Проблемы прошлого

      Сидя в такси, девушка несчадно сжимала в руке телефон, что не переставал вибрировать всю дорогу. Телефон разрывало с самого момента приземления, отчего Дэви отключила его вовсе, не желая больше видеть имя абонента, высвечивающего на экране. Она могла попросту заблокировать номер, чтобы этот ублюдок не смог ей больше звонить, но девушка этого не делала, и не потому, что понимала, что это не поможет решить проблему, а потому, что сил не хватает. Дэви была слаба, ведь полностью зависела от мужчины, что сейчас так сильно ей был ненавистен. Она и шагу не могла сделать без его ведома, Дэвид полностью контролировал её финансы, давая девушке столько денег, сколько сам считал нужным. Она находилась в золотой клетке, чувствуя себя словно канарейка, бьющаяся об прутья в попытке выбраться. Но как бы сильно Дэви не старалась сломать до конца прутья, у неё не выходило.       Когда это началось? Когда ее жизнь превратилась в череду кошмаров, настолько сильных, что по утрам вставать было невыносимо больно, и ладно физическая боль, к ней девушка за семь лет успела привыкнуть, но в последнее время моральная боль ее никак не отпускала. За последний год мужчина не поднимал на неё руку, он нашёл способ куда лучше — изнеможить её морально, сломать так, чтобы следов его преступления никто не заметил.       В начале отношений Дэвид не был таким тираном, он был милым, заботливым, добрым... Казалось, это было так давно, что девушка даже не помнила, почему полюбила этого человека. Тогда, будучи молодой студенткой, она по уши влюбилась в своего преподавателя, Дэви была настолько им очарована, что даже записалась на дополнительные по его предмету, хотя для её будущей профессии биология была ни к чему. Но все же, поддавшись чувству влюблённости, Дэви посещала все его лекции и даже иногда сидела с ним наедине в аудитории, будучи одной в дополнительной группе.       Дэвид обратил на неё внимание почти сразу и стал проявлять знаки внимания, выделяя её на фоне других. Тогда девушке казалось, что он так проявляет свою любовь к ней, ведь в открытую они не могли встречаться, Дэвид мог лишиться лицензии. В молодого преподавателя была влюблена половина потока, и порой Дэви казалось, что ответные знаки внимания она себе надумала, девушки, что учились с ней, были куда красивее и, главное, разбирались в предмете.       По-хорошему, ей бы ещё тогда понять, что ничего из этой истории приятного не выйдет, забыть про него и жить дальше. Найти себе нормального парня, желательно ровесника, а не мужчину старше ее вдвое, и жить себе с ним спокойной жизнью, как это делают нормальные люди. Но Дэви не была нормальной, она в упор не заметила красные сигналы, исходящие от Дэвида, которые к третьему курсу заметил весь поток, весь, кроме Дэви. Как это обычно бывает, влюблённые люди слепы.       В какой момент Дэвид предложил ей индивидуальные занятия, Дэви не помнила, казалось, это случилось на второй год или в конце первого. Под предлогом того, что девушке было тяжело освоить предмет, он предложил встречаться раз в неделю вечером в его кабинете, на что Дэви сразу же согласилась. На первом занятии он признался ей в чувствах, а на втором у них случился первый секс. Сейчас, будучи взрослой, Дэви понимает, что Дэвид привязал её к себе с помощью психологического давления, сначала выделяя её из толпы, а потом затаскивая в постель, оправдываясь тем, что она настолько изумительна, и что ни один мужчина не может устоять. На своей работе она часто видела подобные сценарии: молодая девочка и старый преподаватель или любой другой мужчина за двадцать, смысла не меняет. Взрослый мужик пудрил голову ещё совсем глупенькой девочки, возвышая её перед сверстницами. Добивался своего и бросал, словно использованную игрушку, совершенно не заботясь о сломанной психике ещё по сути ребёнка.       