Лис в вороньей шкуре

Абрам сидел на крыше многоэтажки. Он не помнил, как забрался на неё, не помнил и того, как нажал на заветную красную кнопку на пульте, активировавшую заложенные бомбы, и здание, маячившее вдалеке, как по щелчку пальцев, сложилось пополам и обрушилось на людную улицу. Это было довольно эпично, если исключить тот факт, как в воздух поднялся столп дыма, и белая шапочка взрыва медленно оседала вниз, унося с собой множество жизней. Абрам старался не думать о числах жертв, чтобы не ухудшать своё моральное состояние. Вероятно, он был монстром, раз сделал это. И скорее всего ему не следовало так поступать. Он не хотел думать об этом. Вообще ни о чём не хотел думать, чтобы лишний раз не разочаровываться в себе. Возможно, это было не его рук дело. По крайней мере, он пытался таким образом успокоить свою совесть. Да, это сделали Натаниэль, или Нил, или они вместе, но не он. Он же хороший. Ему можно доверять. В конце концов Эндрю доверил ему Кевина. Да… Абрам — сама честность, сама ответственность. Он был хорошим человеком. Его мать считала, что он будет хорошим человеком, не таким, как его отец. Но… Кажется, она ошиблась. Он, Нил или Натаниэль (ему было насрать кто из этих подонков додумался до такого), спровоцировал утечку газа в здании, а потом взорвал его. Он даже не хотел думать о количестве жертв, может, кто-то успел эвакуироваться, но всё произошло слишком быстро, и вряд ли много человек успели выбраться из здания раньше, чем оно взлетело на воздух. Он сделал то, что требовалось, — успокаивал совесть. В воздухе витал запах гари, а в глазах мерещился пепел. Хотя Абрам находился далеко от места происшествия, но ему казалось, что километров между ним и обвалившимся зданием не существовало. Словно он стоял лицом к лицу с собственной катастрофой. И сколько бы он ни убегал, этот мираж — а точнее кошмар — его в любом случае настигал. Эйфория — прозрачная, как вода, и лёгкая, как дуновение ветра — от таблеток прошла. Осталась лишь грёбаная пустота: что он ничего не чувствовал по отношению ни к пострадавшим, ни к их семьям. Он бы ничего не почувствовал, даже если бы его их поймали, если бы сейчас сюда поднялись полицейские и скрутили его, одновременно нацепляя наручники. Нил Джостен прятался, Натаниэль Веснински умывал руки. А Абрам остался на месте — ему доверили столкнуться с последствиями. Он не хотел быть втянутым в это — он просто желал поскорее вернутся в Пальметто, снова выйти на корт и играть. Играть в экси до потери пульса, до голодного обморока, до ломоты во всём теле, до изнеможения и усталости. Он просто хотел, чтобы его мать была рядом, чтобы она гордилась им — его успехами в спорте, чтобы она увидела, что он Абрам, — полная противоположность его отца. Абрам прикрыл глаза, вспоминая её робкую улыбку, радостные крики, когда она болела за него с трибун. Он снова хотел, чтобы она купила ему мороженое после тяжёлой тренировки, чтобы уговорила телохранителей дать им возможность немного погулять в одиночестве, прежде чем отправиться домой. Она любила Абрама. Она делала всё, чтобы он был счастлив, чтобы не пошёл по стопам отца. Но теперь он здесь — смотрит на последствия своих действий. Абрам сидел за столиком в ресторане на крыше и медленно вдыхал запах табака. Человек, сидящий слева от него, курил сигарету — парень подавил в себе желание спросить одну штучку для себя. Его чёрный кофе давно остыл, чем ещё больше отбивал у Абрама желание его выпить. Ему бы чего-нибудь покрепче, но он трезвенник, и не будет искать утешение в алкоголе. Это больше по части Натаниэля. Он также не будет курить — это удел Нила. И не будет принимать таблетки — это их, не его нужда. Он может прожить без химии в своей крови. В той части Нью-Йорка, на которую он глядел почти не моргая, царил хаос. Абрам смотрел на это всё с высоты тридцатиэтажного дома и в каком-то понимании считал себя Богом. Наверное, так Всевышний взирает на сотворённый им мир, наверное, так сильные мира сего приводят свой план в действие. Стоила ли одна жизнь тысячи других? И кто он, чёрт возьми, такой, чтобы решать, кто достоин жить, а кто — нет? Нуждался ли Жан в таком спасении? Очевидно, Моро придёт в ужас, если узнает, что они сделали это из-за него. Но они сами подписались на это, они знали, на что идут, и они сами придумали этот план. Ичиро сказал лишь, что Натаниэль должен убрать его соперников, а метод не столь важен — главное, чтобы их не поймали. Он не просил действовать тихо, но просил быть осторожными с уликами. Что ж, сделал ли Натаниэль свою работу идеально? Определённо. Он позаботился о камерах, позаботился об алиби, а Нил уж точно позаботился о путях отступления. Это была слаженная командная работа, легендарный дуэт в одном человеке. Весьма успешный, кстати. Иначе не сидел бы Абрам тут так умиротворённо. Но эта самая умиротворённость — лишь напускной образ, любой, кто обладал хоть малой толикой внимания, мог бы заметить, как плотно сжаты губы парня, когда он смотрел в сторону недавнего взрыва, и как старательно его нога отбивала неспокойный ритм. Он был оголёным проводом, искрящимся и вот-вот готовым вспыхнуть и устроить пожар. Абрам находился на низком старте: если кто-то проявит внезапное внимание к нему, он сразу же вскочит со своего места и исчезнет. Убежит на край света, где с позором будет