Алое Древо

      Близнецы Бога Солнца были воспитаны в церкви. Рождённые с благословением и частью силы бога, они не имели и шанса на обычную жизнь, забранные из семьи в довольно юном возрасте. Воспитываемые за закрытыми дверьми Папой и служителями, эти дети не имели возможности самолично покидать стены храма или же делать хоть что-то, не вписывающееся в учения заботившихся о них людей. Их жизни контролировались, они имели право встречаться только с теми людьми, которые казались выгодными Папе церкви, не больше и не меньше.       Говорили, что у Джека, одного из близнецов, имелась сила исцеления. Очищения, позволяющего юноше как лечить болезни, недуги, так и изгонять тьму из тел и чужих сердец. Его сестра тоже владела талантом, не таким впечатляющим и исключительным, но меч уверенно ложился в её руку, давая девушке возможность стать мечницей, Мастером Меча, оберегающим своего брата-целителя. Как две стороны одной монеты, воплощая собой сущность Бога Солнца. Сражение и исцеление, очищение светом, как от болезней, так и от тьмы. Они почитались обычными жителями из-за своего бога, покровителя, которому поклонялись и молились люди Империи Могору. И из-за этого мало кто знал о близнецах много, считая благословением возможность хотя бы увидеть их.       Их образы и жизни полнились слухами, небылицами, делая из них слишком идеальных святых. Людей, которыми они просто не могли быть, не в этом мире, не с той церковью, опороченной жадностью. Не с сущностью всех живых существ с присущими им качествами жестокости, эгоизма и тщеславия. Надеваемыми масками благодетельности, за которыми скрывалось что-то тёмное, мерзкое и отталкивающе. Истинное и глубоко сокрытое, рождённое из страха, крови и жестокости. Чужой или же своей, пачкающей душу и оттягивающей на дно безумия, такого же порока.       Возможно кто-то окажется запятнан больше, чем другой, просто из-за своей натуры, желания защитить и уберечь. Самопожертвование — чистое чувство, ради единственной чистой души, одной такой родной и близкой, чтобы собственные грехи, боль и мысли с желаниями тянули на дно, толкали на необдуманные поступки в поисках хотя бы мига защиты. Ощущения тепла, единства, мимолётной веры в неодинокость в этом жестоком мире, отнявшем у них слишком многое. Что-то граничащее с жадностью и завистью, глубокой и болезненной, искривленной на губах и душе в желании чего-то подобного. В попытке схватиться за свет, выбраться, спастись, ощущая ещё большее отчаяние, со злостью, яростью и щемящим сердце страхом.       Её предали. Неожиданно и болезненно, с чувством собственной глупости и наивности, горечью застывшего в горле крика. За болью пришла ярость, горячая и бодрящая, разгоняющая дымку разбитых надежд на собственное спасение. У неё была задача, срочная необходимость, с решимостью дикого зверя, желающего защитить единственную ценность своей жизни.       Ханна не могла позволить брату умереть. Она не собиралась умирать также, не в данный момент, имея планы на свою жизнь намного более дикие и безумные. Если бы не Джек, она бы не убегала, не спасала собственную шкуру, а кинулась в эпицентр, как самая настоящая сумасшедшая, желая забрать с собой как можно больше этих ублюдков. Уродов, посмевших ранить её, дать ей надежду, чтобы вырвать остатки сердца: тот маленький разбитый кусочек хоть какой-то человечности, убитой в ней ещё в юности. Не с тем воспитанием, не с таким отношением, не с скребущей и душащей её завистью к чему-то нормальному.       Но Ханна не могла умереть сейчас, не со своим братом, ничего не понимающим, испуганным, но таким доверчивым. Он слушает её беспрекословно, обеспокоенный и в первые минуты пытающийся узнать хоть какие-то подробности, пытаясь понять происходящее, продолжая бежать за ней. Следовать, подобно преданному щенку, второй части её души, всегда близкой, единственной родной и той, которую ей было необходимо защищать. От всего. Ради себя, ради него, просто из желания оставить его светлым, чистым и незапятнанным. Ведь из них двоих святым являлся именно он. Не она, подделка и фальшивка, не имеющая в себе и капли божественной силы. Всего лишь кукла, выдуманный образ, где из настоящего только её пустая оболочка.       