Из колыбели в могилу

***

Джеймс тихо, почти задумчиво, закрыл альбом, проводя ладонью по его обложке, словно желая запечатлеть этот момент в памяти. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь приглушённым потрескиванием огня в камине. Он поднял взгляд на родителей, в особенности на мать, и спокойно, без упрёка, но с заметной усталостью в голосе, произнёс: — Теперь я понимаю, почему вы скрыли это от меня. И, если честно, я верю, что на моё совершеннолетие вы бы действительно мне всё рассказали. Юфимия слабо улыбнулась и, следуя чистому материнскому инстинкту, потянулась к сыну, желая обнять его, словно это могло загладить боль, вызванную правдой, которая так долго оставалась в тени. Джеймс не отстранился, позволил ей заключить себя в тёплые, родные объятия, но сам не сделал ни малейшего движения в ответ. Он не злился, не обижался в полной мере — он понимал их мотивы. Но в то же время не мог отказаться от мысли, что решение о том, знать ли эту правду, должно было принадлежать ему, а не им. Всё оказалось иначе. Он медленно поднялся на ноги, на мгновение задержавшись взглядом на отце, затем снова посмотрел на мать и тихо сказал: — Я хочу немного побыть один. Можно я пойду к себе? Юфимия посмотрела на него с тревогой, но не стала настаивать. — А как же обед? — спросила она, не в силах скрыть заботу. Джеймс пожал плечами, отводя взгляд: — Я обязательно попробую. Только позже. Он развернулся и направился к лестнице, его шаги по паркету звучали мягко, но в этой размеренной поступи чувствовалась внутренняя тяжесть. — Но я же нагрела… — донёсся до него голос матери, наполненный надеждой и лёгкой грустью. Джеймс не ответил. Он лишь продолжал подниматься вверх, а в доме теперь слышались только его размеренные шаги по ступеням да лёгкое поскрипывание старого дерева под его весом. Юфимия осталась стоять на месте, невольно сжав пальцы в замке, словно пытаясь удержать нечто неосязаемое. Флимонт, наблюдавший за всей сценой молча, наконец мягко положил руку ей на плечо, несильно сжимая его, и с лёгкой, ободряющей улыбкой сказал: — А я проголодался. Что ты там наготовила? Юфимия подняла на него глаза. В них всё ещё читалось беспокойство за сына, но тепло, которым всегда сияли её карие глаза, никуда не исчезло. Она благодарно сжала руку мужа, черпая в этом жесте силы, и, выдохнув, тихо ответила: — Пойдём, Флими... Они вместе направились к столовой, оставляя за собой тишину, в которой таилось куда больше, чем просто недосказанные слова.

***

Сириус и Регулус пристально изучали Лукрецию, словно пытались воссоздать её образ по мельчайшим деталям. Их взгляды скользили по каждому изгибу её лица, по лёгкой улыбке, что играла на губах, по изящному движению рук, когда она с непринуждённой грацией откинула светлую прядь назад. Её осанка, манера речи, даже чуть насмешливый блеск в глазах — всё это они анализировали с едва уловимой подозрительностью, как учёные, исследующие редкий экспонат под микроскопом. Пока племянники пытались осмыслить её неожиданное появление, Альфард стоял рядом с креслом, в котором удобно расположилась сестра, и, скрестив руки на груди, хмыкнул: — И где тебя, черти, носили? Столько лет прошло, а ты только сейчас заявилась! Я тут, между прочим, один за нас с тобой отдуваюсь. Лукреция рассмеялась — лёгким, певучим смехом, будто её совершенно не волновали ни упрёки брата, ни его недовольство. Поднявшись с кресла, она шагнула к Альфарду и обняла его, крепко, почти по-семейному. — Ты бы мог попросить помощи у Ориона, — сказала она, не спеша разжимать объятия. — Всё-таки он уже много лет как глава рода, имеет влияние, все рычаги в его руках. Альфард фыркнул, отстраняясь: — Разберусь сам. Лукреция с лёгкой улыбкой указала рукой на бутылку, что поставила на стол. — Попробуй, — сказала она, её голос приобрёл мягкие нотки искушённого ценителя. — Это Château Gruaud-Larose, одно из лучших вин Бордо. Его изготавливают в регионе Сент-Жюльен, используют в основном каберне-совиньон, мерло и каберне-фран. Вкус глубокий, сложный, с нотами чёрной смородины, табака и специй… — Хватит этих речей, — перебил её Альфард, закатывая глаза. — Достаточно простого «угощайся». С этими словами он оглянулся на племянников. — Парни, будете? Сириус и Регулус переглянулись. — Ты им даёшь выпить? — с любопытством спросила Лукреция, приподняв бровь. Альфард лишь ухмыльнулся, наливая вино в бокал: — Я даю им попробовать, а не напиваться. К тому же, хуже, чем мы с тобой, они точно не будут. Лукреция хмыкнула, но не успела возразить, потому что Альфард, прищурившись, бросил с усмешкой: — Сама-то помнишь, как в восемь лет на карнавале… Ему не суждено было договорить. Лукреция резко повернула голову и с чуть угрожающей улыбкой, в которой теплилось нечто отдалённо напоминающее предупреждение, сказала тихо, но чётко: — Хватит. Она не собиралась угрожать брату всерьёз, но эту историю предпочла бы вычеркнуть из своей биографии. — Что тогда случилось? — тут же спросил Сириус, заинтересовавшись. Альфард лишь загадочно усмехнулся, переводя взгляд на троюродную сестру. Лукреция же, нервно улыбаясь, отпила вино, как будто оно могло скрыть её смущение.