С того самого дня у них начался двухлетний роман, переросший в семь лет несчастного, исключительно для Дэви, брака. Его абьюзивная сторона раскрылась не сразу, она вылезла постепенно. Начиналось всё с банального: контроль, запрет на откровенную одежду, ревность. Поначалу Дэви принимала это как должное, мол, Давид просто за неё беспокоится, поэтому и просит её быть скромнее. Его любимым аргументом было обвинять других мужчин в неподобающем поведении и скверных мыслях касательно девушки, когда та надевала что-то облегающее или слишком короткое. Его излюбленные фразы: «Дорогая, я ведь беспокоюсь за тебя» или «Милая, как нормальный мужчина, я прекрасно знаю, что у них на уме, когда они смотрят на тебя». «Нормальный», и почему ее раньше не беспокоил этот момент? Как она могла так долго носить розовые очки, если звоночки буквально были у нее под носом.       Когда же он попросил Дэви уволиться с работы, говоря, что он сам обеспечит свою женщину, Дэви начала понимать, что что-то не так. За пять лет совместной жизни девушка полностью лишилась себя: работа, друзья, встречи с родителями, ей даже без мужа нельзя было выйти на улицу. Все её действия были под строгим контролем, будто в любой момент она могла сбежать. Её закрыли в квартире, как какую-то преступницу или, ещё хуже, ручную обезьянку, единственная цель в жизни которой — существовать на потеху Дэвида. И даже при таких обстоятельствах её всё устраивало.       Последней каплей стали измены мужа, которые он оправдывал мужской полигамностью, приводя в пример какие-то псевдонаучные статьи. Дэви уже было все равно на его вечные оправдания и клятвы, что измены прекратятся. В слова любви, слетающие с губ Дэвида всякий раз, стоило ему накосячить, она уже не верила, может, когда-то давно он и вправду её любил, но это время прошло, и сейчас от былых чувств остались только осколки.       В неожиданный для себя момент Дэви приняла решение уехать. Проснувшись утром, она поняла, что так больше продолжаться не может, стоило перестать себя жалеть и взять свою жизнь в свои руки. Она год копила деньги на билеты, чтобы в один момент улететь так далеко, как только можно. Но когда план был реализован, девушка начала чувствовать тревогу, за пять лет она отвыкла быть одной, с ней постоянно был Дэвид. И сейчас ей казалось, что она совершает ужасный поступок и нужно было вернуться назад.       — Мама, мы скоро приедем? — Кевин оторвался от телефона и посмотрел на мать, внезапная поездка его утомила, и он хотел поскорее добраться до дома.       — Скоро, милый, дом бабушки и дедушки уже за поворотом.       Мальчик ничего не ответил, а лишь снова уткнулся в телефон. Дэви обреченно вздохнула, сколько бы она ни пыталась отучить его от привычки постоянно сидеть в телефоне, ничего не получалось. Дэвид поощрял зависимость сына, покупая тем самым его любовь. И неважно, что Дэви хотела как лучше, в глазах мальчика она все равно оставалась злой.       Кевин не был ей родным, он сын Дэвида от первого брака, женщина, как только родила, бросила маленького сына и укатила с любовником, оставив их одних. Такую историю поведал ей Дэвид, качая на руках ещё совсем крошечного малыша. Кевину на тот момент было не больше полугода, и, смотря за тем, как ласково Дэвид обходится с ребёнком, только больше заставляло Дэви влюбляться в него. Как потом оказалось, эта слезливая история тоже была ложью, Дэвид нагулял ребёнка, а Катрин не стала терпеть его загулы и выгнала парня. Дэви разыскала Катрин на шестом году брака, когда мысль о побеге плотно засела в ее голове. Женщина, поняв, кто перед ней стоит, только пожалела ее, советуя бежать как можно дальше. От Катрин Дэви узнала многое, что впоследствии помогло ей в составлении портрета мужа, благо та охотно рассказывала о их совместной жизни. Манипулятор, лжец и тиран — вот кем был Дэвид Линеси, и Дэви была рада, что наконец-то это увидела.       