Лисья судьба

Когда Ниэль с Мэри шли обратно, мальчик получил от неё кучу недовольств, высказываний, обвинений и упрёков. Натаниэль молча выслушивал её, опустив голову, и не вступая в спор. Зайдя в дом, он сразу прошёл на кухню. Он аккуратно поставил пакет с тортом в холодильник и направился в свою комнату, где надеялся найти ещё не спящего своего младшего брата, Самаэля. Подойдя к двери, Ниэль тихонько открыл её чтобы не разбудить брата если тот уже уснул. — Сэмми, ты не спишь? — прошептал он, заходя в комнату. В комнате было темно, но слабый свет ночника освещал фигуру мальчика, сидящего на кровати с раскраской в руках. Самаэль поднял голову и, увидев брата, улыбнулся. — Нет, я ещё раскрашиваю. Ты поздно пришёл... Ниэль  закрыл за собой дверь, стараясь не шуметь. Он присел на край кровати и тихо сказал: — Прости, задержался у тёти Кейли. Она передала нам кусочек своего фирменного морковного торта. Хочешь попробовать? Глаза Самаэля загорелись от радости. — Конечно! Очень-очень хочу) Ниэль улыбнулся и погладил брата по голове. — Тогда давай завтра вместе его съедим. А сейчас тебе пора спать. Самаэль кивнул, отложил раскраску и лёг под одеяло. Ниэль поправил ему подушку и укрыл получше зализая и сам под одеяло. Это вообще-то была его кровать, но он уже привык спать рядом с братом. — Спокойной ночи, братик. — Спокойной ночи, Нилли) Он лёг поближе и Самаэль прижался к нему, чувствуя тепло и заботу старшего брата. Они быстро уснули, обнявшись, ощущая безопасность и любовь друг друга.

♡ ♡ ♡

Проснувшись утром, Натаниэль аккуратно встал, чтобы не разбудить брата, и чмокнул его в лоб, проверяя температуру. На секунду он улыбнулся – температуры не было, и это его немного успокоило. Осторожно отодвинувшись, он сел на край кровати и оглядел комнату. Полумрак зимнего утра наполнял пространство мягким светом, а за окном медленно кружились снежинки. Со вздохом Натаниэль поднялся и пошёл одеваться. Сегодня 19 января 1993 года – день, когда близнецам исполнилось пять лет. Но для него самого день рождения никогда не был чем-то хорошим и простым. Скорее, он ощущался тяжестью, чем-то неизбежным, но не радостным. Ниэль оделся в тёмные брюки и уже привычную белую рубашку. Он так одевался каждый день — менялся лишь цвет ткани, но стиль оставался неизменным. Сегодня он выбрал белую, как и в большинстве случаев. Ткань слегка скрывала его худощавую фигуру, делая его чуть более обычным на вид, но он знал, что рубашка не могла спрятать всего. Застёгивая верхнюю пуговицу, он мельком взглянул в зеркало. Рыжие кудрявые волосы были слегка взъерошены после сна, в беспорядке спадали на лоб, но он не спешил их поправлять. Его ледяные голубые глаза смотрели настороженно и серьёзно, будто ожидая от дня чего-то неприятного. Он уже привык к этому взгляду — холодному, взрослому, не совсем детскому. Вздохнув, Ниэль провёл рукой по волосам, пытаясь пригладить их, но непослушные кудри тут же встопорщились, снова принимая хаотичный вид. Ему всегда казалось, что они живут отдельной жизнью, не подчиняясь ни расческе, ни воде. Он потянулся к деревянному гребню, который лежал на тумбочке, и медленно, с осторожностью принялся прочёсывать пряди. Гребень застревал, приходилось расчесывать особенно аккуратно, чтобы не причинять себе лишней боли. Через пару минут он уже видел в зеркале более опрятный образ — не идеальный, но приемлемый. Несколько завитков всё равно выбились из общей массы, но бороться с ними дальше не имело смысла. Он только закатил глаза, пригладил ладонью особенно упорную прядь и наконец решил оставить всё как