Настоящая она — дикий воин, безумный и надломленный, с мечом и неистовым желанием увидеть чужую кровь. Окрасить ею землю, тела и всю округу. Скрестить с кем-нибудь мечи, ощутить бьющееся в груди сердце, жар бегущей по венам крови, собственной, но такой же красной, до азарта яркой и тёплой. Чтобы в конце осталась либо она, либо её противник, до сводящих мышц судорог, боли в саднящих ранах и восторга, бьющегося внутри.       Вот только сейчас для этого не время. В её сердце нет азарта или предвкушения, лишь злость и страх потерять брата. Ярость и стремление убежать, оторваться от преследующих их людей, как рыцарей Империи, так и членов Руки. Тайной организации, в которую до сегодняшнего момента входила и она, такая глупая и доверчивая, исполняющая их приказы и верующая, что они друзья. Товарищи, хоть что-то близкое и достойное доверия.       Ханна не знает сколько они бежали. Джек устал — он не воин, не имеет той силы и выносливости, что и она. Но девушка не позволяет ему остановиться, не даёт замедлиться, какое-то время неся брата на себе. До момента, как их преследователи в очередной раз подбираются к ним достаточно близко, и у неё нет другого варианта как принять бой.       Её близнец оказывается тут же зажат между ней и ближайшим камнем, небольшой скалой, организовывающей ему убежище. Ханна поворачивается к нему спиной, прикрывая и пряча, обнажая меч и агрессивно скалясь. Она готова отбиваться и драться, лишить этих ублюдков жизни, ранить достаточно, чтобы снова схватить затаившегося Джека и продолжить бежать. Девушка не смогла бы сражаться с ними всеми на одном месте долго. Она сильна и достаточно умела, но тоже человек, способный устать, пострадать и проявить беспечность, отвлекаясь на своего брата — человека, которого она просто обязана уберечь. Несмотря на всю свою боль, пролитую кровь и рассеченные мышцы.       Метал мечей рыцарей скрипит и скребёт, покидая ножны. Они что-то говорят, но Ханна не слушает, безумно ухмыляется и, не говоря ни слова, взмахивает своим мечом. Аура окутывает клинок, срывается вперёд и ударяет в землю. Прямо перед ногами врагов, вздымая комья земли, травы и щебня. Вслед за этим, девушка срывается вперёд, сталь её клинка поёт, светится и без усилия срезает часть лезвия чужого меча.       Обычный рыцарь, даже достаточно хороший, никогда не сравниться с Мастером Меча. С его силой, способностями, когда проскочив мимо уже лишившегося оружия противника, Ханна обрушивает удар на рядом стоящего. Тот реагирует, отскакивает, но мечом не блокирует, видя результаты товарища. Вот только на его плече всё равно расцветает рана, пока девушка резко меняет направление, разворачивается с опорой на одну ногу и пинает ранее оставшегося ошарашенного рыцаря в бок. Тот падает, Ханна прыжком возвращается на прежнее место и снова формирует ауру, отправляя её во врага. Слышится первый предсмертный крик, и Ханна снова бросается вперёд, на одновременно кинувшихся на неё рыцарей.       Их больше, и подобного достаточно, чтобы её ранить, слегка задеть по касательной, перед тем, как оружие в их руках становится негодным, а кто-то теряет свою руку, ногу, проткнутую или же отрезанную напрочь, с фонтаном брызнувшей крови. Ханна — светлый ураган среди них, полнившаяся опыта, использующая не только меч, но и ноги с локтями, лишая баланса, опрокидывая наземь, заставляя открыться и принять свою смерть.       Когда рыцарей остаётся не много, а оставшиеся более не могут преследовать их, девушка движется к камню, кустам с затаившимся в них братом. Но Джек вскакивает раньше, чем она добирается до него, кричит что-то испуганное, прежде чем она ощущает эта сама. Обернувшись молниеносно, обнажая меч ещё в развороте, Ханна бьёт им перед собой. Сталь звенит принимая на себе и отбивая кинжалы, кинутые в неё острые снаряды. Раздаются предсмертные хрипы и оставшиеся рыцари валяться на землю, раненные неожиданным ударом со спины.       