Когда она готовилась к побегу, вопрос, возьмёт ли она с собой Кевина, отпал сразу же. Мальчика она любила как сына, да и он до сих пор не знал, что Дэви ему не родная мать. Слухи об отношениях Дэви с преподавателем биологии разлетелись быстро, кто-то пустил слух, что на первом курсе Дэвид обрюхатил молоденькую студентку и та от него родила. Опровергать слухи о рождении Кевина ни Дэвид, ни Дэви не стали, напротив, этот, казалось бы, мерзкий слушок был Дэви только на руку — еще один повод для усыновления мальчика. Кевин почти сразу стал называть её матерью, чему девушка была рада, она любила детей и когда-то хотела иметь общих с Давидом. К счастью, это желание улетучилось вовремя, и она так от него и не забеременела.       Расплатившись с таксистом, девушка оказалась на такой знакомой ей улице, на которой она прожила пятнадцать лет. Ее родители давно переехали в просторный дом, съехав с так называемой «коммуналки», так Дэви называла дом панельного типа, где их семья жила раньше. Дом был небольшим, в нем располагалось множество квартир, где было максимум три комнаты, обычно в таких «коммуналках» жили не сильно обеспеченные семьи.       Раньше семья Хамада была, можно сказать, нищей, отчим Дэви — Ичиро Хамада — был уволен со своей хорошо оплачиваемой работы, его обвинили в краже денег компании, и, дабы не доводить дело до суда, директор предложил простое увольнение. Естественно, никаких денег он не брал, на него повесили кражу, дабы закрыть преступления директорского сынка, которого тот устроил по блату на должность бухгалтера, в которой пацан ни черта не смыслил. Мать — Азуми Хамада — работала официанткой, и её зарплаты мало на что-то хватало. Так они выживали как могли десять лет, пока старый друг Ичиро не предложил ему работу в его только что открывшемся деле, с тех пор дела семьи пошли в гору, и из тесной квартирки в спальном районе семья Хамада переехала в большой просторный дом.       Случилось это, правда, спустя год, как девушка уехала из Японии. В 2005 году мать девушки приняла решение отправить дочь к биологическому отцу в Америку, дабы их дочь могла получить хорошее образование. Дэви и сама была не против переезда, в Японии она чувствовала себя чужой, а в Штатах она смогла, хоть и ненадолго, обрести дом. Дэви была хафу или, как любили говаривать ее одноклассницы, гайдзин. Мать Дэви была японкой, а отец — гражданином США, они познакомились, когда Азуми с подругами в студенческие годы путешествовали по миру. У них закрутился роман, окончившийся рождением ребёнка. Кларк Дэвис от дочери не отказался, хоть и довольно поздно узнал о ней, когда Азуми не только родила, но и успела выйти замуж и родить второго. Всё, что он просил, — это возможность видеть дочь хотя бы раз в полгода, на что Азуми была согласна. Также для блага дочери ей вернули фамилию отца, чтобы в будущем девочка могла получить второе гражданство.       Может, это решение и было во благо, вот только из-за странности имени над девочкой смеялись в школе. С ней, как с гайдзином, не хотели дружить, считая её чужаком. Даже брат, с которым они были близки всё детство, отказался от неё, хоть и пытался ей этого не показывать.       Кевин, как завороженный, крутил головой, стараясь рассмотреть как можно больше деталей. Это была его не первая поездка в Японию, раньше он был здесь совсем ещё маленьким — семь лет назад, когда Дэвид повёз Дэви к её родителям просить руки. Тогда Кевину было два года, и он мало что помнил из поездки, поэтому сейчас он был так рад оказаться там, куда просился почти всю свою жизнь.       