Крепость в Лихолесье. Скала Ветров

      — И что ты задумал? — спросил Кривой.       Висельник внимательно оглядывал окрестности.       — Тарки вон там, в кустах засели, чтобы выход из пещеры держать под прицелом. Ближе им не подойти, со всех сторон место открытое. А кони у них в овраге…       — Ну?       — Урт! Помнишь, ты нам те штуки показывал, которые из лагеря умыкнул… те, которые соседу в подпол подложить хотел?       — Ну, показывал, и что? — проворчал Урт.       — А то. Если взять одну из этих штук, насадить на стрелу, фитиль поджечь — и пульнуть в те кусты… Громыхнет будь здоров, как по-вашему? Всех разом накроет…       Разбойники смотрели мрачно:       — Ну ты и выдумщик…       — Не выдумщик, — возразил Висельник. — Я был в той ватаге, которая эти «стаканы» под стены орочьего логова подкладывала, и видел, как они каменные скалы в хлам дробили. Может, всех тарков разом на куски и не разорвет, но панику среди них наведёт будь здоров. А мы тем временем успеем выскочить, до оврага добежать и лошадей тарковских увести… Ну, что скажете?       Разбойники молчали. План, что и говорить, был дерзкий и весьма рискованный и шансов на успех сулил не особенно много — но ничего другого в голову никому не приходило.       — Эй, — Урт выпятил губу, — а что я тогда соседу в подпол подкладывать буду?       — У тебя вторая цацка останется, тебе мало, что ли? — процедил Висельник. — Ну так дом ему подожжёшь с тем же результатом… Да и не о соседях сейчас думать надо, а о том, как бы свалить из Дунланда куда-нибудь подальше к побережью. Если задумка моя удастся, такого тарки нам точно не простят… Всех псов на нас спустят, помяните мои слова! Но если мы коней у них уведем, шансы благополучно удрать значительно повысятся.       Разбойники чесали затылки. Терять им, конечно, было особо нечего, но тем не менее…       — А если… не выйдет? — пробормотал Кривой, выражая общие опасения. — Вдруг они не испугаются и не разбегутся… или фитиль погаснет в полёте… или эта штука возьмёт и вовсе не громыхнет, а?       — Ну, хуже-то нам все равно не станет, — Висельник хрипло усмехнулся. — Некуда уже хуже. Или кто-то из вас что-то другое, получше и понадежнее может предложить, а?       Никто не ответил.

* * *

      Разбойники о чем-то шептались неподалеку от входа, и Гэдж не слышал, о чем именно; кроме приглушенных ругательств до него пару раз донеслось только слово «громыхнет». Про пленника, брошенного у стены в глубине пещеры, неподалеку от «скотного двора», в горячке происходящего все вообще как будто забыли, и он был этому только рад.       Рот ему заткнули палкой-кляпом. Ноги, за неимением веревок всунули в пустой мешок из-под вяленого окорока, плотно затянув горловину, а руки и вовсе обмотали остатками его, Гэджа, рубахи прямо поверх лубков, справедливо рассудив, что с переломанными пальцами он все равно особо сопротивляться не сумеет. Только забыли, что три более-менее здоровых пальца у Гэджа все-таки остались, а когти на руках, обычно коротко подпиленные, слегка отросли за неделю пребывания в Пещере. Невзирая на боль, Гэдж ухитрился подцепить когтем большого пальца край натянутого полотна, проделал в нем дыру, и теперь осторожно, по ниточке, распускал свои путы — медленно, но верно. Разбойникам было не до него — они слегка оживились, видимо, составив какой-то план действий, доставали оружие, возились со снаряжением и, суетясь, лишь изредка поглядывали в сторону Гэджа, чтобы убедиться, что пленник не помышляет о побеге. По обрывкам слов, роняемых разбойниками, он понял, что они готовятся к прорыву, и гадал — что они в таком случае сделают с ним, с Гэджем? Бросят связанным или попытаются прирезать, чтобы не оставлять лишнего свидетеля? Во всяком случае, просто так сдаваться он не собирался.       Ему почти удалось освободить руки, когда на него внезапно пала чёрная тень — кто-то подошёл совсем близко.       Гэдж замер. По тяжёлой поступи и свистящему дыханию он узнал Урта… Что ему понадобилось? Просто хотел в очередной раз плюнуть поганому орку в рожу — или заметил что-то подозрительное?       