Список юдекса

Верховный Трибунал, здание Уголовной палаты

7:13 P.M.

      — Месье Нёвилетт! Месье Нёвилетт, всего пара вопросов!       — Позвольте уточнить всего несколько деталей!       — Не отмалчивайтесь, месье Нёвилетт! Вы же не хотите держать граждан в постоянном неведении?       Снова одно и то же. Какая же морока с этими журналистами. Неужели ему даже до машины спокойно дойти не дадут? Для кого они постоянно организовывают официальные пресс-конференции, если в итоге всё заканчивается этим бесчеловечным безобразием?       Он уже не слепнет от ярких вспышек фотокамер, да и к оглушающему гомону репортёров адаптировался, больше не теряясь в ошеломлении от гула незнакомых голосов, жужжащих наперебой друг другу. И всё же первые шаги на выходе из здания Уголовной палаты до сих пор даются не без труда: тело инстинктивно замирает на доли секунд, взгляд тупеет — ему не раз попадались в сетях собственные снимки, так что он знает, о чём говорит. Со временем Нёвилетт научился контролировать лицо, но в первые секунды всё ещё по привычке тупит глаза, подсознательно опасаясь, что мозг проанализирует услышанные вопросы с задержкой и выдернет из потёмок души забытые страхи. Ведь тогда ему конец. Журналисты — самые опасные хищники. Обоюдоострый меч любого государства. С ними нужно уметь вести себя достойно и ни в коем случае не показывать, какое давление они на тебя имеют. Ведь даже если не имеют, любое неосторожное действие с твоей стороны даст им возможность подумать об обратном.       Поэтому так важно действовать на опережение и показать готовность к сотрудничеству со СМИ. Ведь средства массовой информации — монитор народа, на котором так важно выигрышно попозировать, чтобы зарекомендовать себя, утвердить позицию и создать авторитетный образ в глазах людей.       — Вы. Говорите, — достаточно лишь пустить пыль в глаза при помощи отсранённо вежливого тона и иллюзии заинтересованности в сотрудничестве, но и тут нужна недюжинная выдержка.       — Шарлотта Верите, «Паровая Птица», — потому что у монитора народа есть собственная призма трансляции информации, которая способна в любой момент выставить тебя в невыгодном свете. — С чем связано возвращение пониженного в должности префекта Ризли к своим обязанностям?       — На каких основаниях вы выносите подобные сужения, демуазель Верите? — поэтому так важно уметь правильно отражать лучи этого нежелательного света, поймав их в зеркальную ловушку.       — Его видели рядом с центральным отделением судебной жандармерии в компании инспектора Дернье-Онор…       — Насколько мне известно, Клоринда Дернье-Онор всё так же остаётся исполняющим обязанности префекта. Кроме того, никаких официальных приказов об обратном переназначении месье Ризли на сайте судебной жандармерии опубликовано не было. Не знаю, как могут репортёры такого уважаемого издательства обрабатывать информацию столь некомпетентно, но советую в будущем подкреплять свои заявления ссылками на законные источники, — так что, здесь, как нигде, прекрасно работает правило «лучшая защита — это нападение». Вот только атаку всегда необходимо чем-то подкреплять. И лучшим средством в борьбе с журналистами будет мимика, а именно: лёгкая полуусмешка, такая естественная в глазах окружающих, но отточенная долгими тренировками перед зеркалом для самого Нёвилетта. — Следующий вопрос. Вы, в третьем ряду справа. "Фонтейн Дэйли", верно?       Напускная вежливость. Притворная заинтересованность. Боевая готовность.       — Верно, ваша честь. Марсель Жескьер, "Фонтейн Дэйли". Я думал спросить о вашем недавнем назначении на пост юдекса Уголовной палаты, но заявление демуазель Верите…       — Не судите предвзято, но другого ответа по этому заявлению от меня ждать не стоит, — сорвавшийся с губ непроизвольный вздох наполнен неподдельной усталостью. — Я – судья, а не пресс-служба системы исполнения наказаний, так что обладаю информацией лишь в рамках собственной юрисдикции.       — Но разве судебная жандармерия…       — Если у вас нет иных вопросов, то прошу извинить. У меня назначена важная встреча. Все моменты по поводу работы судебной жандармерии можете задать ответственным лицам.       