До дома родителей они добрались быстро, он располагался возле станции метро, до которой было буквально десять минут ходьбы. Девушка выпустила руку Кевина, который, как только заметив бабушку, побежал к ней в объятья. Ни Азуми, ни Ичиро не знали правды, и Дэви не собиралась им рассказывать, пусть и дальше считают, что Кевин — её сын. Последний раз Дэви была здесь семь лет назад, а их дом так и не изменился. Дэви боялась подойти ближе, боялась встретиться с глазами митери, с которой не виделась так давно. Дэви погрязла в бесконечных обещаниях, которые не смогла исполнить, и сейчас она считала, что недостойна и маленькой капли её любви. Кевин тем временем что-то озабоченно пытался донести до Азуми и Ичиро на плохо выученном японском, какую-то часть они понимали, а какую-то часть делали вид, что понимают.       Девушка так бы и простояла, смотря на эту картину, если бы её не окликнул звонкий девичий голос:       — Изуми! — завопила девочка, которая на всей скорости бежа к ней.       Аой с разбегу бросилась на сестру, роняя её на сырую землю, и всё, что оставалось Дэви, это обнимать сестру, лёжа в грязной луже. Аой это, кажется, не волновало, вся её школьная форма была испачкана, а сама девушка так тяжело дышала, что казалось, пробежала марафон. Так почти и было, о приезде сестры Аой узнала за десять минут, когда Дэви уже ехала из аэропорта, Аой сначала даже не поверила, ведь сестра за эти семь лет ни разу дома не появлялась. А потом, когда шок прошёл, она схватила брата и бросилась к дому, сбегая с последнего урока.       Вскоре показался и парень, который весь запыхавшийся медленными шагами приближался к ним. Сора, безусловно, был рад приезду сестры, но не настолько, чтобы присоединиться к купанию в луже. Мать наконец-то заметила, чем занимаются её дочери, и поспешила наругать обеих за недостойное поведение, загоняя девочек в дом.       Кевин стоял в немом шоке, наблюдая за раскрывшейся перед ним картиной, он ещё ни разу не видел, чтобы его мать вела себя так по-детски. В какой-то степени мальчику было обидно, что с ним она себя так не вела, предпочитая быть взрослой.       В родительском доме стояла атмосфера уюта, Дэви давно не чувствовала себя так хорошо, как здесь. Она готова была часами сидеть за столом и слушать глупые школьные рассказы Аой о том, как её в очередной раз выгнали с урока и как незаконно обвинили в списывании, оставив при этом после занятий. Сора наперекор сестре говорил, что она заслужила, мол, не надо было обливать учителя математики водой. После чего Аой демонстративно отвернулась, перестав обращать на Сору внимание до конца ужина. Мать пыталась сгладить углы, уговаривая Аой не ругаться хотя бы при ребёнке, но девочка позиций не сдавала, и пока Сора отвлёкся на вопрос Аой, стащила у того булку с тарелки.       Кевина вся эта ситуация веселила, из-за строгости Дэвида у мальчика почти не было друзей, в основном свое свободное время он проводил с матерью. Дэвид это объяснял тем, что ребёнок должен сидеть дома с матерью, а не шляться непонятно с кем по улице. И хоть Кевину было всего десять, и он физически не мог нигде шляться, Дэвид до последнего был непреклонен, запрещая сыну любое внеклассное времяпровождение.       Свою школьную японскую жизнь Дэви не любила, до того как она переехала в Америку, её жизнь была похожа на сплошной ад, где ежедневно над ней издевались одноклассники, а учителя закрывали на это глаза. Маме и отчиму девушка боялась говорить об издевках, она не хотела напрягать их ещё больше, им нужно было заботиться о близнецах. А Дэви была уже большая, значит, сама могла справиться со своими проблемами. Правда, с каждым годом издевок становилось только больше. На последнем году средней школы появилась группа девочек, решившая ради прикола подшучивать над Дэви. И если сначала их шутки были безобидными, то потом они могли дойти до опрокинутого ведра на голову или подсунутой дохлой крысы в шкафчик.       