Долина изумрудов

Про детство мне рассказал танкист дядя Про крылья и мифы Вениамин С протёртой душой, печальный, но ищущий Свин стоит сзади, но рядом Все остались, никто никуда не ушёл

 «Крылья» - лампабикт 

      Холодный ветер колышет листья деревьев за окнами императорского дворца. Пряча холодные руки под тяжелые ткани темных одежд, по двору медленно вышагивает Император. Блеск золотой вышивки гармонично мерцает между складок одеяний, соединяясь с похожими рисунками из серебряных нитей. Принц Шэнь Юань идет подле своего господина, кротко вглядываясь в уставшие черты лица возлюбленного брата. Он не расспрашивает, не пытается выведать что происходит на душе у него - пытался и не раз, всё оставалось без успеха. Но юноша с большим удовольствием принимал на себя иную роль. Он был ближайшим советником для брата, рядом с которым Шэнь Цзю мог не держаться поодаль, мог не скрывать своей усталости, просто слушая пустую болтовню обо всём на свете.       Только сегодня отчего-то Шэнь Цинцю не смотрел на брата, не кивал и даже вида не делал, что слушает его рассказы. Потерявший блеск жизни взгляд устремился на серые тучи, движущиеся с севера.       — Брат, чем ты так опечален? Ничего даже не говоришь... - обеспокоенно пробормотал Юань, прижимаясь к руке старшего. Никого рядом с ними в саду не было, а потому никакие приличия не могли остановить младшего сына небес от маленьких проказ. Шэнь Цзю, вздрогнув, отмер и с блёклой улыбкой погладил брата по голове, нежно приглаживая выбившиеся волосы из прически.       — Сегодня чиновники снова подняли вопрос о гареме. Он пустует с момента, как наш отец умер, но их слишком это заботит, - Император снова устремил свой взор в небо, хмурясь от кипящего раздражения, - Даже если я умру... моим наследником будешь ты. Не сомневаюсь, что тебе удастся продолжить мою политику в отношении южных земель.       — О чем ты только говоришь!? - Шэнь Юань возмущенно отпрянул от мужчины, тревожно взглянув в его глаза. Однако в них принц читал лишь злобное смирение... Неужели брат действительно собрался в будущем передать ему трон? Он же не покинет его так рано... - Нет, ни за что! Цзю-гэ, прошу не шути так! Я всё ещё слишком несведущ во многих дисциплинах!       — И поэтому ты прогуливаешь занятие со мной, верно? - хитрый огонёк мелькнул в уголках глаз, изогнувшихся в прищуре. На лице Шэнь Цинцю расплылась коварная и вместе с тем довольная улыбка: он знает о своём брате всё и даже больше, - Ты же знаешь, что учитель не будет к тебе снисходителен?       — Ой-ой, братец ты так жесток! - Шэнь Юань с разочарованием позволяет в очередной раз соскользнуть разговору с тропы размышлений о том, что творится в голове у Императора. Настаивать в этом бессмысленно, лишь наоборот отдалит от желанной цели. Поэтому, искусно копируя прищур брата, принц встаёт на цыпочки и преклоняет немного брата к себе, переходя на шепот, - Почему тебе не предложить нескольким девам из богатых семей брак по контракту? Так ты сможешь укрепить своё влияние и на судах все забудут об этом.       Шэнь Юань опускается на пятки с миловидной улыбочкой, демонстрируя ямочки на щеках, и Шэнь Цзю хмыкает с удовлетворенным пониманием. Не то чтобы он сам об этом не думал, думал ещё как. Да, вероятно А-Юаню казалось, что подобное не грозит ничем критически серьёзным. Ведь брак их родителей был изначально заключен без любви, но сам второй принц Шэнь родился в тепле материнской заботы и безграничного внимания отца. Однако в памяти Цзю жутким пазлом собирались картины из его собственного детства - проданная, ради укрепления политических позиций, в гарем его родная Мать, Отец-Император, до эпидемии относившийся к Женщине лишь как к очередной фаворитке. Полный цветов императорский сад, там же и увядающие бутоны. От всего этого Императору становилось тошно и гадко на душе.       