Маяк

What senses do we lack that we cannot see or hear another world all around us? Frank Herbert, «Dune»

      Гермиона непонимающе уставилась на свою палочку.       — Что за… — прочистив горло, она повторила чуть громче: — Экспекто Патронум.       Ничего.       Ни выдры, ни кого-то иного, ни даже бесплотной голубоватой дымки, которая пусть телесным патронусом и не являлась, но определенную силу имела.       Ничего.       — Вы вымотались, — сухая ладонь мягко легла ей на плечо. — Это высшая магия…       — Которой я владею с пятого курса, — оборвав Минерву на полуслове, Гермиона продолжала задумчиво рассматривать древко. — Странно. Хотя бы облачко появлялось всегда.       — Вы устали, мисс Грейнджер, — повторила МакГонагалл как-то нетвердо. — Вам нужен отдых…       — Либо я попросту неспособна более на нечто столь светлое. Вполне ожидаемо после двух Смертельных за одну ночь.       Ответом на этот абсолютно бесстрастный, равнодушный какой-то вывод послужил шумный рваный вздох, и Гермиона обернулась к будто бы разом постаревшей на десять лет Минерве.       — Могу я попросить вас отправить Северусу патронус?       — Да, конечно, — та подобралась быстро, но не без труда. — Что передать?       — Что мы в лагере, целы и невредимы, и сейчас позовем домовика.       — Но… — МакГонагалл неопределенно махнула рукой сверху вниз. То ли указывая на красные пятна, что рубиновой цепочкой разукрасили ткань толстовки, то ли вспоминая выдру, что так и не появилась. — Полагаю, стоит сообщить о ваших…       — Нет, — отрезала Гермиона. — Пусть спокойно разберется с делами. Это не срочно, я расскажу ему потом. Сама.       Минерва помедлила, но, придерживаясь, видимо, совета Дамблдора, все-таки неохотно кивнула.       Призрачная кошка, вальяжно вильнув хвостом, исчезла с доверенной ей весточкой, а они, вновь оставшись вдвоем, отправились в палатку. МакГонагалл, словно не зная, куда себя деть, остановилась, оглядываясь, у диванного столика. Гермиона же, вспомнив, как причитала в директорском кабинете перепуганная до смерти эльфийка, заперлась в ванной, где стерла с подбородка бурую корку да сняла перепачканную кровью кофту.       Впрочем, даже умытое, отражение в зеркале напугало бы любого.       Кроме той, кому принадлежало.       Смотреть на бледную тень себя прошлой желания не было, и Гермиона, отведя глаза, вернулась в гостиную. Где, пощипывая щеки в попытке зажечь хотя бы легкий румянец, негромко, надеясь не разбудить Гарри с Джинни, позвала:       — Ильви?       Сухой, неожиданно звучный хлопок.       — Госпожа звала Ильви. Ильви пришла, — привычно склонившись низко-низко, она почти черкала острым носом по полу. — Что госпоже будет угодно?       Госпожа.       Вот черт.       Гермиона покосилась на Минерву, пытаясь разобрать, расслышала ли та редкое для школьных домовиков, предназначавшееся исключительно директору обращение. Зеленые глаза едва заметно сощурились.       Расслышала.       Решив, что, одернув Ильви, сделает лишь хуже, Гермиона повернулась обратно к эльфийке.       — Профессор Снейп попросил тебя собрать вещи профессора МакГонагалл и Джинни Уизли. Все готово или тебе нужно больше времени?       — Все готово, госпожа, — звонкий щелчок пальцев, и посреди гостиной появились два потрепанных чемодана. — Ильви сделала как было велено. Есть ли еще распоряжения?       Ни следа прежнего веселья или настырности в тихом, будто неживом голосе. Лишь слепая, рабская покорность.       Гермиона не сдержалась, поморщилась.       — Я не стану тебе приказывать, и прекрати называть меня госпожой.       Бодро вздернутые, острые уши упали, шторкой обрамляя круглое лицо, а сама эльфийка, по-заячьи вздрогнув, ничком завалилась вперед.       — Ильви расстроила хозяйку… Ильви себя накажет…       Не поднимая головы, она скользнула быстрым, цепким взглядом по палатке и остановилась на одном из выдвижных кухонных ящиков. Разумно посчитав, что там наверняка спрятаны ножи.       Гермиона еле успела поймать шустро метнувшегося к намеченной цели домовика за шкирку.       — Стоять, — тельце в руках мгновенно обмякло. — Я запрещаю тебе себя наказывать. Если захочется, то спрашивай позволения у меня или у профессора Снейпа, но сама ни-ни, ясно?       Короткий, безропотный кивок.       — И называй меня, пожалуйста, по имени или как раньше. Но не госпожой или хозяйкой, хорошо?       — Слушаюсь, маленькая мисс.       — Спасибо.       Осторожно, надеясь, что не оставила лазейки, дозволяющей таки прищемить нос или пальцы мышеловкой, Гермиона поставила Ильви на ноги. Та не шелохнулась, но поникшие было уши вновь вскинулись торчком.       Сделалось чуточку спокойнее.       Отпустив домовика, Гермиона снова обернулась к притихшей Минерве.       Стоило отдать ей должное. Хоть вид у нее и был откровенно задумчивый, но ни вопросов, ни расспросов не последовало. Во всяком случае, пока. Поручений для Ильви у нее не имелось тоже, и, решив, что будить Гарри с Джинни не стоит, Гермиона собралась было отправить эльфийку обратно в школу. Но та, виновато переступая с ножки на ножку, замялась.       А в ответ на вопросительный взгляд двух пар глаз вцепилась в край наволочки и сбивчиво затараторила:       — Господин велел удостовериться, что маленькая мисс поела. Ильви приготовила все как маленькой мисс нравится. И кофе сварила. Еще есть пирожные, которые маленькая мисс любит, а…       Гермиона как-то картинно, по-страдальчески запрокинула назад голову.       — Мерлин, ладно, ладно… — помня, как это крошечное, но жутко настырное создание без лишних колебаний сдало ее на пару со сломанными ребрами Снейпу, она махнула рукой в сторону кухни. — Только не переусердствуй, как тогда, в замке.       Разумеется, Ильви переусердствовала.       А затем с рвением, достойным почетного азкабанского надзирателя, следила за тем, как Гермиона ковыряется в тарелке, вилкой размазывая противный желток по керамическому краю. С нравоучениями, правда, не лезла, и спустя минут пять пыток над несчастной яичницей не выдержала МакГонагалл. Отставив остывающую кружку в сторону, она придвинулась поближе.       — Вы потеряли много крови. Поешьте хотя бы хлеба, раз на остальное совсем не тянет. А в кофе можно добавить чуть больше сахара и молока. Не стоит себя заставлять, но Северус прав. Вам необходимо восстановить силы.       Гермиона устало выдохнула, однако спорить не стала и послушно отщипнула кусочек зерновой булки.       Остаток завтрака прошел в неловкой тишине.       Когда Ильви, не переставая настороженно покашиваться на свою новоиспеченную хозяйку, аппарировала прочь, солнце давно шагнуло за зенит.       — Здесь есть свободная кровать, — Гермиона откинула полог большой спальни, где прошлой осенью жили мальчики. — Все необходимое в сумке. Поспите.       — А вы?       — Займу диван.       — Я могу трансфигурировать вам постель, — МакГонагалл выхватила из кармана мантии Снейпа палочку. — Это сов…       — Не стоит.       Несмотря на природную болтливость, прежняя Гермиона старших не перебивала. А если и перебивала, то обязательно извинялась. Впрочем, за последний день все перевернулось с ног на голову, и даже свойственное ей уважение то ли дрогнуло сеточкой трещин, то ли попросту почило.       Да и разговаривать сейчас не хотелось. Ни с кем.       Почти ни с кем.       — Мисс Грейнджер…       — Отдыхайте, профессор.       Не дожидаясь ответа, Гермиона сбросила с ног кроссовки и маленьким комочком свернулась на софе.       Опустила веки.       Темно.

***

             В палатке царила непривычная тишина. Все то ли спали, то ли не решались покидать своих комнат.       То ли не хотели.       Гермиона медленно, осторожно разлепила глаза.       Во рту горчило до мерзкого, между висками гудело, а вокруг было как-то излишне светло.       Похмелье у нее было лишь однажды, и сегодня, кажется, случилось вновь.       Только во сто крат хуже и по иной причине.       Стараясь не шуметь, но не заботясь о других, а банально надеясь их избежать, она, запинаясь на ровном месте, побрела в ванную. Облокотилась о край раковины, открыла кран, сполоснула щеки и шею ледяной водой, выпрямилась, распуская сбившуюся ото сна косу.       И встретившись лицом к лицу со своим отражением, застыла с высоко поднятыми руками.       — Что за… — онемевшие, ватные, будто не ее пальцы неловко расплели волосы и вытянули, распрямляя, кудрявую прядь у правого виска.       Белую. Как саван.       Пару раз моргнув, но так и не сумев прогнать морок, что обернулся отрезвляющей реальностью, Гермиона повертела головой. Внимательно разглядывая ту себя, что показалась в зеркале.       Знакомо худую. Обыкновенно бледную.       По-новому безразличную.       Холодную.       Седина осталась единственным внешним изменением, внутренние не ощущались вовсе, зато грязь ушедшей ночи неприятно саднила кожу.       И сбросив одежду, она забралась в душ.       Где просидела в углу, подставив лицо теплым каплям воды, не меньше получаса.       Думая, что делать с Гарри после увиденного и услышанного в Тайной Комнате. Зачем вызывали Северуса и в порядке ли он. Что станет с семьями Джинни и Минервы. Как ее безрассудный факультет будет справляться без декана.       О себе не думая.