Не все из них умирают сразу, кому-то помогают появившееся люди в чёрной одежде с двумя звездами на груди. Ханна напрягается, даже не дёргается, когда чужое оружие обрывает жизнь ничего не понимающего рыцаря. Её разум сконцентрирован только на членах Руки, появляющихся из леса, словно они сидели там достаточно долго, дожидаясь своего момента. Как падальщики, слишком хитрые ублюдки, желающие добить её. Ослабить этими недорыцарями, среди которых не имелось никого способного победить девушку.       В этот раз Ханна не спешит бросаться вперёд, она готовится, напрягается всем телом и понимает, что бой не будет лёгким. Здесь нет никого стоящего или достаточно сильного, возмущая и радуя от того, насколько её недооценивали. Но она могла победить, могла забрать их жизни и продолжить бежать, хватая брата и убираясь с территории этой проклятой Империи как можно дальше. Что они будут делать дальше, она обсудит с Джеком, но с начала им требовалось оторваться.       Когда люди в чёрном срываются на неё почти одновременно, Ханна к этому готова. Она кидается к ним на перерез, как самоубийца, безумный мечник, концентрируя ауру в своём мече и заставляя его светиться. Эти отбросы смертники, расходный материал, призванный измотать её ещё больше, ранить, но не убить. Для этого здесь те трое за их спинами, спокойно наблюдающие и ждущие, выжидающие. И Ханна не была бы собой, если бы не рубанула мечом снизу вверх, заставляя ауру сорваться, вздыбить землю и ударить прямо. После этого она напрягает ноги и прыгает, минует первых нескольких смертников, затем ещё нескольких низким стартом, сразу после приземления, подныривая под руку и по пути раня одного в живот.       Чужое оружие её задевает, но ей плевать, девушка, словно желтая молния, выпущенная стрела, движущаяся сразу за своей пущенной вперёд аурой. И когда та истончается, не долетев до сильнейших из этого отряда всего пары метров, Ханна торжествует. Её не ожидают, она выныривает из луча света, протыкая одного из врагов на сквозь. Затем меч поворачивается и движется в сторону, покидая плоть с влажным звуком разодранного мяса и внутренностей. Остальные двое кидаются на неё тут же, но девушка ухмыляется, разворачивается и даже не думает убегать.       Через полминуты на землю падает ещё один с нашивкой звёзд и несколько тех, чья жизнь ничего не стоит. Её тоже ранили, но Ханна скалиться всё также, не замечая боли и кидаясь в самую кучу. Всё внимание врагов на ней. Они словно забывают про её брата, тихого, спрятавшегося и знающего, что вылазить нельзя. Позже он подлечит сестру, но не сейчас, когда мешаться будет больше чем помогать. И девушка искренне рада его редкой сообразительности.       В пылу боя, Ханна даже почти не замечает как со стороны в их сторону что-то летит. Эти предметы не большие и круглые, какие-то странные и несуразные, в слишком большом количестве, чтобы оказаться случайностью. Они появляются откуда-то из стороны, привлекая внимание не только девушки, но и её врагов. Вот только происходит это поздно, предметы уже близко, касаются земли, падают рядом с ногами, взрываясь тут же с хлопками и звуками небольшого взрыва.       Вместо огня, то что покидает небольшие бомбы походит на дым. Серый туман, поднимающейся от земли вверх, с запахом настолько противным, что забивает нос и заставляет кашлять. Ханна отпрыгивает, стремиться убраться от дыма как можно дальше, пока некоторые из её врагов захлёбываются кашлем и падают. Их глаза закатываются и они выглядят так, словно умирают, вызывая в душе девушки страх.       Обернувшись Святая Дева бросается к брату, с намерением схватить его и продолжить бежать. Но с неба снова что-то падает, такое же круглое и небольшое. Бомб много, они соприкасаются с землёй и взрываются, поднимая слишком большой столб дыма, чтобы его было можно избежать. Нос Ханны закладывает, горло колет и першит, раздирая кашлем, хриплыми вздохами. Перед глазами плывёт, но девушка движется, она Мастер Меча и перенести подобное ей легче.       