Корни Хекстека

Сначала Виктор и не понял, что происходит. За все это время он привык к цветам, которые окружали его в каждом сне, поэтому парень не смог сразу почувствовать, что это очередной затягивающий кошмар. Болезнь истощала тело, требуя покоя, а единственным способом утолить эту потребность был сон, в который он начал проваливаться всё чаще. Это стало частью его быта, такой же неизбежной, как боль или бессилие. Он давно смирился с присутствием цветов, с их слишком странным, почти раздражающим голубым оттенком. Цвет проник в каждую деталь его жизни, и он уже не пытался бороться с ним. Однако теперь всё, на его же удивление, было иначе. Сначала ученому показалось, что он всё же вновь погрузился в привычный мир грёз. По ощущениям всё казалось таким же — тяжёлым, но уже знакомым. Только на этот раз привычный и искусственный свет исчез. Вместо ненавистного голубого, его окружило что-то иное: вязкое, угрожающее, лишённое форм. Чёрное нечто тянуло его за собой, обволакивая со всех сторон. Виктор попытался пошевелиться, но его тело казалось слишком тяжёлым, неподвижным. Паника подступала к горлу, но даже она утонула в густой тьме, которая заполняла его сознание, как вода наполняет трещину, моментально. Оно обволакивало буквально всё вокруг, лишая любого, пусть и малейшего шанса разглядеть хотя бы проблеск света или издать звук. Нечто словно поглощало не только зрение, но и само его существо, подавляя любые попытки позвать на помощь. Мысль о крике исчезала, не оставляя после себя места даже надежде. «Если это конец…» — думал Виктор, чувствуя, как его разум тоже медленно погружается в эту вязкую пустоту. — «То это явно не то облегчение, о котором все твердят и ждут». Его тело парило в невесомости, но скованно. Жижа цеплялась за парня, как ледяная вода, лишённая тепла жизни, тянула вниз, к чему-то неизвестному. И всё же, если на мгновение забыть о её липкой хватке, ощущения могли напоминать полёт. Только это был не полёт к свободе, а падение в бездну, чьи границы он даже не мог представить.

***

Звук аппарата поддержки дыхания прочно врезался в память Джейса, звуча в его голове даже в самые тихие моменты, становясь частью его собственного дыхания. Он мог воспроизвести его в любой момент, в любом состоянии, настолько прочно этот равномерный ритм заполнил всё его сознание. За три мучительных дня, что он провёл рядом с постелью Виктора, Джейс запомнил этот и многие похожие звуки наизусть. Они стали его тревожным маяком, что удерживал на грани между надеждой и отчаянием. Сколько раз его пытались выгнать из палаты, он уже перестал считать. Медсестры сначала с раздражением, потом с усталостью, пытались уговорить его выйти, пойти домой и хотя бы немного отдохнуть. — Вы сами уже выглядите так, будто сейчас упадёте, — строго заметила одна из них, опираясь на дверной косяк. — Я не уйду, — отрезал Джейс, даже не подняв взгляда от Виктора. Его голос звучал твёрдо, но был каким-то пустым, слова шли неосознанно, только равнодушно срывались с губ. — Вы не поможете ему, если сами свалитесь. — И всё равно, — Джейс сжал кулаки, чувствуя, как злость переплетается с безысходностью. — Я не покину его. Медсестра вздохнула и, бросив на него долгий взгляд, ушла. Спустя какое-то время одна из дежурных принесла ему старое, потрёпанное кресло — видимо, решив, что спорить с ним бесполезно, за что он был благодарен. Виктор так и не приходил в себя. Его тело было неподвижным, а бледная кожа ещё больше напоминала фарфор, слишком хрупкий, чтобы его можно было тронуть. Врачи до сих пор не могли установить точный диагноз. Любые попытки назначить лечение казались бесполезными: они не знали, с чем имеют дело, и боялись, что любое вмешательство только ухудшит его состояние. Джейс смотрел на него, на то, как поднимается и опускается грудная клетка с каждым тактом аппарата. «Он держится,» — твердил парень себе, стискивая зубы. — «Он держится, и я не отпущу попыток найти решение». Фолиант, в котором Джейс нашёл тот самый текст, стал для него чем-то вроде последней ниточки надежды. Он перечитал его от корки до корки, перевёл каждый абзац, каждую строку вдоль и поперёк, но, как назло, никаких новых данных, никаких зацепок, кроме того же самого стиха, он так и не нашёл. Не сдаваясь, Джейс подключил к поискам практически всё отделение Академии, специализирующееся на истории и сказаниях Пилтовера. Они искали хоть малейший намёк на что-то подобное: древнюю магию, забытые руны, легенды о проклятиях. Но ни в одном архиве, ни в одной библиотеке, ни даже в личных записях исследователей не оказалось ничего, что могло бы помочь. И это всё сильнее вгоняло его в панику. Три дня, проведённые в палате Виктора, стали для Джейса адом. Он не помнил, когда в последний раз спал или хотя бы ел. Единственное, что занимало его мысли, — это звук дыхания Виктора, слабый ритм его сердца и удары собственного пульса, отдающиеся эхом в ушах. Однако показатели Виктора ухудшались с каждым днём. Его кожа становилась всё бледнее, тело казалось таким неподвижным, что Джейс иногда хватал его за руку, проверяя, циркулирует ли кровь по венам. А его собственный страх разрастался, словно корни тех самых цветов, поглощавших Виктора изнутри. «Ты должен держаться, Вик,» — мысленно твердил он, но с каждой новой бессонной ночью ему всё труднее было гнать от себя отчаяние. И вот, в одну из таких ночей, Джейс сидел в углу палаты, упершись локтями в колени, сжимая голову руками. Мутные мысли лились в голове потоком, а от тяжести век казалось, что он вот-вот отключится. — Всё из-за тебя же, — пробормотал тогда учёный в пустоту, горько усмехнувшись. Его голос прозвучал надтреснуто, но он продолжал. — Это же ты, Вик… Ты всегда так боишься доставить другим дискомфорт, даже своими чувствами… Казалось, он говорил, чтобы не сойти с ума. Слова разлетались по палате, растворяясь в равномерном ритме аппаратов. Так, уставший и погруженный в себя, Джейс не заметил, как прибор слежения за сердцебиением Виктора вдруг начал пищать чуть громче, как зелёные линии стали подниматься резче и чаще. Пульс Виктора участился, будто сердце, истощённое до предела, вдруг решило напомнить о себе. Но тогда Джейс этого не услышал. На третью ночь Джейс всё-таки проиграл своему измученному организму и отключился прямо на том самом старом и потертом белом кресле, которое теперь стояло рядом с кроватью Виктора. Он специально развернул его спиной ко входу, чтобы всегда видеть приборы, хоть и понимал, что толку от этого мало — он ничего не смыслит в показаниях и половины из них. Но так ему было спокойнее. Книга, которую он держал в руках, бессильно свесилась на пол, а его голова склонилась на плечо. Лицо Джейса выглядело осунувшимся, тёмные круги под глазами стали настолько заметными, что даже случайно заглянувший медик не посмел его тревожить. Место между креслом и больничной койкой Виктора превратилось в настоящий хаос из бумаг и книг. Записки, сделанные в спешке, исписанные до краёв страницы, были разбросаны повсюду: на полу, на прикроватной тумбочке, даже на подоконнике. Джейс, за очень короткий срок, перечитал десятки древних фолиантов, исторических трудов и магических манускриптов, пытаясь найти хоть крупицу информации, которая помогла бы ему спасти Виктора. Стопка книг, собранных из библиотеки Академии, громоздилась у стены. Среди них были труды, посвящённые магическим проклятиям, неразгаданным ритуалам, легендам о древних рунах, всё, что смогли отыскать архивариусы. На некоторых страницах виднелись карандашные пометки и море торчащих из них закладок — Джейс без устали выписывал фрагменты текста, пытаясь найти связь с тем стихом, который уже также знал наизусть. Но всё это не давало результата. Вместо ответов Джейс только сильнее увязал в беспомощности и терял драгоценное время. Даже воздух в палате пропитался усталостью и тревогой. И, если изначально было понятно, что нужно найти того человека, в которого влюблён Виктор, то сейчас, пока парень был в коме, это было невозможно, поэтому все поиски упирались в нахождение возможности вывести его из неё.

