Связь

      Это, мой спасительный свет

Это самый черный обет

Что мне, приходилось давать

Стоит, ли самой все решать?

"Посвящение Дэйнерис Таргариен"

      Глухие стены. Их всего четыре. Замкнутое пространство. Не будь в нем мебели, любые звуки отражались бы эхом от каждой из стен, подражая голосам в моей черепушке.       Иногда мне казалось, что та сущность из сна накануне вместе с сердцем забрала и родителей. Чтобы обмен стал равноценным, как он того хотел. Это меня пугало, хотя в периоды трезвости ума я понимала, что спихивать вину на него глупо. Отец прожил дольше, чем ему прописывали врачи. А Минами всю жизнь положила на нас с ним, так что психических проблем было не избежать. Ни я, ни он ни в чем не виноваты. Никто не виноват. Просто так случилось. Несчастный случай.       В первый день ко мне явился Коу. Парень тихо постучал в дверь и был мной проигнорирован. Не дождавшись ответа, он вошел внутрь и заметил меня, раскинувшуюся на полу и бессмысленным взглядом буравившую потолок без единой трещинки.              — Я понимаю, какого это, потерять члена семьи, — тихо произнес Минамото, пытаясь как-то завязать разговор. Я промолчала. — А потому знаю, что в такой момент тебя нельзя оставлять.       Я бы горько хмыкнула и ответила какую-нибудь едкость, если бы могла. Он подошел ближе, вовсе не обидевшись отсутствие у меня какой-либо реакции. Наоборот, юный экзорцист собирался с мыслями, явно горя желанием донести до меня какую-то мысль. А ведь в прошлый раз было с точностью наоборот.       — Когда мы... потеряли маму, нам оставалось лишь держаться друг за друга. Я помогал Тиаре, а мне братец Тэру. Лишь так нам удалось справиться с этим, но мы все даже спустя много лет скучаем по ней, — он ненадолго замолчал. — Тэру рассказал мне, что случилось, и то, почему ты приходила к нам на самом деле. Ты из одного с нами клана... Брат учил тебя делу экзорцистов. Сначала мне стало даже немного завидно меня он никогда не учил этому, но ты не подумай! Когда я узнал, что ты тоже Минамото, я почувствовал, что у меня появилась старшая сестра...       Голос Коу был очень эмоционален, сначала мрачный, потом несколько удивленный, следом появились нотки легкой неловкости, а после... тепло. Я повернула голову в его сторону, пытаясь определить, не шутит ли он. Но парень выглядел настолько искренним, что мои губы невольно изогнулись в гримасе боли.       Сегодня мне вырвали сердце наяву, а не во сне. Забрали у меня самое ценное — семью. А теперь парень, с которым я почти незнакома, говорит, что считает меня своей старшей сестрой! Это насмешка судьбы такая, да?       — Уходи, — я шмыгнула носом, чувствуя все ближе подступающую истерику. Но Минамото не ушел. Наоборот, он подошел ко мне и без лишних слов лег рядом, чем вызвал у меня недоумение. Нелогичность его действий слегка выбила меня из колеи.       — Я тебя не брошу, — твердо отказался Коу.       — А я сказала иди отсюда, — бесцветно настаивала я. И увидев, что мои слова не возымели эффекта, крикнула: — Иди вон, я сказала!       Из глаз потекли слезы, а нос предательски защипало. Я села, оперевшись о стену, поджала ноги к себе и закрыла лицо руками. Изо рта доносился противный жалобный скулеж. Такая беспомощная. Я совершенно ничего не могу. Слабачка.       Все такая же бесполезная неумеха.       Вслед за мной Коу тоже сел, после чего крепко обнял. Я попыталась вырваться, но он не дал, отчего я лишь громче начала реветь. Мне необходима была хоть чья-нибудь поддержка, но я не хотела ее принимать. В конечном счете у меня просто не осталось сил бороться. Я боялась, что сейчас меня разломает на кусочки, а потому схватилась за него, как за последний прутик надежды.       — Все всегда идет наперекосяк, — взвыла я в приступе истерики, растягивая гласные и поджимая трясущиеся губы. — У меня ничего не выходит... ничего не получается. Все валится из рук, а долги все растут и растут, мне кажется, что я сама себе копаю яму.       