Жан успел нарезать фрукты и поставить блюдечко с ними в центр стола, а сам он уселся на один из стульев и всё прожигал взглядом коробку.       Когда Джереми сел на стул напротив, Жан положил руки на коробку и подвинул её на противоположный край стола, предоставляя Джереми право первым узнать, что же скрывается за окошком под номером один.       Плотный картон проломился под давлением пальцев с приятным характерным звуком, и Джереми сорвал часть окошка полностью, чтобы пальцами пробраться внутрь и достать бутылёк. Действительно крошечный.       На стеклянной бутылочке была этикетка, где на тёмном фоне между нарисованных еловых ветвей каллиграфическим шрифтом было выведено: «Шенен Блан. Вино белое полусухое». Джереми удовлетворённо кивнул, хмыкнул и потянулся за штопором. Бутылочка хоть и маленькая, но выглядит точь-в-точь, как настоящая, и с соответствующей деревянной пробкой.       Жан немного вздрогнул от звука, с которым та выскочила из бутылки, но не придал этому значения. Джереми достал бокалы с верхней полки шкафчика, чисто для вида встав на носочки и потянувшись, ведь с его ростом это явно не было необходимо, но Жан не стал комментировать, а молча наблюдал за тем, как его футболка на нём легко задралась и открыла вид на чужую поясницу.       Когда бутылка была пуста и отставлена в сторону, на столе осталась коробка и два наполовину полных бокала. Мужчины, придерживая каждый свой за тонкую ножку, подняли их и чокнулись. Хоть они и синхронно потянулись к блюдцу с фруктами, чтобы взять по грушевой дольке, Джереми отпил из своего бокала первым. Он медленно потянул вино и прикрыл глаза, смакуя кисловатый, терпкий вкус, после чего откусил грушу.       Жан сделал то же самое, но отнял губы от бокала куда быстрее. Так же закусил и попробовал ещё раз. С ощущением остаточной сладости во рту вино казалось более терпимым.       — Хорошее вино, — вынес свой вердикт Джереми и потянулся за ещё одной долькой.       Опустошив бокалы, они вместе пошли в ванную, где чуть не заляпали всё зеркало зубной пастой, пока так по-ребячески дрались за первенство у раковины.       Тот вечер закончился сеансом ленивых поцелуев в их постели за закрытой дверью спальни, а следующее утро началось с дегустации золотого виски.

🎄🎄🎄

      Мало-помалу они открывали окошечки в адвент-календаре и пробовали каждый день что-то новое: было много видов вина, пару раз попадался виски и бренди, несколько раз это был до жути сладкий ликёр и даже ром. Хоть в коробке и имелось немало крепких напитков, количество выпиваемого алкоголя было действительно мало, так что это не то чтобы сказывалось хоть как-то на их состоянии. Но где-то на второй неделе ежедневной дегустации Жан обмолвился о том, что после новогодних праздников они хотя бы пару недель не будут пить вообще. Оба посмеялись над этим, хоть и понимали, что Жан прав.       Они встретили Рождество в компании друзей в уютном пабе, где Жан и Джереми выпили совсем немного за компанию и даже не допили то, что было в их бокалах, после чего их друзья отправились на площадь, но им двоим удалось избежать участи быть задавленными где-то в толпе на Таймс-сквере, и они скромно продолжили празднование у себя дома, в компании тарелки с различными закусками, фильмом на вечер и пробой шампанского из девятнадцатого окошка.

