Sweet corn

Холодная вода под большим напором лилась на мои ладони и скатывалась с них множеством быстрых тонких струек. Я сложил руки в импровизированную чашу и слегка наклонился ближе к раковине, чтобы умыться. Моё лицо окатило приятной прохладной, и я наконец облегченно выдохнул, чувствуя, как жар отступает. Я постоял так ещё какое-то время, после чего выпрямился и с серьёзным видом посмотрел на своё отражение в зеркале. «Какого хуя это было? Если я буду реагировать так на каждого второго симпатичного парня, рано или рано меня уволят». В какой-то мере я был даже разочарован своим непрофессионализмом. Мне нужна была эта работа, и я не был готов её терять из-за какого-то большого недоразумения. С такими мыслями я покинул своё «убежище» и вновь направился к рабочему месту. Там меня не ждало ничего нового. Всё та же весёлая компания сидела передо мной и что-то бурно обсуждала. Я решил вернуться к своему прежнему занятию — монотонному натиранию бокалов, молясь, чтобы никому из них в ближайшее время не понадобилась моя помощь. Однако почему-то всё, абсолютно всё в этот вечер шло не по плану. Так что уже через пару минут я почувствовал то самое неприятно-тревожное чувство, когда ты каждой клеточкой своего тела ощущаешь на себе чужой пристальный взгляд. «Нет уж», — решительно сказал я себе, решая делать вид, что ничего не замечаю до победного. До победного не вышло. Мистер «пристальный взгляд», видимо, не стал особо церемониться, потому что просто окликнул меня: — Эй, красавчик, повтори нам, пожалуйста! Это был тот самый парень, ставший причиной моего ухода в уборную. Кто бы мог подумать. Его заявление слегка выбило меня из колеи. Но ещё больше меня озадачило и заставило застыть на месте невинное выражение лица, с которым этот чувак смотрел на меня. Я немного завис, переваривая это. Но никто здесь не собирался дожидаться окончания моего мыслительного процесса. Так что он снова обратился ко мне: — Э-эй, красавчик-бармен, — на лице парниши расцвела очаровательная улыбочка в купе с дерзкии прищуром. Меня снова охватило чувство, что я его уже где-то видел. «Что за нахер тут происходит?» — подумал я, и это действительно заставило меня злиться, потому что я ужасно растерялся, причём который раз за вечер. Такое количество проколов уже никуда не шло. Так ещё и это противное ощущение. Я настолько хотел разбить его смазливую морду, что решил на всякий случай пока отставить бокал, лежащий у меня в руке, от греха подальше. Но так или иначе, сделать я не мог ровным счётом ничего, ведь я всё ещё на работе. Так что в скором времени мне пришлось повернуть к нему свою кислую физиономию, чтоб выполнить заказ. Но перед этим я ещё раз пригляделся к нему. Чувство, словно я его где-то видел совсем недавно, не давало мне покоя. Но тут случилось чудо, и глупая мартышка, без конца бьющая в тарелки в моей голове, наконец сменилась на лампочку. Ладно, я просто хочу сказать, что, кажется, наконец понял, где его видел. Пару недель назад, во время истории искусств, моя подруга Колетт протянула мне свой розовый скетчбук, обклеенный всевозможными наклейками. Обычно она так делала, когда хотела похвастаться новым шедевром. Честно говоря, иногда я поражался её стремлению рисовать. Казалось, она готова это делать даже если лишится рук. Но в этот раз она превзошла себя. Открыв блокнот на странице, заложенной закладкой-ленточкой, я увидел набросок улыбающегося парнишки в три четверти. Он был одет в майку, из-под которой виднелись крупные плечи, а на голове у него был забавный козырёк от солнца, благодаря которому волосы не лезли ему в глаза. Честно говоря, на тот момент я был слегка занят то ли сном, то ли попытками запомнить материал урока — обычно я это выясняю в процессе. Но этот рисунок был действительно хорош, так что я решил написать об этом карандашом в углу странички с парнем: «Круто, с кого рисовала?» Ответ не заставил себя долго ждать. Через пару секунд Колетт склонила ко мне голову и прошептала: — Спасибо. Это же наш раннинбек. Ну, который с театрального. Я попросила его попозировать мне, и он с радостью согласился. После этих слов она, довольная собой, решила снова что-то почиркать