Некоторое время я несла всякий бред. Даже не знаю, сколько прошло, пять минут, час, вечность? Но я успокоилась. Боль не проходила, но на место истерики пришла опустошенность. Силы окончательно иссякли.       — Я не очень хорош в советах, поэтому это единственное, что я смог для тебя сделать, — пробормотал Коу, после чего отпустил меня.       — Ты... Действительно посчитал меня старшей сестрой? — хриплым мрачным голосом спросила я.       — Ты очень похожа на Тэру, — пояснил он, слегка нахмурившись. — У вас схожее мышление. Вы оба очень категорично относитесь к духам, у вас мрачные взгляды на мир и вы оба привыкли опекать близких.       — И раз я так похожа на твоего старшего брата, то в твоих глазах стала его копией, — едва соображая, догнала я.       — Не совсем, — пробормотал парень, однако в дальнейшем свою мысль не пояснил. Может, решил не засорять мне мозг своими ассоциациями в такой сложный момент, а может я оказалась права и он просто не хочет этого принимать.       Некоторое время мы просто сидели, пока я не заснула. Неделю я провела в доме Минамото, пытаясь хоть немного отойти от произошедшего. Большую часть времени я находилась одна. Либо с Коу или Тиарой. Последняя, к слову, очень милая девочка. Думаю, мы бы с ней поладили, если бы у меня были какие-то силы взаимодействовать с детьми.       Послышался стук. Уже вечер, так что прийти мог кто угодно. Я ожидала Коу, но в комнату зашел Тэру, поразив меня своим внезапным присутствием. Все это время президент не иначе, как избегал меня. Или решил не беспокоить своим царским присутствием рядом. В любом случае, я была даже рада, что его не было, пока я чувствовала себя так плохо. Наверняка мы бы разругались, если бы вообще нашли, что говорить.       Пройдя внутрь, он поставил на стол небольшой поднос с ароматно пахнущим ужином, а рядом с ним — пакет, в котором лежало что-то тяжелое.       — На днях я хочу выйти в школу, — тихо сказала я, прервав напряженную тишину. Минамото посмотрел на меня внимательным взглядом и кивнул. — Что ты принес? — качнула головой в сторону пакета.       — Несколько книг из библиотеки. Отец поставил печать, которая не позволит тебе пройти внутрь до исполнения определенного условия. Эти же он сказал мне принести тебе, как только станет лучше. Глава желает, чтобы ты прочла их, — обезличенным тоном произнес он. Совсем на себя не похож. Отстраненный, холодный, не такой, каким кажется в ярости. В такие моменты его переполняют чувства, а сейчас из него словно высосали все до последней.       — Как думаешь, мне можно встретиться с матерью? — глухо спросила я, не выдавая надежды с голосе.       — Часы приема на сегодня закончены. Завтра, может быть, — пожал плечами он.       — Сходишь со мной? — задала вопрос, не совсем понимая, что меня ждет. Как реагировать на эту встречу? Что она мне скажет? Смогу ли я принять свою мать, зная, что она на самом деле обо мне думает?       А ведь я даже не была на похоронах отца. Там вообще ничего толком не было. Мать на принудительном лечение в психушке, я на попечительстве Минамото. Муниципалитет выделит немного денег на кремацию, а после прах разместят где дешевле. Не уверена, что даже помню дату... Вот так я оплакиваю умершего, да? Близкого человека, на чьих похоронах не сумеет поприсутствовать никто, кроме одинокого ветра. У него кроме нас двоих никого и не было. Даже друзья, которых после операции осталось по пальцам одной руки пересчитать и еще останется, в итоге совсем перестали заходить к нему.       Совершенно один.       На следующий день я действительно пошла в больницу в сопровождении Минамото. Он почти ничего не говорил, старался никак не показывать своего участия. Наверняка, думал, что съязвит в ненужный момент или скажет что-то не то. Тэру ведь тоже потерял близкого человека, да еще и в раннем возрасте. Ему было несомненно тяжело нести всю семью на своих плечах. Очень сомневаюсь, что их хладнокровный папаша сделал хоть что-нибудь для того, чтобы помочь своим детям справиться с горем.       