***

Хоуп прибыла в приют всего несколько часов назад, а приключения уже нашли её сами. Конечно, не Джейн, а именно Хоуп — её второе альтер эго, та, что привыкла держаться в тени, не привлекать к себе внимания и растворяться в толпе. Но, видимо, судьба решила иначе. Как только она пересекла порог, её окатило потоком липкой, густой краски. Ярко-алые капли стекали по волосам, забираясь за воротник одежды, оставляя на коже холодные, липкие следы. Краска пропитала её светлую кофту, безнадёжно испортив ткань, и, вероятно, даже кожу придётся отмывать специальным раствором. Надрывный, звонкий смех раздался неподалёку. Джед — тот самый Джед, звезда школьного футбола и любимец тренеров, король без короны в этом месте — склонился вперёд, опираясь руками на колени, и смеялся так, словно только что увидел величайшее комедийное представление. Но прежде чем Хоуп успела хотя бы глубоко вдохнуть, на улицу вышла воспитательница. Джед мгновенно собрался. — Она сама виновата, — торопливо выпалил он, ещё даже не дождавшись вопроса. — Шла, не смотрела, куда идёт, задела лестницу, а сверху стояла банка. Ну и… вот. Хоуп закрыла глаза и глубоко вздохнула. Ей хотелось сказать, что он врёт, что всё было совсем не так, но… зачем? Она знала, что никто не поверит. Да и сил на объяснения у неё просто не было. — Мне нужно в душ, — устало сообщила она воспитательнице и, не дожидаясь ответа, направилась внутрь здания. Джед ждал другой реакции. Гнев, крик, слёзы — что угодно, но не это. Это безразличие его разочаровало. Недовольный, он бросился следом, догнал её в коридоре и резко схватил за плечо, грубо поворачивая к себе. — И что это было? — его голос звучал резко, требовательно. Хоуп медленно подняла взгляд, её лицо оставалось спокойным. — Ты о чём? — Не прикидывайся, — Джед стиснул зубы, в его тоне прорезались нотки раздражения. — Почему ты молчала?! Хоуп чуть склонила голову набок и бесстрастно ответила: — А смысл? Джед нахмурился, но она продолжила, не давая ему перебить: — Ты спортсмен. Футболист. У тебя может быть спортивная стипендия, нормальный шанс на жизнь. Если я начну жаловаться, меня никто не услышит, но вот тебе это может стоить будущего. Джед замер, напряжённо вглядываясь в её лицо. — Почему тебя вообще волнует моя стипендия? — его голос звучал тише, но в нём по-прежнему сквозило раздражение. Хоуп встретила его взгляд прямо, её голос был спокойным, почти безразличным: — Потому что у тебя действительно есть задатки стать хорошим спортсменом. Я не хочу отнимать это у мира или команды. за которую ты когда-то будешь играть. Она пожала плечами. — А на тебя мне всё равно. С этими словами она развернулась и быстро скрылась за дверью ванной комнаты, щёлкнул замок. Джед остался стоять в пустом коридоре. Он чувствовал что-то странное. Гнев? Разочарование? Но не на неё. На себя.