жалеть о содеянном до конца дней. Или не жалеть. Он пока не определился. Ему стало не по себе от нахождения в собственном теле. Осознание, насколько он стал похож на отца — и не только внешне, но и внутренне, внезапно накрыло его, и чувство разочарования было невыносимо, словно его нутро выжгли окурком догоравшей сигареты. Он был безмятежен, как море в тихий день, и тих, как дыхание мёртвого. Возможно, ему нужна была эмоциональная встряска, иначе зачем ещё он полез в карман и достал оттуда телефон. Мобильный был выключен — он не прикасался к нему с тех пор, как медсестра отдала его, а когда Абрам включил его, то сразу увидел множество уведомлений о пропущенных звонках и непрочитанных сообщениях. Смс были от Дэн, но больше — от Мэтта, порядка ста штук принадлежали Ники и всего одно — Ноэлю. Оно пришло последним. Семь слов, одна надежда и тысяча обвинений. Это было как соль на начавшую покрываться корочкой рану. «Скажи мне, что ты не сделал этого» Весьма туманно. Но если учитывать контекст, то вполне понятно. Ноэль всегда был умным, наверняка сопоставил факты, которые Кевин или Рене могли сообщить ему. «Ты ошибся каналом», — ответил бы Натаниэль, но его тут не было. Был Абрам. Он остался один на один со своими демонами. Абрам позвонил, сам не зная, что хочет услышать и что будет говорить в своё оправдание. Но к чёрту его, он, блядь, не на суде божьем. Он напомнил себе, что судный день ещё не начался; пока он жив, Бог не доберётся до него, его сердце пока не лежало на чаше весов. У него было время. Немного, но лучше, чем ничего. Абрам заткнул свою совесть и приложил телефон к уху. Трубку взяли почти сразу, словно действительно ждали его звонка. — Ты смотрел новости? — вместо приветствия спросил Абрам. Ноэль долго молчал, словно отходил от шока или пытался подобрать слова, чтобы сказать хоть что-нибудь. Абрам через динамик слышал лишь его тихое сопение. — Сейчас смотрю их. Мы все смотрим, — нехотя откликнулся он, и его голос был хриплым. Он только проснулся? В голове Абрама завертелись шестерёнки. Все это Лисы? Или все — это Монстры? А может, все — целый Пальметто? Чёрт возьми, его раскрыли? Неужели весь мир в курсе, что он сотворил? — Я этого не делал, — пробормотал Абрам на одном дыхании. — О, нет, ты сделал это, — перебил его Ноэль. Абрам втянул носом воздух — пальцы затряслись так сильно, что он едва не выронил свой телефон. — Я не хотел устраивать взрыв, — пробормотал Абрам на польском. Ноэль снова замолчал, и какое-то время Абрам слышал далёкий голос диктора, что-то говорящего по новостям. Звуки телевизора прекратились, когда в трубке послышалась возня. Хлопнула дверь, и Ноэль заговорил, понизив голос до шёпота: — О чём ты, блядь, Натаниэль? — он тоже перешёл на польский, чтобы сохранить конфиденциальность разговора. Абрам закусил губу. — Я не понимаю, — добавил Ноэль. А в его голосе слышалось беспокойство. — Я этого не делал, — повторил Абрам, будто бы от этого могло что-то измениться. Его голос дрожал, но сколько бы он ни шептал эту фразу, последствия не растворялись в воздухе сами по себе, не исчезали по волшебству, а оседали обломками, пеплом и пылью на земле, витали едким дымом в воздухе. Абрам подавил всхлип, готовый вот-вот сорваться с его губ. Ноэль ахнул. — О, Господи, Нат, это ты сделал?! В смысле, то, о чём сейчас говорят в новостях? Ты, блядь, это сделал?! Ты знаешь, что ты сделал! Чем ты вообще думал? — заверещал он, бессмысленно повторяя одни и те же слова. Абрам мог поклясться, что то сейчас расхаживал из стороны в сторону, опустив голову и свободной рукой вцепившись в волосы на затылке. Это была его поза отчаяния. — Это сейчас крутят по всем каналам, ты знаешь? Быстро же журналюги налетели, словно мухи на кучи дерьма. Абрам поёрзал на месте, оглянулся через плечо: люди за соседними столиками не обращали на него никакого внимания, слишком увлечённо обсуждая последние новости. Конечно, никто и не подумает о том, что это сделал один человек. — Разве ты не из-за этого мне написал? — удивился Абрам. Неужели Ноэль не знал? Он не догадался, а значит, их ещё не раскрыли. Ноэль тихо ругался в трубку, всё ещё на польском. — Я написал тебе, потому что надеялся, что ты не настолько глуп, чтобы устроить себе передоз, придурок! Абрам уронил челюсть. Чёрт. — Я не знаю, что сказать на это. Ты начинаешь меня разочаровывать, — голос Ноэля звучал слишком тихо, будто бы трубка телефона находилась на том конце света. Слова долетали с опозданием. «Не имей завышенных ожиданий — не получишь и разочарований!» — зашевелился внутри Натаниэль, и он определённо был не прав. Нил Джостен начал бы врать, чтобы оправдать себя. Но их тут, блядь, не было. Был Абрам — парень, переживающий кризис в одиночестве. Парень, умеющий говорить правду, но не любящий признаваться в чём-то. Парень, который знал, что в его душе слишком много тёмных пятен, но не готовый смотреть на них. Абрам и правда стоял на краю света, а огромная пропасть разверзлась перед ним. Самое время скинуться в неё. Обвинение, свалившееся на Абрама, как снег на голову, было ударом под дых. В какой-то момент у него судорожно перехватило дыхание. Но голос Ноэля оставался ровным, как гладь озера, хотя Абрам чувствовал его эмоции даже сквозь телефон. Отличное самообладание, точнее хорошая маска, но Абрам смотрел через неё. Он