В регистратуре мне сказали номер палаты. Экзорцист тактично остался снаружи, позволив мне самой разбираться со своими делами. Встретила меня небольшая на удивление одиночная комнатка. И до боли знакомая фигура, сидящая на кровати и повернувшаяся к окну. Маму переодели в больничные вещи. Заслышав скрип двери, она повернулась.       Увидев переполненные тревогой глаза матери, с проблеском немой надежды, стоило мне зайти, я невольно сглотнула. За какую-то неделю лицо Минами слегка осунулось, а кожа чуть побледнела. Она выглядела разбитой, собравшей себя по кусочкам фарфора вазой, или сотканным из совершенно разных лоскутов ткани шарфом. Собравшейся воедино во что-то отдаленно похожее на то, что было раньше. Сломанной настолько, что уже никогда не сможет вернуть себе прежний вид. Я сглотнула, внутренне пытаясь собрать все силы, которых у меня уже не осталось.       Она встала с кровати, слегка пошатнувшись, и подошла ко мне, обхватив меня холодными дрожащими руками.       — Доченька, я за тебя очень переживала! Как ты там? Выглядишь ужасно. Я очень рада, что Минамото-сан согласился взять тебя на время. Не представляю, какого тебе было бы в детском доме... Меня скоро выпишут, я уверена в этом. Я выйду на работу и начну о тебе заботиться. Денег будет не так много, но ничего страшного, я все равно попытаюсь сделать все, чтобы ты была счастлива и... — Минами тараторила, ее глаза бегали туда сюда, не концентрируясь, а на губах замерла ничего не выражающая улыбка. Внезапно она замолчала, безмолвно глядя куда-то в пустоту.       Я чувствовала, как ее сердце бьется, но слышала запах пепла. Выгоревшего, уже остывшего и чудом оставшегося лежать на одном месте большей своей частью.       — Я тебя очень люблю, Ацуко, — призналась она, тихим взволнованным шепотом. — Очень сильно люблю, никогда больше не позволю тебя кому-то забрать, — она вновь прижала меня к себе. — После его смерти у меня есть только ты. Моя последняя надежда. А знаешь, давай оставим это место? Меня уволят все равно. Сбежим куда-нибудь, только ты и я? Нам никто больше не нужен.       По ее щекам покатились слезы. Я невольно прижала руку к носу от неприятного запаха, сочащегося из всех щелей.       — У меня здесь академия... — вяло отрицала я, пытаясь подавить дрожь.       — Ты больше не будешь ходить в академию! — категорично заявила Минами, положив руки мне на плечи. Брови ее сдвинулись к переносице, а лихорадочный взгляд скользил по мне, словно пытался найти повреждения. — Ацуко, там опасно! Знаешь, я раньше не понимала, но вокруг действительно призраки. Ты мне говорила, а я не верила. Теперь верю. Они жестокие существа. Они мучают людей. Приходят ко мне по ночам, и моими собственными руками душат людей. Я ничего не могу поделать. От них нужно бежать. Иначе я не успею сохранить тебя.       Она закусила губу, глядя на меня с такой тревогой и волнением, что сердце в груди невольно сжалось.       — Мне снова приходили сны. Они ужасны, Ацуко. Нам лучше уехать, — качала головой мама. Я была на грани истерики. Я не понимала, что происходит. А может, слишком хорошо понимала.       Мама сходила с ума. Сомневаюсь, что она действительно пробудила в себе способности к обнаружению нечисти. Скорее, ее преследуют навязчивые образы, которые придумал ее больной мозг, убитый горем. Лечение не помогает. Каков шанс, что Минами восстановится?       Вид женщины, в которой я едва узнавала ту, кого называла своей матерью, преобразился. Взгляд остекленел, перестал быть хоть сколько-нибудь осознанным.       — Я видела, как ты стоишь в окружении миллионов душ, которые уничтожают все, до чего касаются, — она подняла руку, пытаясь изобразить их движение. — Это был самый настоящий ад на Земле. Они погубили твой разум. Конец света, — внезапно ее крупно затрясло, а в глазах читался вселенский ужас. — Ацуко, нам нужно бежать, пока он не случился! Я не позволю им забрать еще и тебя! Ты останешься одна, совсем одна! Без меня ты не выживешь! — Минами сжала мои плечи настолько сильно, что мне стало больно.       — Отпусти, — я отшарахнулась, сама испугавшись ее. Совершенно другой человек.       — Никогда. Я же тебя очень люблю... Мы еще можем быть счастливы, если уедем отсюда, — в безумных глазах появился намек на неестественную нежность. — Ты без меня никуда. Я точно знаю, в мире случится что-то очень плохое. Грядет апокалипсис. Мы не в силах это изменить, но я могу уберечь хотя бы тебя. Ты не выживешь...       Минами продолжала бормотать о конце света. Ее поведение походило на самое настоящее помешательство.       — Это не ты, — в неверии прошептала я, чувствуя влагу на своих щеках. — Я не знаю, кто ты, но не моя мать.       Бормотание прекратилось. Взгляд женщины прояснился, став до боли серьезным. Словно она наконец-то пришла в себя. Я вздрогнула, надеясь, что наконец-то смогу с ней поговорить хотя бы пару мгновений, но...       — А ты не моя Ацуко, — сказала она с бесцветным выражением лица, печально кривя губы. — Вся моя жизнь — фальшивка. Хиро мертв уже много лет. Ты мертва. Я мертва. Все мы мертвы. А если мы живы, то мертвы все остальные, — тон, которым она говорила, не на шутку напугал меня. — Все мертвы. Все умрут. Все изменилось и никогда не станет прежним, — на лице ее появилась широкая отчаянная улыбка. — Это ты во всем виновата. А кто же еще? Ты должна была умереть. Во всем этом виновата моя дочь... Знаешь, как тяжело с этим жить? Умрут все, кто тебе дорог! Мне пришло провидение. Я точно знаю, в какой день умру я. В какой умрут твои одноклассники, друзья, мальчик, который тебе нравится. И я ничего не могу с этим поделать...       — Прекрати, — сорвавшимся голосом произнесла я. — Ты просто слишком устала. Тебе нужно полежать, я вызову медсестру...       — А вот ты не умрешь никогда, — леденящим душу тоном резко оборвала меня та, глядя в душу широко распахнутыми черными глазами. — Ты будешь губить этот мир, пока не уничтожишь его полностью. Поэтому... Пойдем со мной. Ненастоящая мать с ненастоящей дочерью очень хорошо подходят друг другу, не так ли? Мне плевать кто ты, я смирилась. Я люблю тебя, Ацуко. Люблю больше всех на свете. Больше собственной матери. Больше Хиро. Больше самой себя. Я люблю только тебя. Я сделаю твою жизнь лучше, тебе всего лишь стоит...       — Мы уходим, — внезапно кто-то дернул меня за плечо и выволок прочь из палаты. Я оглянулась, судорожно выдохнув. Несколько секунд я находилась в прострации, совершенно не понимая, что происходит и где я вообще нахожусь. В этот момент меня словно окатили ледяной водой. Тэру. Я видела перед собой до боли знакомое лицо, искаженное мрачной отстраненностью, что так ему не шла.       — Я думаю, будет лучше некоторое время там не появляться.       — Она одержима? — с надеждой спросила я, глядя в его глаза с легко различимой мольбой. Мне хотелось, чтобы это все было влиянием какого-то дурного духа. Беса. Демона. Кого угодно. Лишь бы хоть как-то объяснить то, что происходит с близким мне человеком. Мне казалось, что стоит мне еще раз ее навестить и все будет... лучше. Я вытащила себя из того состояния веря, что ей станет легче.       — Нет, — кратко ответил Минамото, покачав головой. — Экзорцизм здесь бессилен.       — От нее воняет смертью, — констатировала я.       — Ты чувствуешь запах? — осторожно поинтересовался Тэру, с легкой тревогой в голосе.       — Я его слышу, — выдохнула, понимая, что плакать уже нет сил. — Пойдем домой.       — Ты сюда вернешься? — немного погодя, спросил он. Мы уже были почти на выходе, когда парень осмелился задать этот вопрос.       — Уже не имеет смысла. Минами умерла, — сухим безжизненным голосом отчеканила я, открыв дверь и выйдя на улицу. — Сегодня я была на ее похоронах.       Меня можно считать кем угодно. Чудовищем. Бесчувственной сволочью, которая бросила свою мать в больнице, сходить с ума из-за смерти отца, в то время как она днем и ночью караулила меня, когда мне это было необходимо. Но я так не могла. Просто не могла. Не нашла в себе сил бороться за нее дальше.       Я слышала ее смерть. И не хотела ни секунды больше проживать это чувство. Вернувшись домой, я с неутешением заметила в своих идеально-черных волосах белые проседи.