Мысли, зерно которых небрежно закинул в чужую голову юный принц, безостановочно разъедали Шэнь Цзю изнутри уже когда он попрощался с братом и отправился к себе в кабинет, в сопровождении нескольких охранников. Брак по контракту не так страшен, если выгоден обеим сторонам. Но к такому вопросу нужно подходить предельно аккуратно и щепетильно - никто не знает, что кроется в мыслях другого человека. Цинцю не желал той же судьбы, что настигла его, кому-либо ещё... Миновав несколько поворотов и передав паре слуг поручения, Император подошел к своим покоям, и вдруг остановился, бесшумно набирая воздух в легкие. Перед массивными дверьми в царскую обитель стоял статной фигуры мужчина. Профиль его и телосложение были, вероятно, объектами обсуждения тысячи бульварных сказительниц. Генерал Лю Цингэ стоял у стены вытянувшись и расправив широкие плечи, непроизвольно выставляя себя в ещё более прекрасном свете. Шэнь Цзю вздохнул, возвращая себе непоколебимое спокойствие, и подошёл ближе. Генерал, заметив правителя мимолетно вздрогнул, но лишь от неожиданности, а затем поклонился.       — Полно вам, Генерал, - небрежно махнув рукой, Цинцю отворил дверь и прошёл внутрь. Лю Цингэ дал вольную охранникам, следующим за Императором, и зашёл следом за мужчиной. Рабочий кабинет Императора Шэнь был обставлен без изысков и помпезности, пару изящных статуэток на полках, несколько шёлковых вееров, развешанных по стенам и изысканные картины разных художников. Каждый раз оказываясь в этом помещении, наполненном запахом благовоний, Лю Цингэ ощущал, будто он вторгся в обитель небожителя - всё здесь было будто сказочное марево сна.       — Докладываю о ситуации на севере, - голос военного хрипло раздался в тишине. Шэнь Цзю мимолетно прошёлся по фигуре, стоящей по струне перед ним, а затем благосклонно кивнул, позволяя говорить, - Деревни после потопа восстановлены, а рабочие уже принялись за восстановление зданий. Как и говорил сегодня утром господин Юэ, деньги были потрачены на оплату рабочей силы и материалы для строительства.       Шэнь Цинцю кивнул и уселся за свой стол, бережно поправляя края своих одежд. На столе лежали кисти, баночки чернил, пару свитков с незначительной информацией, но ничего из этого не было тронуто. Император вытащил из-под маленькой статуэтки дракона ключ и отомкнул дверцу шкафчика за столом - там лежали документы намного важнее тех, что были разложены по столу. Изящные руки, излишне худые для здорового человека, вытащили один конкретный свиток и разложили его на столе. Кисть медленно макнули в чернила, и на пергаменте аккуратным почерком начали появляться короткие слова и цифры - Император быстро внёс расчеты в свои личные записи и вновь закрыл документ за дверцей.       А затем поднял взгляд на генерала, стоящего поодаль и наблюдающего из окна за снующими туда-сюда слугами во дворе. Внешность этого мужчины, несомненно, очаровывала даже самого неискушенного зрителя, много кто заглядывался на широкоплечую фигуру, появляющуюся на судах. Каждое утро, ровно по расписанию, Лю Цингэ входил вместе со своими людьми в просторную залу и привычно занимал своё место. Ни разу за своё правление Шэнь Цинцю не видел место главнокомандующего пустым. Выразительный профиль, маленькая родинка под уголком острых глаз — вот что Император видел практически ежедневно, когда его взгляд падал в сторону военных... Шэнь Цзю, замерев глазами на этой самой родинке под серебряными очами, вдруг поймал себя на мысли, что чересчур внимательно разглядывает статную фигуру генерала под лучами изредка выглядывающего солнца. И осознав это, моментально отвёл глаза в сторону, надеясь, что его не заметили за столь вульгарным занятием.       — Генерал Лю, - чувствуя странное смущение, но стараясь не подавать виду, Император достал обычный лист бумаги и быстро оставил несколько слов на нём, сворачивая в трубочку, - Как вы помните, недавний суд заставил задуматься Нас о том, что бы весенний дворец вновь обрёл свою хозяйку, коей была Мать-Императрица. Передайте это письмо Чэнсян Юэ, а также сообщите ему о Нашем желании переговорить завтра с ним.       Лю Цингэ склонил голову в знак почтения и принял переданное ему письмо двумя руками, пряча бумагу за воротом одежд. Ни слова возмущения или непонимания не сорвалось с напряженно поджатых губ генерала, однако во взгляде его читалось недовольство. Шэнь Цзю знал, что не самые тёплые отношения Правителя с Юэ Цинъюанем доставляют неудобства главнокомандующему, но не мог ничего с этим поделать. Каким Первый Министр был умелым человеком в делах политических, таким же невыносимым он был при личном общении, по крайней мере с Императором. Ещё с детства наследник семьи Юэ, будучи на несколько лет старше, отчего-то считал себя заменой старшего брата для Шэнь Цзю. Плевал он на просьбы будущего правителя, нехотя слушался приказов, лез со своей тошнотворной заботой - хотя раньше игнорировал младшего принца, не считая его достойным конкурентом. От этого лицемерия тошнило.       — Ваше Величество, позвольте этому недостойному... - Лю Цингэ хмуро вперил глаза в облик Шэнь Цинцю. Тот казался генералу истощенным, уставшим. В последнее время Император явно проводил бессонные ночи над бумагами, разбирая последствия прорыва дамбы. И когда мужчина махнул рукой, дозволяя говорить, Цингэ без утайки продолжил, - Вам нужно отдохнуть перед... перед набором гарема. Работы станет больше, а ваше здоровье может подкоситься.       Шэнь Цзю, пряча горькую ухмылку за ладонью, поднял изумрудные глаза на генерала Лю. Мужчина почувствовал холодок, прошедший по спине, но не дрогнул и не отвёл своего взгляда - змеиный прищур Императора давно его не пугал. И тихий смешок сорвался с обескровленных губ.       — Мы тебя поняли, - Шэнь Цинцю поднялся из-за стола, закрывая чернильницу, и прошел мимо подчиненного, остановившись около окна. Погода там уже была более приятной, чем с утра, а потому в голову Императора пришла мысль... - Твоё беспокойство о Нашем здравии является лишь выражением преданности. Раз так беспокоишься, проводи Нас на тренировочную площадку и составь компанию в спарринге.       Лю Цингэ слегка опешил и на мгновение отвел прямой взгляд куда-то в сторону. Но быстро собрался с мыслями и поклонился, принимая слова правителя.       — Раз Вы желаете, - он кратко выразил своё согласие.       Шэнь Цзю благоволил генералу Лю именно за это. Лаконичность в речи, дисциплина в действиях, уверенность в поступках и преданность - характер этого мужчины был идеален. Император мимолетно улыбнулся и вышел из кабинета. Лю Цингэ без лишних вопросов последовал за ним. Шэнь Цинцю в своей речи сказал "проводи Нас", но на деле он, как хозяин дворца, вполне знал где и что находится. Да и позволить себе идти перед Императором мог лишь принц Шэнь Юань.       Впрочем, когда двое мужчин подошли к тренировочной площадке, генерал Лю осмелился выйти вперед, погнав одного солдата обратно во дворец за одеяниями для Императора, а другого освободить поле. Шэнь Цзю считал это всё лишней суетой, но понимал, что эта чрезмерная безопасность - следствие его высокого статуса и довольно вспыльчивого характера. Солдаты, завидев его, вряд ли смогут порядочно заниматься, а так у них будет частичка свободного времени. Своё свободное время мало кто имел во дворце - закончив одно дело, всегда находилось второе и третье. Вероятно, лишь Шэнь Юань, пользуясь благосклонностью брата, мог найти час или два для чтения легких романов, прогулок по дворцу или даже бегства за стены дворца. Естественно принц думал, что никто об этом не знает, но уши и глаза у Цинцю есть везде.       — Ваше Величество, - нежный знакомый голосок, оборвал мысли Императора. Подле него стояла юная девчушка, чуть старше возраста принца.       — Нин Инъин, - не сумев сдержать улыбку Шэнь Цзю склонил голову, стараясь рассмотреть румяные щёчки девушки. И та с ярким блеском в глазах, улыбнулась в ответ. Ловкая и сообразительная девчонка из дворцовой прислуги ещё с самого отъезда из далёкой резиденции была подле будущего правителя, помогая ему всем, чем только могла. На деле Императору могли прислуживать только мужчины, но Цинцю сделал исключение для Инъин - слишком он привязался к малышке, ставшей для него почти что малой дочерью. И именно она помогала Шэнь Цинцю, когда старый слуга не мог выполнить свои обязанности, став и для него будто внучкой.       Медленно тяжёлые дорогие ткани сменились на не менее дорогие, но более удобные одеяния. Длинные рукава приятно обхватили запястья мужчины, а пояс, обрамленный драгоценностями, стал слабее утягивать талию. И выйдя наконец на тренировочную площадку, Шэнь Цзю ощутил себя свободнее, чем за многие прошедшие дни. На другом конце поля его уже ждали. И пусть небо разверзнется, если Лю Цингэ был не эталоном мужчин. Генерал сменил парадную форму на менее формальную, больше раскованную в движениях, а ворот одежд стал более свободным, обнажая острые ключицы. Мысленно одёрнув себя от недостойных мыслей, Цинцю подошёл ближе к своему генералу. И Лю Цингэ протянул Императору меч.       А через время плац уже гудел от звуков столкновения двух железных клинков. Чем ещё генерал Лю нравился Шэнь Цзю, так это его честной открытостью - он не жалел в бою даже своего правителя, не давая поблажек при обмене ударами. Потому довольно скоро пот стал затекать по шее за шиворот одежды, а руки слегка подрагивать. Но дрожь была приятной, все лишние мысли при физической нагрузке улетучивались, словно поднимающаяся под ногами пыль. И только когда меч оказался выбит из рук Императора, всё на площадке смолкло, оставляя тяжелое дыхание мужчин единственным звуком. Лю Цингэ замер на месте, давая Шэнь Цинцю отдышаться и привести себя в порядок. Нет, император не был простым противником - наоборот, его техника являлась сложной комбинацией разных приёмов, которые тяжело было отследить в пылу сражения, - но грубая сила и опыт на поле боя давали некое преимущество генералу.       — Можешь идти, - Император вдруг махнул в сторону и выпрямился, утирая пот с лица. Лю Цингэ не смог подавить спонтанное желание подойти ближе и помочь мужчине, но осёкся, сделав первый шаг. Тёмный взгляд остановил его как вкопанного. Самовольство подобного рода было ошибкой. Генерал склонил голову и развернулся, быстрым шагом удаляясь к выходу.       Шэнь Цзю с непонятным раздражением, гудящим в груди, выдохнул и взмахнул пару раз мечом, вспоминая движения - они впечатались ему в память с самого детства. Ежедневно первый принц после утренних занятий и обеда шёл на эту площадку, чтобы под руководством старого генерала Лю провести под палящим солнцем половину дня. Но... никакие достижения ни с учителями поэзии, ни с военными мастерами не могли впечатлить в то время Отца-Императора и Мать-Императрицу. Шэнь Цзю издалека, после очередного занятия, наблюдал как Мать, стоя в роскошной беседке, держала на руках белый свёрток, а Отец стоял рядом, и улыбаясь, смотрел в светлые глаза младшего сына, шептал слова любви второму отпрыску и ныне любимой жене.       