видел Ноэля насквозь, все его недостатки и таланты, но знал, что тот и в половину не был столь плох, как Натаниэль, Нил и он, Абрам. Когда они только познакомились, и Хэтфорд был накачан наркотиками, его язык оказался настолько подвешенным, что тот рассказал свою историю чуть ли не на второй день. Тогда Нил слушал его, ища параллели в их судьбах, коих оказалось много, но недостаточно, чтобы тогда Нил мог ему доверять. Джостен был запуганным кроликом, готовым бежать без оглядки прямо в лапы смерти. Ноэль Хэтфорд был признанным наследником Стюарта и с десяти лет готовился перенять борозды правления британской мафией. От него ждали высоких результатов и кропотливого труда, но едва ли Ноэль соответствовал тем стандартам, которые на него наложили. К двенадцати годам он полностью разочаровал своего отца, а в пятнадцать узнал, что у него появится сводный брат. Новый наследник — надежда разочаровавшегося отца. Это стало переломным моментом, после которого Ноэль сбежал. Он считал, что у него не было выбора. Новая жена Стюарта готовилась от него избавиться, как только узнала, что беременна. Ноэль был помехой и грязным пятном в жизни Стюарта, которое тот всячески пытался обелить. Узнав о Мэри и Натаниэле, он сбежал в США с целью найти их. Четыре года скитаний, и его мольбы наконец были услышаны — он наткнулся на Нила-Натаниэля. Абрам считал, что они с Ноэлем пусть и похожи, но всё же разные. Стюарт не гонялся за сыном по всему свету — он просто его отпустил, отказался, предпочитая забыть, как страшную ошибку молодости. А Ноэль не боялся его, просто был обижен за предательство. Конечно, Ноэль в какой-то степени понимал действия Абрама, пусть и не одобрял их. — Мне всё равно, что ты думаешь, — откликнулся Абрам. «Это сделал Натаниэль», — словно мантру для успокоения души, сам себе сказал он. Он чёртов грешник и определённо будет гореть в аду. Одной минутой дольше или меньше — какая разница, верно? — Послушай, — начал Ноэль, а у Абрама возникло желание выкинуть телефон в окно. — Может, это было не самым лучшим твоим решением… — пробормотал Хэтфорд. Абрам ощетинился: расправил плечи, выпрямил спину и перекрестил ноги. Он сжал телефон в руке, пока его глаза горели пламенем раздражения. Дым медленно оседал, уже почти незаметный, но на том месте, где когда-то стояло здание, маячила огромная дыра. Стереть бы её с лица земли. — Не тебе читать лекции о моральной стороне моего поступка, — прошипел Абрам, вспыхнув от накатившей злости. Ноэль то ли фыркнул, то ли усмехнулся. Связь иногда пропадала, а сигнал, мотаемый ветром туда-сюда, то и дело прерывался. Он слышал фразы Ноэля отрывисто, будто ленту его слов разрезали ножницами на несколько кусков. — Я не собирался говорить о морали, я хотел лишь сказать, что ты действовал слишком явно, слишком громко и… — он сделал паузу, — ты уверен, что не оставил улик? — с сомнением спросил Ноэль. Абрам поджал губы. — Да, — сказал он, надеясь, что это была правда. Он действительно пытался не врать. — Отлично, — откликнулся Ноэль. А потом добавил: — Просто тебе на «подумать». В новостях уже огласили примерное количество жертв. И… — он замялся, — на данный момент порядка шести сотен раненых и примерно сто тридцать семь убитых, — сказал он и умолк. Ноэль помолчал какое-то время, а у Абрама появилась возможность подумать над его словами. Сто тридцать семь человек… Если это число прибавить к количеству тех, кого он уже убил, то будет… Двести тридцать два. Два три два. Зеркально. Лицо Абрама скисло. В этом был весь Ноэль — сказал, что не будет говорить о морали, а сам давит на совесть. Жалкий ублюдок. Всегда таким был. Ветер свистел в ушах. — Когда вернёшься? Ваймак переживает за тебя, да и мы все… переживаем, — сказал Ноэль медленно, словно растягивая жвачку. Абрам отвернулся от созерцания последствий взрыва. Заходящее солнце ударило в глаза и на какое-то время ослепило его. Цветные пятна полезли на глаза. — Скоро, очень скоро, — ответил Абрам и сбросил звонок. Закатное солнце всё ещё светило, когда Абрам зашёл в лифт, когда тот спустил его на первый этаж и когда он сел в машину. Он оглянулся несколько раз, проверяя наличие «хвоста». Всё было чисто. Натаниэль постарался на славу. Определённо, сын своего отца. У него возникла мысль, что Ичиро Морияма создал не просто хорошего наследника Веснински, а настоящего монстра. Монстр Балтимора — так его будут называть теперь? Абрам завёл двигатель. В машине был полный бак бензина, поэтому ближайшая остановка ему не светила. Его дорога вела на запад, и Абрам ехал по населённым улицам города, пока солнце играло с ним в прятки, скрываясь за очередным высоким домом. Он почувствовал облегчение, когда покинул Нью-Йорк. В его голове вертелась лишь мысль, что он оплатил долг семьи Моро. Жан свободен, а ему больше не нужно будет возвращаться в Эвермор. Жизнь окружающих налаживалась. Солнце мелькало между деревьями, окрасив линию горизонта в алый. Закат жизни, Абрам подумал, что было бы неплохо въебаться в какой-нибудь грузовик, желательно насмерть. Мёртвый внутри и снаружи, он ехал вперёд, желая лишь поскорее упасть на кровать, уткнуться лицом в подушку, ощутить запах дешёвого порошка для белья, и заснуть крепким беспробудным сном. Он возвращался домой. Он надеялся, что там найдётся хоть кто-то, кто сможет собрать его воедино.