есть. Главное, чтобы отец не заставила его намочить голову и пригладить волосы заново. Натянув тёплые носки и ботинки, он на секунду задержался, прислушиваясь к тишине дома. Где-то на кухне раздавался приглушённый звон посуды, а за окном слышался редкий скрип снега под чьими-то шагами. Оставалось только сделать глубокий вдох и спуститься вниз — туда, где его уже ждало утро дня рождения, которого он совсем не ждал. задумчиво потянув за рукава, и посмотрел в сторону брата. Тот мирно спал, его дыхание было ровным и спокойным. Главное, что он чувствовал себя хорошо. Остальное… Остальное не имело особого значения. Сэм, услышав звук открывающейся двери, пошевелился, сонно приоткрыл глаза и посмотрел на выходящего брата. Несколько секунд он просто моргал, пытаясь сообразить, утро это или ещё можно поспать, но потом резко сел, растрёпывая волосы. — Постой, подожди меня! Я сейчас оденусь и тоже пойду! — пробормотал он, ещё не до конца проснувшись. Ниэль вздохнул и, опершись спиной о дверной проём, скрестил руки на груди. — Поторапливайся, — тихо сказал он, зная, что Сэм, как всегда, будет суетиться, путаться в одежде и тратить лишнее время. Сэм вскочил с кровати и бросился к комоду, торопливо вытаскивая рубашку и брюки брата. Они уже привыкли делить гардероб и таскать вещи друг дружки.  Он натянул рубашку через голову, но, как и следовало ожидать, перепутал стороны, застёгнув пуговицы не на те петли. Ниэль тяжело выдохнул, подошёл к брату и аккуратно развернул его к себе. — Стой спокойно, — пробормотал он, начиная медленно расстёгивать пуговицы и застёгивать их заново, теперь уже правильно. Сэм смущённо улыбнулся, но молчал, позволяя брату возиться с ним. Когда рубашка наконец оказалась в порядке, Ниэль поправил воротник и пригладил непослушные волосы брата, хотя с его взъерошенной шевелюрой это было почти бесполезно. — Готово, — сказал он, отступая на шаг и оценивающе оглядывая Сэма. — Теперь можно идти. Сэм довольно кивнул и быстро натянул ботинки. Он явно чувствовал себя комфортнее, когда Ниэль помогал ему, даже если не говорил об этом вслух. Когда близнецы спустились вниз и зашли в столовую, Ниэль тихо вздохнул. Его надежды не оправдались — отец был дома. Он сидел за столом с чашкой кофе, сосредоточенно читая газету. Его осанка была прямой, а выражение лица — холодным и отстранённым, будто он даже не заметил их прихода. Ниэль замедлил шаг, но не стал показывать колебания. Он знал, что отец не любил слабости. — Здравствуйте, отец, — покорно сказал он, стараясь, чтобы голос звучал ровно. Сэм же не был таким уверенным. Он шагнул ближе к брату, словно ища у него защиты, и его пальцы крепко сжали край рубашки Натаниэля. Взгляд Сэма, обычно живой и открытый, сейчас был осторожным, почти испуганным. Отец медленно оторвался от газеты и окинул их взглядом. — Проснулись, наконец, — сухо заметил он, поставив чашку на блюдце. Ни тёплых слов, ни поздравлений. Лишь дежурное замечание, будто он говорил не с собственными детьми, а с кем-то посторонним. Ниэль внутренне сжался, но ничего не сказал. Он уже привык. Он подошёл к столу вместе с братом и осторожно усадил его рядом с собой. Сэм по-прежнему крепко держался за край его рубашки, поэтому Ниэль наклонился и тихо прошептал: — Не бойся, я рядом. Сэм кивнул и, пусть совсем чуть-чуть, но улыбнулся брату. Его пальцы ослабили хватку, но он всё же остался ближе к Ниэлю, словно его присутствие было единственным, что придавало уверенности. В этот момент на кухню вошли Кенго и Ичиро. Кенго, на вид высокий и хладнокровный, первым бросил взгляд на близнецов, оценивая