Грубость даже в оболочке из вежливости и учтивости всё ещё остаётся грубостью, и уж такие шавки, как журналисы, чуют её за версту. И даже если в словах нет намерения никого оскорбить, а главной целью является лишь указание на очевидные ошибки, волновать подобные подтексты никого не будут. Сенсация всегда будет стоить в разы дороже правды. Наверное, поэтому они после его слов взрываются нестройным хором голосов?       Их напор сбивает не только толкучкой тел или вылезающими то тут, то там микрофонами, он сбивает самой атмосферой. Подавляющая, тяжёлая и неизменно заставляющая сожалеть. О каждом, даже самом тщательно подобранном слове. О непринуждённо допущенном жесте. Вот только Нёвилетт научился держаться в сумбурной толпе лучше кого бы то ни было. Оттого и прорывается сквозь эту толпу так невозмутимо. Зато в салоне, за затемнёнными окнами автомобиля, наконец позволяет себе немного расслабиться.       — В центральный участок судебной жандармерии, — коротко объявляет он водителю, прикрывая глаза.       Но успокоиться никак не получается. Тревога так и колотится в груди, точно только что лишённая свободы птица.       «Какая морока» — плавно мутнеет в голове мысль, утекая вслед за изнурённым сознанием.       — Я собираюсь отдохнуть, так что не трогай меня, пока мы не приедем.       — Разве вы не собирались ещё раз просмотреть последние отчёты от инспектора Дернье-Онор? — тут же лукаво раздаётся со стороны водительского сидения. — Специально же попросили меня заехать за копиями к вам домой. Я ведь такой крюк сделал…       — Можешь не продолжать, Грапэ, — Нёвилетт слепо протягивает руку. — Передай бумаги и заткнись.       С водительского сидения доносится характерное шуршание, и через пару секунд толстая, неровно собранная папка оказывается у него. Видимо, Грапэ собирал документы в спешке: листы в мультифорах загибались, какие-то были немного помяты. Обычно Нёвилетт хранит все отчёты в идеальном, даже педантичном порядке, но он не так давно пересматривал — интересно, в который уже раз — рапорты Клоринды и, скорее всего, водителю пришлось собирать их прямиком со стола.       Дело Шута. От такого названия волей-неволей становится не по себе. Оно, такое простое и немногословное, каким-то образом наводит странное чувство не то безысходности, потому что ничего не вяжется, не то ужасающего непонимания, потому что в основе сплошные загадки. Есть тела, но не улики. Нёвилетт много раз изучал информацию по делу. В домашнем кабинете, в офисе юдекса, непосредственно в участке — и каждый раз никак не мог ответить хотя бы на один из своих вопросов. Когда Клоринда прикрепила к первому отчёту отметки жертвы вместе со сканом собственного удостоверения, он не хотел верить в то, что таким образом убийца может указать на следующую жертву. С одной стороны, подобным манёвром можно попытаться посеять панику. С другой же, столь очевидные подсказки обычно сопровождаются и другими. Письмо. Объявление. Видео. Одним словом — шантаж. Здесь же не было ничего. Значит, это не просто подсказка, а лишь её часть. Поэтому Нёвилетт вычеркнул Клоринду из списка воможных жертв. Однако цена следующей подсказки стоила им ещё одной жизни.       Когда инспектор Дернье-Онор пришла к нему с заявление любыми правдами и неправдами вытащить бывшего префекта Ризли из «Крепости Меропид», он всё понял без слов. Хотя предпочёл бы не понимать вовсе. Ведь в итоге яснее не стало.       Всё ещё без единой улики, которая могла бы подсказать направление дела, эти убийства порождали вопрос за вопросом. Нёвилетт наблюдал, как Клоринда бродит в слепой темноте. Видел эту тьму в её отчётах. И никак не мог помочь ей. Сколько бы не просматривал эти бумажки, сколько бы не пытался углядеть что-то, что могло бы им помочь, так ни разу и не смог ничего нащупать.       Хотя инспектор Дернье-Онор, кажется, немного преуспела. Он получил от неё сообщение около часа назад.       «Я по поводу дела Шута. Вы должны на это взглянуть»       И проигнорировать его не мог.

