Связь

      Я пораженно замерла. Подул ветер, покачнув листья огромного дерева. Я почувствовала, как меня уже почти привычно опутывают руки Цукасы, а голову он кладет мне на плечо, с интересом косясь на Каоши, который, ожидаемо, его не видел.       — Я... Саругаки-сан...       — Я не хочу быть больше "Саругаки-сан"! Ацу-чан, молю, дай мне шанс! — он сложил руки в молитвенном жесте и закусил губу. Хватка на моей талии стала чуть жестче.       — Ну так, что же ты ему ответишь, м, Ивасаки-сан? — усмехнулся Цукаса таким тоном, словно пробуя мою фамилию на вкус. — А что ответишь мне?       — Сару... — вновь хотела обратиться к парню я, но после его крайне хмурого взгляда исправилась, — Каоши-кун, тут такое дело... Мое сердце уже заня... — не успела я договорить, как тихо ахнула, от ощущения чужих зубов у основания шеи. Я ощутила боль, а по коже пробежались взволнованные мурашки. А еще захотелось матом крыть призрака за моей спиной.       Тебя, блин, вообще ничего не смущает что-ли!? Я тут пытаюсь твоего же конкурента отшить! Да и с каких пор ты прибегаешь к такому вида контакта?       Проблема заключалась не только в действиях Цукасы, но еще и в моей невозможности ему отказать. Просто потому что со стороны мои брыкания будут выглядеть еще более странно! Особенно для человека, который не видит духов!       — Ацу-чан? — удивленно переспросил Каоши. Стало стыдно. Я почувствовала, как покраснели кончики ушей.       — В общем, я... — Цукаса вновь сжал челюсти, отчего говорить сквозь боль стало неимоверно сложно. Вот и как после этого не думать, что у него в голове опилки? — Уже влюблена в другого.       — И в кого же ты влюблена? — фраза была произнесена сразу двумя голосами. Каоши спрашивал недоверчиво, словно подозревал меня во лжи, а Юги словно смаковал момент, хотел насладиться признанием и тщетности любви парниши.       — Ты его все равно не знаешь, — поджала губу я, ощутив холодную дорожку поцелуев, поведенную от основания плеча до мочки уха. Ощущения оказались крайне двоякими. Холод, боль, он задел и синяки под бинтами, и некоторое удовольствие, в котором стыдно признаться даже самой себе. Все его действия в какой-то степени приносили удовольствие, даже если были болезненными или объективно неприятными. Осознавать это в момент, когда я "не на игле" стало ударом поддых. Сложно списать на связь, когда эта самая связь впервые не подает признаков жизни.       — Оу, неужели даже я не знаю? — притворно разочарованно вздохнул призрак, отрывая меня не от самых приятных дум, — Учти, я буду против конкурентов. О, я придумал! Давай так. Если ты сейчас не разобьешь ему сердце окончательно, то я его убью, — тон голоса Цукасы был веселым, словно его идея действительно была хорошей и не имела каких-то серьезных последствий. Только вот я знала, что этот призрак свои обещания выполняет. И мне ой-как не хотелось лишиться одного из одноклассников только потому, что я не сумела правильно отказать.       — Назови мне хотя бы имя! — потребовал Каоши, не сводя с меня серьезного взгляда. — Иначе я буду думать, что влюбленность в кого-то другого просто удобный предлог, — он попытался взять меня за руку, но я одернула ее еще до соприкосновения.       — Цукаса Юги. Парень с черными волосами, светло-карими, почти янтарными глазами и специфическим юмором. Ненавидит рок и металл, когда-то учился в Камомэ. Тебе продолжать? — если честно, это было практически все, что я в действительности знала о Цукасе. Саругаки сжал пальцы в кулаки и отвел взгляд, все еще не в силах смириться с тем, что его отшили. А по факту, на что он надеялся? Привел меня к какому-то дереву, ждет какого-то результата, и почему именно сегодня?       — Этого мало. Отвергни его, — шептал на ухо Юги. Я буквально кожей чувствовала его улыбку.       