Гэдж старательно делал вид, что лежит без сознания. Урт, тяжело сопя, топтался рядом, пнул Гэджа в бок… наклонился, чтобы то ли проверить путы, то ли пырнуть пленника ножом под ребро…       Гэдж напрягся. Его запястья ещё удерживала тоненькая полоска ткани и, наверно, он сумел бы разорвать её отчаянным усилием. И огреть Урта по голове палкой-лубком… А потом? Сбросить с ног мешок и попытаться удрать? Но успеет ли он скинуть мешок до того, как до него доберутся остальные? Хватит ли у него сил вообще на всё это?       К счастью, он сумел сдержать необдуманный порыв. В ту же секунду Урта окликнули:       — Эй, Беззубый, где ты там? Давай сюда свою гремучую штуку!       Урт сердито заворчал — но все же неохотно отошёл. Порылся в своей сумке, достал один из глиняных «стаканов», заткнутый пробкой, из которой торчал хвостик фитиля: хлопковой нити, пропитанной селитрой, в оболочке из обмазанного битумом джутового полотна. Нет, такой даже в полёте не погаснет, тарки всё предусмотрели…       Все столпились вокруг Висельника. Тот аккуратно привязал «стакан» к древку крепкой гондорской стрелы возле наконечника. Обвел взглядом дружков, бледных и возбужденных: вооружившись и закинув за спину торбы со всем необходимым, они стояли наготове, оценивая глазами расстояние до кустов, где засели тарки, и до оврага, в котором были спрятаны кони.       — Готовы?       — Погоди. А с этим чего делать? — Урт, которому пленник явно не давал покоя, кивнул в сторону Гэджа. — Не тащить же с собой?       — Нахрена? Прирежь его, и дело с концом, — процедил Клещ. — Некогда с ним возиться. Давай живее…       — Ну щас. — Урт достал нож и направился к Гэджу.       Внизу, в кустах, все было тихо: дружинники никак себя не проявляли. Никакой «подмоги», к счастью, тоже пока заметно не было. Мы должны успеть, — мрачно сказал себе Висельник. Он наложил на лук стрелу со «стаканом»; Клещ стоял рядом, держа наготове тлеющую ветку, чтобы поджечь фитиль. Урт, сопя и ворча, тем временем подошёл к Гэджу, без церемоний схватил его за ворот куртки и замахнулся ножом.       — Получай, тварь!       Гэдж резко согнул в коленях обе ноги и крепко пнул Урта запрещенным ударом ниже пояса.       Урт, не ожидавший отпора от полубессознательного пленника, взвыл от боли и, роняя нож, согнулся пополам. Тогда Гэдж размахнулся и изо всех сил вломил ему палкой-лубком по зубам, как там, во дворе возле лазарета — и, как там, в Изенгарде, Урт, не удержавшись на ногах, отлетел на несколько футов. Только позади него на этот раз была не телега, а едва теплящийся костер, из которого Клещ поджигал лучину. И, споткнувшись об отесанное бревно, лежавшее возле очага, Урт кувыркнулся через него спиной вперед и шлепнулся задницей прямо в огонь.       Его холщовые штаны и рубаха, во время вчерашних возлияний щедро закапанная элем, вспыхнули, точно трут.       Разбойники остолбенели — все произошло за считанные мгновения.       Гэдж стряхнул с рук обрывки пут, содрал с лица кляп и, пользуясь мгновениями всеобщего замешательства, пытался развязать горловину мешка, которым были стянуты его ноги, но тремя пальцами одной руки сделать это было не так-то просто.       Урт заревел, как бык. От боли и ужаса он потерял голову и метался по пещере, точно живой факел, пытаясь сбить огонь руками; его дружки едва успевали от него уворачиваться. Резко запахло палёной тканью и горелой плотью. «На землю!» — заорал кто-то, и Урт, воя, повалился на землю, корчась и катаясь по камням, чтобы сбить огонь…       Объятый пламенем и паникой, он совсем забыл и про «стакан» с гремучей смесью, который лежал в его заплечной суме, и про Висельника, который всё так же стоял у входа в Пещеру, держа в руке стрелу с привязанным к ней вторым «стаканом».       Катнувшись в его сторону, Урт сбил его с ног.       Хлопковый фитиль «стакана», попав в огонь, вспыхнул в мгновение ока.       — С-сука!.. — только и успел выкрикнуть Висельник: он слишком поздно заметил, что произошло…       В следующий миг грянул взрыв. И следом за ним — второй.