🎄🎄🎄

      Дверь с шумом захлопнулась, и они, смеясь и стряхивая с себя снег, ввалились в квартиру вечером тридцать первого числа. Тепло помещения окутало их, словно пуховое одеяло, и они поспешили снять верхнюю одежду. Джереми закинул льдинку, которую отодрал с промокших насквозь шерстяных варежек, Жану за ворот свитера, когда они прошли на кухню. Жан вскрикнул и потянулся назад, чтобы вытащить её, хотя она, очевидно, уже успела растаять.       Джереми в эту же секунду остановил его руку своей, устроил вторую ладонь на талии Жана и аккуратно развернул его лицом к себе. Он переместил ладони на розовые от зимнего мороза щёки Жана и едва ощутимо сжал их. Джереми приподнялся на носочках, чтобы в следующую секунду совершенно невинным прикосновением прижаться губами к губам Жана. Они застыли в этом моменте на несколько долгих секунд, прямо как ледяные статуи, установленные на площади в период зимних праздников, прежде чем спустя несколько мгновений Джереми отстранился.       Он хотел отойти, но взгляд, которым одарил его Жан, заставил вновь замереть. Моро смотрел в его карие глаза с такой небывалой нежностью, в его серых омутах плескалась всепоглощающая любовь и желание передать её всю Джереми. Сердце Джереми пропустило удар, а сразу следом ещё один, когда Жан наклонился и примкнул к нему, сжав его плечи в крепком объятии. От Жана пахло зимним холодом и древесным одеколоном. Джереми прижался носом к его шее и глубоко вдохнул.       Жан переместил руку ниже, провёл ладонью между его лопаток и остановился, когда она оказалась на пояснице Джереми. Он чуть надавил, и Джереми, немного выгнувшись, прижался ближе, полностью расслабляясь и отдавая всего себя в руки Жана.       Джереми прикрыл глаза и выдохнул, сжимая Жана в ответных объятиях.       Тихое счастье быстро покинуло его, когда, прежде чем он успел понять и предпринять хоть что-то, ледяные пальцы Жана скользнули под его водолазку и майку, беспокоя разгорячённую кожу. Джереми взвизгнул и завёл руку назад, надавливая на предплечье Жана сверху вниз, в попытке убрать, а другой рукой упёрся в его грудь, пытаясь выбраться. Но Жан лишь сильнее сжал его плечи и наклонил Джереми назад, удерживая в слишком неудобном для сопротивления положении, а холодную ладонь прижал полностью.       Джереми кричал и ругался, извиваясь в руках Жана то так, то сяк, пытаясь найти хоть какую-то брешь в его стальной хватке, но в итоге Жан сам отпустил его через пару секунд. Джереми отступил на несколько шагов назад, и его передёрнуло от холода раз-другой, прежде чем он, наконец, успокоился.       — Жан, блять, это что за новости? — спросил он, показательно нахмурившись.       Жан смотрел на него с мягкой ухмылкой на губах.       — Не злись, mon cœur. Сегодня же праздник.       Жан состроил такое жалобное лицо, но это всё равно не подействовало на Джереми. Он знал, что будет мстить. Всеми возможными способами. В рамках закона, конечно. И месть его будет страшной. Но он отложит это на какое-то время. А сейчас Джереми просто хмыкает и, развернувшись на пятках, идёт в сторону ванной. Жан следует за ним, и там их ждёт небольшая перебранка и битва не жизнь, а на смерть за первенство у раковины. В этом неравном сражении Джереми всё равно выходит победителем, хотя его лицо ужасно кривится, когда Жан поднимает руки в знак капитуляции и, как истинный джентльмен, чуть кланяется и вытягивает одну руку в сторону раковины, елейным голосом проговаривая: «Конечно, миледи, вы можете пройти первой». Он, вероятно, думал, что это пошатнёт уверенность и заденет гордость Джереми, но тот в свою очередь лишь элегантно пропорхал на носочках к раковине, открыл кран и брызнул в лицо Жана водой. Моро на это только проворчал что-то про “ужасные манеры дамы”.       Времени было ещё предостаточно, поэтому они, не спеша, достали из холодильника заготовки для праздничного ужина и, включив на фон какую-то рождественскую комедию, подобные которой крутили по всем основным каналам на протяжении последних полутора недель, принялись за готовку. Они старались обойтись без ещё одной череды несерьёзных драк и не развести по всей комнате жуткий бардак, будто здесь пронёсся ураган, как это бывало каждый раз, когда они готовили, будучи ещё в Троянцах, но, очевидно, когда на кухне стоит Джереми Нокс, а у его парня слишком игривое настроение, это просто не представляется возможным.       