***

Дорога до Южной Каролины пролетела почти незаметно в основном из-за того, что Абрам был поглощён собственными переживаниями и едва ли следил за ситуацией на проезжей части. Уже на подступах к Пальметто он сбавил скорость и съехал с трассы к корту. Фонари вокруг Лисьей Норы мерцали вдалеке, как маленькие звёзды, но Абрам оторвал взгляд от стадиона. Вместо того, чтобы повернуть к общежитию, он выехал на окружную дорогу и направился к дому Ваймака. Ощущал он себя так, словно его внутренности выпотрошили и сожгли. Именно поэтому Абрам, скорее всего, и решился на ещё один разговор с Ваймаком. С их последней встречи прошло около пяти дней, и Абрам успел набраться сил для этого разговора. Как сказал ему однажды Ноэль: «Съешь лягушку с утра». И он, чёрт возьми, собирался это сделать. Не есть лягушек, конечно. Разговор предстоял не из приятных, потому был равносилен поеданию лягушек. Он решил не откладывать это до утра. Припарковавшись во дворе, Абрам вылез из машины. Жилой комплекс, где поселился Ваймак, быстро наполнился людьми после финальной игры, наконец-то затраты на постройку окупились. Может, здесь жили и не фанаты Лисов, но точно люди, которым была интересна команда, разбившая легендарных Воронов в финале сезона. Он смутно припомнил, как Ники что-то говорил в «Райских Сумерках» о том, что застройщики наконец «получили свои денежки». Абрам зашёл в подъезд вместе с какой-то семейной парой, затаскивающей внутрь кучу картонных коробок с вещами. Около лифта стоял огромный диван, за ним — шкаф. Парень не знал, как те собирались уместить эту мебель в маленькой лифтовой кабинке, и даже не хотел становиться свидетелем этого, потому просто натянул капюшон толстовки, чтобы те не узнали в нём бывшего защитника Воронов — отвечать на их любопытные вопросы он был не намерен, и решил подняться по ступенькам. Добравшись по лестнице до этажа Ваймака, Абрам свернул к квартире своего тренера. Постучав в дверь, он облокотился о противоположную стену, ожидая, когда Ваймак откроет ему. Он сверлил пустым взглядом маленький глазок, когда за дверью послышались чьи-то поспешные шаги и неразборчивое ворчание. Щёлкнул замок, и сразу же раздался звучный голос Ваймака, нисколько не обрадовавшегося тому, что кто-то нарушил его покой поздним вечером. Дверь распахнулась, ударившись о стену ручкой, и Абрам увидел перед собой недовольного тренера. — Если это снова ты, Миньярд, я тебя с лестницы спущу! — прорычал Дэвид. — А ну проваливай!.. Ваймак не успел договорить свою злобную речь, когда наконец увидел Абрама у порога. Парень уставился на него удивлённым взглядом, потом перевёл глаза на лопаточку в руках у тренера — тот, впрочем, успел пару раз грозно махнуть ею. Тренер не выказал удивления, хотя явно ожидал увидеть не того Лиса. Он быстро собрался, и раздражение исчезло с его лица. — А, это ты, Нил, — остудив свой пыл, сказал Дэвид. — Вернулся, беглец? Ну заходи, — сказал он, отойдя в сторону, чтобы дать парню пройти. Абрам, отлепившись от стены, вошёл в квартиру. Внутри пахло жареным беконом и кофе, в коридоре стоял плотный дым от сигарет — комната была настолько прокурена, что запах табака уже впитался в стены и мебель, став неотъемлемой частью интерьера. Ваймак закрыл дверь на один поворот и кивком головы указал парню, чтобы тот прошёл в кухню. Молча зайдя в кухню, Абрам плюхнулся на первый попавшийся стул. Всё тело ломило от усталости, а ноги гудели от долгого вжимания педалей в пол; захотелось просто разлечься на диване Ваймака и уснуть беспробудным сном, но вместо этого он лишь оперся локтями о столешницу, поддерживая ладонями тяжёлую голову. Абрам знал, что не уснёт, пока не решит хотя бы малую долю своих проблем. Возможно, Ваймак поможет ему — не без труда, но он признал, что где-то привилегии, которые предоставляет фамилия «Веснински», ему не помогут. В конце концов он их тренер, который до сих пор не отказался, несмотря на то, сколько проблем ему принесли они втроём. — Честно, я уже начал думать, что ты окончательно сбежал, — пробормотал Ваймак, наливая себе кофе и сразу же добавляя туда виски. В сковородке шипела яичница. Мужчина накрыл её крышкой. — Я хотел, — признался Абрам. Его язык сам по себе начал говорить правду. Он действительно думал о побеге. Шальные мысли о том, чтобы по дороге в Пальметто случайно свернуть не туда, так и преследовали его. Абраму стоило огромных усилий, чтобы заставить себя приехать. Ваймак усмехнулся. — Надо же, — пробормотал он. — И чем обязан такой честностью с твоей стороны? — с иронией спросил Дэвид. Он присел рядом с парнем на соседний стул. Абрам поднял на него взгляд — всё это время он сверлил узоры на скатерти таким пронзительным взглядом, словно собирался прожечь дыру в ней. От резкого движения в глазах на секунду потемнело. Он уже не принимал таблетки несколько дней, и это время было одним из самых тяжёлых. Было крайне трудно не наброситься и не впихнуть в себя несколько штук. Они так и мозолили его глаза, но у него не хватило духу их выкинуть. Хотя следовало бы. — Настроение такое, — отозвался Абрам. И был прав. Он — Абрам, и он говорит правду. Ему можно доверять. — Эндрю приходил сюда? — спросил Абрам, решив сменить тему. Ваймак фыркнул. Он взял со стола пачку сигарет и прикурил одну. Абрам протянул руку и тоже взял себе одну штуку. Ваймак останавливать его не стал, но покачал головой, явно не одобряя его действий. Абрам забрал у того зажигалку, и наконец смог получить желанную порцию никотина. Сигареты — то, что притупляло его жажду закидаться таблетками. — Каждый день. Неугомонный, — проворчал Ваймак, отпив из своей чашки. Они молча курили. Затушив бычок о краешек пепельницы, Ваймак сказал: — Если хочешь чего, бери, не стесняйся. Я тебе не прислуга — чай готовить не буду, — добавил Дэвид. Абрам с надеждой посмотрел на яичницу, томившуюся под крышкой. Он поднялся со своего места, зажав сигарету в зубах и вдыхая дым в себя — горло сразу начало саднить, но табак немного успокоил его разум. Дрожащими руками он достал две чистых тарелки и, разделив яичницу на две части, наложил еду себе и Ваймаку. Взявшись за вилку, тренер посмотрел на Абрама. — Я так понимаю, ты созрел для серьёзного разговора? Или ищешь убежище? — поинтересовался он, разрезая еду на кусочки. Абрам поджал губы. Он смотрел, как оранжевый кончик в его руках с каждой секундой приближается к фильтру. Парня окутал дым, напоминающий о матери и тёмном прошлом. Сейчас он бежал не только от него, но и от самого себя, от того, кем был когда-то. От того, кем быть не хотел. — И то, и то, — признался Абрам. Ваймак вскинул бровь, явно не ожидая, что парень подтвердит его слова. Он больше ожидал, что тот многозначительно промолчит. — Диван свободен, если что. Я тебя не гоню, Нил, но напомню, что вечно скрываться от них, точнее от него, ты не сможешь, — ответил