Вот только когда она добираться до Джека, тот уже лежит без сознания. Более не слышится ничего, кроме её хриплого дыхания, периодического задушенного кашля и тишины. Звенящей и оглушающей, жуткой, когда в сером дыме Ханна видит чужой тёмный силуэт. Сначала один, потом второй, и они приближаются к ней, до видимых очертаний, тёмной безликой формы и скрытых лиц лишь с виднеющимися глазами, холодными и безразличными.       Не думая, что она сможет убежать, девушка сжимает меч, заставляет ауру накалить его до золота, яркого и слишком инородного в серости отравленного тумана. Аура, срывающаяся с лезвия, несётся вперёд, в ближайшего противника, а затем Ханна ощущает удар. Её бьют по голове, и она падает. Ноги подгибаются, перед глазами темнеет и плывёт, но она запрещает себе закрывать глаза, скашивая взгляд и смотря на точно такого же одетого в черное человека, стоящего над ней спокойно и собрано. — А она крепкая. — Больше мороки. Бери парня, мы не можем заставлять Господина ждать. А вы уберите здесь и заметите следы.       В ответ мужчине, раздающему приказы, не следует ничего. Все силуэты просто начинают двигаться, а Ханна соскальзывает в темноту, не имея более сил держаться. Лишь на грани обморока она чувствует как, кто-то поднимает её, взваливает на плечо, шипит какие-то слова на грани слышимости и начинает двигаться. В затуманенном мозгу плавают лишь фрагменты мыслей, цепляя только одним единственном словом: «Господин». Кем бы не являлись эти люди, они с братом оказались у них в руках.

***

      Подняв с пола ведро с водой, человек кидает взгляд в сторону дворянина. Глаза того смотрят надменно, изучающе, почти иронично, когда он рассматривает закованную в цепи фигуру. Он может видеть кровь, уже закрытые раны и общую плачевность состояния пленника. Но она не умирала и не истекала кровью, подлеченная лишь для того, чтобы продержаться достаточно и не сдохнуть в процессе.       Кивнув, Кейл думает о том, что выставить за дверь всех, кроме своего невольного помощника, являлось хорошей идеей. Хонг и Раон не должны были этого видеть, даже если они уже пытали Виниона и знали, что это такое. Ради всего святого, Хенитьюз почти желал поговорить об этом с Итэном, ранее не интересуясь подробностями убийства одного из детей семейства Стэнов. Ладно дракон, но котят он почему не выгнал, а позволил наблюдать за всем этим? В чём была трудность выставить их за дверь? Чёрт, Кейл ненавидел то, что не мог подобрать достаточно весомых аргументов в сторону этого парня и вовлечения детей во всё это.       Когда холодная вода покидает ведро, обрушиваясь на лежащего на полу человека, дворянин возвращает своё внимание девушке. А точнее будет сказать, Ханне, одной из двух святых, сейчас находящихся здесь. Второй в данный момент отдыхал, напиваясь очередной кружкой успокоительно чая, в попытке немного успокоиться и перестать нервничать за сестру, к которой его не пустили. Кейл наплёл ему какую-то чушь, сам уже плохо помня что нёс, разговаривая с этим наивным парнем, ничего не понимающим и даже не представляющим, чем занималась его дорогая сестрица в свободное время.       Занимательный факт, оставляющий достаточно вопросов о том, как Святой Деве вообще удалось встретиться и познакомиться с Рукой? Был ли кто из церкви ещё связан с этой тайной организацией, и как ей удавалось на достаточно долгое время исчезать, избегая вопросов?       Пока девушка на полу откашливалась и металась затуманенным от яда взглядом по округе, дёргая конечностями и звеня цепями, Кейл смотрел на неё. Не скрывая собственных чувств и надменности, с раздражающей улыбкой, заставляющей глаза Ханны сузиться, когда она наконец-то концентрирует своё внимание на нём. Её вид растерянность и агрессия, маска полная бешенства и неадекватности, скрывающих за собой страх. Она шарит по округе глазами, но не может найти того, что ищет. — Кого-то потеряла, Мастер Меча Ханна?       