их состояние холодными, практичными глазами. «Кажется, они в порядке, Сэм не болеет, он так редко выходит из комнаты»,  — подумал мужчина, пряча волнение за своим привычно хладнокровным взглядом. Ичиро подошёл с тёплым выражением лица, его голос звучал мягко и дружелюбно: — Доброе утро, братишки, надеюсь, вы хорошо поспали. Ниэль, подняв голову, мягко улыбнулся и сказал: — Доброе утро, брат. После чего он посмотрел на Кенго, и между ними промелькнуло молчаливое приветствие взглядом, в котором читалась строгая, но скрытая забота. Все расселись за большим столом, и вскоре им принесли завтрак. Пока Ичиро и Натан начали потихоньку есть,  Кенго продолжал наблюдать за близнецами, атмосфера постепенно наполнялась тихим согласием и ожиданием нового дня. Ниэль повернулся к Сэму и, слегка наклонившись, спросил тихим, но заботливым голосом: — Ты ведь знаешь, что я всегда рядом, да? Что бы ни случилось… Сэм посмотрел на брата, его ледяные голубые глаза смягчились, и он тихо ответил: — Я знаю, Ниэль. Иногда мне страшно, но когда ты рядом, всё кажется немного легче. Ниэль улыбнулся, положив ладонь на плечо Сэма: — Мы справимся вместе. Давай не будем бояться того, что нас ждёт, ведь мы — семья. Сэм кивнул, и между ними повисло понимание, что в любых испытаниях им всегда найдётся поддержка друг в друге. Атмосфера утреннего стола, наполненная тихим диалогом и взаимной заботой, придала им сил встретить новый день. Через  пару  минут  когда Ниэль  уже доел и ждал брата, Сэм прижавшись к нему тихо прошёптал: — Спасибо, Ниэль… я рад, что ты рядом. Ниэль нежно похлопал Сэма по плечу: — Мы вместе справимся со всем. Сегодняшнее утро — только начало. Разговор затих, уступая место спокойной тишине, наполненной взаимной поддержкой, и тепло семейного общения уже начинало развеивать раннюю утреннюю прохладу Когда все закончили завтракать  и начали расходиться, близнецы уже собирались вернуться в свою комнату. Но в этот момент их остановил Натан, стоявший у дверей столовой с требовательным видом. — Натаниэль, через 15 минут мы уезжаем. Чтобы ты был готов и без опозданий, — строго произнёс он. Ниэль покорно опустил глаза и, не медля, ответил: — Да, отец. Затем он повернулся к Сэму, взял брата за руку и повёл его в коридор, направляясь в свою комнату. Сэм молча следовал за братом, его взгляд отражал тревогу и беспокойство за Ниэлём, словно он пытался найти в нём хоть какую-то защиту перед надвигающимся отъездом. Когда они зашли в комнату, Сэм сразу посмотрел на брата с беспокойством и волнением. В его глазах читался немой вопрос, но он всё же задал его вслух, надеясь услышать хоть какую-то обнадёживающую ложь, которой Ниэль, конечно же, не скажет. — Ниэль, это твой "сюрприз" на день рождения? Рыжий мальчик вздохнул и кивнул, опуская взгляд. "Сюрпризом на день рождения" они называли новые правила и указания, которые отец неизменно давал Натаниэлю в этот день. И ещё ни разу эти нововведения не были хорошими. К примеру в 3 года ему сказали что теперь он будет учиться математике и языкам. Его родными языками учить грамматику и написание, вообще учить читать его начали в 2 с половиной года. а так же именно тогда в его жизнь пришли яды. В 4 года ему дали первые лёгкие утяжелители , в которых было сложновато нормально ходить, и сказали что теперь у него будут тренировки, на гибкость и выносливость . Сэм нервно сжал пальцы, а затем шагнул ближе к брату, будто пытаясь защитить его, хотя понимал, что ничего не может изменить. — Может, сегодня обойдётся? — несмело прошептал он, но сам не поверил в свои слова. Ниэль улыбнулся