***

      Когда она, замотав двухцветные кудряшки в высокий пучок, выбралась в гостиную, та уже не пустовала.       Ранней пташкой, если подъем ближе к вечеру можно было назвать ранним, оказалась, естественно, МакГонагалл. Кутаясь в привычную со школьных времен изумрудную мантию, она листала одну из тех книг, что Гарри и Гермиона рассортировали по трем стопкам во времена поисков крестражей.       Услышав шаги, вскинула голову.       — Как вы себя… — и осеклась на полуслове.       Вспомнилось вдруг, как в лесу после Гринготтса Северус, впервые открыв ей свои шрамы, просил его не жалеть. Тогда она растерялась, а вот сейчас поняла.       Минерва ее жалела.       Остро, горько, почти болезненно.       Даже замерев на расстоянии в полдюжину шагов, Гермиона почувствовала, как сжалось в груди ее сердце.       Не ее сердце.       — Я в порядке, — и потерев пальцами ноющие виски, добавила: — Пожалуйста, не надо. Это всего лишь волосы.       — Что я могу для вас сделать?       Тот же вопрос, что и на маяке. На языке настойчиво вертелся тот же ответ, но вырвалось почему-то совершенно другое:       — Прекратите меня жалеть, — вышло грубо. Очень. А грубить Минерве не хотелось. Да и не заслужила она подобного. — Извините… — со словами Гермиона больше не торопилась. Взвешивала, оценивала каждое, искренне стараясь не обидеть единственного человека, кто еще был к ней добр. — Относитесь ко мне как раньше. Словно я обычная. Нормальная. Сможете?       МакГонагалл коротко кивнула.       — Постараюсь.       — Спасибо, профессор.       И снова стало до неуютного тихо.       Кажется, впервые за неполные семь лет обеим стало неловко. Будто они и вовсе не были знакомы. А ведь несмотря на разницу в возрасте и на то, что одна была деканом, а вторая — лишь ученицей, раньше они понимали друг друга на удивление хорошо. И молчали редко.       Раньше.       В прошлой жизни.       Подумав, видимо, о том же, Минерва отложила книгу в сторону и немного неуверенно протянула:       — Мистер Поттер очнется, вероятно, ближе к закату. У Сна без сновидений довольно сильный седативный эффект. Чары на мисс Уизли я обновила и дала ей свежую порцию зелий из ваших запасов. Она отдыхает. Так что можете прилечь. Я за ними прослежу.       — Спасибо, — Гермиона повела плечом, вытягивая каменную шею. То, что сначала напоминало похмелье, теперь жидким огнем разливалось по правой половине лица. — Но я лучше пойду к берегу, — и предупреждая закономерный вопрос, пояснила: — Голова болит, а свежий воздух неплохо помогает.       — Обезболивающее…       — Не действует, — подхватив с дивана плед, она натянуто улыбнулась. — Вы чувствуйте себя как дома. Книг и еды у нас достаточно. Если вдруг что-то понадобится, спрашивайте. Я буду на камнях у воды.       Минерва спорить не стала. Только проводила ее задумчивым, настороженным взглядом.       Без капли жалости.

***

      Соленый морской ветер гонял по бирюзовой водной глади ослепительно белых барашков. Пронзительно желтое, как одуванчик, солнце спускалось к горизонту чересчур медленно, а на голубом небе, как назло, ни облачка.       Ужасно, невыносимо светло.       По макушку замотавшись в одеяло, Гермиона устроилась на одном из валунов и, прикрыв глаза, уткнулась лбом в колени. Прячась от слишком резких, слишком острых, слишком ярких сейчас теплых летних лучей.       Сколько она так просидела, сказать было сложно.       Размеренный шелест волн. Шорох гальки. Крики чаек.       Шаги.       — Мисс Грейнджер, я нашла у вас сушеную мяту. Знаю, это не зелье и не лекарство, но, может, вам станет чуть легче. Мой отец, магл, утверждал, что лучшего средства от болезни, чем свежезаваренный чай, не найти.       Щурясь, она осторожно приподняла голову. МакГонагалл протягивала ей большую, дымящуюся чашку.       — Спасибо, — приятное тепло гладкой керамики согрело вечно холодные ладони, и, сделав маленький глоток, Гермиона благодарно улыбнулась. — Не знала, что ваш отец был маглом.       Так странно.       В школьные годы говорили они много. И часто. Но о личном никогда.       Уголки тонких, обрамленных морщинками губ дернулись в ответ.       — Не просто маглом. Священником.       Гермиона удивленно вскинула брови, а Минерва понимающе хмыкнула.       — Было нелегко.       Она одернула мантию, собираясь, видимо, вернуться в палатку, но Гермиона, спустив ноги, сдвинулась к краю камня. Освобождая место рядом.       — Как дела в школе? Мы с Гарри слышали вас по радио несколько месяцев назад. Звучало… Тяжело.       МакГонагалл присела рядом, с ответом, однако, не торопясь. Лишь с какой-то несвойственной ей неуверенностью покосилась на Гермиону.       Та поняла все без слов. Или почувствовала. Разобрать, где кончалось свое и начиналось чужое, удавалось с трудом.       — Об этом не волнуйтесь, говорите как есть. Я знаю, что Северус совершал и продолжает совершать темные вещи. Он давно рассказал мне о… некоторых своих поступках, — Гермиона тихо, невесело хмыкнула. — Надеялся отпугнуть.       — Неужели не вышло?       — Как видите.       — Теряет хватку.              Теперь усмехнулись уже обе.       Гермиона потерла костяшками пальцев лоб. Мята помогала плохо, зато какое-то уютное, мягкое ощущение спокойствия рядом с Минервой если не умаляло головную боль, то хотя бы гасило напряжение, что сквозило во всем сегодняшнем дне, да и в ушедшей ночи тоже.       — На самом деле Северус появлялся редко, — протянула задумчиво МакГонагалл. Не столько отвечая на заданный ей вопрос, сколько переосмысливая минувший год. — А вот Кэрроу… — ее, обычно сдержанную, вдруг передернуло. — Я искренне рада, что маглорожденных в школе не было. Ведь даже полукровкам от них досталось. Как, впрочем, и остальным, вне зависимости от статуса крови. Кроме, разумеется, слизеринцев.       — Северус говорил, что Темный Лорд запретил прикасаться к священным двадцати восьми. До сих пор не понимаю, как Амикус решился пойти против приказа… И, Мерлин, что он собирался сделать с Джинни…       На этот раз вздрогнула уже она.       — Сомневаюсь, что он зашел бы так далеко, — в твердом обычно голосе уверенности не было. Лишь слабая надежда. — Наверняка просто старался запугать.       Гермиона посмотрела на Минерву несколько удивленно.       — Вы не знали?       — Не знала что? — надежда исчезла последней.       — Амикус, он… — стараясь больше не рубить с плеча, как ночью на маяке, Гермиона осеклась, подбирая правильные слова. — По сравнению с прочими его жертвами Джинни была взрослой.       Зеленые глаза в ужасе расширились.       — Что… Кто? Как? Это происходило в замке?       — Я не знаю, удалось ли ему хоть единожды довести дело до конца. Северус об этом его… пристрастии знал и следил как мог. Не так давно еле успел стащить с тринадцатилетней пуффендуйки.       Минерва выглядела так, будто ее сейчас вырвет.       Гермиона ее понимала. Прекрасно помнила, как мерзко было ей от того рассказа Снейпа.       Едва завязавшийся разговор погас, не успев толком разгореться.       Скорее всего они и просидели бы вот так, молча, до самого заката. Думая каждая о своем. Одна о том, что слишком долго не замечала очевидного, а другая, что мигрени, кажется, не избежать.       Треск аппарации тишину, как и невеселые размышления, прервал.       МакГонагалл поднялась было навстречу гостю, но Гермиона, опережая ее, вскочила еще быстрее. И не обращая внимания на то, как боль огненной плетью хлестнула по лицу, выхватила из кобуры древко.       Тогда, на маяке, ночью после Тайной Комнаты, она обещала, что впредь будет осторожной. А обещания стоит сдерживать.       — Что я сожгла в костре первым вечером в Албании и почему?       Северус бегло, но одобрительно глянул на кончик направленной ему в грудь палочки и лишь затем на ее хозяйку.       Замер.       — Косточки от яблока, — верный ответ прозвучал крайне растерянно. — Тебе бабушка в детстве сказку рас…       Гермиона руку опустила, а Снейп ступил ближе. Минерву он словно и вовсе не заметил.       — Какого…       Не мигая, он смотрел не в карие глаза, как обычно, а чуть выше.       Догадаться, на что именно, было несложно.       — Не нравится? — Гермиона скользнула пальцами от правого виска к растрепанному ветром пучку. — Зато теперь мой возраст тебя однозначно смущать не должен.       Северус провел тыльной стороной ладони по ее лбу и щеке, а потом обернулся к оставшейся позади Минерве.       — Как давно она себя так ведет?       — Как «так»?       МакГонагалл перевела непонимающий взгляд обратно на Гермиону. Снейп ожидаемо выругался.       — То есть ее поведение никого из вас, внимательных и заботливых, не насторожило? Мерлин, Минерва, да даже чертов эльф понял, что с ней что-то не так!       — Я… я думала, что она просто изменилась за минувший год… повзрослела…       Северус втянул в легкие достаточно воздуха, явно намереваясь залпом выразить откровенно нелестное мнение об умственных способностях некоторых отдельно взятых гриффиндорцев, но Гермиона оказалась быстрее.       Бессмысленных разборок о том, что исправить было уже нельзя, ей не хотелось. Хотелось на маяк. А там под теплый бок и виском на плечо.       — После Долохова. Убила, и меня будто выключило. Пусто. Ничего не чувствую.       Интерес к МакГонагалл Снейп мгновенно потерял.       — Совсем? Или есть что-нибудь? Что угодно?       