Через пару часов, когда с готовкой было покончено, Жан отлучился в ванную, чтобы смыть с лица остатки соуса, которым его измазал Джереми, а Джереми решил заняться сервировкой стола. Он разложил большие новогодние салфетки, на которых совсем немногим позже будут стоять большие тарелки из сервиза-для-особых-случаев с горячей едой в них. Вся кухня снизу доверху пропиталась обилием запахов, и Джереми не смог бы устоять перед соблазном стащить кусочек чего-нибудь вкусного, если бы неожиданно появившийся за его спиной Жан не хлопнул его по руке и не отвёл подальше. Джереми, насупившись, вернулся к сервировке, а Жан устроился на диване и принялся искать что-нибудь приемлемое по телевизору.       Через десять минут стол стали украшать бокалы с золочёными элементами и такие же столовые приборы, те самые тарелки, по которым был разложен мясной рулет и пюре, отдельно стоящая тарелка с тарталетками с лососем и сливочным сыром, блюдце со свежими фруктами и ещё почти горячие шоколадные брауни, которые они решили заказать на десерт. В центре стола стояла аккуратная, уже зажжённая свечка с деревянным фитилём и ненавязчивым ароматом ели и мандаринов.       Жан поставил на столешницу почти пустую и уже порядком разворошённую коробку, которая меньше месяца назад была очень красивым адвент-календарём. Джереми подошёл к нему и положил ладонь ему на поясницу. Они переглянулись, и Жан сорвал последнее, двадцать четвёртое окошко. Пальцами он вытянул за горлышко маленькую бутылочку с шампанским. Прочитав текст на этикетке, Жан удивлённо хмыкнул, а его брови дёрнулись вверх. Он знал, что конкретно этот сорт был дорогим сам по себе. Сколько же Джереми отвалил денег за эту радость?       Они решили, что эту порцию выпьют ровно в полночь, когда шар в Нью-Йорке опустится к земле, оповещая народ о начале нового года.       Ужин прошёл за тихими разговорами, наполненными глупыми шутками и постоянными препираниями. Джереми давно не видел Жана таким улыбчивым, и это заставляло его самого улыбаться больше.       Когда с едой было покончено, часы показывали одиннадцать вечера.       Жан поднимается из-за стола, обходит его по кругу и встаёт напротив Джереми. Джереми следит за каждым его движением, поднимает взгляд к его лицу, смотря с обожанием, и ждёт. Жан вновь чуть склоняется к нему и протягивает руку ладонью вверх.       — Не подаришь мне последний в этом году танец, mon rayon de lumière?       Жан терпеливо ждёт, наблюдает за тем, как на скулах Джереми расцветает очаровательный бледный румянец, как его губы тянутся в смущённой полуулыбке, как он протягивает руку в ответ и вкладывает свою ладонь в ладонь Жана. Жан невесомо обхватывает её своими длинными пальцами и осторожно тянет Джереми вверх, тот поднимается со стула.       Жан ведёт его в центр комнаты за руки, после чего удобно устраивает ладони на талии Джереми, нежно сжав её пальцами. На фоне слышится мотив безымянной песни из очередного фильма. Джереми проводит руками вверх по предплечьям к плечам Жана. Как только он нашёл удобное положение, Жан двигается к нему ближе, прижимаясь почти вплотную. Они начинают движение синхронно, словно отлаженный механизм, как только вступает вокалист.       You pack a bag,       You say goodbye,       You kiss me on the cheek…       Они двигались в унисон: стоило Джереми чуть отклониться назад, Жан тут же приникал к нему ближе и поддерживал за талию сзади, а когда он сам вставал вполоборота, Джереми закидывал руки ему на плечи, обхватывал ладонями шею и обнимал.       — I loved you then, — одними губами подпевает Джереми.       — I love you still, — отвечает Жан, продолжая строчку песни, и кружит Джереми, оторвав его от пола на пару сантиметров.       ...And then I ask       — If your heart still burns for me? — серьёзно спрашивает Джереми, останавливаясь, когда Жан опускает его обратно.       — I would travel every ring of Hell just to see if you’ll be mine, — не задумываясь отвечает Жан, и подносит руку к лицу Джереми, почти невесомо прикасаясь к его скуле.       Но Джереми чувствует. Чувствует тепло и вес ладони, чувствует жар в месте соприкосновения кожи с кожей, чувствует трепет в груди от того, как Жан смотрит на него.       Merry Christmas       Know that you are on my mind       — Oh, on my mind… — зачарованно шепчет Джереми, накрыв ладонью чужую руку на своей скуле.       Merry Christmas       Truer love is hard to find       — Our true love is hard to find, — песня заканчивается вместе со словами, слетевшими с губ Жана, и Жан переплетает пальцы с пальцами свободно свисающей вдоль тела руки Джереми, поднимает его ладонь и опускает её на свою щёку, ластясь к теплу, словно кот, изголодавшийся по ласке.       Жан глядит в глаза Джереми, смотрящие ответ, и видит, как тёплый свет ламп переливается в его радужках жидким золотом, видит любовь, что плещется в них, готовая вот-вот вылиться через край. Жан сильнее прижимает ладонь Джереми к своему лицу и чуть подаётся вперёд. Джереми ловит его губы на полпути и опускает свободную ладонь на вторую щёку Жана.       Пальцами второй руки Жан зарывается в волосы Джереми и тут же чувствует их привычную жёсткость от постоянных окрашиваний, которыми Нокс перестал их терзать только в этом году. Жан массирует пальцами кожу его головы, слегка тянет за тёмные пряди, ловит каждый вздох, что слетает с губ Джереми.       Поцелуй набирает обороты, мягкие и размеренные касания губ становятся всё более обжигающими и нуждающимися, зубы стукаются друг о друга всё чаще, а руки касаются всё увереннее.       Воздуха в лёгких катастрофически не хватает, но Жан всё продолжает напирать, и Джереми приходится оттянуть его за волосы, чтобы ухватиться за возможность и сделать такой необходимый вдох. Жан смотрит на него с ухмылкой и ярким блеском превосходства в глазах, на что Джереми цыкает. Он хватает и тянет Жана за футболку к дивану, толкает назад, чтобы через мгновение самому опустится сверху на его бёдра и примкнуть к нему вновь. Жан кусает его нижнюю губу, скользит руками под футболку и давит на лопатки ладонями, заставляя Джереми грудью прижаться к его собственной. Джереми снова тянет его за кудри, и Жану приходится оторваться от чужих губ с громким чмоком. Его глаза блестят, зрачки расширены и почти полностью затянули холодную серую радужку, губы распухли и покраснели, а руки не перестают гулять по телу Джереми под его футболкой. Джереми продолжает сжимать его пряди и тянуть их в явном намёке не пытаться поцеловать его снова. И Жан ведётся — послушно опускает голову назад, открывая шею, и не двигается. Джереми, довольный такой покорностью, нежно целует его в лоб и чуть ослабляет хватку в волосах, начиная осторожно перебирать пряди, пока сам покрывает поцелуями каждый миллиметр шеи Жана. Он ведёт губами по коже, мягко целует, игриво кусает и лижет, оставляя следы то тут, то там. Жан блаженно прикрывает глаза и принимает всё, что Джереми готов дать ему в эту секунду.       Жан отмирает, когда Джереми сосредотачивает своё внимание на его ключицах. Он выпрямляется, и Джереми отстраняется, смотря ему в глаза и находя там только безграничную любовь и полную отдачу. Жан рывком снимает через голову свою футболку и опускает руки на талию Джереми, проводя ладонями вверх-вниз, забираясь кончиками пальцев под край его футболки.       — Снимешь? — Жан чуть задрал ткань, не отрывая глаз от чужого лица.       Нокс без слов скинул футболку и потянулся к Жану, вновь обхватил ладонями его лицо и накрыл его губы своими в мягком, трепетном поцелуе. Это было “Спасибо, что уважаешь меня и мои желания”, этим кратким соприкосновением губ он говорил: “Ты можешь мне верить”, и он прошептал: “Я люблю тебя”, как только отстранился. Жан сильнее сжал его талию в ответ.       Не отпуская лицо Жана из рук, не отнимая нежного взгляда от его глаз, Джереми, добавив голосу громкости, полувопросительно произнёс:       — Поднимись?       