в блокноте. Раннинбек и раннинбек, вообще без разницы. Так как футболом я не интересовался от слова совсем, из-за чего из команды в лицо знал лишь пару человек, то и словам Колетт не придал никакого значения. По правде говоря, я и вопрос-то задал для галочки, в конце концов это ведь далеко не первый раз, когда она рисовала кого-то из студентов. Так что я лишь кивнул в знак того, что услышал её, и вернулся к тому, что делал до этого. И сейчас меня осенило: прямо передо мной сидел именно тот парень с рисунка. Что ж, должен признать, Колетт действительно отлично рисовала с натуры. Обдумывая всё это, я машинально наполнил чужие бокалы и по цепочке выставил их перед посетителями. После чего, выдавив из себя слабую улыбку, сказал: — Прошу. — Спасибо, кукурузик, — щёки раннинбека приобрели розоватый оттенок. Кажется, он и сам не ожидал от себя такой глупости. Да, этот парень назвал меня кукурузой. Господи, зачем ты вообще дал людям язык? Признаю, это был довольно оригинальный подкат, но ровно в такой же степени он был и нелепым. И по всей видимости я не один так считал, потому что друзья этого несчастного парниши точно не собирались пускать эту ситуацию на самотёк. В смысле, все они уже с трудом сдерживали смех. Но всё же я никак не мог понять одного: неужели такого здоровяка может вынести с пары бокальчиков пива? Что-то очень слабо в это верилось. В моей голове снова всплыли слова Колетт о театральном факультете. И тогда у меня стали закрадываться сомнения. В конечном счёте, окончательно запутавшись в происходящем, я решил глянуть на часы, висевшие слева от барной стойки прямо над одним из столиков. Было одиннадцать часов вечера. Это означало, что моя рабочая смена закончится через двадцать минут, да и синеволосый парнишка не казался агрессивно настроенным. Так что я решил просто повеселиться напоследок, молясь, чтобы мне это не аукнулось увольнением. Смахнув чёлку, без конца лезущую в глаза, я облокотился на стол локтями и, пристроив подбородок на собственные ладони, начал с блаженным лицом вещать: — Вау, полегче, тигр, я же могу и не выдержать такого напора, — сарказм в моём голосе бил через край. Но мой оппонент не обратил на это никакого внимания, и, уже позабыв о своём предыдущем проколе, снова пошёл в атаку. Уголки его губ поползли вверх, а брови слегка опустились, будто он только и ждал, когда же я наконец выдам хоть какую-то реакцию. Он невинно сощурил глаза, лицо осветила тёплая улыбка. — Прошу прощения, ты прав, нужно было для начала представиться, — с этими словами он потёр затылок одной рукой, а другую протянул для, как мне показалось, рукопожатия. — Моё имя Фэнг. — Эдгар, — я протянул руку в ответ. Но если бы я знал, что он сделает дальше, всё равно бы это сделал, в жизни этого бы не сделал. Этот придурок тут же притянул мою руку к себе, выудил откуда-то из кармана ручку и стал чиркать на моей ладони цифры. Видно, какой-то номер телефона. В этот момент у меня просто отвисла челюсть. Я глянул на рыжего приятеля Фэнга, сидевшего справа от него. Этот парень снова прикрывал рот ладонью и, кажется, пытался не заржать. Чтоб я ещё раз связался с театралами-футболистами… Это состязание тупых подкатов, очевидно, было мной проиграно, потому что пока я стоял в ступоре, парниша успел дописать номер телефона на моей руке. — Ну, вот и познакомились, —лучезарно улыбнувшись, Фэнг наконец отпустил мою руку и принялся рыться в рюкзаке в поисках кошелька. — Сколько с нас? Я хотел послать его, но понимал, что я и без этого выгляжу достаточно жалко, так что просто вздохнул и молча указал на табличку с расценками над моей головой. Раннинбек поднял голову, и мне открылся чудесный вид на помесь шока с негодованием на его лице. Да, видимо, он уже не так горел желанием заплатить за всех. Ну хоть какая-то справедливость за этот вечер. Парень нехотя достал банковскую карту из своего кошелька и приложил к терминалу для оплаты. Наконец-то его приятели засобирались. Уже через пару минут от шумной компании и след простыл, и я снова смог вздохнуть спокойно. Вот именно поэтому я и ненавидел, когда кто-то садился за барную стойку… «Может, уволиться?» — думал я, неспешно одеваясь.