* * *

      Шаухар вскрикнула, когда содрогнулась земля, и ударил по ушам раскатистый вязкий грохот, переходящий в низкий короткий гул. Взметнулись в воздух песок и камни, затрещали, ломаясь, куски вековечных скал; своды пещеры дрогнули, пошатнулись, стояли ещё секунду… но тут же грянул второй взрыв, ничуть не слабее первого — и медленно, точно в кошмарном сне, стены осели, сложились внутрь себя, будто хрупкий домик из ракушек. Вспухли клубы пыли, покатились по земле мелкие обломки и куски породы, вырванные со своих законных мест; резкий порыв ветра налетел на кусты, сорвал листву, закружил её в воздухе, засыпал головы ошеломленных дружинников. В ужасе, вереща, сорвалась в небо стайка перепуганных пичуг…       Несколько секунд все молчали. Приходили в себя, судорожно сглатывали слюну, утирали покрытые пылью лица, переглядывались, оглушенные и потрясенные…       — Леший! — пробормотал Верт.       Эодиль закашлялся, стряхивая с плеч грязь и листву, потёр пальцем глаз, в который залетел мелкий камешек.       — М-да… Кажется, теперь я понимаю, куда делись два «стакана» из сарумановых запасов… — Качая головой, он угрюмо смотрел на то, что осталось от Логова: пыль, поднятая взрывом, медленно оседала, и становилось видно, что пещеры больше нет, а есть на её месте лишь огромная и бесформенная груда каменных обломков. — Что ж, разбойники, надо понимать, нас никоим образом больше не побеспокоят.       — А как же… чужак? — пролепетала Шаухар. — Как же… — Она беспомощно оглядывалась.       Все молчали.

* * *

      …Незадолго до полудня из Изенгарда прибыли повозки с кирками, лопатами, тачками, веревками и корзинами. На повозках приехали рабочие — человек двадцать; следом за обозом появился и Белый маг верхом на черном жеребце; на плече Сарумана, мрачно осматриваясь, сидел Гарх. На краткий вопрос мага: «Как это произошло?» — Эодиль развёл руками.       — Точно не известно… Полагаю, разбойники стянули из лагерного арсенала два «стакана» с гремучей смесью, дунландцы эти как раз и были в охране… А отчего они громыхнули — кто же знает…       — Грянуло так, что в лагере было слышно, — проворчал Бальдор, приехавший вместе с Саруманом. — Мы поначалу решили, что это гром…       — Сколько осталось «стаканов» с гремучей смесью? — перебил маг.       — Двенадцать…       — А должно быть четырнадцать. Вы слышали два взрыва, это точно?       — Да, друг за другом, почти без паузы.       — Значит, мы можем не опасаться, что под обломками вновь что-то громыхнёт. Начинайте работы, — велел Саруман десятнику рабочей артели. — Но укажите людям на необходимость соблюдать осторожность. Все, кто не уследил за сохранностью «стаканов» с гремучей смесью, будут наказаны. И я — в том числе, — добавил он, помолчав. — Уже наказан.       Бальдор и Эодиль быстро переглянулись — и печально почесали затылки.       Начался разбор завалов. Работа была долгая, грязная и тяжелая. Там, где это было возможно, обломки и мелкую крошку разгребали заступами; валуны приходилось ворочать ломами, большие глыбы раскалывать кирками и клиньями, прежде чем погрузить мусор в тачки и переместить к ближайшему оврагу. Работали артелями, меняясь время от времени, чтобы меньше уставать: одни занимались расчисткой, другие уносили мусор, третьи отдыхали. Из лагеря привезли огромную бочку питьевой воды, связку фляг и жестяных кружек, чтобы никого не мучила жажда. Время от времени из Изенгарда и Дунланда подтягивались на подмогу ещё группы людей…       Первыми нашли изувеченные тела Клеща и Висельника (вернее, то, что от них осталось) — они лежали неподалеку