***

Лукреция не спешила отвечать на вопрос Сириуса. Вместо этого она лениво склонила голову набок, оглядела сидящих перед ней племянников и, чуть прищурившись, перевела взгляд на Альфарда. — Так зачем вы открыли альбомы? — её голос был лёгким, почти игривым, но в тоне сквозила холодная отстранённость. — Вряд ли просто чтобы вспомнить молодость… Особенно мою. Альфард приподнял бровь, усмехнувшись, и чуть подался вперёд, опираясь локтем о подлокотник кресла. — Говоришь так, будто твоя молодость закончилась, — заметил он с лёгкой насмешкой. — Как будто ты уже старая женщина, испившая все возможные виды ликёра и теперь рассказывающая, как в былые времена развлекалась с ухажёрами. Лукреция рассмеялась. Смех её был звонким, искренним, но в глазах мелькнула тень. — Возраст — это не цифры в документах, Альфард, — сказала она, накручивая на палец светлую прядь волос. — Возраст — это состояние души. И я уже точно не просто юная девушка, аристократка знатного рода. Я — женщина, познавшая этот мир. Я была замужем и развелась. Я многое выиграла… и многое проиграла. Впрочем, не я одна... Альфард кивнул, оценивающе глядя на неё. — И тем не менее, как хорошее вино, с каждым годом ты становишься только лучше. Регулус и Сириус переглянулись. Кажется, о них вовсе забыли. Их разговор всё больше напоминал светскую беседу давних друзей, а не обсуждение семейных дел. Наконец, Регулус решил напомнить о себе. — Тётя Лу, — негромко сказал он, привлекая её внимание. Лукреция подняла на него свои глаза. — Ты — лучшая подруга Клауса Поттера и крестная его дочери, значит, вы были очень близки. Лукреция молча выжидала, пока он закончит, склонив голову набок. — Дядя сказал, что Клаус Поттер и его жена были нашими крестными родителями. Это правда? Лицо Лукреции постепенно теряло весёлое выражение. Она перевела взгляд на Альфарда, но тот лишь откинулся на спинку кресла, будто наблюдая за предстоящей драмой со стороны. Женщина вздохнула и, театрально вскинув руки, усмехнулась: — А потом все спрашивают, почему я не люблю семейные собрания. Вечные допросы. Хоть бы раз просто поужинать… Она устало опустилась в соседнее кресло, закинула ногу на ногу и, сложив пальцы на подлокотнике, наконец кивнула: — Да, это правда. Регулус и Сириус переглянулись. Лукреция же, не давая им времени переварить услышанное, добавила: — Но он ведь не забыл упомянуть, что сам является крестным отцом Джейн? Она снова посмотрела на Альфарда, но тот, словно не слыша её, разглядывал книжные полки, демонстративно отводя взгляд. Сириус и Регулус удивлённо уставились на него. — Это правда, — продолжила Лукреция, наблюдая за их реакцией. — Мы были близки ещё со школьной скамьи. А некоторые из нас знали друг друга даже до неё. Вот и решили покрестить детей друг друга. Регулус нахмурился, его мысли заметались в хаотичном порядке. — Почему нам никто об этом не говорил? — он задал вопрос вслух, но мысленно добавил: Почему Джейн никогда этого не говорила? И почему я сам этого не помню?.. Значит, не все воспоминания вернулись. Лукреция немного помолчала, будто решая, стоит ли говорить дальше, но потом всё же заговорила: — После их смерти ваши дедушки: Поллукс и Арктурус приняли решение стереть вам воспоминания. Она перевела взгляд на Сириуса. — Орион и Вальбурга не были против. Все думали, что так будет лучше. Чтобы избежать детских травм. Сириус коротко рассмеялся. Его глаза вспыхнули тёмным огоньком, но усмешка была горькой. — Во избежание травм… — тихо повторил он себе под нос. Это уж точно не про его семью.