Помедлив с минуту, прислушавшись к себе, она отрицательно качнула головой.       — Во всяком случае, ничего выдающегося. Утром я волновалась за тебя. С Гарри было… сложно. Я не то чтобы злюсь, но и видеть его не хочу. Пока ждала от тебя вестей, надеялась поплакать. Времени-то было достаточно, да и уместно вроде. Но не вышло. Оно все словно заперто где-то глубоко внутри. Надежнее нижних этажей Гринготтса.       Черные брови плотно сошлись к переносице.       — Что Поттер натворил на этот раз?       Черт.       Черт. Черт. Черт.       Без легилименции прочитав все до единой ее мысли, Снейп недовольно процедил:       — И не пытайся выгородить этого недоумка. Если он…       — Северус… — мягко попыталась остудить его Минерва.       — Не лезь, — не вышло.       И тут, как нельзя вовремя, глухо хлопнув на нарастающем ветру, откинулся полог палатки.       — Гермиона, профессор? Я вас… — на ходу потирая очки, Гарри шагнул было к ним, но, увидев гостя, замер.       Стало тихо настолько, что шелест гальки показался оглушающим.       Немая сцена.       Первой отмерла, как ни странно, Гермиона. Покосившись на Северуса и заметив, как знакомо дрогнули ноздри крючковатого носа, она ступила в сторону. Становясь перед ним, будто загораживая, хоть и была гораздо ниже, да уже раза в два. Не уверенная, правда, защищала ли его или от него.       Снейп явно был не в духе. А она хорошо знала, чем подобное его настроение чревато.       Но и все, сказанное лучшим другом на маяке, помнилось слишком хорошо.       — Гарри, я тебя об одном прошу. Прежде чем открыть рот, подумай. Желательно, головой.       Из-за спины раздался тихий смешок.       Ее этот звук внезапно отрезвил. Что бы ни произошло между ней и Гарри, чем бы эта их размолвка ни закончилась, грубость, даже оправданная, была ей не свойственна.       Северусу — да, но не ей.       Впрочем, и извиняться Гермиона не спешила. Решила обождать.       Гарри перемялся с ноги на ногу. То ли правда собираясь с мыслями и взвешивая каждое слово, то ли закономерно теряясь.       Ситуация и правда была странной. Да что уж тут. Откровенно неловкой.       Готовясь вновь отстаивать свое, Гермиона скрестила руки на груди, а он, поправив очки, наоборот выпрямился.       — Может, пройдем внутрь? Я чай заварил.       Отличная идея.       Попьем все вместе чаю.       С джемом.       Хмыкнув то ли от ощущения полной абсурдности происходящего, то ли от понимания, насколько не по себе было сейчас, наверное, им всем, Гермиона прикрыла веки и потерла правый висок. В тот же миг Гарри, нахмурившись, ступил ближе, а на локте сомкнулись цепкие пальцы.       — Что такое? — послышалось уже не злое или ехидное. Взволнованное. — Тебе нехорошо?       — Голова болит.       Даже не открывая глаз, она знала, что по взмаху черной палочки рядом вспыхнула диагностика. Как и то, что цвета ее Снейпа совершенно не обрадовали.       Тихо, устало выдохнула. Она так не хотела, чтобы он переживал. Ужасно не хотела.       — Что случилось ночью?       — Ничего, — Гермиона делано безразлично пожала плечами. — Это обычная…       — У нее кровь шла, — перебив ее, Гарри сделал два шага навстречу, но, заметив, как она инстинктивно отпрянула, остановился. И добавил: — Из носа.       Еще один стукач.       Будто Ильви было мало.       Гермиона покосилась на него исподлобья. Он виновато потупился.       — Много? — хватка на локте усилилась, а низкий голос, казалось, остыл до абсолютного нуля. Терпение Северуса, очевидно, было на исходе, и, не получив ответа сию секунду, он ядовито процедил: — Ну же, Поттер, напрягите свою единственную извилину.       — Много, — вмешалась МакГонагалл. — Но я дала ей Кроветворное с Укрепляющим. И лед.       — Когда это случилось? Причина была?       — Сразу, как только мы сюда вернулись, — опять Гарри. — Она еле успела перенести нас в бухту.       — Вас? — пугающе тихо уточнил Снейп. — Всех троих?       Получив в ответ два синхронных кивка, он выругался сквозь зубы.       — Ладно Поттер, у него вместо мозгов бладжер, но ты-то, Минерва? Знаешь ведь, чем чревата множественная аппарация.       Гермиону эти разборки из-за нее, но без нее начинали порядком утомлять. Да и мигрень разгоралась все жарче, заливая отяжелевший затылок плавленным свинцом.       Понимая, что через пару минут станет совсем худо, она оборвала их почти просяще. Морщась от излишне громкого звука собственного голоса.       — Пожалуйста, прекратите. Гарри здесь вообще ни при чем, а профессор МакГонагалл пыталась возразить. Я настояла. Так было быстрее и безопа… — замолкнув на полуслове, она вдруг растерянно моргнула. Вокруг было по-прежнему чересчур светло, но теперь к слишком ярким солнечным лучам прибавилось нечто размыто-разноцветное где-то справа. Словно радуга, но смазанная, нечеткая. Неспешно поведя ладонью, Гермиона не без любопытства проследила за тем, как собственные пальцы исчезают в расплывчатой кляксе. — Вот это да…       — Что такое? — Северус осторожно подхватил ее подбородок, медленно приподнимая голову.       Она чуть сощурилась, не без интереса наблюдая, как пропадает в слепом пятне часть привычно бледного лица.       — Я не все вижу, — а заметив, как в тревоге расширился один черный глаз, тотчас добавила: — Ничего страшного, это просто аура. Я о подобном читала, но раньше ее не было.       — В палатку. Живо.       Спорить со Снейпом Гермиона не стала.       Послушно побрела следом, молча села на диван. И только когда он, опустившись перед ней на корточки, выудил из кармана мантии небольшую склянку с чем-то темным, вязким, спросила:       — Что это?       — Очевидно, зелье.       Он злился. Очень-очень сильно. Хотелось бы верить, не на нее.       Мечтать не вредно, Грейнджер.       — Ты же знаешь, что мне…       — Это новое, — резко оборвал он ее слабый лепет. — Я работал над ним последние два месяца. Закончить не успел. Во флаконе пробный образец.       Несмотря на расцветавшую ярко-алым бутоном боль, что глушила, казалось, все подчистую, Гермиона вновь почувствовала то тяжелое нечто внутри. Оно вяло, неспешно шевельнулось, как утром, на маяке. Правда, на этот раз скорее тепло, мягко, а не остро и мучительно-холодно.       — Два месяца? Зачем?       Явно намеренно пропустив ее вопрос мимо ушей, Северус бросил через плечо:       — Минерва, нужно ведро или таз. И питьевая вода. Побольше.       — Зачем? — как-то тупо повторила Гермиона. Теперь, правда, искренне не понимая, что он затеял. — Таз-то зачем?       МакГонагалл тоже слушаться не торопилась, не менее удивленно переводя взгляд со склянки на Снейпа и обратно. А вот Гарри, не говоря ни слова, исчез на кухне.       — Мне пока не удалось избавиться от побочных эффектов. Чрезмерная жажда, тошнота и сонливость. Учитывая результаты чар, тебя почти наверняка вырвет.       Перестав потирать напряженную, каменную шею, Гермиона уставилась на него как на умалишенного.       — Северус, ну не здесь же. И вообще, с чего ты взял, что оно поможет? Я…       — Поможет. Это поможет.       Соображалось сегодня ужасно медленно, но сложить один к одному Гермиона была еще в состоянии.       Угольный оттенок и вязкая консистенция жидкости во флаконе, характерные, как правило, для конкретного, специфичного ингредиента.       Два месяца работы.       Его обещание пасмурным, дождливым днем в Албании и их разговор в директорском кабинете несколько недель назад.       — Зелье на моей крови?       — Да.       — Профессор, я воду принес, — снова появившись как нельзя вовремя, Гарри поставил на диванный столик незнакомый стеклянный графин. — Что-нибудь еще нужно?       — Ведро.       — У нас нет…       — Я могу трансфигурировать, — подключилась притихшая было Минерва. — Мистер Поттер…       Спрятав лицо в ладонях, Гермиона громко застонала.       Приступ выдался до того сильным, что ясно было одно — ее скоро вывернет и без помощи зелья. А вся эта суетливая, беспорядочная беготня вокруг жутко раздражала.       Курятник какой-то.       — Вы меня вообще слышите?! — она почти крикнула, но, мгновенно пожалев, поморщилась от острой вспышки над правой бровью. — Не стану я тут… До раковины уж как-нибудь доберусь. И перестаньте носиться со мной, будто с умирающей… Мерлин!       Выхватив у немного опешившего Снейпа склянку, она побрела в ванную, на ходу потирая горящий огнем лоб. Однако закрыться не успела.       Не говоря ни слова, Северус совершенно наглым образом просунул между дверью и косяком ногу. Гермиона закатила глаза.       Зря.       — Ну зачем…       — Затем, что одна ты не справишься, — ворчливо ответил он. — Лучше сядь.       Последние силы она потратила еще в гостиной и потому, больше не споря, послушно сползла по стенке прямо на пол. Стянув мантию, Снейп опустился следом.       — Чтобы зелье подействовало, необходимо удержать его в себе как минимум десять минут. Сможешь?       — Да, — но едва сглотнув до слез горькую жидкость, Гермиона запоздало поняла, что с обещаниями поторопилась. — Мерлин…       — Знаю. Прости, — Северус придвинулся вплотную и забрал склянку. — Я работаю над ним. Со вкусом тоже разберусь.       — Если оно не готово, зачем ты носишь с собой образец?       — Догадывался, что в твою пустую кудрявую голову придет очередная гениальная идея убиться ради великого блага. И решил, что в таком случае пара минут тошноты приемлемее многодневной мигрени.       