The bear and the bear

      — Каспер!– одна из медсестёр, хорошенькая чёрная кошка с красивыми голубыми глазами, громко окликает меня, буквально ворвавшись в комнату, где я находился. Я сидел на диване, скучающе смотря на стену напротив меня и ничего не чувствуя. Даже не повернулся на её голос. Тогда она грубо схватила меня за шкирку, насильно уведя от потрёпанной мебели, а затем нацепила на лапы кандалы, чтобы я наверняка не смог вырваться и задушить её. Всё ещё молчу. Молчу, когда следую за ней по коридорам психбольницы. Молчу, когда она здоровается со своими коллегами. Молчу, когда она впускает меня в камеру допроса и уходит, оставив на растерзание уже другому персонажу. Комната тёмная, холодная, и в каждом углу присутствует камера видеонаблюдения. Насколько я знаю, только две из них ведут параллельно аудиозапись. Пару минут я рассматривал именно их, прежде чем взглянуть на собеседника. Это человек. Понял по рукам. Рук у животных не бывает. А эти натурального цвета, кожа имеет короткие волосинки, некоторые ногти либо поломанные, либо надломанные. Вижу как вздымается грудь человека. Но черты лица рассмотреть мне так и не суждено, слишком темно, чтобы хотя бы найти расположение губ. Они, небось, выцветшие и потрескавшиеся. Зато вижу взгляд, который теперь оторван от планшета и направлен на меня. Суровый, холодный, полный профессионализма, которым люди любят тыкать, наряду с превосходством их вида над другими. Как жалко, однако.       — Экс 162311, должен сообщить что я впечатлён.– его басовито-медовый голос заставляет меня чуть вскинуть брови, тут же начав рисовать в голове картину того, как всё-таки выглядит лицо этого человека. Он складывает руки на стол, потирая большие пальцы. У людей их пять. Пять. Не четыре. Не три. Не один. Людская рука с пятью пальцами выглядит полноценной, правильной, и от этого факт наличия у самого только четырёх заставляет меня на мгновение засомневаться в своей неполноценности.       Мужчина не обращает на это внимание, предпочтя продолжить говорить.       — За более чем семь месяцев с момента перехода на третью ступень эксперимента вы один из немногих, кто ещё сохраняет здравый рассудок и самоконтроль. Это очень радует доктора Лингер.– человек делает паузу, чтобы украдкой взглянуть на планшет под его руками.— Однако, как отмечают меньшие коллеги, у вас начала повышаться вспыльчивость и раздражительность, а также возникли апатичные пробелы. Это, как раз-таки, одна из причин, почему я лично прибыл сюда.       От ощущения его взгляда на себе я чувствую как нарастает внутренний дискомфорт и тревожное ощущение. Определённо причина серьёзная. Верхушка никогда не отправят человека в «дыру, наполненную грязными, дикими животными», если на то нет крайней надобности. На днях похожая встреча возникла у номера 162298, которая закончилась для бедолаги тем, что его распяли в пыточной, а его органы экспортировали на больничные нужды. Жестоко и жутко. Потом ещё несколько дней в коридорах стоял невыносимый запах крови и сырой, гниющей крольчатины.       Мужчина наверняка ожидает что я что-то спрошу, или скажу, но с моей стороны поступает ничего кроме тишины. Хотя, наверное, не вжимался бы мой язык в нижний ряд зубов, боясь даже вздох издать, я бы пошёл в разнос, а может хуже. Но я сам не до конца понимаю, что именно меня сейчас тревожит и пугает. Передо мной человек. Я сделал нечто нехорошее. Меня могут мучительно лишить жизни. Один из этих факторов может оказаться ключевым в причине моего молчания и страха, но не понимаю, какой именно.       Мужчина вздыхает, вновь заглядывает в планшет, на этот раз не поднимая на меня глаза.       — Сутя по последним отчётам, вы начали отказываться от еды. Исключение лишь пища быстрого приготовления.       Заглядывает на другую страничку, практически не двигая глазами. Словно сканер, он почти мгновенно захватывал содержимое, а затем произносил, констатируя факты.       — Приступы апатии и вспыльчивости у вас наступают почти что в равном количестве. Возможно преобладают.       Теперь человек вновь смотрит на меня. Я переплетаю пальцы, впиваясь ими в собственную кожу. Как провинившийся идиот, напуганными глазами смотрю куда-то вниз. Хочется задать главный вопрос, который висит на моих устах, но не могу. Страшно получить ответ.       — Экс 162311, вы на грани между пользой и бесполезностью для нас. Ваше поведение всё больше говорит о том, насколько ваша психика становится нестабильной. Если это не наладится, вы окажетесь в той же участи, как и многие.       Я молчу. Ему молчание не нравится. Мужчина вновь бросает короткий взгляд на планшет, прежде чем продолжить «говорить в никуда».       — Если хотите жить хорошей жизнью и нести верную службу, советую действовать так, как это угодно нам. На данный момент вы выглядите как сплошное разочарование.       Я посмотрел на него. В этих глазах, единственных, что видно среди всего его лица, четки надменность и презрение. Я поджимаю уши, насупившись недовольно, совсем на мгновение позабыв о том, что секундами ранне этот человек вызывает у меня страх и тревожность. Нажав кнопку он вызывает медсестру. Та выводит меня из допросной. Я вновь оказываюсь у себя. Опустившись на диван, я зарылся мордой в подушку, простонав. Как же я всех ненавижу...