краем губ, чуть покачав головой. — Ты же знаешь, Сэмми… обойтись не может. Сэм сжал губы, его плечи напряглись. Он ненавидел этот день. Не из-за подарков, которых не было, не из-за поздравлений, которых они не ждали, а из-за того, что каждый раз отец находил новый способ напомнить, как именно всё должно быть. И этот раз не будет исключением. Хотя подарки у них всё же были. Их дарили украдкой — не в этот день, не при всех и уж точно так, чтобы отец не узнал. Маленькие вещицы, переданные в тайне: книжка, которую Ичиро незаметно оставил на подушке, резная деревянная игрушка, которую Кенго сунул Ниэлю в карман, молча кивнув. Даже слуги иногда рисковали. Они знали, что детям запрещены сладости, но всё равно подбрасывали любимые конфеты, карамель, маленькие кусочки шоколада, спрятанные в складках одежды или между страниц книг. Эти сладости были запретными, но такими тёплыми и настоящими — кусочками заботы, которую они не могли получить открыто. Но всё это было не сегодня. Сегодня был день, когда от них ждали чего-то другого. И братья это понимали.

♡ ♡ ♡

Через 15 минут Натаниэль стоял внизу. Он был идеально одет — белая рубашка застёгнута до последней пуговицы, брюки сидели без единой складки. Даже его непослушные рыжие кудри были приведены в относительный порядок, насколько это было возможно. Натан вышел в холл и сразу окинул сына оценивающим взглядом, убеждаясь, что тот выглядит так, как положено. Ниэль привычно стоял прямо, не двигаясь, не выражая никаких эмоций. Мужчина кивнул, давая понять, что остался доволен, и направился к выходу, не тратя ни секунды лишнего времени. — Мы едем в больницу, пора кое-что подправить, — сказал он, выходя на улицу. На его лице появилась хищная улыбка, от которой у Натаниэля внутри всё похолодело. Мурашки пробежали по спине, но он даже не дрогнул. Просто молча последовал за отцом, зная, что выбора у него всё равно нет. Когда они сели в машину, Натан с чувством лёгкой нетерпеливости щёлкнул пальцами и подал сигнал водителю, чтобы тот начинал ехать. Машина заворчала, и они тронулись в путь. Мужчина, не отрывая взгляда от дороги, заметил молчание сына и с лёгким раздражением цыкнул: — Ты что, не понимаешь, куда едем? Ниэль сглотнул, его сердце пропустило пару ударов. Он тихо отвернулся к окну, стараясь скрыть свою тревогу. За стеклом мелькали обыденные городские пейзажи, но внутри у него было темно и холодно. Он гадал, зачем их везут в больницу. Обычно это место было связано с чем-то неприятным, особенно если это было связано с ним. Каждый раз, когда они направлялись туда, это означало что-то, чего он не мог избежать. Возможно, какие-то "коррективы" или "улучшения" — слова, которые Натан часто использовал в такие моменты. Но что именно ждёт его на этот раз, он не знал. И эта неопределённость только усиливала беспокойство. Не выдержав напряжения, он всё же решил ответить: — Думаю, вы снова хотите что-то... исправить. Но мне не нравится это место, отец. Он продолжал смотреть в окно, стараясь подавить нарастающее чувство тревоги. Его слова звучали тихо, но в них была скрытая просьба — надежда, что хотя бы сегодня он сможет избежать того, что он так ненавидел. Его внутреннее беспокойство не утихало, и даже в тени города он ощущал напряжение. Натан бросил на сына тяжёлый, ледяной взгляд, в котором не было ни капли терпения. Его губы скривились в презрительной усмешке, а голос прозвучал холодно и жёстко: — А тебя вообще никто не спрашивает, щенок. Ты всего лишь инструмент, и тебе не положено иметь мнение. Твоя задача — подчиняться, а не рассуждать, нравится