Всю свою подростковую жизнь Дэви терпела, боясь дать сдачи. Кто знал, может, это бы обернулась для неё ещё более худшим сценарием. И как же она была рада, узнав о решении отправить её к отцу. В тот день Дэви, казалось, была самой счастливой девочкой на свете, если для родителей это было тяжёлое решение, то для Дэви — шанс начать новую жизнь. И она его не упустила. В новой школе у неё появились друзья, настоящие, а не те, что были в Японии. Первый парень, с которым они повстречались не больше года, но зато потом их расставания обсуждала вся школа. Наконец Дэви смогла поступить на юридический и найти престижную работу в органах. В конечном итоге ее решения привели ее к Дэвиду, благодаря которому она обрела свое счастье — Кевина. Всё это было бы невозможно, останься она тогда в Японии, и, может, последние пять лет её жизни были адом, но, вернувшись назад, она бы ни за что не поменяла бы своего решения.       На следующий день, когда в доме никого не было, близнецы ушли в школу, отчим на работу, а мама гуляла с Кевином, Дэви осмелилась сделать то, на что не решалась двенадцать лет, — навестить могилу брата. Шиничи был на год младше девушки, и из-за небольшой разницы в возрасте дети были очень близки. Но незадолго до четырнадцатилетия Дэви парень резко стал отстраненным и почти полностью прекратил общение с сестрой.       Как потом Дэви узнала, ей разболтала девочка из класса, Ичи вступил в какую-то банду и, чтобы не портить себе репутацию, перестал общаться с той, кого грабят всей школой. За год Шиничи сильно поменялся, он стал более грубым и резким, перестал появляться дома, иногда даже ночевать не приходил. Стал носить странную форму, больше похожую на тюремный комбинезон, отрастил себе волосы и покрасил их в рыжий. Но из-за того, что настоящий цвет Ичи был чёрный, до конца покрасить не вышло, поэтому парень ходил с покрашенными на половину чёрно-красными волосами.       Бандитская жизнь Шиничи закончилась первого августа две тысячи пятого года. В тот день Ичи со своим другом и его девушкой просто гуляли, как неожиданно на них напали члены другой банды. В подробности Дэви невдавалась, она только знала, что Ичи и его друга сильно избили, а девушку изнасиловали. Их троих доставили в больницу, где и скончался Ичи от полученных травм.       После случившегося с братом Дэви решила, что пойдёт работать в полицию, чтобы предотвращать такие нелепые детские смерти.       Кладбище встретило Дэви своей пустотой и духотой, погодка сегодня была на удивление жаркой, живя столько лет в Нью-Йорке, девушка совсем отвыкла от такой аномальной жары. На могиле брата было пусто, ни цветов, ни зажженной свечи. Оказывается, не одна она не посещает это место. Было неимоверно стыдно, брата Дэви видела в последний раз в больнице на опознании, она ведь даже на похороны не пришла. Из-за чего поссорилась с отчимом, мужчина тогда не разговаривал с ней до самого отъезда. Дэви и сама понимала, что поступает неправильно, но обида на брата была сильнее совести. И из злости за то, что тот позволял над ней издеваться, а не защищал её, как когда-то обещал, Дэви сбежала, пропустив даже поминки.       Присев перед плитой, Дэви принялась стряхивать огромный слой пыли, перекрывающий почти все надписи. Она аккуратно убрала засохшие цветы из вазы, вставляя новые — фиолетовые гиацинты. Ичи не любил цветы, поэтому тут не скажешь наверняка, понравилось бы ему или нет, да и какая теперь разница, парень уже давно сгнил в могиле, ему плевать на цветы. Эти цветы она приносила ему в больницу, когда он был ещё в реанимации, мама тогда попросила навестить брата, сама бы Дэви ни за что в палату не сунулась. Его сломанное и побитое тело ещё долго преследовало девушку в кошмарах, не давая спокойно спать по ночам.       Она всё думала, как бы сложилась судьба брата, не будь он идиотом и не влезай во все эти бандовские темы. Какая бы у них тогда сложилась жизнь? Как бы сложилась её жизнь, будь на её стороне брат, готовый защитить.       — Ты придурок, Ичи, больше мне сказать тебе нечего, — девушка тяжело вздохнула, она поднялась с корточек и принялась отряхивать свою рубашку от пыли. — Знаешь, мой сын удивительно похож на тебя в детстве, жаль, ты так с ним и не познакомился.       