***

      В академии все было спокойно. Словно вообще ничего не происходило все то время, пока я отсутствовала. Я-то уж успела свыкнуться с мыслью, что как только я пропадаю, все переворачивается вверх-дном. Иногда это случается даже без пропадания.       С тех пор, как я обнаружила в себе ядро, я начала обнаруживать в себе способности, которых у меня никогда не было. Я видела ядра призраков, а если не видела, то каким-то особым чувством ощущала, знала их цвет, структуру, чуть ли не вкус. Иногда, в помутнениях рассудка, мне хотелось их попробовать на язык. И когда я голодными глазами провожала очередного мокке, он стремился скрыться с моего поля зрения так быстро, что я его теряла уже через мгновение. Теперь эти кровожадные ёсэи боялись меня. А ведь когда-то все было наоборот. Я, при виде этих пушистых розовых кролей, вздрагивала, молясь, чтобы их не собралось слишком много.       Помимо ядер, я начала слышать тонкий запах смерти. Кажется, даже Тэру не ощущал это в том понимании, какое есть у меня. И от каждого пахло по-разному. Нэнэ, обмолвившаяся парой сочувственных слов и предложившая на выходных выйти погулять и все обсудить, на что я отказала, слегка пахла подгнившими мандаринами и клубникой. Совсем немного, но настойчиво, отчего я неприятно морщилась, стоило мне уловить этот "аромат".       Каоши пах засохшей краской, плесенью и чем-то еще, что мне не удалось разобрать из-за того, что мы почти не пересекаемся. У нас далеко не дружеские отношения.       Кролики пахли конфетами. Удивительно, но от них разило только ими и ничем больше.       От Цукасы несло кровью и пеплом. Гораздо более приятное сочетание, чем плесень или гнилые фрукты и ягоды. Запах казался родным и не вызывал во мне отторжения. Наверняка побочка связи.       — Куда ты пропадала? Что говорят по академии, это правда? — спросил он неопределенным тоном. Янтарные глаза смотрели на меня с ожиданием. Анализировал, пытаясь понять, как лучше реагировать на произошедшее.       — Что мой отец умер, а мать сошла с ума с горя? — бесцветным голосом уточнила я. — Правда.       В тот день в душе что-то оборвалось. Теперь я не чувствовала никакой связи между мной и ими. Болезненный отголосок оставался, но я будто поставила какой-то блок. А может быть я просто в состоянии аффекта и еще не до конца осознала происходящее. Родители просто выпали из моей жизни. Нити, что нас связывали, просто-напросто разрезали ножницами, по типу тех, что были в грани Яко.       — Хочешь, я убью всех, кто на тебя не так взглянет из-за этого? — спросил он, сев на подоконник. Глаза его заблестели, а губы растянулись в привычной улыбке. Кажется, он приходит в себя. За это время мое влияние на него сошло на нет и теперь Юги снова походит на себя прежнего. Но, чувствуется, теперь призрак никогда не будет столь наплевательски ко мне относиться.       — Хочу, — спокойно сказала я, ничуть не смутившись своим словам. Глаза Цукасы чуть расширились, а после в них зашевелилась копоть, которую я не замечала долгое время. В груди что-то налилось теплом, перед глазами встал образ ядра, жидкость внутри которого пришла в движение, пытаясь не то выбраться, не то изнутри достроить полноценный шар. — Убей всех, кто ко мне плохо относится. Убей.       