На языке вертелось несколько далеко не осторожных, а откровенно грубых слов, однако желудок вдруг противно сжало, и все мысли вылетели в никуда пробкой от сливочного пива.       Все, кроме одной.       Как, черт подери, не выплюнуть вставшую в горле комом гадость раньше времени.       Прикрыв веки, Гермиона, глубоко и медленно дыша, принялась считать в уме, но сбилась уже на семи. Вытерпеть целых десять минут казалось теперь практически невозможной задачей.       Теплая ладонь, мягко поглаживая, коснулась ее ссутуленной спины.       — Поговори со мной. Так будет легче, чем молчать.       Открывать рот было попросту опасно, зато боль в затылке начинала постепенно гаснуть, и Гермиона боязливо разлепила пересохшие губы:       — Зачем ты это делаешь? У тебя нет времени на сон, а ты месяцами возишься с зельем.       Вместо ответа Северус неопределенно пожал плечами, и она, обождав, тихо добавила:       — Ты злишься на меня, да?       На этот раз он даже не пошевелился. Молчал с минуту, после чего поднял взгляд к ее правому виску.       — Я очень за тебя испугался, Гермиона.       Испугался.       Обещанная усталость налила тело свинцом, веки неумолимо тяжелели, а все вокруг затягивал плотный, белесый туман. Но одно это слово заставило непонятное нечто в груди шевельнуться вновь. Чуточку сильнее, чем полчаса назад, на берегу.       Вот только будить его было жутко страшно.       И вместо того, чтобы поблагодарить, успокоить, обнять или привычно уткнуться лбом в мелкие пуговицы сюртука, она отрешенно пробормотала:       — Нам нужно обсудить случившееся в школе. С Гарри… Я знаю, ты тоже заметил. Видела, как отвел глаза.       Шумно выдохнув, Снейп грубо провел ладонью по лицу.       — Мерлин, Гермиона… — сжав пальцами переносицу, он резко отдернул руку. — Хоть раз в жизни подумай сначала о себе. О Поттере не волнуйся, я передал все Альбусу еще утром. Когда вернулся в замок.       — И что он сказал?       — Что ему нужно время, — явно намереваясь уйти с тонкого льда, Снейп не дал ей и шанса возразить. — Как ты?       — Лучше, но я… — сглотнуть тошнотворную, едкую горечь уже не получалось. — Кажется, я долго не продержусь…       Бегло глянув на часы, он сухо кивнул.       — И не надо. Достаточно, — теплые пальцы убрали со взмокшего женского лба выбившиеся из пучка кудряшки. — Ты умница. Ты справилась. Выпусти.       Не пытаясь подняться к раковине, она мгновенно согнулась пополам.       Несмотря на это ее странное, почти начисто лишенное чувств состояние, Гермионе захотелось провалиться сквозь землю. Даже зная, что Северус видел ее в более плачевном состоянии, все это было слишком.       Слишком противно. Слишком мерзко. Слишком стыдно.       Ей. Но не ему.       Он крепко держал ее, обессиленную, не давая свалиться в вязкую лужу. Бережно вытирал своим платком лицо.       И все повторял, какая она молодец. Что она со всем справилась. Что скоро все будет хорошо.       Когда надсадный кашель сошел на нет, а пустой желудок перестал болезненно сжиматься, Гермиона послушно осушила поднесенный к губам стакан воды. А затем ощутила прохладную волну магии, что убрала с подбородка гадкую липкость. И еще одну, сменившую кислый привкус во рту свежестью перечной мяты.       — Спасибо… — голова весила тонну. — Северус… прости… но я… я не дойду.       Если бы не он, она, наверное, так и уснула бы на полу в ванной.       — Разумеется, не дойдешь. Поэтому я и предлагал тебе остаться на диване.       Мигрень ушла бесследно, глаза уже не открывались, и Гермиона лишь благодарно уткнулась носом в колючую ткань сюртука, когда знакомые, сильные руки подхватили ее, отрывая от земли.       Расспросы Гарри и Минервы монотонным гулом раздавались из полумрака опущенных век, но ответить им она не смогла. Вместо нее это сделал Северус.       Услышав его приятно-низкий голос, она только прижалась ближе, из последних сил обхватив руками жесткую шею.       Отпускать его ужасно не хотелось.       Но пришлось.       — Все хорошо, Гермиона. Ты в кровати.       — Останешься? — язык еле ворочался.       — Нет, — теплые ладони исчезли, однако быстро вернулись, укрывая одеялом. — Но я буду на маяке. До рассвета. На всякий случай.       — Я… приду…       — Не надо. Отдыхай. Тебе нужен сон. И даже если очнешься раньше утра, не вздумай аппарировать сама. Попроси Минерву или позови Ильви. Ты меня поняла?       — Мгм…       Темно.

***

      Гермиона не без труда разлепила веки. Пару раз моргнула. Сощурилась.       Не помогло.       Вокруг было черным-черно. И странно тихо. Ни привычного шума ветра, ни шороха волн, ни размеренного дыхания соседа по спальне.       Ничего.       Медленно, стараясь не делать резких движений, она приподнялась на локтях. Готовая к тому, что едва угасшая боль в любую секунду острой молнией сверкнет от шеи к затылку или сдавит огненным обручем виски.       Но нет.       Ничего.       От мигрени не осталось и следа. Лишь ужасно, невыносимо хотелось пить.       Горло, казалось, расцарапали наждачкой до крови, а губы стали сухими, как старый пергамент, и ведомая тонкой полоской света, что пробивался из-под полога, Гермиона по стеночке выбрела в гостиную. Сонно потирая глаза и заторможенно соображая, что скажет поджидавшим ее там Гарри с МакГонагалл.       Но диван с креслами пустовали.       А на кухне сидела Джинни. Одна.       Прижав ноги к груди, она устроилась на одном из обеденных стульев. Услышав шаги, настороженно вскинула голову.       Минута неуютного молчания.       — Привет, — Джинни снова уткнулась подбородком в колени. — Я тебя разбудила?       Чуть помедлив, не зная, как вести себя с ней, непривычно тихой, зажатой и какой-то потухшей, Гермиона прошла мимо. К раковине. Достала из шкафа стакан, набрала воды по край и, только осушив его, ответила:       — Нет. Я сама проснулась. Думаю, действие зелья закончилось, — не оборачиваясь, через плечо: — Как ты?       — Нормально. Наверное. А ты?       Сполоснув и убрав бокал, Гермиона неохотно вернулась к столу.       — Я в порядке, — беглый взгляд на циферблат. Начало третьего. До рассвета оставалось больше трех часов. — Мне надо уйти. Передашь другим?       — К нему?       — Да.       На маяке Джинни уже спала и в том тягостном, ощущавшемся теперь каким-то неправильным, несвоевременным разговоре не участвовала. Зато в замке видела все. И явно все понимала.       Не зная, чего ожидать, Гермиона чутко всматривалась в болезненно-бледное веснушчатое лицо.       То, как повел себя Гарри, разбило бы ей сердце, не будь оно заперто в железной клетке где-то глубоко. Минерва эти осколки склеила бы. Пусть и далеко не все, и не то чтобы прочно.       Джинни же ее удивила.       Поднявшись на ноги, она завязала потуже пояс розового махрового халата.       — Давай, я тебя аппарирую. Профессор сказал тебе самой нельзя. Я слышала.       Немного растерянно кивнув, Гермиона только и смогла, что выдавить:       — Спасибо.       — Не за что, — Джинни оценивающе посмотрела на подругу. — Переоденешься?       Скосив глаза следом, та обнаружила, что на ней нет ни джинс, ни свитера. Одна длинная футболка, что заменяла ночную сорочку.       — Наверное, не помешает. Секунду.       — Без проблем. Я тебя снаружи подожду.       Минуту спустя, прихватив с диванного столика расшитую бисером сумочку, Гермиона вышла к границе защитных чар. Сжала приглашающе протянутую девичью ладонь, и в тот же миг тишина ночного побережья сменилась мягким скрипом старой пристани.       На каменистую тропинку они сошли рука об руку.       — Когда ты вернешься?       — Не знаю, — Гермиона оглянулась на черные пятнышки узких окон. — Может, скоро, а может, утром. Нам многое надо обсудить.       — Догадываюсь, — натянуто, слабо улыбнувшись, Джинни уже отступила было назад, но затем неожиданно резко метнулась обратно. И обняла так крепко, что из легких разом вылетел весь воздух. — Спасибо. Спасибо, что спасла мне жизнь. И что позаботилась о Роне. Спасибо. Если я могу сделать для тебя хоть что-то, что угодно, скажи, ладно? Обязательно скажи…       Когда она отстранилась, напоследок стиснув Гермиону до ноющих ребер, лицо ее было мокрым от слез.       — Джин… — и снова что-то тяжелое там, под солнечным сплетением. — Ничего не нужно. Все хорошо.       — Ничего не хорошо. Ты такая… такая спокойная. Холодная… И твои волосы… — всхлипнув, она вытерла очередную соленую дорожку ярко-розовым рукавом. — Я застала их разговор. Правда, не полностью. Про тебя он разъяснил нам всем, а потом они с МакГонагалл нас с Гарри прогнали. И о чем-то шептались на кухне еще часа полтора. Снейп… Профессор Снейп сказал, что это окклюменция. Что тебе очень больно и поэтому ты закрылась от нас. Неосознанно. Но он считает, что со временем все вернется. Велел нам вести себя с тобой нормально, не осторожничать. Пытаться тебя… растормошить, что ли. Чтобы тебе захотелось почувствовать.       Гермиона неопределенно повела плечами.       — Северус редко ошибается.       — Это так… так… — Джинни запнулась и, посмотрев на белеющие в ночи стены, несмело спросила: — Он ведь тебя не обижает?       — Нет, что ты, — Гермиона мягко качнула головой. — Только ехидничает иногда.       Ответом ей послужил тихий, зато искренний смешок.       А после вновь стало до неуютного тихо.       — Ладно, иди. Поболтаем утром, — Джинни поднялась на пристань. Неуверенно помахала рукой. — До завтра.       — Пока.       Сухой хлопок аппарации, и причал опустел. А Гермиона обернулась к маяку.       Старая металлическая дверь оказалась незаперта, да и чар на ней не было, а на верхних ступенях кованой лестницы плясали порожденные пламенем камина зыбкие тени.       Северус ее ждал.       Либо знал, что она придет.       Первое было бы приятнее.       — Сама аппарировала? — сегодня какой-то особенно усталый, он встретил ее у перил.       — Нет. Джинни перенесла.       Колючий взгляд чуть смягчился.       — Все равно зря. Тебе нужен отдых.       Не ждал.       Обхватив себя руками, будто прячась от пронизывающего ветра, она прошла мимо к одному из окон. К тому, у которого обычно стоял он.       — И я рада тебя видеть.       — Гермиона… — тихое, едва слышное.       — Забудь. Я быстро. Посчитала, что ты должен знать о поведении Гарри в Тайной Комнате. И передать это профессору Дамблдору. Ты говоришь, ему нужно время, но я не уверена, есть ли оно у нас. Гарри… — она запнулась, собираясь с мыслями. А затем отрезала, как есть: — Там, внизу, был не Гарри.       — О чем ты? — отражение темного силуэта на мутном стекле приблизилось и замерло позади. Рядом, буквально в паре шагов. — Объясни подробнее.       — Он восхищался ей. Комнатой. Рассуждал о том, каково это, обладать таким могуществом. Могуществом, способным создать нечто, доступное лишь избранным, — Гермиона развернулась к Снейпу лицом и оперлась ладонями о подоконник. — С ним и раньше случалось странное. Гибель Лавгуда, та неделя гроз… Но вчера все было иначе. Он даже не помнил собственных слов. Северус, боюсь, чары Чистой Души не открывают нам всего. Возможно, они различают только сами крестражи, их присутствие или попытки срастись насильно, как зимой, после смерти Рона. Но не глубину добровольной, естественной связи осколков с носителем. Если я права, нам стоит поторопиться, иначе… — она осеклась, решив, что произносить вслух очевидное смысла нет. — Ты не хуже меня понимаешь, чем подобное может обернуться.       Он помедлил пару секунд, а потом коротко кивнул. Задумчиво, но не встревоженно.       — Я поговорю с Альбусом утром.       Его спокойствие показалось ей добрым знаком.       — Спасибо. За зелье тоже.       — Как ты себя чувствуешь?       — Лучше, — она потянулась и не без удовольствия распустила сбившийся ото сна пучок. — Устала, но в целом действительно неплохо. Обычно у меня после приступа голова болит дня два, а тут ничего, — улыбнулась. — Ты волшебник.       Снейп так и не подошел вплотную. Не прикоснулся, не обнял, не поцеловал. Спрятав руки в карманы брюк, он стоял чуть в отдалении, не мигая следя за тем, как вместе с кудрявой копной на женское плечо опускается призрачно-белая прядь.       — Это хорошо, — даже звучал он прохладно, отстраненно. — Значит, осталось разобраться с побочными. Управлюсь за пару недель.       — Спасибо.       Важное было решено.       Северус молчал, а навязываться ему, сделавшему для нее так бесконечно много, совершенно не хотелось. И одернув толстовку, Гермиона направилась к лестнице.       — Аппарируешь меня в лагерь?       — Уже уходишь?       Снейп почему-то дернулся за ней, и она удивленно посмотрела на него снизу вверх.       — Ты ведь сам сказал, что я зря пришла. Раз так, какой смысл оставаться?       — Я не… — он грубо, до красных полос потер лицо. — Останься, пожалуйста. Если хочешь.       Уговаривать ее не потребовалось.       — Хочу, — вернувшись к окну, она запрыгнула на подоконник и прислонилась спиной к стеклу. — Будь у меня такая возможность, я бы туда вообще не возвращалась. Они…       Северус подошел наконец ближе и оперся плечом о стену рядом с деревянной рамой. А Гермиона, повернув к нему голову, вдруг спросила:       — Джинни говорит, это окклюменция. Поэтому я почти ничего не чувствую?       — Да. Полагаю, у тебя произошел своего рода спонтанный выброс магии. Как у детей или Обскур. Только вовнутрь. Таким образом разум сам оградил себя от того, что считает потенциально опасным. В твоем случае это эмоции.       — Я не то чтобы лишилась их полностью… — Гермиона прислушалась к себе, с опаской проверяя, шевелится ли в груди то, тяжелое. — Кое-что было. Волнение, раздражение, тоска. Иногда здесь, — она постучала пальцами по солнечному сплетению. — Будто двигается… Не знаю… Сердце, наверное.       Он шумно, рвано как-то выдохнул.       — С подобным я не сталкивался, но, на мой взгляд, это нормально. Ты живой человек, не машина. Нельзя отключить все по взмаху волшебной палочки. Как и включить.       — Считаешь, оно вернется не разом?       — Надеюсь, — Снейп нахмурился, и стало понятно, что эта мысль его действительно тревожит. — Так будет легче. Если оно вернется одновременно, то тебя попросту раздавит. Не только твое, но и чужое.       Чужое.       Гермиона задумчиво кивнула, прекрасно понимая, что он имеет в виду.       — Их я тоже ощущаю. Обрывками. Жалость МакГонагалл, облегчение Гарри, боль Джинни…       — Подозреваю, сейчас ты воспринимаешь самое острое. Без блока будешь чувствовать все.       — Все? — Гермиона уставилась на него абсолютно ошарашенно. — Это… Мерлин… Как ты справляешься? Я в себе-то иногда разобраться не могу…       Снейп лишь хмыкнул.       — Как несложно заметить, посредственно. Предпочитаю держаться от людей подальше. В подземельях толстые стены, ничего не пропускают. Опять же, проще, когда одна эмоция преобладает. Страх, неприязнь, отвращение. Так можно избежать хаоса. Ну и, разумеется, щиты.       Внезапно вспомнились слова, брошенные им одной давней ночью здесь, на маяке. Когда он впервые попытался ее оттолкнуть, а она впервые простила.       «— За что?       — Так проще.»       А затем Албания. И разговор у камина под шум зачарованного дождя.       — Поэтому ты постоянно закрывался от меня раньше? Когда мы еще не были вместе.       Отрывистый кивок.       — Сложно убеждать себя в неправильности происходящего, зная, что все более чем взаимно.       Облокотившись о колени, Гермиона спрятала лицо в ладонях.       — Это так… Я не хочу ощущать их ненависть… — сквозь сомкнутые пальцы прозвучало глухо. — Вчера было очень непросто.       — Поттер?       — А ты догадливый.       Северус хмыкнул, а она, вновь откинувшись спиной на прохладное стекло, усмехнулась следом. Невесело.       — Он тебя не ненавидит, — мгновенно получив в ответ откровенно недоверчивый взгляд, Снейп нехотя процедил: — Поттер, конечно, слепой идиот, но тобой, кажется, искренне дорожит. Пусть и поздно, но ошибки свои он понял. Как минимум, касаемо своего к тебе отношения.       Благо она сидела на подоконнике. Иначе наверняка свалилась бы на пол холщовым картофельным мешком.       — Ты только что сказал о Гарри что-то хорошее? — уточнила Гермиона растерянно. — Я не ослышалась?       — Не ослышалась, — и потом кислое, как лимон: — Но буду весьма благодарен, если это останется между нами.       — Да мне все равно никто не поверит.       Уже два смешка. В унисон.       И стало вдруг как-то спокойно. То неясное, но ощутимое каждой клеточкой измотанного тела напряжение, что не отпускало ее с самого Хогвартса, начало потихоньку спадать.       Подняв руку, она мягко погладила колючую щеку.       — Когда это началось? Когда ты начал чувствовать других?       — Точно не помню. Совсем рано, еще в детстве.       — Твои… — вспомнив то немногое, что он открыл ей об отце, Гермиона вовремя осеклась. — Твоя мама?       — Нет, — Северус отвернулся к камину. Теперь видно было лишь его угловатый, острый, а сейчас знакомо жесткий, будто высеченный из камня профиль. Но не глаза. — Она была довольно посредственной волшебницей.       Спустив ладонь ему на плечо, Гермиона придвинулась по подоконнику поближе.       — Не хочешь о них рассказывать, не надо. Прости, что расстроила.       — Ты меня не расстроила, — он вновь посмотрел на нее, и стало понятно, что слова его — правда. — Что именно ты хочешь знать?       Закусив губу, она осторожно улыбнулась.       — Все?       Снейп хмыкнул и качнул головой.       — Этого я тебе обещать не могу.       — Попробовать стоило.       — Занятно… — вдруг пробормотал он задумчиво. А заметив, как Гермиона явно боязливо затаила дыхание, подозрительно сощурился. — Да, занятно…       — Что? — она нервно заелозила на месте. Огорчать или раздражать его не хотелось ужасно. — Что такое?       Северус помолчал с минуту, чем едва не довел ее до ручки. А потом нарочито неторопливо протянул:       — Твое неуемное любопытство, очевидно, не отфильтровалось, — и неприкрыто разочарованное: — Жаль.       Не понимая, перегнула палку или нет, она тихо прошептала:       — Извини.       — Это была шутка, Гермиона, — проследив за тем, как она разглядывает его уже молча и по-прежнему немного настороженно, Снейп устало выдохнул: — Вероятно, передалось оно по линии матери. Вряд ли от отца. Но она никогда не говорила о родне, а я не настаивал. Знаю только, что после побега с маглом семья разорвала с ней все связи. Ее полукровный выродок, разумеется, тоже был им неинтересен.       Гермиона подобралась к Северусу вплотную и положила вторую ладонь на слегка ссутуленное плечо. Мягко поглаживая сквозь ткань рубашки.       