Сложив руки за спиной, Хенитьюз ухмыляется, слегка склоняется в сторону девушки и насмешливо интересуется. Ханна дёргается, шипит, будто пытаясь достать до него и схватить за шею, но цепи на руках звенят, натягиваются и мешают. Лицо Святой Девы искажается в оскале, когда она рычит голосом хриплым и низким. — Где он? — Святой Джек? Кто знает.       Выпрямившись, дворянин пожимает плечами, не скрывая насмешки и лёгкости. Девушка рычит, стискивает кулаки и дёргается повторно, звеня цепями и метаясь взглядом по комнате, натыкаясь на второго человека, беспристрастного и отвернувшегося. Кроме него и раздражающе улыбающегося красноволосого более никого нет. Её голова кружится, раскалывается, перед глазами плывет, пока в ней бьётся лишь одна мысль. Паническая и истерическая, запертая в черепной коробке подобно птице в клетке. Она хочет знать где Джек, что с ним, но не знает, кто перед ней. Этот человек ей не знаком, Ханна видит его впервые, словно слишком красное пятно пролитой крови на белом полотне. — Что тебе нужно?       Она спрашивает, выдавливает из себя единственный сформировавшейся вопрос, причину, по которой могла быть ещё жива. В ответ Ханна видит, как чужая улыбка растягивается чуть шире, намного более отвратительно и мерзко, словно ему нравиться происходящее. Он забавляется, присаживаясь перед ней на корточки, близко, но также достаточно далеко, чтобы она не могла его тронуть, скованная по рукам и ногам. Зато теперь девушка может его рассмотреть. — И правда, что мне может быть нужно от бывшей собачки Руки, которую выбросили за ненадобность? Ты ведь бесполезна, не так ли? — Ты…!!!       Ханна дёргается, шипит из-за боли и понимает, что ухмыляющийся ей парень знает. Он всё знает, смотря на неё проницательными, насмешливыми и высокомерными глазами хищника. Красноволосый парень перед ней, выглядящий, как дворянин, провоцировал её, улыбаясь так, словно он нарывался на драку, сумасшедший и веселящийся, знающий, что она не в состоянии что-либо ему сделать.       Ей страшно. Она хочет увидеть Джека и убедиться, что тот жив. Ханна просто хочет его увидеть, хотя бы напоследок. — Я. Скажи мне, тебе сейчас весело? Также забавно, как тогда на море? Как думаешь, китам будет также весело? Или волкам? О, у меня много вариантов, но думаю тебя одной им всем не хватит. Как думаешь, а вас с братом бу..... — Не смей! Не трогай его! Он ничего не знает! Он не причастен!       Ханна не даёт Кейлу закончить. Она дёргается вперёд, её руки напрягаются и тянут цепи, вытягиваясь во всю возможную длину. Кожа натирается, краснеет, на ней выступает кровь. Но девушка игнорирует всё это, словно желая задушить его, расцарапать ему лицо, сверкая взглядом, наполненным жаждой убийства и паники. Натуральным страхом, потому что говорящий человек звучит слишком заинтересованно и весело. И он знает. — Ох, правда? А киты были виноваты? Или племена волков? А может, все те существа, убитые тобой, были в чём-то виноваты? Думаешь, мне не всё равно?       Не дёрнувшись, а лишь подавшись вперёд, дворянин хватает челюсть девушки рукой, обнажая зубы в безумной усмешке. Его голос по-прежнему игрив, с мрачностью ненависти и презрения, холодного безразличия. Кейл стискивает пальцы и подаётся ближе, понижая голос почти до шёпота, слыша чужое шипение. Вот только Ханна более не дёргается, лишь смотрит на него напряжённо, загнанно, словно раненное животное, которое видело смерть своего детёныша.       Восхитительная забота о собственном брате. Единственном, что её сейчас волновало. Смешно, забавно и самую малось мерзко. Кейла почти подташнивало, но слова покидающие его рот звучали всё также. — Как иронично, даже у тварей есть сердце. Как думаешь, если киты узнают о твоей маленькой слабости, они убьют твоего брата безболезненно? Или может, сделают это на твоих глазах? Знаешь, ради получения морального удовлетворения от вида твоего перекошенного лица?       