Я это говорила с такой уверенностью в голосе, с таким напором, что он не смог сдержать удивления. Улыбка на его лице расцвела. Я встала напротив. Дыхание сбилось.       — Но сейчас ты мой, — прошептала я, подчиняясь внутреннему порыву. Жар внутреннего золотого огня не утихал, наоборот, лишь разрастался.       Тогда, руками я оперлась о подоконник. Заглядывая в хитрые блестящие глаза, тяжело дыша, я распахнула ворот его извечно белой рубашки и укусила куда-то в основание шеи. После чего провела цепочку поцелуев до самых губ, утянув его в поцелуй.       Окна были задернуты, так что не было ничего, что могло взволновать меня в этот момент.       — Люби меня, — прошептала я в самые губы. Я обхватила его лицо руками. И он позволял мне доминировать, внимая каждому слову. — Меня, Ангелину Матвееву, занявшую тело Ивасаки Ацуко и вытурившую ее из тела, лишь бы увидеть тебя снова. Люби меня, девушку, из-за которой умерло два прекрасных человека несправедливой и более жестокой смертью, ведь мучения длились гораздо дольше, чем могли бы. Люби меня, человека, который решает за других, как им будет лучше и совершенно не считающегося с мнением близких людей. Люби требовательного тревожного параноика, который совсем не понимает ни себя, ни своих чувств, ни поступков. Ты сможешь?       — Смогу.       Цукаса ответил не колеблясь. На его щеках появился румянец, совершенно нехарактерный нежити.       — Геля-чан, ты моя. И ты лучшая, кого я когда-либо встречал.       Этот ответ меня не удовлетворил. Мне его оказалось чертовски мало. Я не могла описать обуявших меня чувств, но все они были мрачные и совсем не походили на то, что я чувствовала раньше. Ревность. Удушающая и поглощающая все на своем пути. Жажда обладания.       Если я стала последней ниточкой Минами, сошедшей с ума после потери Хиро, то Цукаса стал единственным, кто мог хоть как-то восстановить равновесие в моем мире, после смерти обоих родителей.       — Я или брат? — цепким взглядом я оглядела юношу. Тон моего голоса стал резким и холодным. Мне хотелось знать. Сейчас же. Надоело мучаться ожиданием и входить в чужое положение. Он мой.       Я не собираюсь его делить или отпускать. Я хочу знать, на чьей он стороне. Сколько у нас времени? Я не сомневаюсь, что он променяет Сакуру и ее желание на меня. Она ему никто. Юги с ней, возможно, гораздо больше времени, но важнее ему я. Это точно. Но Седьмой... Он — совершенно другой разговор.       Цукаса замер. Наваждение с него спало, а он замолчал.       — Если придется выбирать, кто тебе важнее? Кого спасешь, если выбора не будет? — наседала я, не желая больше молчать. Теперь я держала его за запястья, сжимая их с такой силой, что останутся синяки.       — Дело в том, что я ёри...       — Я или Аманэ!? — прикрикнула я, даже не желая слушать оправдания.       — Я или Ясиро? — обратил фразу против меня Цукаса.       — Ты. — Мой голос не дрогнул. Я смотрела прямо в его глаза, не давая возможности увильнуть. — Мне не нужна никакая Ясиро. Она меня бросила. И бросит окончательно, как только узнает, что это я разрушила картину, убив Каоши. Притворство это не выход. Меня настоящей знаешь ты. Будь со мной, Цукаса Юги.       Его губы растянулись в печальной улыбке.       — Из всех, кого я любил, по-настоящему любишь меня только ты. Я согласен на все ради тебя, Ангелина-чан.