Дэвид. — Я знаю, — согласился Абрам. Ваймак больше не стал говорить ему ни слова. Просто сидел, попивая кофе с виски из своей кружки и поедал яичницу. Абрам старался есть медленнее, оставляя больше времени на подумать — сигарета дотлела до фильтра, и её пришлось затушить. Ваймак если и заметил, что парень нарочно оттягивал время, то ничего ему не сказал. Когда тарелка опустела, Абрам проглотил последний кусок, вставший поперёк горла. Неловко кашлянув, он поднял взгляд от стола. Ваймак молча смотрел на него: взгляд мужчины потерял привычную сосредоточенность на окружающем мире — Ваймак бродил где-то среди своего прошлого, перебирал воспоминания, как старые, запылившиеся на полке книги, сдувал с них пылинки, наверняка не решаясь взять в руки. Абрам кашлянул, привлекая внимание к себе. — Я правда не хотел, чтобы всё так вышло, — сказал он, чтобы заполнить паузу. Слова звучали жалко, отвратительно жалко и трусливо, но он не мог по-другому. Он был трусом, потому что сейчас позорно скрывался в квартире у Ваймака. Он знал, будь у него место, где он мог бы спрятаться, он не заявился бы к тренеру на ночь глядя. Он бы тоже его избегал, пока мог. Ваймак оторвался от размышлений. — Если ты думаешь, что я жду от тебя каких-то оправданий или объяснений, то ты ошибаешься. Мне насрать, почему ты это принимаешь — твоя нужда, твоё решение, но мне не насрать на последствия. Я повторю это ещё один раз: если тебе нужна помощь, Нил, — есть я, есть Эбби, есть Бетси. Обратишься к кому-то из нас, и мы поможем тебе, как сможем. Но ты должен сам этого хотеть. Сет не смог, но ты сможешь. Я верю, — сказал Ваймак, медленно, вдумчиво подбирая каждое слово. Абрам кивнул. При упоминании Сета всё внутри него сжалось в комок — он так и не поговорил с Элисон об этом. Интересно, то, что случилось с ним, было какой-то жестокой кармой или же дурацким совпадением — повторением судеб? Но одно он знал точно — умирать как Сет, в каком-то тухлом клубе, в луже собственной блевотины, он не желал. — Спасибо, — сказал Абрам дрожащим голосом. Ваймак усмехнулся. — Господа благодари, а не меня, — фыркнул он, вставая из-за стола и собирая грязную посуду. Его чашка с кофе опустела, тогда как у Абрама была почти полной. — Я не верю в бога, — возразил Абрам. Ваймак хмыкнул. — Какая жалость, я тоже, — сказал он, встав у раковины. Вода зашумела, разрушив повисшую тишину. Тренер принялся неспешно мыть посуду. Абрам размышлял о тех словах, что услышал за последние дни. В теле волной пробежала фантомная боль, как при отходняке после передозировки. Абрам съёжился, стиснул челюсть. Именно тогда из его уст вырвались слова, значения которых он понял, но не сразу: — Я хочу отказаться, — неожиданно вскрикнул он. Ваймак замер с тарелкой в руке. Минуту он не двигался, ожидая, что Абрам что-то добавит. Но парень молчал. Тогда тренер повернулся к нему. — Я скажу Эбби. И Бетси, — ответил он. — Я не нуждаюсь в психологе, — отказался Абрам. Ваймак пожал плечами. — Как знаешь, — отмахнулся он и снова включил воду. Когда Ваймак домыл посуду, Абрам всё ещё сидел за столом. Убрав тарелки на место, тренер посмотрел на парня. — Когда вы объявите о моём переходе? — спросил Абрам, сжав в руках кружку с остывшим кофе. Ваймак бросил полотенце на столешницу. — Да хоть завтра, — ответил он. — Я ждал твоего возвращения, чтобы убедиться, что ты действительно в команде. К тому же новость о твоём переходе всколыхнёт новую волну паники и недовольства в СМИ, — сказал Ваймак. — Смерть Рико ударила и по нам. Многие винят Лисов в том, что Рико якобы покончил с жизнью из-за проигрыша. Обстановка неспокойная, особенно после того, как Воронов выселили из Гнезда, — объяснил Ваймак. Абрам удивился. — Что значит «выселили»? — уточнил он. Ваймак посмотрел на парня с недоумением. — Я думал, ты слышал. Хотя… Неважно. Мать Рене написала огромную статью о жестоком обращении с Воронами, об их тяжёлых условиях и прочей херне, что там происходила. Как я понимаю, ты приложил к этому руку? — спросил Ваймак. Абрам кивнул. Натаниэль рассказал Рене об изнанке Эвермора, и девушка не собиралась медлить. Она отчаянно нуждалась в восстановлении справедливости. — Эта статья привлекла внимание общественности, — продолжил Ваймак. — На прошлой неделе администрация университета Эдгара Аллана опубликовала новость, что отныне их команда будет жить с обычными студентами, чтобы не допустить подобной ошибки ещё раз. КРЭ пока думает над новым тренером Воронов, а камни разрушенной репутации лучшей команды НССА летят в наш огород, — добавил Ваймак. Абрам скривился. — Лисы ни при чём. Они честно выиграли бой, — возразил Абрам. Ваймак пожал плечами. — Попробуй объяснить это их чокнутым фанатам. Они обожают своих кумиров и ищут изъян во всём, кроме них. Такова уж их любовь, — сказал Ваймак. Абрам стиснул зубы. Несправедливое отношение в СМИ к Лисам трепало ему нервы ещё весной. Речь плавно перетекла к Воронам, и самое время было заикнуться про Жана. — Жан Моро больше не принадлежит Воронам. Его контракт расторгнут, — сказал он. Ваймак кивнул. — Если тебе интересно, что с ним, то он в безопасности под надёжным присмотром, — ответил Ваймак. — Где? — спросил Абрам, оглядываясь по сторонам, словно Моро прятался где-то в этой квартире. — У Эбби, — ответил Ваймак. — Рене помогает ей присматривать за ним. — Хорошо, — отозвался Абрам. — Я поговорю с ним завтра, — добавил он, и Ваймак кивнул. Очередная пауза затянулась на несколько минут. Ваймак о чём-то напряжённо размышлял, и складка на его лбу становилась всё чётче, пока он всё дальше погружался в размышления. Абрам не мог понять, о чём тот думал, но это было точно связано с внезапным приобретением Лисов. — Ты же понимаешь, что нам нужно решить, что с ним делать до того, как сезон начнётся? — неожиданно сказал Дэвид. — Я пытался говорить с ним, но он слишком напуган и хочет вернуться в Эвермор, от того и несёт какую-то чушь. Кевин пытался его вразумить, но всё без толку. Он связался с Джереми и предложил им Жана, и Троянцы готовы его принять. Остаётся лишь уговорить этого потерянного птенчика, — Абрам уловил намёк Ваймака. Конечно, он провёл с Моро несколько месяцев, возможно, тот его послушает. Хотя если Кевин оказался бессилен, то вряд ли ему удастся повлиять на Жана. Абрам всё же кивнул. Он попытается разрешить эту проблему. Ваймак, удовлетворённый ответом, вышел из кухни, Абрам услышал, как скрипнула дверца шкафа, и вышел в коридор. Ваймак бросил знакомые одеяло и подушку на диван, Абрам испытал лёгкое чувство дежавю, будто бы он снова оказался в начале своего пути, год назад, когда только перебрался в Пальметто. Абрам покачал головой. — Я не останусь на ночь, — сказал он. Ваймак понимающе кивнул. — Только не натвори глупостей за эту ночь, — бросил он вслед парню, и тот вышел из квартиры тренера, тихо притворив за собой дверь.