◊ ◊ ◊

             — Не знаю, насколько это затянется, так что за час позвоню, — бросает он на выходе из машины, когда водитель услужливо открывает ему дверь. — Пока можешь ехать домой.       — Да, месье, — безропотно раздаётся в ответ.       Нёвилетт не смотрит, в каком направлении уезжает машина, всё внимание обратив на центральный участок судебной жандармерии. Разглядывает привычный уныло-серый фасад без каких-либо излишеств — простая бетонная коробка на пару этажей с небольшими окнами, в каждом из которых горит свет. Сколько бы раз не проезжал мимо, в какое бы время не приходил по делам, здесь всегда горит свет. Он затухает лишь изредка, и то не везде.       Он некоторое время стоит в молчаливом ожидании перед зданием под взглядами прохожих офицеров. Такими разными — брошенными мимоходом или пристальными и изучающими, но неизменно одинаковыми — подёрнутыми слабой пеленой страха, хотя страх этот происходил не из ужаса, а больше из уважения.       Юдекс Уголовной палаты — «тёмная лошадка» в системе правосудия Фонтейна. Он вершит судебный процесс, но сам же может принимать в нём участие; требует отчётов о ходе дел не только от сторон обвинения и защиты, но и от органов следствия. Его появление будет неизменно сопровождаться невольным ужасом, ведь юдекс приходит не попить дерьмовый кофе из автомата. Он приходит требовать ответов на свои вопросы. Даже если их ни у кого нет.       И в данный момент Нёвиллету хочется услышать ответы на все свои вопросы, хотя задавать их не хочется от слова «совсем». Особенно Клоринде Дернье-Онор. Нет, не так. Тем более, Клоринде Дернье-Онор. После того, как он назначил её на пост Исполняющего обязанности префекта, сработаться им так и не удалось. Хотя когда она работала в отделе по наркоконтролю, между ними ни разу не было какого-либо рода недопониманий. Только чётко слаженная работа, своевременные отчёты и беспрекословное подчинение. Сейчас же в диалоге с ней не представлялось возможным избежать хотя бы разговоров на повышенных тонах.       — Добрый вечер, месье про… ваша честь, — Монблан, дежурный офицер центрального участка, не первая и не последняя, кто до сих пор не может перенастроиться на новое обращение к нему, но Нёвиллет никак не реагирует.       — Я по поводу дела Шута, — переходя сразу к сути, только и произносит Нёвиллет.       — Переговорная на втором этаже, третья дверь слева.       Короткий кивок вместо благодарностей сопровождается звонким стуком каблуков по кафельному полу участка. Неторопливым, даже каким-то намеренно медленным шагом Нёвилетт направляется в указанном направлении.       В последнее время всё происходит как-то совсем уж медленно. Поиск улик. Определение подозреваемых. Даже лифт поднимается чересчур медленно. Словно намеренно испытывая его, Нёвиллета, терпение. В томительном ожидании, когда же его недюжинное самообладание даст трещину, а терпение иссякнет и разольётся гневливым ручьём. Что ж, спасибо Архонтам, но с выдержкой у него всё в порядке. Хотя вряд ли в этом можно благодарить богов. Всё-таки закалили его многочисленные судебные процессы. Как выигрышные, так и потерпевшие сокрушительное поражение. Зато при назначении на пост юдекса Уголовной палаты уповать на волю вышестоящих в его понимании вполне возможно. Хотелось бы верить, что данное решение исходило из его добросовестности и тяжкого труда… Вот только верится с трудом.       И всё же, как бы он не старался привыкнуть к новому статусу, все эти обращения неизменно режут слух даже спустя пару недель.       — Здравствуйте, месье прокурор, — жалит знакомой усмешкой старое обращение.       — Здравствуйте, Ваша честь, — безвкусно растворяется на его фоне новое звание.       — Дернье-Онор, — коротко кивает Нёвиллет. — Месье Ризли, — задерживается взглядом несколько дольше, отмечая заметные изменения, и быстро опускается на стул во главе стола. — Какие у вас новости?       Клоринда быстро раскладывает новые материалы к нему лицом, попутно вводя в курс дела. С привычной бесстрастностью, сугубо важные детали, без лишней воды. В немногословных издержках профессии. Вот только он совсем её не слушает: слова заполняют голову, но тут же вылетают в пустоту, не оставив после себя и толики информации. Всё его внимание непроизвольно циркулирует вокруг Ризли по правую руку: украдкой, боковым зрением или исподлобья Нёвиллет то и дело поглядывает в его сторону. Не может не делать этого, когда воплощение чувства вины так и маячит перед глазами.       — …И вот что странно… — глухой, будто раздающийся из-под толщи воды голос Дернье-Онор замолкает, и внезапно возникшая тишина заставляет юдекса отвлечься.       Тук. Тук-тук-тук. Тук.       — Войди, Эмилия, — немедленно откликается Клоринда.       Дверь в кабинет аккуратно приоткрывается, и судмедэксперт втискивается в узкий проём.       — Здесь отчёт по последнему телу, — тонкая папка опускается на стол.       — Вместо того, чтобы мы потратили кучу времени, пытаясь вникнуть в твою био-химическую муть, я буду задавать вопросы, а ты кивать, если я окажусь прав. Идёт? — Ризли подталкивает папку в сторону Клоринды, игнорируя закатанные в недовольстве глаза Эмилии.       — Идёт, — несмотря на явное раздражение ответ у женщины так и благоухает архонтовым спокойствием.       — Не утопленник, потому что тело явно сбросили в воду после нанесения увечий, — кивок. — Кроме вырезанных на лице отметин на теле не замечено других следов насилия, — кивок. — В яремной впадине комбинации цифр, — кивок. — И что же это за комбинация, Эмилия?       — FCC081291.       Нёвиллет озадаченно хмурится. Вот вроде и что-то понятное, но как будто уже и нет. Он никак не может понять, почему эти цифры ему так знакомы. Наверное, поэтому и пытается углядеть подсказку в лицах Дернье-Онор и Ризли.       Нахмурившись, как тучные облака над Фонтейном в депрессивный период гидро-дракона, Клоринда с полнейшем непониманием пялится на разложенные перед ней снимки из лаборатории Эмилии. Понятно, от неё ответов ждать не стоит, так что он медленно переводит взгляд на восстановленного в должности префекта.       И хотя в его глазах отражается едва ли не божественное просвещение, Нёвиллету так и не удаётся уловить, что же он там такое понял.       — Это ты, — будто бы севшим от долгого и протяжного крика голосом произносит Ризли.       — Выражайтесь яснее, префект.       — Дай своё удостоверение. Быстро.       — Что за чепуху ты несёшь?       — Удостоверение. Живо.       Боковым зрением Нёвиллет замечает, как Дернье-Онор вскидывает голову, тут же устремив шокированный взгляд на Ризли. Подобное проявление эмоций совсем не в её стиле, — юдекс за годы совместной работы может их по пальцам одной руки пересчитать — так что такая реакция невольно напрягает его.       Не без недоверия, но он всё же протягивает Ризли удостоверение юдекса Уголовной палаты, укромно расположившееся в нагрудном кармане пиджака. Наблюдает с особенным интересом за тем, как префект изучает информацию. И едва сдерживает порыв откатиться на стуле подальше после того, как мужчина вскакивает с места под собственный удивлённый возглас:       — Юдекс Уголовной палаты?!       — Уже как три недели.       — Это за какие такие заслуги, интересно узнать? — придирчивое недоверие в льдисто-серых глазах обжигает, но куда неприятнее полосует сменившее его презрение. — Неужто всех коррумпированных копов пересажал?       — Лучше скажите, что вы намеревались там увидеть, префект, — Нёвилетт не скрывает раздражённой усталости. Ему и впрямь хочется, чтобы всё это дерьмо поскорее закончилось. Чтобы говорили только по существу. Желательно, чтобы вообще просто самую суть излагали на бумаге и передали через секретаря, тем самым избавив его от лишней тягомотины при непосредственном общении.       — FCC081291, — произносит Ризли таким тоном, с помощью которого юдекс, судя по всему, должен был сразу же обо всём догадаться. Однако он только сводит брови к переносице, непонимающе хмурясь, потому что и впрямь не может до конца осознать, на что же ему так показательно намекает префект. Подсказка вроде совсем рядом, он так и чувствует, как она скользит где-то на периферии, но ухватиться за неё не может.       И Ризли это явно разочаровывает.       — Номер твоего прокурорского удостоверения.       