Подумалось, что, если бы не эта странная отстраненность, ей наверняка было бы сейчас очень больно.       До слез.       — Они живы? Хоть кто-нибудь?       — Не имею ни малейшего понятия. Мне абсолютно плевать.       Мышцы под ее руками были привычно каменные, и Гермиона неуверенно спросила:       — Тебе не будет неприятно, если я тебя обниму? Знаю, ты не терпишь жалости…       Северус обнял ее сам. Сухо скользнув губами по лбу.       — Спасибо, что рассказал, — шепнула она.       — Обращайся, — короткая пауза. — Но не слишком часто.       Прикрыв веки, она хмыкнула ему в грудь. Уверенная наверняка, что уголки тонких губ слабо дернулись в ответ.       — Знаешь, единственным действительно сильным за последние два дня было волнение. И облегчение, когда ты прислал патронуса. Аж ноги подкосило. Я так рада, что с тобой все в порядке, — Гермиона запрокинула назад голову, уткнувшись подбородком в ряд белых пуговиц. — Зачем он тебя вызывал?       Северус внезапно усмехнулся. Невесело.       — Это и правда оказалась та запрошенная мною аудиенция.       — Серьезно? — она даже чуть отстранилась, не переставая, впрочем, его обнимать. — Ни с того ни с сего? Ночью?       — Время суток Темного Лорда мало интересует. Да и приглашать он… — Снейп осклабился шакалом. — Предпочитает неожиданно. Проверяет верность и готовность.       — И он ничего тебе не сделал? — Гермиона не переставала пристально всматриваться в осунувшееся худое лицо. Пытаясь разобрать то, что могла по невнимательности упустить. — Не наказал?       На этот раз Северус с ответом не спешил, и она ощутила, как вновь начинает тревожиться. То ли заметив это, то ли почувствовав, он скосил на нее нечитаемый взгляд.       — Звучит дико, но стечение обстоятельств обернулось донельзя удачным. Я успел описать проблему и предположить, что рано или поздно подобное поведение может вылиться в конфликт между Кэрроу и другими преподавателями. И что Амикус по глупости способен позариться на чистокровных, а это Темному Лорду крайне невыгодно. Алекто появилась лишь потом и, сообщив о стычке с Уизли и Минервой, попала под горячую руку.       — Что с ней?       — Жива, но не здорова.       Гермиону передернуло. Однако без капли обычно свойственного ей сожаления.       — А Долохов? Как он оказался у главных ворот? Его там не было, когда мы с Гарри пришли к замку. Я уверена.       Северус помрачнел.       — Подменял Роули. Его жене приспичило рожать посреди ночи. Темный Лорд закономерно решил, что с ним расправилась Джиневра. Отомстила.       — Отомстила? — переспросила Гермиона немного растерянно. — За что?       — Около семнадцати лет назад Антонин убил Гидеона и Фабиана Пруэттов, — и предупреждая следующий вопрос, пояснил: — Родные братья Молли. Были в первом составе Ордена.       — Вот это совпадения… — протянула она. Как вдруг, запоздало поняв, что главного ответа так и не получила, снова посмотрела на Снейпа. — Что он тебе сделал?       — Ничего, — но увидев, как недоверчиво сошлись к веснушчатой переносице ее брови, выдохнул: — Гермиона, пытками в воспитательных целях сопровождается почти каждый вызов. Я давно привык.       Привык.       Она обняла его крепко-крепко.       — Мне так жаль.       Он мягко поцеловал ее в лоб.       А ей внезапно совершенно отчетливо подумалось, что у подоконника была просто идеальная высота.       Не говоря больше ни слова, Гермиона вытянулась и легко скользнула губами по углу колючего подбородка. А потом ниже, спускаясь по жилам шеи к ослабленному вороту рубашки. Мантию, как и сюртук, Северус снял еще до ее прихода, и она, погладив напоследок твердую спину сквозь один единственный слой ткани, взялась за белые пуговки.       — Что ты делаешь? — перехватив ее запястья, Снейп чуть отстранился.       — Все-таки не догадливый…       Она улыбнулась, а он шагнул назад. Тонкие женские ладони одиноко повисли в воздухе.       — Не думаю, что сейчас подходящее время.       — Почему? — Гермиона в удивлении вскинула брови. — Тебе плохо, мне плохо. Можно сделать друг другу хорошо.       — Это не… — от такой прямолинейности Северус откровенно опешил. — Это не выход. Разве ты не хочешь поговорить о случившемся?       — Не хочу. Я… — она вдруг осеклась на полуслове. Абсолютно очевидная мысль пришла в голову слишком поздно, и Гермиона понимающе ей кивнула. — Да, конечно. Извини, я не подумала, что… Конечно.       Отодвинувшись от Снейпа, она уже успела спрыгнуть с подоконника, когда он цепко поймал ее за руку.       — Что ты не подумала? Объясни.       — Я не подумала, что тебе могло быть со мной не хорошо. Но это ведь так логично. В отличие от той же Беллы, я ничего не умею, — пальцы на предплечье разжались, и она проворно отступила в сторону. Шаг, второй, третий, пока не уперлась бедром в диван. — Тебе, наверное, не очень понравилось в прошлый раз. Поэтому ты и был против моих прикосновений. Я бы все испортила. Вот и еще один минус моего возраста. Я ни черта не умею.       Воспользовавшись тем, как на секунду или две Северус растерялся настолько, что застыл столбом, Гермиона отвернулась и забралась на софу.       — Ты возвращайся в замок, отдохни, а я останусь здесь. Если можно. Утром позову Ильви, она аппарирует меня в бухту. Глупостей делать не буду. Обещаю.       И старательно не замечая, как под ребрами опять шевельнулось, болезненно сдавливая внутренности, то самое, тяжелое, скинула кроссовки, перекатилась на бок и, уткнувшись носом в диванную спинку, прикрыла веки.       Но спустя минуту, даже меньше, почувствовала, как старые пружины просели под чужим весом.       — Я знаю, что именно наговорил тебе Долохов. Поттер рассказал. Это было жестоко, и мне действительно жаль.       Гермиона еле сдержала рвущийся изнутри стон.       Чудесно.       Просто замечательно.       Она зажмурилась еще сильнее, а Снейп лишь шумно вздохнул.       И лег рядом, неуверенно приобнимая ее поверх живота.       — Мне было хорошо с тобой, — сухие губы коснулись макушки, и голос мгновенно стал глуше. Он будто бы прятался от своих же слов. — Так хорошо, что я до сих пор удивляюсь, как это меня хватило дольше, чем на минуту.       Гермиона молчала, вглядываясь в темноту под веками, и он, подождав пару секунд, вновь зашептал в кудрявые волосы:       — Я не хотел, чтобы ты ко мне прикасалась, потому что тогда, — тишина. Снова голос. Едва слышный. — Тогда все закончилось бы сразу. Я никогда в жизни не был с женщиной, которая мне небезразлична, Гермиона. Никогда. И это оказалось совершенно иначе, чем… чем с другими.       Уснувшее было нечто внутри вдруг сжало сердце так крепко, что она вздрогнула.       — Гермиона? — чуть более громкое, взволнованное.       — Да?       — Что-то не так?       — Нет, — она широко распахнула глаза. — Все в порядке. Но я словно… Продолжай. Пожалуйста, продолжай.       Его дыхание тепло щекотнуло кожу затылка, и она наконец обернулась. Таким напряженным она Северуса не видела давно. Наверное, со времен их бессмысленных ссор после Албании.       Впрочем, нет. Дольше. Если видела вообще.       Настороженно, пристально всматриваясь в ее лицо, он ловил каждую перемену, каждую мелочь. Явно не зная, чего ожидать от нее, настолько холодной и искренней одновременно.       Успокаивая, Гермиона нежно погладила острую скулу.       — Тебе сложно сейчас?       — Да, — короткое, но абсолютно честное.       — Тогда не надо больше. Спасибо. Думаю, мне было важно это услышать, — потянувшись ему навстречу, она скользнула губами по впалой щеке. — Давай спать? Ты ведь можешь остаться со мной?       — Могу. До рассвета.       — Я рада. Очень.       Она вновь коснулась легким поцелуем уголка жесткого рта, и Снейп, пользуясь случаем, ловко пропустил руку под изгибом тонкой шеи. Обхватывая под подбородком. Удерживая рядом. Откинул наверх буйные кудри и склонился к ямке над ключицей. А его левая ладонь нырнула ниже. Неотрывно оглаживая полоску голой кожи у пояса джинсов.       — Передумал? — с несвойственной себе прежней, озорной какой-то улыбкой выдохнула Гермиона.       — Пожалуйста, помолчи.       Она послушалась.       Все так же лежа на боку, оказавшись буквально зажатой между жилистым мужским телом и спинкой дивана, Гермиона не могла пошевелиться. И лишь запрокинула назад голову да ухватилась за его затылок, путаясь в длинных черных волосах.       — Скажи еще раз…       — Что? — влажный шепот у самого уха.       — Что тебе со мной хорошо.       — Мне с тобой хорошо, Гермиона. Очень хорошо.       — А мне с тобой.       Вдоволь понежив впалый живот, он нырнул под толстовку, смело поднялся выше и сжал грудь. Сильно, настойчиво, не мягко. Тонкая ткань на пути ужасно мешала, и, подавшись чуть вперед, Гермиона завела руку за спину, одним движением расстегивая бюстгальтер. Северус мгновенно этим воспользовался и оттянул вверх чашечку, в то время как ее ладонь спустилась по белому хлопку вплоть до пряжки ремня.       Пальцы онемели, разбираться с брюками вслепую было жутко неудобно, и ее запястье скоро перехватили.       — Я сам.       Встав с дивана, он неспешно взялся за рубашку. Гермиона же, чувствуя, что сердце бьется так сильно, будто готово было сломать ребра и выскочить наружу, перекатилась на лопатки. Сняла кофту. А заметив, как Снейп, видимо, не ожидая такой прыти, столь разительно отличавшейся от полной смущения прошлой их ночи, застыл, приподнялась на локтях и сбросила джинсы вместе с бельем.       