от входа, разорванные на куски и засыпанные пылью и обломками камней. Взрывы, последовавшие один за другим, раздробили стены пещеры, заставили их сдвинуться и обрушиться под собственной тяжестью, погребая под собой всех, кто находился внутри. Переднюю часть Логова и западную стену вынесло полностью, они обратились грудами битых валунов и каменной крошки, и гора приобрела вид гнилого зуба с огромной дырой в боку, заполненной обломками; восточная стена и центральная часть Логова местами сохранились, местами обвалились, и над нагромождениями камней угловатыми глыбами нависала не до конца рухнувшая часть сводов.       — Ты, кажется, предполагал использовать «стаканы» для горных работ? — спросил Гарх у Сарумана, наблюдая за ходом раскопок с бортика ближайшей телеги. — Чтобы при малейшей оплошности при обращении с «гремучкой» стены штреков вот так же сложились рудокопам на головы?       Белый маг промолчал. На него вообще было лучше сейчас не смотреть.       Вскоре обнаружили Урта — неподалеку от первых двух трупов. От его тела осталась только голова и несколько обугленных сгустков плоти, всё остальное раскидало и разметало вокруг мелкими ошметками фарша. Даже привычные ко всему изенгардские воины брезгливо морщились при виде жуткого зрелища.       — Судя по характеру разрушений, второй взрыв случился именно тут, — невозмутимо заметил Саруман. — Видимо, этот тип держал «стакан» с гремучей смесью при себе… Сколько их было? — спросил он у Эодиля.       — Разбойников-то? — уточнил тот. — Орчиха сказала — пятеро. Все должны быть на месте.       — Ещё Гэдж. Ты, значит, его видел? Живым?       — Ну да. Утром. Перед тем, как всё произошло…       — Значит, нужно найти ещё троих. — Саруман задумчиво разглядывал извлеченные из-под завалов останки, которые, завернутые в одеяла, рядком лежали на траве. — Судя по состоянию тел, один взрыв случился неподалеку от входа, а другой — чуть подальше, у западной стены. Возможно, тем, кто в момент основного удара находился в глубине пещеры, посчастливилось пострадать куда меньше.       — Ну, рад, если тебя это утешает, — буркнул Бальдор. — Только живых-то там нет, не видать никого, и голос никто не подаёт… Просто те, кто был дальше от входа, не от взрыва погибли, а всего лишь оттого, что им потолок на головы упал.       — Эй! — один из рабочих махал рукой от завала, подзывая десятника.       Нашли Кривого. Его тело действительно не было покалечено взрывом и сохранилось куда лучше, чем у первых трех обнаруженных разбойников, разве что было раздавлено рухнувшей каменной плитой; но не раны мертвеца, извлеченного из-под камней, не его проломленная голова и не смятые, как тростинки, ребра привлекли внимание людей — за пояс трупа был заткнут обернутый тряпицей кинжал без ножен: прямой и обоюдоострый, из дорогой гномьей стали, с тонким узором на лезвии в виде птиц и виноградных лоз.       — Это… кинжал чужака, — прошептала Шаухар. Она по-прежнему сидела на земле неподалеку, бледная и потрясенная; на неё не обращали внимания — её орочья масть, темная кожа, растрепанные волосы и желтые кошачьи глаза уже в значительной мере успели примелькаться.       — Да, — сказал Саруман. Он внимательно посмотрел на неё. — Как тебя зовут?       — Шаухар.       — Ты была с Гэджем? Перед тем, как всё произошло?       — Д-да… — Под взглядом мага ей стало не по себе. Этот тарк, кажется, был сейчас самым страшным изо всех снующих вокруг. Наверно, это и есть «Шарки», сказала она себе, тот самый «учитель», о котором говорил чужак и от которого надеялся получить помощь. — Он…       — Что?       