Внезапно, подул особенно сильный ветер, и ветки огромного дерева стали покачиваться под его давлением.       — Бедное! Бедное дитя! Остался с разбитым сер... — оно заговорило, а по самому центру появилось человекоподобное лицо. Дерево, от которого я такого предательства не ожидала, так и не успело завершить свою речь.       — Кокудзедай, — тихим ледяным голосом приказал призрак, потемневший лицом, и откуда ни возьмись появился маленький черный шарик энергии с красной серцевиной в виде кольца. Он со всей силы врезался в одну из ветвей, мгновенно переломив ее. Услышав непонятный треск, Каоши задрал голову и в изумлении застал, как ветка падает буквально в метре от него.       — Вмешаешься еще раз — и по щепкам себя не соберешь, — угрожающе констатировал Цукаса, переведя на дерево-призрак дикий взгляд. То тут же испуганно притихло. В возможностях парня было переломать хоть все ветки разом или, как он и говорил, разобрать дерево по щепкам.       — Я... Саругаки-сан, — голос приобрел отстраненность и необычайную для меня твердость, — Я не собираюсь быть с тобой. Мы не знакомы, мы никогда не были близки, у меня нет причин соглашаться на твое предложение начать отношения. Твои чувства меня не интересуют.       — Хорошая девочка, — похвалил Цукаса, зарывшись пальцами в мои волосы. — Хотя, можно было и жестче. Ты его пожалела.       На глаза парня накатили слезы, но тот тут же их стер рукой. Бросив последний обиженный взгляд, Каоши ушел. Чувствую, если бы у него была возможность уйти, громко хлопнув дверью, он неприменул бы воспользоваться этим, но раз двери и даже дверного проема не было, ему пришлось лишь бессильно сжимать кулаки, не зная куда выместить обиду и разочарование. Дерево тоже выразило свои соболезнования, но не в свое дело не лезло, предпочитая плакать в углу.       — А ты чего хотел, чтобы я высмеяла своего друга? — саркастично поинтересовалась я, глядя вслед удаляющемуся однокласснику.       — А? А с каких пор он твой друг? — удивился Цукаса, но не прекратил своих физических домогательств.       — Он и был моим другом, приятелем. Я с ним не особо общалась, но считала, что в пределах класса он один из ближайших мне людей, не считая моей подруги. Я не особо социальный человек.       — О-о, знаю! Это та девочка, что ходит за моим братом, верно? Нэнэ Ясиро, кажется? — протянул Цукаса, наворачивая на палец мои волосы. — Кстати, что с тобой случилось? — он резко повис перед моим лицом вверх тормашками, просто подлетев выше и согнувшись в пояснице. Конечно, ведь это сделать проще, чем просто встать передо мной. И ведь я не могла сказать что-то в духе: "вот кровь прильет к глазам, сдохнешь" — потому что, объективно, нет тела нет дела, и пусть эта пословица используется немного не так, я готова опустить эту деталь ради него.       Юги смотрел прямо на мой расквашенный, побитый жизнью и обсужденный уже всеми, кому не лень, нос, не отрывая взгляда.       — Вчера я занималась лестницей Мисаки. Вернее, путалась у всех под ногами и компостировала мозги призраку. Одним словом, как самый настоящий профессионал рукопашного боя, — я нагнала пафосную атмосферу, сделав паузу в нужный момент, — заговаривала зубы, — выдохнула под конец, понимая, что на этом мое шоу заканчивается.       — Хм, чудесно. А как это связано с твоим "боевым" ранением? — улыбнулся Цукаса, даже не думая не менять своего положения. Вот же ж! Повезло, молодой, чертяка, болеть у него нечему.       — Говорю же, обузой шаталась. Пока бегала по этим бесконечным ступенькам успела себе о них нос разбить. Грань у лестницы Мисаки, знаете ли, тоже ступеньчатая, — пожаловалась я, скрестив руки на груди. — Кстати, какого черта это было?       — Ты это о чем? — недопонял призрак. К слову, теперь он проявил чуть большее благоразумие и все-таки решил не испытывать позвоночник на гибкость, просто сев под корнями этого самого злополучного дерева, что затихло, как только Каоши ушел. И все же, что-то мне подсказывало, что Цукаса вполне себе мог завернуться буквой "зю" при таковой необходимости.       — Во-первых, ты издеваешься? — с наездом насупилась я, немного оттянув ворот школьной формы, где теперь красовался болезненный след от зубов. Удивительно, что больше походило на укус змеи или вампира, чем человека. Хотя, это только местами. Остальные "человеческие" ряды зубов просто выглядели бледно по сравнению с отметинами клыков. — Я итак вся замотанная-перемотанная хожу, ты мне как перед мамой оправдываться велишь? А в школе на меня и донести могут. Учителя, вон, уже косятся, а на переменах тянутся за телефоном родителей и социального педагога. Если для мамы я просто познала вкус моды и повела себя неуклюже, то в глазах всей школы я выгляжу мумией. Шея перемотана, нос заклеен, теперь еще и это скрывать придется, ты на мне вообще место живого не хочешь оставить?       — Не хочу, — ухмыльнулся он, похлопав рядом с собой. — Присаживайся, Геля-чан, — милостиво пригласил Юги. Я с недоверием покосилась на него, но все же послушалась. После этого парень обвил мою руку своими и положил голову мне на плечо, но в остальном соблюдал приличия, что было для него необычно. — Но, видишь, я сдерживаюсь, — улыбнулся тот. — Да и в последних твоих увечьях я невиновен.       — Как раз-таки в последних ты виновен, — закатила глаза, понимая, что тот имел ввиду мой убитый нос. — И вообще, мне неприятно, когда ты так делаешь, давай не надо? — я свела брови вместе, а лицо мое выражало сомнение, но попробовать стоило.       — Неприятно? — удивленным тоном протянул Цукаса. — Но ты же такая красивая, Геля-чан, я не могу удержаться. Да и тем более, что толку, если ты все равно свои бинты не снимаешь? Хотя, не спорю, они тебе очень идут...       — А о моем самочувствии ты подумал? — возмутилась я, поджав губу. Однако, пропустить комплимент мимо ушей не удалось. По-моему, это первый комплимент, который Юги сделал моей внешности. Да и, в целом, мне. А ведь он ни разу не говорил, что любит меня, если так подумать. Не то, чтобы я действительно хочу его любви, но... Неприятно. На душе остался какой-то неприятный осадочек, камнем залегший на дно.       — Ну, ты забавно краснеешь, у тебя сбивается дыхание и мурашки бегают по телу. Мне казалось, тебе нравится, — пояснил тот, возведя глаза к небу. Он был не так далек от правды, но... О чем я вообще думаю!? Это все чертова связь, она опять меня замучить хочет.       — Когда кажется, креститься надо, — неразборчиво пробубнила я, опуская тот момент, что православие здесь вообще не в тему. —Я не привыкла ни к прикосновениям, ни...к другим вещам, поэтому у меня такая реакция. Не надо этого делать, пожалуйста.              — Разве тебе не нравится вот так сидеть со мной? — тихо поинтересовался Цукаса. В голосе играли легкие нотки любопытства. Сначала я хотела продолжить гнуть свою линию, но потом поняла, что он отодвинется, стоит мне сказать об этом. А мне, внезапно, сделалось слишком удобно сидеть вот так.       — Нравится, — на грани слышимости прошептала я, почувствовав, как вновь горят кончики ушей. Послышался смешок со стороны призрака.       — Не нравится, как я тебя обнимаю? — прищурился тот, снова ожидая от меня ответа. Я тяжело выдохнула, не зная, как мне ответить.       — Нравится...       — Или может быть тебе не нравится вот это? — Он несильно прикусил мочку уха, чем заставил меня поежиться от холода. Ледяной. Всегда ледяной. Мурашки пробежались по телу нестройными рядами. Следа не останется, сама это понимаю, но впервые я была рада, что не проколола уши. Мама пыталась вытащить меня с того света и сделать из меня обыкновенного ребенка, а не потерпевшего инвалида, а потому не находила времени на такие мелочи, как следование моде, а я к этому никогда не рвалась.       