Нёвилетту требуется некоторое время, чтобы обмозговать сказанное. И смысл вроде как доходит, но понимание всё ещё отсутствует. Попросив молчаливым жестом у Клоринды папку с отчётом, юдекс вглядывается в сделанные снимки: сначала детальные, те, что показывают увечья крупным планом; потом общего плана, те, которые дают сложить воедино разрозненные части.       В голове щёлкает.       Мужчина. Относительно высокого роста. С длинными волосами . Они явно светлые — возможно, даже белые, но из-за ила не совсем понятно. Очевидные сходства нельзя не заметить.       Вдоль позвоночника пробегает странный холодок. Работая прокурором, он всякого дерьма насмотрелся в протоколах, но с таким ощущением встречается впервые. Всё равно, что увидеть собственный труп. Распухший, посиневший, истерзанный.       — Какие у вас догадки? Это подсказка или…       — Своего рода, — Ризли не даёт ему договорить, очевидно, поняв назревающей вопрос. — Однако вряд ли Шут таким способом пытается намекнуть, что всем нам стоит бояться за сохранность собственных жизней. Мы бы изначально стали его целью. На нас не пытались указать, как на возможных жертв, — он выдерживает паузу. Короткую, но ощутимо утяжелившуюся атмосферу в переговорной. — Нас намеренно хотели привлечь.       — Ты хочешь сказать, что… — подаёт голос Клоринда. Так и застыв в напряжении, она перестаёт слепо пялиться в стол и поднимает на префекта трезвлеющий от понимания взгляд.       — Шут хочет, чтобы именно мы раскрыли это дело.       — Хочешь сказать, что серийный убийца убивает людей забавы ради, потому что ему хочется поиграть в догонялки с судебной жандармерией и юдексом Уголовной палаты? — скептично прищурившись, спрашивает Нёвилетт и откидывается на спинку кресла. Бред какой-то. Он знавал достаточно дел, чтобы понимать,что убийцы по сути своей особо опасные психи, но в его голове подобный сценарий просто не имел смысла, оттого и никак не укладывался в голове.       — Это Шут, — Ризли разводит руками с таким видом, будто эти слова должны были всё расставить по местам. — И сейчас Фонтейн – его сцена. Вот только я не заметил ни в новостях, ни в разговорах между местными каких-либо упоминаний страшных убийств в пограничных водах центрального региона.       — Я велел не допускать утечки информации, так что пока нам удаётся держать это дело в секрете.       — Признаться честно, я поражён, — нельзя было не заметить очётливую насмешку в хрипловатом голосе Ризли, но Нёвилетт решил дождаться пояснений. Хотя бы потому что знал — ждать придётся недолго. — Не боишься, что имидж юдекса, который на одной волне с народом, пострадает? Правда может всплыть наружу в любой момент. Если ты думаешь, что хоть сколько-нибудь контролируешь ситуацию, то очень зря. Ведь на данный момент ты поступаешь именно так, как этот ублюдок ожидает. — Префект цепляет пальцами пластиковый бейдж, висящий у него на шее. — Вероятно, он хотел моего присутствия. И что мы имеем? Вот он, я. Сижу здесь, разгадываю ребусы какого-то клоуна, — шумно выдохнув, он сжимает губы в ехидной улыбке. Но уже в следующую секунду лицо его приобретает выражение глубокой задумчивости. Нёвилетт бы даже поверил, если бы не знал его так хорошо. — Так, что у нас дальше? Точно-точно. Вы знали, что объявление о серийном убийце непременно поднимет панику и поэтому решили держать всё в секрете. Но вот что я скажу: раз уж этот Шут знает о нас столь подробную информацию, то и о нашем имидже в обществе ему должно быть известно. Следовательно, именно этого он и добивался. Скрыв от гражданских правду, вы лишь запустили бомбу замедленного действия. И теперь мы можем только ждать, когда же она рванёт, чтобы обрушить на нас лавину всеобщего осуждения. Он может делать всё, что угодно: написать письмо прямиком в редакцию той же «Паровой птицы» или, упаси Архонты, бросить следующий труп не где-нибудь на окраине, а, предположим, прямо на ступенях собора Всевышнего Элинаса. Тогда хаоса будет не избежать. А хаос, как тебе наверняка известно, сеет смуту. И в итоге всё закончится тем, что мы окажемся в полной заднице.       Нёвилетт с ним решительно не согласен. Он уже в полной заднице — угодил прямо туда ещё в тот момент, когда Клоринда Дернье-Онор переступила порог его кабинета с беспрекословным заявлением о том, что им нужно вернуть Генри Ризли на пост префекта судебной жандармерии.