За двенацать лет обида на брата прошла, заменив её злостью за его тупые решения. Если бы он послушал тогда родителей или сестру, то сейчас был бы жив. Но Ичи всегда был упертым бараном, не слушавшим никого, вот и в тот день парень поступил, как считал правильным.       Сегодня было через чур жарко, и Дэви ощутила всю прелесть жары, спустившись на станцию метро. Она наивно полагала, что, придя на станцию, ее будут обдувать кондиционеры, но они не справлялись со своей задачей от слова совсем. Жара и большое скопление людей не были хорошим сочетанием. Обратно девушка решила возвращаться на поезде, вспоминать, так сказать, молодость. К её огромному счастью, станция была полупустой и, что самое главное, находилась на открытом воздухе. Дэви не придётся снова ощущать резкий запах пота, который своей духотой полностью заполонял помещение.       В этом месте она была впервые, плохо ориентируясь в направлении. За прошедшие годы Япония сильно изменилась, так сильно, что Дэви перестала узнавать даже те места, по которым много раз ходила в прошлом. Проходя мимо перрона, в неё неожиданно врезался парень, который явно не следил за дорогой.       — Смотри, куда идёшь! — злобно крикнула ему Дэви. Парень чуть не сбив ее с ног.       — Извините, — затараторил тот, быстро кланяясь.       Дэви его голос показался смутно знакомым, но, смотря на чёрную макушку, она никак не могла припомнить её обладателя. Парень тем временем выпрямился и, заметив сконфуженный взгляд девушки, поспешил удалиться, как вдруг она его остановила:       — Такемичи? — спросила она осторожно. - Это ведь ты?       — Эмм, мы знакомы?       Неудивительно, что он ее не узнал, Дэви и сама его не признала.       — Изуми, твоя кузина, неужели забыл? — со смешком ответила девушка.       Услышав её, Такемичи тут же от удивления выпрямился. Он знал, что Изуми уехала в Америку, и думал, что оттуда она никогда уже не вернётся. Да и не то чтобы они много общались раньше, так бросали друг другу приветствия при очередной случайной встречи. Кроме родства матерей их нечего не связывало.       — Ого! Не думал, что встречу тебя здесь.       — Да я к родителям приехала, — в прошлом они почти не пересекались, им и тогда нечем было говорить, что уж говорить про сейчас. — Слышала про Тачибану, она вроде была твоей одноклассницей, верно?       — Да. — парень тут же погрустнел.       — Ужасно, конечно, никому такого не пожелаешь.       Разговор вышел до ужаса неловким. Дэви ничего не знала о жизни парня, как и он о ее, они мало чем отличались от незнакомцев, видевшихся пару раз в детстве. Они перекинулись ещё парой фраз и, договорившись об ещё одной встрече, распрощались. На сегодня Дэви было достаточно семейных встреч, стоило поскорее уехать домой от греха подальше. Вдруг она встретит кого-то из старой школы.       Поезд должен был вот-вот подойти, она даже уже видела его фары. Как вдруг сзади раздался женский крик, кто-то упал на рельсы, прямо на пути. Дэви, не раздумывая, бросилась в толпу, она, как полицейский, могла помочь больше, чем скопление зевак. Только стоило ей приблизиться к месту происшествия, как голова закружилась, а глаза сами собой начали закрываться. Звуки стали слышны как из-под толщи воды, кто-то, заметив её состояние, старался привести девушку в чувства, кто-то кричал, чтобы вызвали скорую и полицию.       Не устояв на совсем уже ватных ногах, Дэви полетела вниз с перрона прямо на железные пути. Снова раздался женский крик, эхом отдающийся в голове, девушка поморщилась, пытаясь тяжёлыми руками закрыть уши. Справа от неё послышался ещё один звук — гудок поезда, что на большой скорости нёсся на неё.       Дэви уже соображать совсем не могла. Её мозг окончательно отключился, и девушка провалилась в сон.