Оставаясь почти обнаженной, тогда как он едва успел расправиться с парой своих бесчисленных пуговиц.       Лишь бюстгальтер не к месту яркой голубой полоской болтался где-то под ключицами, не прикрывая ровным счетом ничего.       Если бы радужки его не были черными и раньше, могло бы показаться, что они потемнели до цвета углей в потухшем камине.       Или, наоборот, разгорелись докрасна.       — Давай я тебе помогу, — не глядя отбросив в сторону последнее, что на ней оставалось, Гермиона села на колени и потянулась к молнии брюк.       — Нет. Не сегодня, — Северус шагнул назад, а затем, явно вспомнив что-то, и вовсе отошел к креслу, где осталась его мантия. Но быстро вернулся с небольшой склянкой. — Пей.       — Что это?       — Зелье.       Гермиона закатила глаза.       — У тебя там в карманах целая аптека спрятана?       Вопрос был риторический, и, закономерно не получив ответа, она задумчиво повертела флакон. Жидкость в нем была мутная, бледно-красного оттенка. Ни о чем не говорящий цвет.       Откупорила, повела носом.       Сладковатый запах солодки и, кажется, шалфея.       — Противозачаточное, — играть в угадайку Снейп был, очевидно, не настроен. — Принимать раз в четыре недели. То, что ты варила себе сама, менее удобно в использовании.       — Спасибо, — Гермиона осушила сахарное, даже приторное снадобье в один глоток.       — Я поработаю над ним, учитывая рассказанное тобою позавчера и твою склонность к мигреням. Возможно, выйдет пристрелить двух пикси одним проклятием, — помедлил, добавил: — В нашем случае трех.       — Спасибо, — только и повторила она, чувствуя, как от этой его заботы внутри опять просыпается та теплая тяжесть.       Забрав пустую склянку, Северус вернулся к едва начатому. Как ни в чем не бывало. Пуговица за пуговицей. Он был так близко, но так далеко, что Гермиона, не выдержав, привстала и нырнула под полурасстегнутый ворот рубашки. Поцеловала впадинку меж ключиц. А он знакомо запустил пальцы ей в волосы, оттягивая назад. Ища губы.       Но когда она прижалась к нему, еще полностью одетому, всем телом, мягко надавил на плечи, усаживая обратно.       И она вновь послушалась, сложив ладони на коленях как хорошая девочка.       Не отрывая взгляда от нее, такой непривычно раскованной и сговорчивой, Снейп на удивление быстро избавился от рубашки. Она же лишь жадно смотрела на него снизу вверх, чуть запрокинув голову.       Стеснения не было. Осталось одно желание.       Ее тянуло к нему магнитом.       Исчезло почти все. Сомнение, застенчивость, неуверенность. Только любопытство никуда не исчезло.       Вопрос, что вертелся на языке, был откровенно глупым, и Гермиона это понимала. Но, с другой стороны, почему бы и нет? Оказалось, ей безумно важно было услышать от него некоторые слова.       Даже зная, что делом он способен открыть значительно больше.       И когда Северус, опять укладывая ее на бок, опустился рядом, а его горячая рука скользнула по ее белому бедру, тихо шепнула:       — Я тебе нравлюсь? Внешне?       — Я ведь говорил, — сдержанное. Правда без толики ехидства давалась ему заметно непросто. — Да.       — Несмотря на то, что я жутко худая? Груди совсем нет…       Ладонь прошлась выше, мягко сжимая то, чего, по словам Гермионы, в природе не существовало.       — Я бы поспорил. Но споры — твоя область, не моя.       — Так странно, — она проследила за большим пальцем, что обвел темное пятнышко ареолы. — Я тебя ни капли не смущаюсь.       — Смущение — тоже чувство.       — Думаешь… — дорожка поцелуев от острого плеча к мочке уха заставила ее жалобно всхлипнуть. — И оно вернется?       — Уверен.       — А какая я тебе больше нравлюсь? Стеснительная или как сейчас?       Прекратив изучать податливое женское тело, рука остановилась на талии. А губы, согрев напоследок изгиб шеи, оторвались от покрытой мурашками кожи.       Немного усталый выдох.       — Твое любопытство действительно не искоренить ничем.       — Это тебя раздражает?       — Как и болтливость.       Оба замолчали. Гермиона — в ожидании своих ответов, а Северус — не спеша их давать.       Как ни странно, первым сдался он.       — Такая открытость, определенно, притягивает, хоть мне и нравится наблюдать за тем, как ты краснеешь. Однако больше всего мне нравится, когда тебе хорошо. Тогда ты улыбаешься и у тебя левый уголок рта, — он коснулся ее лица пальцем. — Вот этот. Он чуть выше правого, и у него морщинка. Сегодня тебе не хорошо, так что я предпочел бы тебя стеснительную, но счастливую. Тем не менее, надеюсь, что со временем ты перестанешь меня смущаться. Твоя жажда знаний поражает, а болтливость иногда надоедает, но обычно ты удивительно вовремя замолкаешь сама. Довольна? Или еще побеседуем?       С каждой его фразой между ребер становилось все теснее. То, сильное, мощное, неуклонно просыпалось.       — А говорят, мужчины ничего не замечают… — еле слышно пробормотала Гермиона.       Снейп хмыкнул, но возвращаться туда, где она так безобразно его прервала, не спешил. Только изучающе ее разглядывал, подперев кулаком висок.       Она раскинулась перед ним как есть, не прячась, а вот его тела почти не видела. Лишь плечо и отрезанную изогнутой линией ее талии часть груди.       А хотелось больше. Но уже не слов.       — Можно тебя поцеловать или я все испортила?       Медленно, явно остаточно сомневаясь, не совершает ли ошибку, сближаясь с ней именно сейчас, Северус наклонился, мягко целуя висок, скулу, а затем, по-прежнему осторожно, губы.       Они так и не разобрали диван, так что прижимался он к ней до того плотно, что она знала наверняка — происходящее между ними было абсолютно взаимно.       Подтянув Гермиону за талию, Северус отодвинул их обоих ближе к краю дивана, а после подтолкнул ее левую ногу под коленом, заставляя согнуть и увести вперед.       Ладонь, что ранее оглаживала клетку ребер, скользнула вниз, к мягкому, расслабленному животу.       И дальше.       Гермиона широкое запястье перехватила.       — Не надо. Я люблю твои руки, но сегодня ты нужен мне полностью.       Его рука в ее руке дрогнула.       От того, как ошарашенно он на нее уставился, захотелось улыбнуться. Искренне. Впервые за минувшие два дня.       И она прекрасно знала, почему.       — Ты замечательный, Северус, — Гермиона погладила пальцами жесткую складку у уголка рта. — Для меня ты замечательный. Вот теперь я правда готова помолчать. Но только если ты меня еще раз поцелуешь.       Снейп отмирать не торопился, и, надеясь разморозить своего Кая, но вовсе не слезами, она потянулась навстречу сама. Тепло ее губ сначала, казалось, не подействовало. Но спустя миг широкая ладонь вдруг метнулась вверх, к женскому лицу, более не задерживаясь на груди.       Палец обвел скулу. Туда-обратно.       Не покидая ее ни на секунду, он гладил все, до чего мог достать. Плечо, изгиб талии, поднимавшееся полукругом бедро. А она вцепилась в черные волосы так, будто от этого зависела ее жизнь. Или его.       Его колено легло поверх ее прямой ноги, подпирая вторую, согнутую.       Одно выверенное движение.       Она рвано выдохнула ему в губы и поцелуем заглушила ответный низкий стон.       Он снова начал медленно. Но не осторожно, как тогда, спрашивая разрешения, а неспешно, тягуче, досыта напиваясь каждым мгновением.       А у нее уже не было сил сдерживать то, что морским змеем шевелилось внутри.       Да и зачем?       Он был рядом, а значит, бояться ей нечего.       Продолжая удерживать ее под подбородком одной рукой и за бедро другой, Северус не давал и шанса пошевелиться. А она и не пыталась. Отпустила. Не сопротивлялась. Отдалась. И только жадно хватала ртом воздух, как выброшенная волною на сушу рыба.       Казалось, то немногое, что Гермиона могла еще чувствовать, сублимировалось в одно.       В острое, жгучее, безумное желание.       Так отличное от первой их ночи.       Тогда зажатая, сегодня она была открыта, как ни с кем. И ее уже не омывало теплыми мягкими волнами, а рывком затягивало в бездонный черный омут.       Она не расплывалась густой, горячей лавой, а готова была взорваться вулканом.       Северус тоже.       Плавного, неторопливого, неспешного ему скоро стало мало.       Перекатив ее на живот, он подвел ей под горло свое предплечье, позволяя хоть как-то дышать. А она, слушая то, что жарко нашептывала ей природа, выгнула поясницу. То ли подпуская глубже его, то ли давая волю его пальцам, что тут же проворно нырнули с бедра вниз.       И когда ответом на его такое нужное прикосновение она сильно, больно вцепилась в черные волосы, Северус лишь уткнулся в изгиб женской шеи, ни на секунду не отрываясь от взмокшей до соленого кожи.       — Назови меня… — размеренные, рваные движения раз за разом вдавливали ее в диван, заглушая всхлипы и голос. — Назови меня как тогда… после Тайной Комнаты…       Она была близко. Очень-очень близко.       — Как? — даже эти три буквы дались ему невыносимо тяжело.       — Милая… Ты назвал меня милой… Тогда я не… не поняла… Но мне… мне…       — Милая, — сказанное странным образом подгоняло их обоих, и алые следы его поцелуев начало приятно саднить. — Милая моя, хорошая… Знала бы ты, как мне с тобой хорошо. Как никогда и ни с кем не было…       Будто бы пытаясь удержаться в этом мире, Гермиона ухватилась за подлокотник, а спустя всего пару секунд поверх ее ладони легла его. Переплетая пальцы. Сжимая добела. И почему-то именно этот жест, этот выбор, что он сделал, предпочтя ее безотказному сегодня телу шанс просто взять за руку, стал тем, что начало медленно, но неотвратимо сокрушать те опоры, что ее надломленный разум неосознанно выстроил внутри.       Ее смело.       Лавиной.       Зарывшись носом в растрепанные кудрявые волосы, Северус вжался в нее последний раз.       В тот же миг низ ее живота напрягся до каменного, и она, уткнувшись лицом в обивку, кажется, закричала.       Или нет.       Точно Гермиона не помнила.       Помнила лишь, что в ту секунду, когда уже было решила, что не сможет, что почувствовать сегодня нечто большее просто неспособна, все то, что было тверже мрамора, внезапно обратилось талой водой.       Она окатила внутреннюю сторону бедер, скользнула под ямкой пупка и, закрутившись вихрем, омыла поясницу.       Смыла крошево разрушенных стен.       Еще никогда Гермиона не ощущала себя настолько обессиленной и сильной одновременно. Она не могла даже приподняться на локтях.       Зато могла взлететь.       Непонятное нечто в груди коконом обхватило ее сердце.       Но не разрывая, а согревая. Исцеляя.       Разгоняя по каждой клеточке потерянное было тепло.       Но затем горячее, жесткое тело, что так приятно придавило своим весом, внезапно неприятно быстро ее покинуло. А рука, сжав плечо, мягко, но настойчиво перевернула на спину.       — Гермиона? Что такое? Слишком грубо?       Раскрасневшийся словно с мороза, Северус настороженно, почти встревоженно всматривался в ошалелые, огромные, как у домовика, карие глаза.       — Нет… — она вдруг звонко, заливисто рассмеялась. — Это было… потрясающе. Да, потрясающе… Мерлин…       И снова улыбнулась.       Ощутимо расслабившись, Снейп убрал со влажного женского лба прилипшую кудряшку.       — Что чувствуешь?       — Не знаю… — тяжело дыша, она обхватила его за шею. Не желая отпускать. Было хорошо. Счастливо. Хотя должно было быть с точностью наоборот. — Я будто… будто в эйфории… Так здорово…       Северус удивленным не выглядел. Только кивнул.       — Логично. Сэндвич.       — Сэндвич? — Гермиона хихикнула. — Проголодался посреди ночи?       — Нет, милая моя, — его слова заставили ее покраснеть до цвета морского заката, и Снейп, жадно наблюдая за тем, как поверх веснушек расцветает привычный обоим румянец, довольно хмыкнул. — Это способ наиболее безболезненно преподнести плохие новости. Хорошее-плохое-хорошее. Так наш разум легче воспринимает то, что посередине.       Улыбка ее мгновенно погасла.       — То есть, следующим вернется плохое?       — Вероятно, да. Посмотрим.       Подперев кулаком висок, Северус обнял ее за талию и, скользнув взглядом по нагому женскому телу, хозяйским каким-то жестом притянул к себе поближе. Черные зрачки поблескивали незнакомо сыто, и Гермиона резко вскинула ладони к лицу. Заодно прикрывая локтями и грудь.       — Вот черт, я ведь вела себя как…       — Как кто? — сощурился Снейп. Ехидно, но не зло.       — Прости… Мерлин, я… — совершенно трезвое, не отстраненное понимание случившегося между ними, а точнее того, как именно все случилось, до мурашек остудило разгоряченную кожу. — Ох, прости… Я… я же опять на тебя вешалась, как… как…       Он только усмехнулся.       — И правда. Какой кошмар, мисс Грейнджер. Я был настроен исключительно категорично, но ваш выдающийся талант к молниеносному раздеванию не оставил мне ни единого шанса.       Гермиона попыталась спрятать алое, как мак, лицо полностью, но Снейп оказался быстрее. Поймав тонкие запястья, он отвел ее руки в стороны.       — Уймись. Это была шутка. Ты на меня не вешалась, а я не заметил особых возражений со своей стороны. Меня все вполне устроило.       — На самом деле меня тоже, — она снова хихикнула и, чуть сузив глаза, протянула: — Какой-то ты больно веселый. И довольный.       — Действительно. Странно, да? С чего бы вдруг.       Он фыркнул, а она вновь улыбнулась.       — Разберем диван? Места мало.       Взмахом палочки разложив софу, Снейп лишь молча хмыкнул, когда Гермиона подхватила с кресла одеяло и быстро в него замоталась. Но после того, как она, путаясь в длинном покрывале, пингвином просеменила к чайному столику в углу, где, выхватив самую большую чашку, залпом осушила не меньше пинты воды, все-таки не сдержался:       — Умаялась, соблазнительница?       Ужасно захотелось в него этой кружкой кинуть. Правда, обнять хотелось сильнее, и, ворча себе под нос что-то неразборчивое, она забралась к нему, уже успевшему привычно устроиться на спине, под бок.       Обхватив ее за талию, Северус скользнул пальцами вдоль позвоночника.       — Мне придется уйти рано. Могу разбудить тебя на рассвете и аппарировать в бухту. Или прислать Ильви. Она перенесет тебя в лагерь, когда посчитаешь нужным. Только прошу, не аппарируй сама.       Гермиона благодарно потерлась щекой о жилистое плечо.       — Спасибо.       Снейп понял ее без лишних слов.       — Утром позову Ильви.       — Спасибо, — повторила она. А затем, не желая разрушать такие ценные, беззаботные мгновенья вместе, но и понимая, что иначе никак, несмело шепнула: — Из-за того, что я… Мы не обговорили, что мне можно рассказывать другим, и…       — Это подождет до завтра. Главное я Минерве объяснил. Спи, Гермиона. На сегодня с тебя хватит.       Она послушно закрыла глаза.       — Спокойной ночи, Северус.       Теплая ладонь мягко гладит спину.       Темно.

***

      Зеленый.       Ярко. Ярко. Ярко.       Слишком ярко. Почти слепяще.       Гермиона моргнула, но что с опущенными веками, что с поднятыми не различала ничего, кроме сияния насыщенного изумрудного цвета.       А потом оно потухло. Угасая плавно, неспешно. Становясь слабее и слабее, пока не растворилось полностью в такого же змеиного цвета радужках.       — Ты сделала все правильно, — голос ледяной, чужой, а вот лицо родное, но почему-то холодное. Внешне, но Гермиона была уверена, что и на ощупь тоже.       Как чешуя.       — Гарри? — она непонимающе огляделась по сторонам. Низкий потолок, склизкие каменные стены. — Сделала что? Где мы?       — То, что должно, — безразличное, расчетливое. — Он только мешал.       — Кто? — она невольно качнулась назад от этого не-Гарри, но, упершись лопатками о липкую влажность древнего камня, вновь ступила вперед. — Мешал чему?       — Нам. Нашей дружбе, — не замечая сквозящей в женском голосе тревоги, он протянул ей руку.       Будто приглашая на танец.       Танец мертвых.       Шаг вправо. Подальше от того, кто так неумело прикидывался ее лучшим другом. Еще один. Еще.       Пока вдруг не уткнулась пяткой во что-то мягкое.       Развернувшись, Гермиона почувствовала, как земля уходит из-под ног.       Черные глаза смотрели в никуда. Не привычно непроницаемые, а пустые, как в последний раз у Рона.       Чужие пальцы сомкнулись на правом запястье, и, словно под Империо, Гермиона, опустив взгляд, увидела зажатое в кулаке древко.       Ее ладонь.       Ее палочка.       Ее проклятие.       — Он только мешал.       Сильные, незнакомые руки обхватили со спины.       Сжимая, сдавливая грудь. Лишая воздуха. Ломая ребра.       — Ты сделала правильный выбор.       — Нет! Я не…       Она попыталась закричать, но с губ сорвался лишь придушенный, слабый хрип.       Тихо.       Темно.       И вдруг сырой, плотный мрак подземелий разорвал яркий, слепящий, но не зеленый, а желто-оранжевый свет.       Настоящий. Теплый. Живой.       — Гермиона? — чья-то рука. Трясет, вытягивая оттуда, где быть не хотелось. — Гермиона, проснись.       Над ней нависло бледное худое лицо. Не застывшее. Живое.       — Ты в порядке? — вскинувшись, она обхватила Снейпа за шею, но тут же вновь отстранилась и принялась хаотично, беспорядочно касаться всего, до чего только могла дотянуться. Щек, груди, спины. — Ты в порядке! Мерлин, ты…       — Тише, тише. Это был кошмар. Обычный кошмар.       — Я там… Ты… Я тебя…       Северус поймал ее запястья, а ее взгляд поймал собственное предплечье.       Кобура.       Палочка.       — Сними ее, Северус, — она резко вывернула перечерченную ремешками левую руку. — Пожалуйста, сними… убери…       Не споря, не спрашивая, он в два счета развязал крепления и отбросил древко на диванный столик.       — Все. Все. Ее нет, — и словно надеясь убедить, показал обе ладони. — Ее нет.       Тяжело дыша, Гермиона, не мигая, смотрела ему в глаза.       Не пустые. Не застывшие. Встревоженные.       — Сон, милая, просто сон, — убрав с женского лица спутанные волосы, он мягко погладил скулу. — Все хорошо. Все хорошо.       — Ты правда в порядке? — жутко, животно боясь, что морок вот-вот развеется, она осторожно коснулась его кончиками пальцев. — Правда?       — Правда, — поймав взмокшую ладошку, Северус приложил ее к своему солнечному сплетению. Почти посередине, но чуть левее. — Чувствуешь?       Она чувствовала. Твердый, размеренный, немного ускоренный стук сердца.       Живого, из плоти и крови, человеческого сердца.       Слез почему-то по-прежнему не было, и, потянувшись к нему, Гермиона лишь хрипло, рвано выдохнула.       А он обнял ее в ответ, крепко прижимая к груди.       Маленькую, хрупкую.       Свою женщину.