***

Вместо того, чтобы вернуться в общежитие, Абрам направился к Лисьей Норе. Он оправдывал свои действия тем, что было уже достаточно поздно, чтобы возвращаться в Лисью Башню, его могли просто не пустить или сделать выговор за позднее возвращение. Самым логичным решением было переночевать на корте, либо же заняться чем-то более полезным — тренировкой, например. Хотя ему было запрещено выходить на корт из-за травм, полученных в финале и во время пребывания у Воронов, Абрам не собирался сидеть в стороне. Он должен вернуться в форму, чтобы в новом сезоне показать, насколько улучшились его игровые навыки. Экси — это то, в чём он себе не позволит дать слабину, как бы плохо ему ни было. Шёл уже второй час ночи, когда Абрам припарковал свой автомобиль около Лисьей Норы. Ожидаемо, машина Эндрю тоже стояла рядом — наверняка Кевин отправился на очередную ночную тренировку. Завтра наступят летние каникулы, и Абрам надеялся, что большинство Лисов уже уехали, но понимал, что надеяться на это глупо — никто не покинет общежитие, пока не убедится, что их чёртов десятый номер — жив. Абрам не придумал, что скажет Мэтту, или Дэн, или другим Лисам. Вряд ли он смог бы подготовиться к такому. Но объясниться всё же стоило. Абрам собирался выйти на корт, но у двери с кодовым замком он наткнулся на Эндрю. Тот спокойно курил, сидя на поребрике. Он неторопливо выпускал дым изо рта, смотря на тёмное покрывало неба, то там, то тут усыпанное звёздами. Может, он и заметил Абрама, но виду не подал. Абрам увидел его, и неясные переживания — осадок от нескольких дней вдалеке от Пальметто — немного поутихли. Эндрю выглядел как всегда: спокойный, молчаливый и неприступный. Абрам уселся рядом с ним на холодный камень. На лице Эндрю запечатлелась отрешённость, свойственная ему, но рыжий знал: Миньярд оставался внимательным даже в таком состоянии. Его белые волосы, немного спутавшиеся из-за летнего ветра, серебрились в свете луны, светлые брови нависали над веками, а между ними пролегла едва заметная морщинка. Его красота была опасной, острой, как кинжал в сердце, и из-за неё внутри всё замирало в паническом трепете. Парень определённо о чём-то думал, и Абраму хотелось узнать, о чём именно. Он жаждал разгадать его, понять, прочувствовать. Он знал его как образ в голове, вызванный наркотиками и одиночеством. Иногда ему казалось, что между настоящим Эндрю и тем, кто иногда посещал его в Эверморе, нет ничего общего, кроме внешности. Ещё один идентичный близнец, как конфеты в одинаковом фантике, но с разной начинкой. Эндрю сделал глубокую затяжку — дым заклубился меж его приоткрытых губ, на выдохе вышел через рот. До Абрама запоздало дошла волна запаха табака. — Прекрати пялиться на меня, — недружелюбно отозвался Миньярд; повернув голову к Абраму, он встретился с ним взглядом. — Я, блядь, не ответ на твои вопросы, — щелчком он отправил окурок в полёт, и тот приземлился недалеко от парней, догорая на тёмном асфальте. Абрам вздохнул. — Попытаться стоило, — ответил он безрадостно. Эндрю перевёл взгляд на звёзды. Они мерцали, подмигивая ему. — Проветрил голову? — спросил Миньярд. Абрам прикусил нижнюю губу. Проветрить-то проветрил, ещё бы отойти после его «весёлых» каникул вдалеке от корта и Лисов. Натаниэль забрал у Нила все воспоминания с собой, пока Нил прятался где-то глубоко, отрицая свою вину и не решаясь выйти на поверхность и встретиться с реальностью. — Сейчас я чист, — отозвался Абрам. Это была чистейшая правда, и Абраму стало легче от того, что он не врал Эндрю. Эндрю скользнул по его лицу ленивым взглядом, но от Абрама не ускользнуло, что Эндрю удостоверился в его честности, едва заметно растянув губы в довольной усмешке. — Сейчас ты другой, — сказал он. — Ты не Нил и не Натаниэль, — Эндрю нагнулся к нему, что-то изучая в глазах. — Так кто ты сейчас? — Абрам, — отозвался парень. — И я буду честен с тобой. Эндрю хмыкнул. — Я не доверяю Абраму. Он не держит своё слово, — пробормотал он. — Он тоже лжец, но не такой очевидный, — Эндрю отвернулся от него. — Ты выворачиваешь правду наизнанку или умалчиваешь её. Ты говоришь то, что выгодно тебе. Абрам поджал губы. — Спроси меня о чём хочешь, и я отвечу честно, — предложил он. Эндрю сухо рассмеялся. Он с минуту сверлил взглядом глаза парня, пока наконец не кивнул. — Хорошо, — согласился он. Абрам напрягся. Как бы он ни хотел быть честен, раскрывать что-то глобальное он не имел право. Но Эндрю, словно почувствовав его неуверенность, не стал спрашивать о чём-то серьёзном. — Это ведь раньше уже случалось, да? Который это по счёту? — спросил Миньярд, склонив голову. Абрам сглотнул. — Третий, — нехотя ответил. — Но впервые дело дошло до больницы. Эндрю снова рассмеялся, и Абраму захотелось узнать, что смешного тут нашёл Миньярд. — Сомневаюсь, что в Воронах тебя бы отвезли в больницу, будь ты даже при смерти, — сказал он с иронией. Абрам не мог не согласиться с ним. — Ну да. Это было в лёгкой форме. Обычно я не отключался, просто лежал в пьяном угаре, пока действие не проходило. Больше похоже на временное помутнение, — добавил он. — Жан помогал мне справиться с последствиями. А после я доверил ему контролировать мои дозы. Эндрю усмехнулся. Оба знали, что это было отражением его ситуации. Только вот тот принимал не по своей воле. Абрам задался