тебе это или нет. Запомни раз и навсегда: ты не существуешь для себя, ты существуешь для меня. Его слова ударили Ниэля, как раскалённое лезвие. Но он не вздрогнул, не ответил, не показал ничего. Только сжал пальцы в кулаки, уставившись в окно, изо всех сил стараясь не выдать ни одной эмоции. В груди неприятно сжалось, но он знал: так будет всегда. Это не было чем-то новым. Просто ещё одно напоминание о том, что он не человек в глазах отца — всего лишь марионетка, чей долг беспрекословно исполнять чужую волю. Когда они доехали, водитель плавно затормозил у входа в больницу. Натан, не удостоив сына ни взглядом, открыл дверь и вышел первым. Ниэль тут же поспешил за ним, зная, что малейшее промедление может вызвать раздражение. Внутри больницы было стерильно и холодно. Запах антисептиков бил в нос, свет казался слишком ярким, а воздух тяжёлым. Едва они вошли, к ним подошёл врач — мужчина средних лет с профессионально-равнодушным выражением лица. Натан презрительно скривился, скользнув взглядом по сыну, словно тот был не человеком, а куском мяса, подготовленным для очередного "улучшения". Затем он фыркнул, его голос прозвучал с жестокой насмешкой: — Не стой как истукан, щенок. Иди с доктором и сделай хоть что-то полезное. После операции заберу тебя обратно, если, конечно, ты не решишь сдохнуть от слабости. Его тон был ледяным, полным отвращения. Ниэль внутренне напрягся, но даже не дрогнул. Он просто коротко кивнул, как послушный инструмент, которым привыкли пользоваться. Доктор мягко коснулся его плеча, направляя. Холод прокатился по телу мальчика, но он шагнул вперёд, не показывая ни страха, ни отчаяния. Он знал одно: его судьба уже решена.

♡ ♡ ♡

Врач отвёл его в какой-то кабинет, где пахло стерильностью и лекарствами. Свет ламп резал глаза, а стены казались давящими, бесцветными. — Ложись, — коротко сказал доктор, указывая на кушетку. Ниэль молча подчинился, опустившись на холодную поверхность. Кушетка была жёсткой, неприятной, словно предназначенной не для людей, а для бездушных объектов, которые можно изменять, как захочется. Из угла кабинета раздался звук — врач готовил что-то, набирая жидкость в шприц, и Ниэль сглотнул. Он не спрашивал, что ему собираются сделать. Это было бессмысленно. «Надеюсь, я выживу… Брат расстроится.» Мысль прозвучала буднично, почти отстранённо. Он отвёл взгляд от врача, уставившись в потолок, чтобы не видеть иглу. Доктор, даже не взглянув на него, подошёл ближе, держа в руках наполненный шприц. — Расслабься, — сухо сказал он, хотя в голосе не было и намёка на заботу. Холодное прикосновение к его коже, лёгкое давление, укол. Зрение помутнело, тело налилось свинцовой тяжестью. Последнее, что он услышал, прежде чем сознание уплыло в темноту, был равнодушный голос врача: — Скоро начнём. Когда Ниэль открыл глаза, он не знал, сколько времени прошло. Голова была тяжёлой, мысли путались, а всё тело ощущалось чужим, словно он проснулся не в своём теле. Он моргнул несколько раз, пытаясь сфокусировать взгляд. В кабинете было тихо. Лишь слабый шум откуда-то из коридора напоминал, что мир снаружи продолжает жить своей жизнью. Вдруг он почувствовал лёгкое прикосновение к рукам. — Лисёнок, ты проснулся. Как себя чувствуешь? — донёсся до него тихий, тёплый голос. Ниэль с трудом повернул голову. Медсестра сидела рядом, осторожно перевязывая его запястья. — Мм… Лизи?.. — голос оказался слабым, почти неузнаваемым. Элиза. Единственная, кто здесь хоть немного заботился о нём. Она мягко улыбнулась, продолжая свою работу. — Всё хорошо, ты справился, — сказала она, закрепляя