Жан послушно поднял бёдра, и Джереми стянул его брюки вместе с бельём вниз. Джереми снова опустился на Жана, видимо, не собираясь раздеваться дальше.       Он проложил дорожку горячих поцелуев от шеи к животу. Выпрямившись, он накрыл ладонью член Жана и провёл по нему размашисто вверх-вниз, заставляя Моро дёрнуться и податься вверх. Второй рукой Джереми надавил на выступающую косточку над его бедром.       — Сиди смирно.       Жан страдальчески простонал и сжал руки, лежащие на диване, в кулаки. Рука на его члене вновь сместилась, заставляя его втянуть воздух сквозь плотно стиснутые зубы. Джереми медленно водил по стволу, обводил пальцем выступающую венку и сжимал головку, собирал большим пальцем выступающие жемчужные капли предэякулята и наслаждался тихими вздохами, слетающими с губ Жана.       Не прекращая движения рукой, Джереми вернулся к поцелуям, касаясь всего тела Жана то тут, то там. Он расцеловывал его шею и плечи, игриво прикусывая кожу время от времени, вёл руками по рёбрам, иногда надавливая, чтобы вызвать слабую щекотку и довольствовался резкими дёрганьями Жана в ответ на его ребячество. Джереми оглаживал его подрагивающий живот и опускался поцелуями к груди. Он обхватил левый сосок Жана губами и провёл по горошине языком, сжав вторую пальцами. Жан на это крупно вздрогнул всем телом и подался вперёд. Джереми замедлил движения рукой. Подняв взгляд, он заметил, что Жан сильно закусил нижнюю губу в попытке не дать звукам вырваться из горла.       — Жан, — позвал Джереми. — Жан, посмотри на меня.       Жан с трудом поднял голову и открыл глаза, которые не заметил, в какой момент крепко зажмурил, и Джереми обратил внимание на очаровательно подрагивающие длинные ресницы. Он отпустил член Жана и поднёс другую руку к его лицу, чтобы чуть надавить на нижнюю губу и выпустить ту из плена сжатых зубов.       — Я хочу слышать тебя. Ты такой красивый, и я хочу, чтобы ты мог сполна насладиться этим моментом, я хочу слышать, как тебе нравится то, что я делаю. Что скажешь?       Жан несколько раз моргнул, будто пытаясь осознать услышанное, его стеклянные от не выступивших слёз глаза с толикой сомнения смотрели в такие уверенные, заверяющие глаза Джереми, и он, наконец, выдавил немного хрипло:       — Хорошо.       Джереми поддерживающе кивнул, но руку на прежнее место не вернул. Это дало Жану время на то, чтобы немного прийти в себя и расслабиться. Он снова откинулся на спинку дивана, и только тогда Джереми вернул руку, сжав пальцами основание его твёрдого члена. Жан вздрогнул. Джереми медленно вёл рукой вверх и вниз, неспеша собирал выступающие капли предэякулята пальцами и распределял их по всей длине, слушая резкие шипения, тихие стоны и отчаянные поскуливания, что то и дело срывались с губ Жана.       Джереми ускорился, заставляя Жана надрывно вскрикнуть из-за неожиданной смены темпа и попытаться впиться пальцами в плотную диванную обивку. Когда он понял, что это бесполезно, то понадеялся найти утешение, сжав крепкие плечи Джереми, но и тут его жестоко обломали. Джереми перехватил свободной рукой его запястья и соединил их вместе, прижав к груди Жана. Жан стонал и извивался, сдерживаемый лишь весом Джереми на своих бёдрах. Он понял, что подступил слишком близко к краю, и уже был готов шагнуть в эту бездну и раствориться в удовольствии, когда Джереми внезапно убрал руку с его члена и привстал на коленях, чтобы иметь ещё меньше точек соприкосновения с разгорячённой кожей Жана.       Жан почувствовал, как оргазм стремительно снова становится недосягаемым, и обречённо простонал. Слёзы пеленой застелили его глаза, поэтому он постарался проморгаться, прежде чем сфокусировать свой гневный взгляд на беспечном выражении лица Джереми.       — Джереми, мать твою, Нокс! Какого хрена, по-твоему, ты творишь?!       Жан рвал и метал, но Джереми не спешил вернуться на место и закончить свою чёртову работу.       — Не злись. Сегодня же праздник. — Джереми с небывалым удовольствием наблюдает за тем, как осознание медленно накрывает Жана с головой, словно холодной водой окатило, и слышит ещё один сокрушённый, протяжный стон, когда до него доходит, где и когда он так просчитался, и Жан обессиленно валится обратно на диван, откидывая голову назад. Он смотрит в потолок и обращается явно к кому-то вышестоящему:       — Боже, скажи, ну за что мне это… — Жан медленно, почти лениво опускает голову обратно и смотрит в упор на виновника вспышки его праведного гнева. — Не знал, что ты такой мелочный, Джереми Нокс. — Джереми никак не реагирует на это обвинение, только наклоняется ближе к нему. Он отпускает его руки, обхватывает бережно его лицо ладонями, и прикасается своим носом к носу Жана, так нежно и любовно ластясь, будто это не он только что оборвал крышесносный новогодний оргазм своему парню. — Ну, и что ты собрался сделать? Убить меня? Боюсь, ты провалился. Я жив, но что-то явно умерло где-то глубоко внутри меня. А, точно. Это была моя милость к тебе. — Жан старается хмуро глянуть прямо в глаза Джереми, чтобы пристыдить, но из-за того, что тот находится так близко, это не представляется возможным, и ему приходится просто закатить глаза.              Когда Джереми отстраняется, то вновь садится на Жана и опускает руки тому на бёдра, нежно поглаживая.       — Ты знаешь, Жан, я на тебя обиделся. — Жан бросил на него взгляд, а-ля “и это ты обиделся?”, но Джереми намеренно пропустил это. — Ты знаешь, как я не люблю, когда ты после улицы пытаешься уличить меня в том, что из-за меня ты замёрз, и греешь свои ледяные руки о меня. И я готов признать свою вину, но в этот раз я даже не заставлял тебя идти со мной. Ты пошёл одеваться сразу, как только я предложил выйти на пятнадцать минут. И именно по твоей инициативе мы вернулись через час или около того. Но ты всё равно решил сделать, как обычно ты делаешь в отместку мне. За что ты мстишь мне в этот раз, Жан?       На этих словах ладони Джереми скользнули к внутренней стороне бёдер Жана, заставляя того напрячься и сильнее вжаться в диван.       — Почему ты молчишь, м? — Джереми выгнул бровь, и Жан понял, что в этот раз победителем ему не выйти (и он вообще не уверен, что сможет выйти из этой комнаты в ближайшее время). Он жалостливо глянул на Джереми, надеясь на то, что тот после этого снизойдёт настолько, чтобы простить Жана и отпустить его с миром.       Джереми явно не был доволен его молчанием, поэтому без предупреждения снова сжал его член у основания. Жан вздрогнул всем телом и выгнулся в спине.       — Эй, эй, прости меня, ладно? Сегодня Новый год, Джереми, ты не можешь мучить меня в эту ночь.       Джереми театрально громко вздохнул и приложил руки к груди, будто его только что смертельно ранили, а после с каменным лицом посмотрел на пустое запястье, будто проверяя время, и наконец выдал:       — До полуночи ещё есть время. Хочешь проверить, есть ли на самом деле новогоднее чудо, и поможет ли оно тебе в этот раз?       — Ты моё чудо, Джереми Нокс, — со вздохом ответил Жан и мягко опустил руки на талию Джереми, чтобы огладить горячую кожу. Он смотрел в медовые глаза Джереми, и Джереми смотрел в ответ. Он снова приподнялся и осторожно толкнул Жана назад, чтобы тот вернулся, наконец, в нужное положение.       Джереми целовал и гладил Жана везде, куда только мог дотянуться. Он менял темп, то ускоряясь и слишком быстро подводя Жана к опасной грани, то почти полностью останавливался, оставляя его изнывающим и нуждающимся.       Джереми снова остановился, прервав Жана во второй раз, и, проигнорировав его разочарованный стон, отклонился назад и обвёл его взглядом, оценивая картину: блестящая от пота кожа, расцветающие то тут, то там алые бутоны засосов, искусанные и покрасневшие от долгих поцелуев приоткрытые губы, глаза, стеклянные от слёз глаза, и абсолютно разбитый вид. Джереми удовлетворённо хмыкнул, явно более чем довольный проделанной работой.       Жан пустым взглядом смотрел куда-то перед собой, в ушах звенело, а член болезненно ныл, нуждаясь в разрядке.       Джереми, заметив, что Жан был где-то не с ним, подался вперёд и оставил осторожный поцелуй на его лбу. Когда Жан смог сфокусировать свой взгляд на нём, он мягко прошептал ему в самые губы:       — Потерпи ещё немного, любимый, хорошо? Ты сможешь сделать это для меня?       