Она уже жалела, что осмелилась заговорить о чужаке, и была бы рада промолчать, но Шарки требовательно смотрел на неё, ждал ответа. Запинаясь, она пробормотала:       — У него руки… вернее, пальцы… сломаны… — она окончательно смешалась: ну какое это вообще сейчас может иметь значение? Вот именно сейчас?       Шарки, по-видимому, был того же мнения:       — Я с тобой поговорю. Позже. — Он подозвал Бальдора: — Переправь девчонку в лагерь. Вели её умыть, накормить, найти ей чистую одежду и глаз с неё не спускать. Она — свидетельница… и наверняка нам ещё понадобится.       — Хорошо.       — И пусть они пришлют ещё людей на смену, всех, кого найдут… Те, кто работает с полудня, устали, им нужно дать отдых.       Он разглядывал кинжал, лежащий на куске полотна — на свету клинок не казался ни дорогим, ни голубоватым: был серым, тусклым, покрывшимся, словно окалиной, мутным шероховатым налетом. Маг провел над ним ладонью раз и другой — тщетно: кинжал не «ожил», не заблистал, не налился голубым свечением.       — Он такой же тёмный, каким был тогда, в Росгобеле, — негромко заметил Гарх, — четыре года назад.       — Это ещё ничего не значит.       — Правда?       — В тот момент… там, в Росгобеле… Гэдж не был мёртв, просто в глубоком беспамятстве. Возможно, сейчас ситуация повторяется.       — И чего ты ждёшь? Думаешь, у него был шанс выжить? Под этой грудой камней?       — Я уже ничего не жду. Но я должен увидеть его тело.       Солнце повернуло к закату, приближался вечер, мало-помалу из ближайших ущелий начала наползать прохлада и сизые сумерки. Из лагеря прибыла походная кухня, фонари, мешки, одеяла. На склоне горы, как грибы, выросли лёгкие походные палатки, над временным лагерем поплыли запахи пива и мясной похлебки, зазвякала посуда. Мирно потянуло дымком костров…       Работы продолжались. Из-под камней извлекли дырявый котелок и пустое деревянное корыто. Нашли засыпанный пеплом очаг и два обтесанных бревна рядом, барахло разбойников: мешки, фляги, один из пустых бурдюков из-под эля. Уже в сгущающейся темноте у восточной стены откопали Курдюка с раздробленным черепом. Останки всех пятерых разбойников, осмотренные и опознанные, сложили рядком на траве; оставалось только завернуть их в рогожу и без долгих церемоний закопать в ближайшем овраге.       — Скоро станет совсем темно, — заметил Бальдор. — Придётся отложить работы до утра. Опасно сейчас в глубину пещеры продвигаться, неизвестно, насколько там надёжные своды.       Саруман в волнении мерил шагами пятачок дороги перед Логовом. Иногда посматривал на кинжал: на кончике лезвия появилось бесформенное пятно, тёмное и коричневое, точно ржавчина. Маг стирал его пальцем, но оно появлялось вновь, с каждым разом — чуточку бо́льшее, чем было вначале.       — Нет. Мы не можем сейчас останавливаться.       — Есть ли вообще смысл в дальнейших поисках? — осторожно спросил Бальдор. — Даже если твой орчоныш был жив сразу после взрыва, сейчас наверняка… уже поздно.       — Неважно. Мы продолжим при свете фонарей. В две, в три смены, если понадобится.       Бальдор со вздохом смотрел на завалы.       — Не сходи с ума, тут работы ещё непочатый край. Мы не знаем, где его искать. И света фонарей слишком мало.       — Света будет больше. — Саруман взял в руку посох.       Ярким белым сиянием вспыхнуло навершие, осветило ещё не разобранные груды камней. Возле входа Логово (или то, что от него осталось) было расчищено почти полностью, но то, что находилось дальше, в глубине пещеры, тонуло во мраке под нагромождением обломков и рухнувших глыб. Бальдор, подняв голову, с тревогой оглядывал пострадавший от взрыва и угрожающе нависавший потолок.       — Опасно дальше закапываться-то, как бы своды не рухнули. Наверно, крепить придётся…       — Ты слышишь? — Маг вглядывался в темноту.       — Нет. Что?       — Мне показалось…       Несколько секунд оба молчали. Но стояла тишина — только позади, со склона, доносились голоса рабочих и стук жестяных ложек по дну плошек с кашей.       — Посмотри, — сказал Саруман. Пятно света ползло по груде камней, поднялось выше, поверх завала — и вдруг провалилось в пустоту, будто в яму, высветило выступ неразрушенной стены — и за ним не то нишу, не то ответвление основной пещеры, прячущееся за углом. — Там, за завалами, ещё что-то есть. Какое-то пустое пространство.       — Ну, возможно, пещера на самом деле куда больше, чем кажется снаружи, — признал Бальдор. — Надо было у той орчихи спросить…       — Нужно выяснить, что́ там, за стеной.       — Думаешь, твой орчоныш может быть там? Эй, — негромко, опасаясь говорить в полуразрушенном подземелье в полный голос, окликнул Бальдор, — есть тут кто живой? Отзовись!       Темнота молчала. Саруман вновь осветил посохом груды камней, преграждавшие путь в глубину пещеры.       — Нужно добраться до выступа стены. Если разбить и убрать вон ту большую глыбу, которая перегородила дорогу, проход откроется. Как по-твоему?       Бальдор прикинул:       — Ну, возможно. Тут работы на несколько часов…       Саруман бросил взгляд на кинжал: тёмное пятно с кончика клинка вновь чуть увеличилось и расползалось по лезвию, как пролитая из склянки краска из жженых водорослей.       — Это замечательно, но давай исходить из того, что у нас нет этих нескольких часов.       Бальдор обеспокоенно кусал ус:       — Я бы на твоём месте ни на что не рассчитывал. И…       — Что?       — Не нравятся мне эти своды… Как бы не обвалились. Крепить их надо, а брусья и балки для крепи хорошо если к утру подвезут.       — Кликни добровольцев. Так и скажи: нужно пробиться в глубину пещеры как можно быстрее, есть небольшая вероятность, что орчоныш ещё жив. Предупреди, что своды не укреплены… про то, что они могут обвалиться, говорить не надо… Скажи: всем, кто примет участие в этой авантюре, маг платит по пять золотых на нос. Если найдём орчоныша до рассвета — по десять золотых. Если найдём его живым — по двадцать.       — Сколько нужно людей?       — Пятеро… десятеро… Толпе тут будет не развернуться. А своды… Если они начнут рушиться, я сумею придержать их воздушным щитом до того момента, как все успеют выйти. Надеюсь, — добавил маг уже после того, как Бальдор направился к выходу.       К некоторому удивлению Сарумана, добровольцев вызвалось даже больше, чем он рассчитывал, почти две дюжины: видимо, многие дунландцы, да и изенгардцы хотели воспользоваться удачной возможностью подзаработать, и ненадежные потолки пещеры их не слишком пугали. Бальдор отобрал десяток крепких мужиков из тех, которые выглядели наиболее работоспособными и наименее уставшими. Принесли фонари, лопаты, корыта, работа вновь закипела. Мелкие обломки расчистили быстро, не обращая внимания на шорох порой осыпающихся со сводов трухи и мелких камешков, но дальше путь преградила огромная глыба, рухнувшая с потолка: приходилось долбить её киркой, загонять в трещины клинья, дробить на части, подкапывать и откатывать отвалившиеся куски ломами, обвязывать их веревками и оттаскивать к выходу, убирать каменную крошку — раз за разом, снова и снова… Всё это — с осторожностью и без особой спешки, стараясь не поднимать шума и не вызывать тряски и колебаний воздуха, чтобы не нарушить не слишком устойчивое равновесие окружающих камней.       