повязку. — Немного отдохни, тебе нужно восстановиться. Ниэль посмотрел на неё, пытаясь понять, сколько времени прошло, но сил спрашивать не было. Всё, чего он хотел сейчас — просто закрыть глаза и ненадолго забыться, пока рядом был кто-то, кто не причинял ему боли. Мальчик закрыл глаза, зная, что нельзя засыпать снова, но усталость была невыносимой. Тело казалось тяжёлым, как будто его скованно чем-то невидимым. — Что с моими руками? — тихо спросил он, едва разлепляя губы. Он не мог пошевелить пальцами, кожа под повязками пульсировала тупой болью, но он не знал, что именно с ним сделали. Элиза аккуратно закончила перевязывать вторую кисть, её прикосновения были мягкими, но в них чувствовалась осторожность. Она замешкалась на секунду, прежде чем ответить. — Теперь у тебя нет отпечатков пальцев… — её голос был тихим, почти извиняющимся. Ниэль замер. Слова медсестры прозвучали спокойно, но внутри всё перевернулось. «Нет отпечатков?..» Он медленно разжал руку, насколько позволяла боль, но ощущение было странным — как будто его пальцы больше не принадлежали ему. Сердце сжалось, но он не позволил эмоциям взять верх. Просто сглотнул и прошептал: — Понятно… Элиза посмотрела на него с лёгкой тревогой, но не сказала ничего лишнего. Она знала — у него нет выбора. Ни у кого из них. Ниэль сжал пальцы в слабый кулак, пытаясь осознать сказанное. «Теперь у тебя нет отпечатков пальцев» — эти слова всё ещё звенели в его голове, но паниковать было бесполезно. Он сделал глубокий, едва заметный вдох, заставляя себя проглотить нахлынувшие эмоции. Нужно было думать не о том, что уже сделано, а о том, что будет дальше. — Это… будет сильно болеть? И сколько? — спросил он, стараясь, чтобы голос звучал ровно, но в нём всё же скользнула нотка напряжённости. Элиза ненадолго замолчала, закрепляя повязку. Затем посмотрела на него с мягким, но тревожным выражением. — Боль будет уходить постепенно, но первое время тебе будет сложно даже шевелить пальцами, — тихо ответила она. — Несколько недель, может, больше. Всё зависит от того, как твои руки будут заживать. Она на секунду отвела взгляд, словно не была уверена, стоит ли говорить больше, но затем добавила: — Главное — не трогай повязки и не перегружай руки. Если будешь соблюдать это, со временем станет легче. Ниэль кивнул, принимая информацию, но внутри всё сжалось. Несколько недель. «И как я должен это скрывать?» Но он не задал этот вопрос. Он уже знал, что скрывать придётся. Как и всё остальное. — Я дам тебе обезболивающее. Но только никому не говори, мне может влететь за это… — тихо сказала Элиза, быстро оглянувшись на дверь, будто боялась, что кто-то подслушивает. Ниэль молча кивнул. Он понимал, что ей не стоило рисковать ради него, но, если честно, в этот момент ему было всё равно. Боль уже начинала становиться ноющей, тяжёлой, как будто внутри ладоней горели угли, и каждая пульсация крови приносила с собой новый виток мучений. Элиза быстро достала маленький пузырёк с таблетками, высыпала одну себе на ладонь и протянула ему вместе со стаканом воды. — Прими сейчас, станет легче, — шёпотом добавила она. Ниэль взял таблетку здоровой рукой, глядя на неё какое-то мгновение, а потом бросил в рот и запил водой. — Спасибо, Лизи, — сказал он едва слышно. Она только грустно улыбнулась. — Отдохни, пока можешь, — мягко сказала она, снова поправляя повязки на его руках. — Скоро за тобой придёт отец. При этих словах Ниэль напрягся, но ничего не ответил. Он просто закрыл глаза, прислушиваясь к тому, как тепло от лекарства медленно разливается по телу, временно притупляя боль.