Жан осоловело кивнул, и Джереми кивнул в ответ, ярко улыбнувшись.       Скоро он восстановили резкий и быстрый темп, вынуждая Жана цепляться и крепко сжимать его плечи. В какой-то момент он притянул Джереми к себе и обрывисто прошептал ему на ухо, обжигая нежную кожу горячим дыханием.       — Джер, Джереми...       — Что такое, aimé?       — Поцелуй меня.       И кто такой Джереми Нокс, чтобы отказывать парню, извивающемуся и скулящему от желания под ним, в его отчаянной просьбе?       Джереми опустил ладонь на порозовевшую скулу Жана и притянул того к себе, чтобы запечатлеть на его губах ещё один поцелуй. Плавные и медленные движения Джереми перебивались отчаянными порывами Жана. Он терзал губы Джереми зубами, и Джереми с энтузиазмом ловил каждый его стон и вздох. Нокс отклонился назад, но Жан не дал ему уйти, потянувшись за ним следом. Джереми, поняв это, снова подался вперёд, пытаясь перенять инициативу. Жан позволил ему вжать себя в диван и сдался, выдыхая и отдавая весь свой пыл и желание в руки Джереми. Жан отпрянул и положил голову на спинку дивана. Каждая клеточка в его теле была напряжена до предела, он сдерживался из последних сил, сжимал руки на талии Джереми и дышал сквозь стиснутые зубы, иногда пропуская тихие, высокие стоны.       Джереми прижался своей грудью к груди Жана и прошёлся дорожкой влажных поцелуев по линии его челюсти вверх. Прикусив мочку его уха, Джереми горячо выдохнул:       — Давай, Жан.       Жан выдерживает несколько финальных рывков руки Джереми, прежде чем его спина выгибается дугой над диваном, рот открывается в безмолвном крике, а перед глазами начинают плясать цветные искорки.       Белёсая жидкость выплёскивается ему на грудь, пачкая и ладонь Джереми. Джереми ещё несколько раз провёл рукой по члену, пока Жан не начал дрожать всем телом от перевозбуждения.       Джереми молча встал с его бёдер и подошёл к столу, чтобы выцепить из салфетницы красивую новогоднюю салфетку и вытереть засыхающую сперму сначала со своих пальцев, а после и с чужой груди. Он подхватил плед, лежавший на другом конце дивана, развернул его и накрыл голые ноги Жана, пока тот пытался прийти в себя, тяжело дыша и часто моргая.       Джереми устроился рядом и положил одну руку на скулу Жана, развернул его лицо к себе и мягко поцеловал в лоб, убирая пальцами кудрявые пряди с покрывшейся испариной кожи.       — Я люблю тебя, — прошептал он на грани слышимости, когда взгляд Жана снова стал ясным.       Жан не ответил, но прикрыл глаза и приластился к ладони Джереми.       Через несколько мгновений, проведённых в блаженной, приятной тишине, Джереми поднялся с дивана и куда-то отошёл. У Жана не было сил повернуться и проследить за его передвижением, поэтому он просто смеживает веки и слушает, как открывается и закрывается дверца холодильника, как Джереми шоркает своими цветастыми носками с новогодним принтом к кухонному островку, как мини-пробка вылетает из мини-бутылочки.       Жан открыл глаза снова, когда почувствовал, что Джереми стоит рядом с ним. Он протянул ему бокал, и Жан принял его, держа за ножку ещё слегка подрагивающими пальцами. Джереми поднял с дивана пульт, нажал на кнопку включения и переключил на главный новостной канал. А Жан и не заметил, в какую секунду телевизор оказался выключенным.       Джереми сел рядом, и Жан начал мысленно считать секунды вместе с толпой людей на экране под шум из динамиков. На двенадцатой секунде Нью-Йоркский шар опустился к земле, знаменуя начало нового года. Ровно на двенадцатой секунде они с Джереми чокнулись бокалами, и тот приблизился к нему, чтобы поцеловать в первый раз в этом году.       На тринадцатой секунде Жан понял, что прожил ещё один год своей лучшей жизни с самым лучшим человеком, которого ему когда-либо доводилось встретить.       Они одновременно отпили из своих бокалов шампанское — последний напиток, встретившийся им в необычном адвент-календаре.       — Я люблю тебя, — наконец ответил Жан. И поцеловал Джереми.