лоулайф

бродячие собаки всегда держатся стаями. так проще выживать. меньше вероятность, что тебя огреют палкой или прижмут к земле за шкирку. а если все-таки прижимают, то твоя стая поможет обязательно.   - нихуево этот дядя тебя отделал. или не поможет. тогда остается только скулить шавкой и зализывать раны в нихуя не гордом одиночестве. танос скалит зубы на едкое замечание, на тявкающий смех. да, известный. да, популярный. да, рэпер. но в первую очередь побитая дворняга.   - заткнись, нам су. шат зэ фак ап.  - нам гю. конечно, танос помнит его имя. но все равно называет неправильно. чтобы не расслаблялся, не забывал, на кого гавкать нельзя. если танос - дворовая собака, то нам гю - шакал. самый настоящий. дикий, облезлый, еще и бешенством наверняка болеет. вечно трется рядом, смеется с каждого слова и пытается подлизаться. танос соврет, если скажет, что ему это не нравится. благоговение, обожание слепое - то, к чему он так привык. нам гю разве что хвостиком не виляет, когда на него обращают внимание.  главное - не забывать, чем шакалы от собак отличаются. такому руку нельзя протягивать, даже если он пузом кверху упадет и начнет лапками махать. отгрызет за милую душу. еще и труп обглодает потом, если подохнешь. танос, конечно, умирать не собирается. желательно вообще никогда. жить вечно, хотя бы в сердцах людей, как настоящий рокстар. а настоящий рокстар точно не подохнет в каких-то детских играх на выживание. он выживет, заберет все бабки и самую горячую девчонку. жаль, что сто девяносто шестая так рано отлетела. танос косится на нам гю. нам гю смотрит на таноса в упор.  иногда в голове появляются странные вещи. то вилка под челюстью, то осознание, что твои личность и статус никому не нужны. до вилки пока далеко, где-то несколько десятков часов счастливого неведения. а осознание прямо тут, бьет по голове похлеще отходов. после отбоя темным-темно, но танос и вслепую знает, к какой кровати подойти и как низко наклониться, чтобы прямо на ухо шепнуть.  - нам гю.  - что? спросонья весь подбирается, подскакивает. как ни отрицай, а тут все пуганные. кто-то из-за игр, кто-то по факту рождения. танос садится на край кровати. он - без привычной бравады, без игры на публику, до смешного искренний в своем вопросе. настолько, что сам себе не верит.  - а если я в следующем испытании умру, ты что делать будешь? нам гю опять смеется, как будто тявкает, но в глазах мелькает беспокойство. всего на мгновение, так незаметно, что можно спутать со случайным бликом света. а может, и правда просто блик.   - ты че это? бэдтрип словил?  прижимает ко лбу ладонь, холодную, как у трупа. они все тут покойники, снисходит в голову откровение. еще дергаются, ходят туда-сюда по привычке, но только потому что не осознали собственную смерть. нам гю отодвигается, уступает место на своей койке.   - ты давай это, успокаивайся. неподходящее время выбрал, чтобы о таком думать.   - камон, не уходи от ответа. на односпальной кровати места мало даже для того, чтобы просто сесть рядом. танос ложится на самый край, щурит глаза в темноте и пытается разглядеть лицо. руки у нам гю холодные, но тепло тела даже через одежду ощущается. через простое нахождение рядом, плечом к плечу. все-таки, еще живой. и танос тоже.  - я серьезно. ты же не кинешь меня, если я буду умирать?  - давай все-таки без смертей, а?  - нам гю. у таноса крепкая хватка. пальцы сжимают колено так, что следы точно останутся. если танос что-то хочет, то он это получает, а сейчас он хочет услышать ответ. и его совсем не волнует, почему у нам гю так бегают глаза.  - да не кину я тебя, что за идиотский вопрос? вместе выиграем, а остальные пойдут нахуй.  - отлично. вери гуд. от ответа спокойнее. танос разжимает пальцы, хлопает нам гю по колену. они команда. и они выживут вместе. а если один будет умирать, то второй его не оставит. бродячие собаки всегда держатся стаями. так проще выживать. они - не собаки, и об этом танос вспоминает слишком поздно, лёжа на холодном кафеле с вилкой в шее. сраный триста тридцать третий все-таки отрастил яйца и вступился за свою девку. за таноса не вступился никто. нам гю ползет к нему только чтобы снять с шеи крест с колесами. танос хочет впиться пальцами в его наглую морду, выдавить глаза, в которых ни капли раскаяния, ни капли жалости, ни капли чего-то человеческого, но не может даже пошевелить рукой. и все-таки, умирает он как самый настоящий рокстар. объебанный. на полу туалета. один.