***

      Не помню, что ел из принесённого, ровно как и то, что я сейчас делаю на дворе психбольницы, и почему меня ведут в подвальное помещение. Ступая по твёрдому, грязному полу, я не чувствую каких-либо эмоций. Опять. Только маленькое осознание того, что вторая лоботомия неизбежна. Первая была страшнее. Вторую, пожалуй, я могу потерпеть. Здесь давно не убираются, ещё с тех пор, как произошёл пожар. Местами видны обгоревшие напоминания о том деньке. Меня завели в знакомый кабинет и приковали к стене. Я гляжу на большой аппарат. Именно он просверлит мою плоть и череп, добираясь до мозга. Доктора суетятся, что-то обсуждая. Наконец, один из них начинает операцию. Никто не вколол мне обезболивающее. Вот тогда страх просыпается, вместе с моими испуганными криками. Их никто не слышит. Я не слышу себя.       Когда всё заканчивается, я чувствую себя мёртвым. Вокруг темно и холодно. Я ступаю по чему-то, что ощущается как кафель. Иду дальше по коридору. Выглядит как психбольница, только заброшенная, и в некоторых местах разваленная. Но внешнего мира в дырах и среди обломков нет. Его просто не существует. Я его никогда и не видел. Дохожу до двойных белых дверей. Захожу. Потрёпанный диван, несколько столешниц, тумб, и все они выглядят так же изношенно и забыто, как всё это место. На диване лежит небрежно сложенное одеяло. Оно неплотное, но с ним хотя бы прохлада не будет такой чувственной. Сажусь на диван, накинув одеяльце на себя. Разве в моей комнате было оно?       Я осматриваю комнату. Она практически уцелела, за исключением трещин, пыли, посыпавшегося в некоторых местах цемента, и ощутимой сырости. Почти точь-в-точь такая, какой я её помню. По коридору слышен гул ветра, а затем вой. Нечеловеческий, будто неупокоенные души блуждают по земле. Внезапно всё вокруг начинает слегка пошатываться. Я крепче укутываю себя в одеяло, зажмурившись. Ничего не стихает. Вновь гляжу на дверь, но коридора больше нет. Лишь пустота, на месте которой мог бы быть внешний мир.       Кафель начинает разрушаться. Вжимаюсь в диван и крепче сжимаю одеяло, будто они моё главное спасение от бушующего безумия. Диван вместе со мной проваливается в пустоту. Я даже вскрикнуть или ахнуть не успеваю. Чернота мгновенно поглощает, я ничего не вижу. А затем я просыпаюсь в холодном поту на операционном столе, с ноющим швом на голове. Докторов нет, в кабинете свет выключен. Устало вздохнув, я аккуратно сползаю на пол на свои ноги. Зачем зеркало. Мои глаза светятся сладким янтарём. Подхожу ближе, чтобы всмотреться в них получше. Золотистые, нет, медовые радужки с тёмными зрачками и солнечной крапинкой. Уголки моих губ слабо приподнимаются, одновременно с едва слышно усмешкой. Как же я люблю свои глаза... И мне абсолютно плевать на кривой шов, который скорее всего разойдётся прямо во время моего покидания подвального помещения. Я провожу по холодной поверхности зеркала. Приятно. Однако я не хочу задерживаться здесь только ради того, чтобы крутиться вокруг него. Покинув кабинет, я иду по коридорам на выход. Солнце почти полностью скрылось. Небо приняло сине-оранжевый оттенок. Ко мне подходит одна из докторов.       — Я как раз по твою душу шла.– сказала она, попытавшись улыбнуться.— Как себя чувствуешь?       — Нормально.– лаконично ответил я. Она лишь кивает.       — Пойдём отведу тебя обратно.       Не сопротивляюсь, когда она застёгивает кандалы. Молчу весь путь. Вздыхаю, оказавшись наедине с самим собой. На небольшом столике лежит ещё тёплая тарелка с приготовленным фаршем. Я неторопливо поел, раздумывая о сне и о словах того мужчины. Они ведь никогда не называют своих реальных имён, лишь псевдонимы. Но каков смысл в конфиденциальности? Рано или поздно, даже если о тебе ничего не будет известно, всё равно обнаружат. Это лишь вопрос времени. Да, время...       Закончив маленькую трапезу, я улёгся на диван и накрылся одеялом. Свернувшись клубочком, я так и уснул. Завтрашний день, будешь ли ты лучше?