◊ ◊ ◊

      — Я заеду завтра вечером, заберу отчёт по последнему происшествию, — говорит вместо прощания Нёвилетт. Гапэ на парковке пока не видно, но и юдекс никуда не торопится.       — Я могу завезти, — голос у Клоринды не подпитан интонациями, не выражает эмоций. Наверное, и взгляд у неё сейчас такой же.       Однако на Дернье-Онор он не смотрит. Вместо этого взглядывается в режущую глаза пронзительную тьму осенней ночи. Многочисленные уличные фонари рассеивают мягкий тёплый свет под самые облака, окрашивая их в грязный, коричневый цвет. Странно, обычно ему нравилось смотреть в небесную даль. На приятно жалящее глаза солнце или то стремительно плывущие, то неподвижно зависшие и готовые вот-вот разразиться безжалостным ливнем облака. Небо всегда казалось ему бесконечно далёким и таинственным, как будто там, в бесконечной синеве, таилось нечто могущественное и смотрящее на всех них свысока. Но здесь, на подъездной дороге к центральному комиссариату судебной жандармерии, Нёвилетту из раза в раз казалось, что небо здесь ниже, чем где-либо. Так низко, будто с минуты на минуту обрушится на их головы.       — Лучше занимайся расследованием.       В безлюдной тишине улицы его слова, едва ли резкие, но будто напичканные порохом, выстреливают. Не на поражение. Так, всего лишь предупреждающе.       — И не отсвечивайте на каждом углу с префектом Ризли. Вечно убегать от вопросов прессы я не смогу.       — Поняла. — разворачиваясь, Клоринда скрипит подошвой по мокрому от недавно прошедшего дождя асфальту. Но не уходит.       Нёвилетт оборачивается на неё и, прокурсировав взглядом вслед за Дернье-Онор, натыкается на встречный взгляд Ризли. Он уже не полосует жгучим, ледяным лезвием. Больше искрит, как разворошенный костёр. Не опасно, пока не окажешься слишком близко, чтобы этот сноп прямо в глаза полетел.       Префект чиркает дешёвой пластиковой зажигалкой, поджигая сигарету, и затягивается, отчего яркий в ночи уголёк отбрасывает на его лицо жёсткие тени.       «Значит, снова закурил» — мелькает в голове. Мысль не задерживается, и Нёвилетт не успевает зацепиться за неё, чтобы подумать, что ещё успело измениться. Он сейчас вообще ни о чём думать не в состоянии. Может только держать зрительный контакт.       А Ризли ведь всё ещё смотрит, не отводя глаз. Что-то анализирует. Юдекс так и видит, как крутятся шестерёнки у него в голове.       Генри Ризли вернулся из «Крепости Меропид». Да ещё и тем же способом, каким туда попал в своё время. У судьбы определённо какое-то непостижимо странное чувство юмора. Или же у Нёвилетта с ним проблемы, ведь шутку он не оценил.       — Как вы думаете, что всё это значит? — внезапно спрашивает Клоринда. — Эти убийства и номера… Это же определённо не забавы ради, так что же…       Ризли курит быстро. Тушит бычок о край мусорки. Щелчком пальцев отправляет окурок в полёт до уличной пепельницы. Уходит, даже не посмотрев, попал ли. Но Нёвилетт смотрит.       Промахнулся.       — Я не хочу, чтобы ты не копалась в своих догадках, — разворачиваясь обратно к дороге, юдекс замечает подъезжающего Грапэ. И легонько похлопывает Дернье-Онор по плечу, прежде чем уйти. — Мне нужно, что ты отыскала этого ублюдка и выбила из него правду вместе с признанием. Раскрой это дело. Вместе с Генри Ризли или без него.