♡ ♡ ♡

Ниэль спокойно спал, боль уже не была такой острой, а тепло от обезболивающего слегка притупило ощущения. Однако его отдых продлился недолго. Резкий звук открывающейся двери заставил его дёрнуться. В кабинет кто-то вошёл, и даже не успев открыть глаза, он почувствовал, как воздух в комнате словно стал тяжелее. — Поднимайся, твой отец пришёл, — холодно цыкнул врач. Голос был отрывистым, лишённым всякой заботы или сочувствия. Просто приказ, который нужно выполнить. Ниэль медленно сел, ощущая, как неприятно тянет руки под повязками. Голова была немного мутной после сна, но он знал, что замедляться нельзя. Он лишь коротко кивнул, молча показывая, что понял. Ведь его мнение всё равно никого не интересовало. Встав, Ниэль почувствовал, что в его кармане что-то есть. Незаметно постучав по ткани пальцами, он ощутил небольшую круглую форму. «Когда Лизи успела?» Он на секунду улыбнулся — слабой, почти невидимой улыбкой. Она оставила ему баночку с обезболивающим. Но радость быстро погасла. Время не ждало. Собравшись, он вышел в холл, где его сразу же встретил холодный, пронзительный взгляд отца. Натан смерил его взглядом с головы до ног, убедившись, что сын стоит на ногах, а не валяется без сознания. — Не помер. Вот и отлично, — бросил он с пренебрежением, скривив губы в насмешке. Ниэль молча кивнул, скрывая боль и усталость за безэмоциональным выражением лица. Он уже знал, что любые слова будут лишними. Когда они сели в машину, и водитель плавно тронулся с места, в салоне на мгновение воцарилась напряжённая тишина. Ниэль старался не смотреть в сторону отца, удерживая взгляд на окне, но вскоре голос Натана снова прорезал воздух. — Твои занятия отменены на три дня. Восстановись. С этого года ты начнёшь учить более полезные вещи. Одна из них — дипломатия. Ниэль едва заметно моргнул, переваривая услышанное. «Дипломатия?» Он мельком взглянул на отца, но тут же отвёл глаза обратно к стеклу, чтобы не выдать своих мыслей. «Это же что-то с бумагами вроде… Переговоры, контракты… Это учат в пять? Я думал, позже. Ичи тоже это учил?» Мысли путались, но он не стал задавать вопросов. Натан терпеть не мог вопросы. — Понял, отец, — ровным голосом ответил он, подавляя желание сжать руки в кулаки — боль в пальцах тут же напомнила бы о себе. В машине снова повисла тяжёлая тишина, в которой было слышно только приглушенное урчание мотора. — Ты пропустил обед. Поэтому его принесут тебе в комнату. Услышав слова отца, Натаниэль удивлённо моргнул, но тут же вернул безэмоциональный взгляд, словно ничего не произошло. «Как пропустил обед?.. Сколько я спал? Мы ведь уехали в 7 утра…» Он быстро прикинул, сколько могло пройти времени. Если обед уже прошёл, значит, он провёл в больнице больше половины дня. Мысль об этом неприятно кольнула — он не привык терять счёт времени. Но размышлять дальше не было смысла — голос Натана вновь разрезал тишину. — После ужина ты едешь со мной в подвал.