Я вновь взглянула на Цукасу, когда тот прекратил свои не самые однозначные действия. Глубокие янтарные глаза, похожие на драгоценные камни, так неестественно переливались на солнце. Безжизненные стекляшки, таинственным образом выражающие эмоции. В памяти зашевелились первые ассоциации, которые у меня появились, когда я впервые встретилась с ним.       Монстр. Чудовище, совершенно непохожее на человека. Мертвенно-бледная холодная кожа, большие глаза цвета копоти, глядевшие на меня с безумием, цепкие тонкие пальцы, напоминавшие лапки паука, готового утащить в свои сети. Антропоморфное чудовище из какой-нибудь страшной детской сказки. Чем-то напоминающий дзерогумо, как если бы это существо было мужчиной и притворялось человеком. Он мне казался огромным ужасающим пауком, даже если у него не было ни восьми лап, ни паутины.       И все же, прошло совсем немного времени, после истечения которого я перестала видеть в нем лишь жуткого монстра. Бледная кожа, словно снег, она сильно выделялась на контрасте с его темным стилем одежды, придавая особый шарм. Словно чистый, ничем непомутненный невинный холст. На фоне черных волос и наряда, выделялись и глаза. Проницательные, цепкие, вечносмеющиеся и опасные. Они показывали ложную наивность, за которой скрывалось нечто гораздо более глубокое и пугающее.       Сам дьявол, облаченный в миловидную оболочку. Внешне притягательный, со своими изящными чертами лица, милой внешностью и выделяющейся худобой в мешковатой одежде, внутри он таил едва сдерживаемые безумство и угрозу. И это притягивало и отторгало одновременно. Сегодня всего лишь прикосновение, а завтра белоснежная кожа окрасится багряной кровью. Чужой кровью. Цукаса как никто другой походил на роль убийцы. Прекрасного убийцы. Расчетливого психопата, который развесив кишки по комнате, умудрится так и не быть найденным.       И психологический портрет этого убийцы заставит кровь стынуть в жилах, обернувшись льдом. Он играет. Склонив голову вбок, задает вопросы жертве, нанося удары один за другим, почти любовно проведя по коже каждой из них. Но в глубине души ему нет дела до этих бесполезных трупов, которые остаются лежать бездыханными телами в пустых холодных квартирах, наполненных сквозняковым ветром. Его цель гораздо дальше. К тому, кто уж точно отреагирует на убийства. Кто назовет его психопатом, но все равно не сдаст полиции, как бы не убивался. Кто будет видеть его лицо в страшных снах, но все равно не посмеет отпустить.       Картина зацвела перед глазами роскошными цветами. Идея запестрела серыми и ярко-красными оттенками, на фоне дождя и улиц. Я видела перед собой мотив, сюжет и песню, которые можно было воплотить в жизнь. Что-то настолько потаенное, что хотелось выразить в самых ярких красках, вытащить наружу.       Мне показалось, я увидела нечто важное, но стоило мне об этом подумать, как оно начало ускользать. Идея, что совсем не связанна с реальностью, была самой сутью всей мозаики, что собиралась в моей голове. Она должна была открыть озарение, которое бы дало мне глубинное понимание, даже если это будут отголоски моей теории.       Но идея оказалась настолько захватывающей, что я забыла о разговоре.       — Покажи мне ее, — прошептала я, мутным взглядом уставившись в драгоценные камни со стеклянным блеском напротив. Жалкий, но неповторимый муляж, который не заменит ни один, даже самый прекрасный и чистый камень.       И тут мое наваждение треснуло. Рассыпалось маленькими осколками, точно битое стекло. Идея окончательно ускользнула от меня, силуэты поплыли, а внутреннее чувство, которое, по ощущениям, никак не относилось к воздействию связи, потерялось где-то в глубине сердца. Я стыдливо отвела глаза, понимая, что перегнула палку.       — Кажется, я понял, — улыбнулся Цукаса. Его глаза блестели каким-то нехорошим блеском. — Геля-чан просто пытается скрыть, что она не такая, как другие, — он чуть склонил голову вбок. — Я нахожу это очаровательным.       — Хочешь затереть мне про песню "не такая, как все"? Увольте, — фыркнула я, понимая, что меня передергивает при подобных сравнениях.       — Увидеть больше, чем следует, чувствовать сильнее, чем способно твое сердце. Если любовь, то самая безумная, на какую только способен человек, если образ, то обязательно глубинный. Ты долго думаешь, мечтаешь и тянешься туда, куда другие не осмеливаются заходить. Это погубит тебя, наряду с твоей импульсивностью, — улыбнувшись, тот казался наредкость умиротворенным. Словно все понял.       Ничего он не понял.       — Геля-чан просто не хочет признавать, что не контролирует себя в такие моменты. Будучи полностью в своем уме ты в первую очередь беспокоишься о своей репутации, — Юги вновь принялся крутить мои волосы, но я отпрянула. Это был единственный раз, когда он мне действительно позволил это сделать. Я разозлилась еще больше.       — Хватит уже со своим навязчивым вниманием! Я не хотела этого! Никогда не хотела, — я уставилась на него сердито. Не привыкла злиться, но в этой ситуации ощущала себя безудержно правой.       — Ты хотела этого, — он прижал мои плечи к тому самому дереву, а сам навис надо мной. Глаза, в которых виднелись проблески былой знакомой копоти, смотрели на меня чересчур внимательно, из-за чего у меня невольно сбилось дыхание. — И именно поэтому связь столь сильна. Зная всю ненормальность наших отношений, ты все равно любишь меня, и связь откликается на это.       — А ты? Ты любишь меня? Ты ни разу не сказал ничего подобного, — сама не зная почему, резко спросила я, пытливым взглядом пытаясь просверлить в Юги дыру. Что-то внутри меня противно надорвалось, из-за чего я       — А ты хочешь, чтобы я тебя любил? — с ехидной улыбкой на лице поинтересовался Цукаса, прильнув к моей шее губами, чуть выше того места, где заканчивались бинты.       — Это всего лишь побочка связи, — дрогнувшим голосом ответила я, — Ни ты меня не любишь, ни я тебя. Нас тянет друг к другу исключительно из-за того, что части наших душ смешались между собой. Но этого может не произойти, и тогда каждый из нас сумеет прожить такую жизнь, какую захочет, автономно от другого. Будь добр, уйди сразу, как я попрошу. Хватит уже с меня последствий этой связи.       — М? Ты прогоняешь меня? — тот приложил палец ко рту, несколько секунд обдумывая это. — Знаешь, я уже привык к такому. Кстати, как там поживает Аманэ? — улыбнулся тот, переведя тему. Вот уж спасибо, прислушался, называется.       — Улыбается, машет ножом, пафосно спасая всю команду, — выдохнула я, все-таки позволив ему окончательно сменить ветвь разговора. Мне не хотелось обсуждать эти проблемы. Ведь, по сути, все наши отношения — одна сплошная проблема, которая с каждым разом разгорается все сильнее. Это билет в один конец. Долгий и мучительный. И с этим приходится мириться. И все же, столько мыслей в голове...       Когда он меня отпустил, я побрела домой. Настроение испортилось, а вместе с испорченным настроением ко мне приходили и долгие философские размышления. Он меня не любит. Не любит, но пытается контролировать. Почему связь кажется такой односторонней? Почему мне кажется, что я не вижу этого отклика? Почему меня ломает и корежит, если его нет, а ему вообще плевать? Что не так? Почему у него тоже нет таких проблем?       Я словила себя на мысли, что мне бы хотелось бы, чтобы Цукаса тоже пострадал от этих приливов эмоций. Чтобы он почувствовал мои боль и безысходность, которыми на протяжении всего этого времени не брезговал воспользоваться. Чтобы... Чтобы он тоже страдал по мне.       А ты хочешь, чтобы я тебя любил?