Говоря всё это, Хенитьюз пытался не думать о том, чтобы сделала с ним Витира, предложи он ей такое. И пусть принцесса китов ненавидела Руку не меньше его, убивать Джека, совершенно не знающего о делах сестры, она бы не стала. Дворянин почему-то в этом уверен, вот только Ханна никак не могла этого знать, бледнея.       Её лицо лишилось красок, с застывшим ужасом и непринятием, отчаянием и дрожью настолько сильной, что Кейл разжал руку. Голова девушки упала, опустилась подбородком на грудь, с упавшими на лицо волосами. Она дышит тяжело, поверхностно, почти панически и Хенитьюз стискивает зубы до боли, до привкуса крови, желая прогнать собственный комок в горле. Отчаяние девушки его практически душит. — Так ты хочешь умереть? Или чтобы умер твой брат?       Спрашивая тихо, но заинтересованно, без видимой насмешки или веселья, дворянин смотрит на Ханну внимательно, определяя нужно ли говорить что-нибудь ещё. Что-нибудь настолько же жестокое и насмехающееся, как ранее, сказанное лишь для того, чтобы напугать и показать расположение вещей. Не то чтобы он собирался отдавать Джека китам или волкам. Если будет необходимость он убьёт его сам, пока не видя в этом смысла. Святой являлся хорошим рычагом давления на Ханну и гарантом того, что она сделает всё, что он захочет. Даже рискнёт собственной жизнью. — Нет. Я.я умру. Не Джек. Нет.       Слова мечницы надломлены и глухи, со взглядом горячим и полнившимся дикой ненависти. Она походила на собаку, в любой момент готовую кинуться на своего хозяина, в желании разодрать ему глотку. Вот только намордник пока мешал ей это сделать, заставляя вести себя покладисто, терпеливо. Кейл на миг восхитился упёртостью и непоколебимостью Мастеров Меча. — Значит ты сделаешь для этого всё, что я скажу? Чтобы твой брат остался жив?       Спрашивая всё также негромко, сидя от девушки в сантиметрах десяти, Хенитьюз смотрит ей в жёлто-карие глаза. Он по-прежнему улыбается, как тот самый ублюдок, которым является, получая в ответ лёгкий кивок, поверхностный, лишь несильное движение, без разрыва зрительного контакта. — Даже если я попрошу тебя умереть, руша планы ублюдка Адина?       Шёпотом заманчивым, едва слышным, дворянин интересуется. Взгляд Ханны затуманенный от яда Хонга, слегка проясняется. Её зрачки вздрагивают, когда она хмуриться, движется и скалит зубы из-за боли в потревоженных ранах, набитых кандалами. Теплая кровь делает кожу влажной. — Кто. Ты? — Тот, кто уничтожит Руку и всё, что с ней связано.       Девушка замирает, смотрит на него расширенными глазами, а затем запрокидывает голову и смеётся. Её смех хриплый, надломленный и пробирающий до мурашек своей дикостью. Слишком много в нём безумия, ненависти и злости, в перемешку с чем-то истерически весёлым.       Поднявшись, Кейл смотрит на бьющуюся в истеричном припадке Ханну, запястья которой разодраны в кровь. Святая Дева смеётся, не может успокоиться, но наблюдает за ним, всё также по звериному, даже когда Хенитьюз переводит свой взгляд на убийцу. Тот тут же встрепенулся, выпрямился под тяжёлым взором дворянина, готовясь выслушивать приказ. — Приведите её в порядок. Через полчаса у неё встреча со Святым Джеком.       Мастер Меча у его ног давится смехом, кашляя и замолкая, обращаясь в слух. Её тело напрягается, сжимается от слишком широкой улыбки красноволосого парня, который просто отворачивается от неё и уходит. Его спина белое пятно, такое же выделяющееся из серости каменных стен, как и алые волосы. Не длинные, слегка растрёпанные, своим видом напоминающие кровь.       Когда дверь за дворянином захлопывается, Ханна непроизвольно вздрагивает и переводит взгляд на начавшего двигаться человека в чёрном. Лицо его скрыто, с такой же безликой формой и лишь выделяющимися на всём этом глазами: бесстрастными, холодными и смотрящими на неё невероятно знакомо. Словно девушка ничего и не стоила. Но её это волновало мало. Сейчас она могла думать только о брате, которого могла увидеть, хотя бы в последний раз.