***

Хоуп судорожно тёрла волосы мокрыми руками, стараясь смыть свежую краску, но чем больше она тёрла, тем больше понимала — это бесполезно. Алые, багряные, тёмные потёки стекая вниз, окрашивали воду в раковине в цвет запёкшейся крови, но сами волосы оставались испорченными. Пятна краски въелись в пряди, словно прилипли намертво, и теперь напоминали то ли следы пролитого вина, то ли последствия чего-то куда более мрачного. Она вздохнула, бросив бесполезное полотенце в сторону, и задумалась. Можно было попросить у кого-то керосин, растворитель или специальную смывку, но тогда вопросы были неизбежны. А Хоуп не хотела вопросов. Она не хотела объяснять, не хотела оправдываться, не хотела ничего, кроме как избавиться от этой краски прямо сейчас. Решение пришло внезапно. Она оглянулась по сторонам, нашла на полке ножницы, что валялись среди расчесок, и, не раздумывая, схватила их. Лёгкое лезвие блеснуло в тусклом свете лампы, а Хоуп, не медля ни секунды, ухватилась за одну из прядей и безжалостно отрезала её. Затем ещё одну. И ещё. Вскоре обломки волос в перемешку с краской падали вниз, образуя на полу неаккуратную груду. Когда она закончила, волосы стали короче, чуть ниже плеч. Она подняла голову и посмотрела на своё отражение. Новая жизнь. Новое имя. А теперь ещё и новая причёска. Она провела пальцами по слегка неровным кончикам. Волосы стали легче, почти невесомыми, словно с ними она сбросила часть старой себя. Девочка глубоко вздохнула и смыла остатки краски, пока вода не стала прозрачной. Переодевшись в чистую одежду, которую для неё принесла Мэрри, она оставила старую форму в углу — пропитанную краской, водой, и, как казалось, чем-то ещё… чем-то, что напоминало о прошлом. Выйдя из комнаты, она ожидала увидеть только Мэрри, но вместо этого её взгляд наткнулся на шокированную воспитательницу. — Хоуп… — мисс Клейтон застыла на месте, разглядывая её, широко раскрыв глаза. — Зачем ты это сделала? Девочка чуть вскинула подбородок и пожала плечами. — Так было проще, — ответила она ровным голосом. Мисс Клейтон отрицательно покачала головой, сложив руки на груди. — Это не решение, — тихо, но твёрдо сказала она. — Это способ убежать. Или просто упростить себе задачу. А знаешь… иногда сложные задачи решать полезно. Хоуп сжала губы, внимательно наблюдая за женщиной. В этот момент ей пришла в голову странная мысль: Дамблдор и мисс Клейтон явно бы нашли общий язык. Они оба любили говорить загадками, обоим нравилось подталкивать других к мыслям, а не давать готовые ответы. Впрочем, не стоит забывать — именно мисс Клейтон сыграла свою роль в том, что она оказалась здесь. Не один только Дамблдор. — Иди в свою комнату, — чуть мягче сказала воспитательница. — Ужин тебе принесут туда. Не хватало ещё, чтобы ты заболела. Она молча кивнула, чувствуя странное облегчение. Она развернулась и направилась к себе, а рядом с ней, не говоря ни слова, пошла её соседка и подруга — Мэрри.