Была уже глубокая ночь.       Позади, на склоне горы, в обустроенном там небольшом временном лагере все спали. Спали и орки в Пещере, кое-как расположившись у Главного входа и на Лестнице, опасливо прислушиваясь сквозь сон, не начнёт ли вновь подниматься вода; беспечно посапывал Лэйхар в объятиях матери; беспокойно дремал Гыргыт, мучимый ранами и тревожными думами, и Ахтара, просыпаясь рядом, заботливо укрывала его одеялом. Забылась недолгим сном Шаухар в лагере тарков, съежившись в комочек на тюфяке в одном из шатров; спали люди в Изенгарде, пекари и ремесленники, торговцы и ткачи, готовясь к новому трудовому дню; спала Айрин, прижимая к себе любимую, когда-то купленную на ярмарке куклу, и Лут беспокойно ворочался в постели, мечтая раз и навсегда бросить постылую работу в лудильной мастерской…       Свечи в фонарях пришлось сменить несколько раз.       На потолке временами что-то потрескивало и осыпа́лось мелкой пылью. Тем не менее дело продвигалось: глыбу — вернее, кусок стены — наконец почти удалось разобрать по кускам и вынести под чистое небо. Время от времени рабочие останавливались, чтобы передохнуть и просветить лучом света открывающиеся за глыбой ниши и пустоты. Там все было тихо и мертво: на оклики никто не отзывался ни голосом, ни стоном, ни стуком.       — Ничего не выйдет, — пробормотал Гарх: оказывается, он тоже пробрался в пещеру и прятался в одном из тёмных углов.       — Не каркай, — процедил Саруман. — Ты-то какого лешего тут делаешь?       — Мне нельзя? Просто хочу узнать, чем закончится дело.       — Узнаешь утром. Здесь опасно.       — Мне в мои годы уже ничто не опасно, — пробурчал ворон. — Кроме прострела в спине.       Саруман не ответил. До выступа стены и — по соображениям мага — свободного пространства за ним оставалось совсем немного.       Неужели надежды нет? — спрашивал себя Шарки. Он то и дело поглядывал на кинжал — но тот оставался темен и тускл, в чёрных бесформенных пятнах. Что, если маг ошибся в предположениях, и Гэджа вовсе нет там, за угловатым выступом, и искать его, живого или мёртвого, следует совершенно не здесь, а, скажем, в другой стороне, у восточной стены? Нелепо вообще рассчитывать на то, что кто-то мог уцелеть в этой глухой каменной могиле, и Саруман со всеми его глупыми чаяниями и неистовой верой в чудо выглядит сейчас, должно быть, настоящим безумцем…       На потолке что-то затрещало особенно громко. Хрустнуло и лопнуло, коротко скрежетнуло — словно сдвинулись с места тяжёлые плиты. Со сводов с дробным стуком и шорохом посыпался настоящий дождь из песка и мелких камешков.       Все замерли, прислушиваясь и осматриваясь, боясь шевельнуться и даже сделать глубокий вдох. Прошла секунда, другая…       — Спокойно, — раздался в тишине звучный ровный голос Белого мага. — Всё в порядке. Продолжаем.       Треск стих, осыпи прекратились. Но рабочие встревоженно переглядывались.       — Нужно уходить, — прошептал кто-то. — Потолок…       — Рухнет нам на головы…       — И никаких денег не надо…       — Погодите! Осталось совсем немного… тут последняя глыба…       — Если оттащить… Ну-ка, все разом!       Последний обломок стены отвалили в сторону, поддев его тремя ломами. Открылся каменный выступ и обочь него — проход, засыпанный, как и всё вокруг, грудой булыжников и обломков помельче.       Кто-то охнул.       В пятне света стала видна рука — кисть и локоть — показавшаяся из-под завала: такая же серая, неподвижная и покрытая пылью, как и громоздящиеся вокруг изломанные камни.