вопросом: неужели под действием наркотиков он вёл себя в точности, как Эндрю — под действием таблеток? Интересно, что чувствовал Миньярд, смотря на него и видя в нём отражение себя? Это сближало их или, наоборот, отдаляло? Перед глазами промелькнула сцена в комнате Эндрю. Злился ли тот? Абрам прикусил нижнюю губу, осторожно подбирая слова в голове. Молчание затянулось дольше, чем он предполагал. Но даже в этой тишине ему было комфортно. — Я… Эндрю, мне жаль, что так вышло, я правда не хотел… — начал Абрам, чувствуя себя обязанным принести извинения. Несмотря на то что он заранее составил в голове несколько предложений, которые собирался произнести, на языке все слова спутались, и вышло что-то сумбурное. Абрам и не понял, отчего так распереживался — это был Эндрю, тот, кого он знал лучше всех. — Прости. Я не знаю, что на меня тогда нашло… Договорить ему Эндрю не дал. Он приставил палец к губам рыжего и горько усмехнулся. Абрам замолчал. — Слова наркомана ничего не стоят, как и его клятвы и обещания. Пока ты принимаешь наркоту, я не поверю ни единому твоему слову, слышишь? — прошипел Эндрю. Абрам покачал головой. — Я больше не принимаю, я же сказал, — возразил он. Эндрю рассмеялся. Его смех был острым и таким неискренним. «Злобный смех», — подумалось Абраму. — И на сколько тебя хватит? — снисходительно-обмачнивым тоном спросил Миньярд. — Не поверю, что ты прям совсем завязал. Это не так легко, как кажется, Абрам. Уж я то знаю. Аарон знает. Абрам поджал губы. Ему было нечего возразить. А меж тем Эндрю продолжил свой прерванный монолог. — Если ты думаешь, что твои слова как-то задевают меня, то ты слишком преувеличиваешь свое значение в моих глазах. Мне насрать на тебя, твоё мнение и то, что в конце концов из тебя выйдет. Ты просто очередной глюк в моей голове, который исчезнет со временем, — фыркнул Эндрю. — Я не мираж, — возразил Абрам. — Я настоящий. Он попробовал коснуться руки Эндрю, но тот отдёрнул её. — Ты мечта. Несбыточная, оттого и желанная, — с горечью произнёс Эндрю. Сердце Абрама пропустило удар. — И ты должен был исчезнуть, когда я слез с таблеток. Ты ведь правда исчез. Абрам скосил взгляд на свою обувь. В голосе Эндрю он слышал обвинение. Обвинение в том, что оставил его так надолго. Может, не один он нуждался в ком-то всё это время? Может, Эндрю тоже в ком-то нуждался? Запоздало Абрам напомнил себе, что у Эндрю была семья и был Кевин. А у него только — пустота и боль. Меж тем Эндрю не собирался молчать. Он продолжил: — Ты можешь сколько угодно устраивать пьяные истерики, а потом извиняться за это, но я в любом случае не буду воспринимать тебя всерьёз. Всё, что ты делаешь, и всё, что ты мне говоришь. Ты не вызываешь никакого доверия, Абрам. И я не верю в твой отказ от наркоты. Так и знай. Абрам отвёл взгляд. — Как мне это исправить? — тихо спросил он, удивляясь, насколько беспомощно звучал его голос. Эндрю передёрнул плечом и устремил свой взор куда-то вдаль, на огни фонарей, опоясывающих дорогу к стадиону. — Время исправит, наркоман, — туманно ответил он. Абрам коснулся его руки, подождал, давая Эндрю время убрать руку, если ему захочется, но Миньярд не шелохнулся. Абрам неуверенно сжал его руку в своих руках и заметил, что пальцы парня слегка подрагивали. Они были до ужаса ледяными, как у покойника. Несмотря на летнее время, ночь была прохладной. Абрам приблизил его руку к своему рту, обдал продрогшие пальцы горячим дыханием. Эндрю сжал руку в кулак, пытаясь удержать тепло в ладони. — Я не наркоман, — вяло возразил Абрам, отведя взгляд в сторону. В свете фонарей уши Эндрю казались покрасневшими, и Абрам подумал, что это из-за ночной прохлады. Эндрю выгнул бровь. — Тогда кто же ты? — с издёвкой спросил Эндрю. «Имя-то у тебя хоть есть?» — эхом пронеслось в голове у парня. У него было много имён и ни одного, которое действительно принадлежало ему. Это были чужие люди, обитающие в его голове. Абрам ощутил лёгкое чувство дежавю. Тогда, в ноябре, он был уверен, что знает, кто он. По крайней мере он желал быть Нилом Джостеном, но Эвермор загубил его: убил всё, что было в нём, всё, что ценили окружающие и ценил он сам. Он назвался Абрамом. Как и сейчас… В его голове царил настоящий хаос. — Я не знаю, — сокрушённо ответил Абрам. — Я даже не знаю собственного имени. Но я точно знаю, что я нападающий Лисов, потерявшийся десятый номер. Может, пока я просто буду им — это легче всего. Может, со временем я пойму, кто я? Эндрю разжал кулак, его рука медленно теряла тепло, снова становясь холодной. Она горела только в тех местах, где соприкасалась с кожей Абрама, но подушечки все ещё были ледяными. — Потерявшийся, но не потерянный, — пробормотал Миньярд, переплетая их пальцы. — Что? — переспросил рыжий. Эндрю усмехнулся. — Ты потерявшийся десятый номер, но не потерянный. В конце концов ты нашёлся. Всегда находился, — объяснил он. Абрам вяло улыбнулся. Может, он запутался. Может, запутался в себе, в именах, в личностях, городах и годах: он блуждал в коридорах своего сознания и стучался в закрытые двери. Он даже не мог контролировать собственную память. Нил, Натаниэль, Абрам, Алекс, Стефан, Крис… Сколько в нём уживалось людей? Это было похоже на безумие, адский порочный круг, из которого не выбраться. Раньше он воспринимал Натаниэля как нечто чужеродное, как