***

Флимонт с аппетитом ел тёплый, ароматный пирог, который приготовила его жена. Сливочное тесто мягко таяло во рту, а лёгкая кислинка начинки приятно дополняла вкус. Юфимия всегда знала, как угодить ему — её готовка была по-настоящему домашней, наполненной теплом и заботой. Прожевав последний кусочек, Флимонт отставил тарелку в сторону и, не говоря ни слова, потянулся к Юфимии, чтобы нежно поцеловать её в щёку. — Великолепно, как всегда, моя дорогая, — сказал он, слегка улыбнувшись. Юфимия, хоть и улыбнулась в ответ, но в её глазах всё ещё оставалась тень тревоги. — Когда Джеймс выйдет? — осторожно спросила она, оглядываясь в сторону лестницы. — И… ты уверен, что он не злится? Флимонт вздохнул, устало потирая виски. — Сейчас и так сложный день, Юффи, — сказал он мягко, но с заметной усталостью. — Усложнять его расспросами точно не стоит. Завтра я поговорю с ним. А пока пусть остынет. Юфимия кивнула, принимая его слова, но всё равно не могла избавиться от беспокойства. Затем, будто пытаясь разрядить обстановку, предложила: — А что, если мы съездим на ярмарку? Она ведь всё равно работает. Флимонт поднял на неё взгляд и немного помолчал, словно обдумывая сказанное. — Ты знаешь, кто её снабжает средствами? — вдруг спросил он. — Ведь Хейли больше нет… Юфимия пожала плечами. — Анонимный благотворитель, — ответила она. — Никто не знает его имени, никто никогда его не видел. Флимонт нахмурился, погрузившись в размышления. Кто мог этим заниматься? И с какой целью? Его мысли закрутились, но прежде чем он смог сделать хоть какие-то выводы, Юфимия снова привлекла его внимание, повторив свой вопрос: — Так что, поедем в этом году? Думаю, Джеймсу это понравится… Флимонт посмотрел на неё, затем кивнул: — Да, почему бы и нет? Юфимия, довольная его согласием, радостно обняла мужа, а затем, не теряя времени, направилась наверх к сыну. Поднявшись по лестнице, она подошла к двери комнаты Джеймса и постучала. — Можно? — мягко спросила она. В ответ раздался приглушённый голос: — Да… заходи. Юфимия осторожно приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Джеймс сидел на кровати, слегка сутулившись, и бессмысленно водил пальцами по узору на покрывале. В его глазах читалась усталость, но не физическая, а душевная. — Как ты? — спросила она, подходя ближе и садясь на край его кровати. Джеймс тяжело вздохнул и провёл рукой по волосам. — Пытаюсь о чём-то думать, но не выходит, — признался он. — Мысли разбегаются, ускользают, и я не могу их поймать. Впервые не знаю, нормально ли это... Юфимия с нежностью посмотрела на сына, затем улыбнулась и мягко сказала: — У нас с отцом есть для тебя сюрприз. Джеймс посмотрел на неё с лёгким недоумением. — Какой? — Мы решили, что в этом году поедем на ярмарку, — объявила Юфимия. Джеймс удивлённо нахмурился. — Но… почему? — Мы подумали, что раз воспоминания не вернуть, то, может, хоть что-то родное заставит тебя улыбнуться, — объяснила она. — Поэтому приняли это решение. Джеймс посмотрел на мать с лёгким подозрением. — Почему раньше мы не ездили? Я ведь вообще ничего не помню из прошлого… Юфимия отвела взгляд, на мгновение колеблясь, а затем честно ответила: — Потому что это могло спровоцировать возвращение памяти. А мы с отцом очень боялись этого… Джеймс задумался, а затем кивнул, принимая сказанное. — Я рад вновь посетить ярмарку, — наконец произнёс он, и в его голосе появилась едва заметная нотка предвкушения. Юфимия с облегчением обняла сына, на мгновение прижимая его к себе, а затем встала. — Тогда завтра с утра отправляемся, — сказала она, направляясь к выходу. Джеймс кивнул, глядя вслед матери. Когда за ней закрылась дверь, он ещё долго сидел в тишине, прокручивая их разговор в голове. Что-то в нём цеплялось за прошлое, за туманные воспоминания, которые никак не складывались в целую картину. Но, быть может, поездка на ярмарку действительно поможет ему вспомнить хоть что-то…