В то время с каждым днём Шэнь Цзю всё больше начинал ненавидеть. Их всех. Всех до единого. Ненавидел Отца, не признающего достижения сына, так как практически не проводил время с мальчишкой, оставив его на попечительство учителей и старого генерала. Ненависть стала пожирать и мысли о якобы брате, перетянувшем всё внимание родителей на себя - всё существование "Шэнь Юаня" доказывало первому принцу, что никакие его достижения никогда не оценят по достоинству. Он не был рожден для любви. Но главной целью для ярости Шэнь Цзю была его Мать. Мать, использовавшая сына как инструмент в политической борьбе за власть. Мать, не считавшаяся с жизнью своего первого ребенка, но оберегающая как зеницу ока второго. В те дни бессонница поразила юного наследника незаметно: мальчик стал задерживаться на вечерних занятиях, проводил ночи напролёт за свитками и книгами, чтобы избавиться от навязчивого чувства жгущего грудь.       А затем что-то щёлкнуло в голове одинокого, озлобленного ребёнка. Шэнь Цзю теперь и сам не мог объяснить, что тогда с ним произошло. Ведомый мрачным помутнением, он тихо, словно скрытый во тьме наёмный убийца, приоткрыл дверь в спальню своего "брата", которого он видел на тот момент лишь с расстояния нескольких чжанов. Гнев кипел в маленькой груди, а ненависть застилала взор. Худые, изящные руки, уже натренированные тяжелыми, железными мечами, бесшумно отодвинули полог люльки. Шэнь Цзю хотел придушить того, кто забрал у него любовь родителей, забрал улыбки и счастье, забрал всё, что могло предназначаться ему... Но мальчик замер каменной статуей, когда на него воззрились светлые глаза, словно свежая трава, освещаемая ярким солнцем в безоблачный день. Шэнь Юань радостно вскинул пухленькие ручки и улыбнулся беззубой улыбкой: так могут улыбаться лишь дети, не познавшие горя, не имеющие за душой ни одной порочной мысли. От этой улыбки Шэнь Цзю почувствовал в груди болезненный укол давно спящей совести - как только он мог возненавидеть это маленькое чудо... И вместо того, чтобы сдавить слабую шею брата, юный наследник протянул руку к маленьким пальчикам. Шэнь Юань радостно обхватил чужую ладонь, что-то улюлюкая себе под нос... Шэнь Цзю впервые за долгое время заплакал. Слёзы душили его у кровати младшего брата. В ночной тиши он бормотал себе под нос клятвы защищать эту яркую улыбку, обещал, глядя в столь наивные, чистые глаза, что они не познают слёз и горестей. Шэнь Цзю шёпотом клялся быть лучше, как человек, ради их общего будущего...       После рождения второго сына благородная Мать-Императрица лишь слегка потеплела к своему первенцу. Женщина перестала игнорировать сына, стоящего у её покоев. Она стала смотреть на него прямо и без затаённой ненависти. Шэнь Цзю не знал: была ли тогда ненависть направлена лично на него, или же на поступки, отраженные в нём, которыми Женщина проложила путь к трону. Только вот теперь её холод в глазах был от того, что собственный сын смотрел на неё зверем. Диким, неприрученным, не познавшим любви и ласки, осознавшим "своё" место в мире. Правительница чувствовала – она давным-давно сама выпустила нить связующую мать и сына, превратив их отношения в непробиваемую стену.       Однако запретить Шэнь Цзю проводить время со вторым принцем она не могла, хоть и боялась звериного блеска в глазах своего старшего ребёнка. Женщина со стороны пристально наблюдала за игрой детей, вздрагивая, когда Шэнь Цзю со странной, пугающей улыбкой подавал брату игрушки, сидел рядом и не сводил немигающего взгляда с маленького принца. Будто хищник, готовый напасть на жертву. Но А-Юань улыбался, смеялся и обнимал этого зверя. Отец-Император старался успокоить жену, уговаривал её не тревожиться, убеждал, что их наследник умный и не совершит ничего, что терзает ум женщины.       А Шэнь Цзю ухмылялся. Он слышал и слушал. Он видел этот испуг в глазах матери и в душе смеялся, урча от удовольствия, наслаждаясь дрожью ненавистной ему Женщины. Удивительно, как Она была уверена, что он навредит маленькому Юаню, в то время как на деле он желал увидеть её собственное бездыханное тело в крови.

Он питал глубокую ненависть к "Матери" и обожал всей своей истерзанной душой младшего брата.