вирус, поселившийся в организме. Сейчас же самозванцем воспринимался сам Нил, как что-то ложное и ненастоящее, как выращенный в пробирке организм, подселённый для мутации. Кто такой Натаниэль? Нил и сам хотел бы это узнать. Абрам тоже. Они оба терялись в догадках. От слишком усердных раздумий у парня разболелась голова. Да, он потерялся, но у него всё ещё был Эндрю, который давал ему второй, третий, десятый, сотый и тысячный шансы. Эндрю, который был скептически к нему настроен, но не отказался от него насовсем. — Ваймак сказал, что ты считал меня мёртвым. Он был прав, Эндрю, — пробормотал он. Эндрю оторвал взгляд от их переплетённых пальцев. — Возможно, во мне не осталось ничего живого, — добавил Абрам, прикрыв глаза. Глубоко вздохнув, он пытался успокоить панику внутри себя, вызванную непониманием, страхом неизвестности и желанием, чтобы это всё поскорее закончилось. — Я ошибся, — процедил сквозь зубы Миньярд. Эндрю взял его за подбородок, требуя, чтобы парень посмотрел на него. Внимательно изучал его лицо, глаза, когда Абрам всё-таки послушался и открыл сомкнутые веки. — Я верю, что за этой кучей дерьма прячется тот, кто хочет жить. Я просто жду, когда он перестанет трусить и наконец выйдет наружу, — сказал он. Ледяные пальцы Эндрю обжигали горящую кожу Абрама. Щёки вспыхнули, так не вовремя выдавая его смущение. — Я жду, когда появится Нил Джостен. Но сейчас ты всё ещё Натаниэль Веснински, сын Балтиморского Мясника, — добавил Миньярд. Глаза Абрама округлились. Конечно, его имя было известно всем, но отец… Эндрю знал. Всё это время он знал! Абрам стиснул челюсть, но изо рта всё же вырвался сокрушённый вздох. — Откуда ты?.. — удивился он. Эндрю усмехнулся. — Кевин рассказал, — ответил Миньярд. Абрам задался вопросом: что ещё Дэй поведал Эндрю? Насколько глубоко погрузил его в правду? Он пообещал себе, что обязательно это выяснит. — Он рассказал про Малую Лигу, про ту жестокую игру и про то, как её прервал твой отец. Он сказал, что ты сбежал, и до этого года тебя считали мёртвым. Глаза Абрама загорелись решительностью. Он смотрел на Эндрю в упор, не скрываясь, ничего не утаивая. Эндрю знал, но не испугался, не отвернулся, как и в первый раз, он принял эту часть его прошлого. Абрам отмахнулся от мысли, что Эндрю поймал его на очередной лжи. — Не хочу быть Натаниэлем, никогда не хотел, — пробормотал Абрам, смотря в глаза Эндрю с мольбой. От мысли, чтобы прожить остаток жизни с клеймом сына Мясника, ему стало дурно. Он чувствовал, что разваливается на части, будто случилось нечто непоправимое, но что именно произошло — ни он, ни Нил не ведали. Или забыли. Хотя у Абрама не было проблем с памятью. Он ощущал себя как город, по которому прошёлся торнадо. Осколки разочарования в самом себе, несбывшихся надежд, потаённых страхов впивались в его сердце как тысячи игл. Абрам тяжело сглотнул — слёзы подступили к глазам. Мир перед ним заволокло дымкой собственного отчаяния. Он сдерживался из последних сил, чтобы не разрыдаться прямо здесь и прямо сейчас. Подавленные чувства, удерживаемые за тысячью замков, наконец дали о себе знать. Он сорвался в пропасть — по щеке скатилась одинокая слеза, упала, оставив на его одежде большую солёную каплю. Чья-то тёплая широкая ладонь, слегка шершавая, легла на его щёку, стёрла мокрую дорожку, большой палец очертил татуировку. Абрам вздрогнул и очнулся. Эндрю. Он всё ещё был здесь, с ним. Он не был глюком, не был его фантазией, не был воспоминанием. Он был настоящим, осязаемым и до ужаса родным. Он был как якорь для корабля, застрявшего посреди шторма, как спасательный круг для утопающего. — Эндрю… — рвано выдохнул Абрам. — Не называй меня Натаниэлем, ладно? — он склонил голову, коснулся шершавыми губами мягкой кожи на тыльной стороне ладони, с которой не сошли синяки, полученные в Колумбии. — Мне противно это имя. Эндрю, продвинувшись к нему, оставил едва ощутимый поцелуй на его лбу, но этого вполне хватило, чтобы сердце парня пропустило удар. Губы Эндрю были тёплыми и сухими, когда коснулись его кожи. Этот обмен невинными поцелуями стал некой клятвой для них, залогом чего-то больше, чего Абрам пока не мог понять. — А ты не будь им, и я перестану, — сказал Эндрю, и это звучало так просто. Но Абрам немного растерялся — не быть Натаниэлем? Как это вообще? Разве он мог что-то сделать? Ответ крылся в его кармане — нет наркотикам, нет Натаниэлю. Его трезвость будет держать Веснински в узде, надёжной и непробиваемой. Украденная банка таблеток тащила на дно, но он пообещал себе и Нилу, что больше не притронется к ней. Он сказал Эндрю, что он чист, и он будет чист. Он пообещал Ваймаку, что откажется. Он — Абрам, и он говорит правду. — Я постараюсь, — сказал Абрам, когда Эндрю отстранился. — Я тоже, — сказал тот. Остаток ночи они просидели в молчании, грея ладони друг друга. Но Абрам подумал, что грелись не только их руки, но и души. Они сплелись в один узел, купаясь в тепле заботы друг о друге, клятвы для них двоих и наконец установившегося между ними взаимопонимания. Он уснул у Эндрю на плече и проснулся только тогда, когда Миньярд его толкнул. Нил открыл глаза, когда горизонт начал тонуть в лучах рассвета. Он держал Эндрю за руку. За согревшуюся в его ладонях руку. И в его голове родилась новая цель — отказаться от наркотиков.