***

Лукреция молча налила себе бокал вина, наблюдая, как рубиновая жидкость неспешно наполняет стекло. Поднеся бокал к губам, она сделала небольшой глоток, наслаждаясь терпким вкусом. В комнате повисло молчание, которое вскоре прервал низкий голос Альфарда: — Ты явно вернулась не просто так, Лукреция. Прошел целый год. Поэтому рассказывай. Его взгляд был пристальным, но в нём не было ни упрёка, ни осуждения — лишь желание понять. Лукреция спокойно поставила бокал на стол, мельком взглянув на двух юношей, что сидели рядом. Обсуждать подобное при племянниках ей не хотелось, а потому, сохраняя невозмутимость, она лишь спокойно произнесла: — Триада оставила нам подарок. Голос её был ровным, без намёка на тревогу, словно это было нечто обыденное, не стоящее внимания. Она знала, что нельзя допустить ни малейшей тени беспокойства — ни Сириус, ни Регулус не должны были догадаться, что всё далеко не так безоблачно. Альфард, услышав её слова, на мгновение напрягся, лицо его стало серьёзным, но спустя пару секунд он, будто взяв себя в руки, снова расслабился и даже позволил себе насмешливую нотку в голосе: — Только нам? Или Ориону с Вальбургой тоже? Лукреция чуть приподняла уголки губ в лёгкой, почти лукавой улыбке. — Нет, только нам, — ответила она, позволяя этой мысли повиснуть в воздухе. Альфард вновь задумался, но прежде чем он успел что-то сказать, Лукреция аккуратно отставила бокал и, словно невзначай, предложила: — Может, поедем на ярмарку? Сириус резко вскинул голову, в его глазах вспыхнул неподдельный интерес. — Ту самую? — переспросил он, и в голосе его прозвучали нотки предвкушения. Лукреция кивнула, и, не теряя времени, Сириус тут же посмотрел на младшего брата: — Регулус тоже не против. Регулус удивлённо изогнул бровь, переведя взгляд с Лукреции на брата, словно сомневаясь в услышанном. Он отлично знал, что Сириус любит находить себе приключения на ровном месте, и, судя по всему, в этот раз исключения не было. Альфард было открыл рот, собираясь вставить своё веское слово, но Лукреция его опередила, легко улыбнувшись и словно между делом бросив: — Отлично. Тем более мы не виделись долгое время, пора бы уже развлечься с вашей тётушкой Лу и немного отдохнуть от родителей. Альфард устало прикрыл глаза и медленно выдохнул, прекрасно понимая, что сестра что-то задумала. Она всегда была такой — игрой слов отвлекала внимание, создавая ощущение легкости, но за этой легкостью почти всегда скрывалось нечто большее. Он задумчиво посмотрел на неё, затем на двух юношей, которые уже мысленно представляли себе будущую поездку. Что ж, возможно, Лукреция была права. Немного развлечений и правда никому не помешает… Или же всё это — часть её тщательно продуманного плана?

***

Хоуп сидела на кровати, задумчиво ковыряя вилкой в тарелке с ужином. Еда была горячей, пахла приятно, но аппетита у неё не было. Вскоре её размышления прервала Мэрри, которая, присев рядом, с любопытством посмотрела на короткие пряди её волос. — Тебе не было жалко их состригать? — спросила она, накручивая на палец собственную светлую прядку. Хоуп пожала плечами, будто вопрос её не слишком волновал. — Нет, — ответила она спокойно. — Это всего лишь волосы. Они могут отрасти. В этот момент в дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, внутрь вошла мисс Клейтон — стройная женщина средних лет с доброй улыбкой и строгими, но тёплыми глазами. Она оглядела девочек, окинула взглядом еду, удостоверяясь, что те поужинали, и с лёгким одобрением кивнула. — Приятного аппетита, девочки, — произнесла она, а затем, улыбнувшись, добавила: — Завтра у нас экскурсия, не проспите! Так что ложитесь спать пораньше. С этими словами она плавно развернулась и вышла, оставляя за собой слабый аромат лаванды и свежих яблок. Хоуп провела вилкой по краю тарелки и, чуть нахмурившись, спросила: — Какая ещё экскурсия? Мэрри, будто только этого и ждала, расплылась в довольной улыбке и загадочно посмотрела на подругу. — Пока тебя не было, в приют пришло пригласительное на рождественский ярмарок. Нас всех приглашают в Страсбург — столицу Рождества! Хоуп замерла, услышав эти слова. Её рука, державшая вилку, дрогнула, и в следующий момент она чуть не подавилась едой. Она быстро поставила тарелку на колени, сделала глубокий вдох и уставилась на Мэрри, будто та только что сказала нечто невообразимое. — В Страсбург? — переспросила она, не веря своим ушам. Мэрри весело кивнула, наслаждаясь ошеломлённой реакцией подруги. — Да! Представляешь? Настоящий рождественский ярмарок! Огни, карусели, пряничные домики, аромат корицы и ванили в воздухе… Говорят, это место просто волшебное! Хоуп на мгновение прикрыла глаза, пытаясь осознать услышанное. Сердце её забилось быстрее, а где-то глубоко внутри поднялась волна тёплых, почти забытых эмоций. Рождественская ярмарка... Место, окутанное детскими мечтами, радостью, смехом. И теперь им предстоит туда отправиться.