***

На мгновение перед ним мелькнул крошечный просвет, настолько маленький, что мог бы ускользнуть от внимания, если бы не теплота, исходившая от него. Это было не просто тепло — оно пронизывало до самого сердца, приятно покалывая миллионом маленьких иголочек, как солнце, впервые пробивающееся через холодный зимний день. На том месте, где тепло коснулось тьмы, густая, вязкая жижа начала стремительно испаряться, словно капли воды на раскалённой летней поверхности. Виктор почувствовал, как внутри вспыхнуло нечто давно забытое — желание протянуть руку, дотянуться до этой искры света, крохотного солнечного зайчика, который манил и звал. Он попытался пошевелить свободной рукой, но мышцы сковала невидимая цепь, не давая ему сделать ни малейшего движения. Тьма, казалось, ощутила угрозу. Она нахлынула с новой силой, плотной стеной окружив парня, вытесняя воздух из лёгких, давя и утягивая вниз. Она понимала, что даже этот мизерный проблеск может стать для неё гибелью. Виктору казалось, что он сражается уже целую вечность. Нить его мыслей давно оборвалась, растворившись в этой беспросветной черноте, как и последняя надежда на спасение. Усталость была такой всепоглощающей, что даже отчаяние стало недосягаемым. После последней, жалкой попытки вырваться, почувствовав, как силы окончательно покинули его, Виктор сдался. Он перестал бороться, приняв густую, холодную тьму, как неизбежное.

***

Очнулся Джейс рано утром, когда небо за окном ещё оставалось угольно-серым, а горизонт даже не думал освещаться первыми лучами солнца. Сон был коротким, скорее болезненной уступкой измождённого тела, чем полноценным отдыхом. Он сидел, опустив голову на спинку кресла, пытаясь придти в себя, пока лёгкий, неуверенный стук в дверь палаты не заставил его вздрогнуть и окончательно вернуться к реальности. «На вряд ли медсестры или врачи будут стучать…» — мелькнуло у него в голове, но он не успел закончить эту мысль, как дверь тихонько приоткрылась, и на пороге показалась Мэл. Она не произнесла ни слова, просто вошла, и даже её шаги почти не были слышны на стерильном полу. Подойдя к креслу, она остановилась у спинки, облокотившись на неё одной рукой. Джейс чувствовал присутствие за спиной, ощутил лёгкое прикосновение её руки, но не поднимал взгляда. В палате царила напряжённая, почти священная тишина. Джейс не хотел нарушать эту хрупкость, но молчание стало слишком тяжёлым. Он собрался с мыслями и всё же заговорил, хотя слова давались ему с трудом. — Мэл, я… — голос был хриплым, пересохшим, словно он не говорил вслух целую вечность. Парень сделал паузу, сглотнув ком в горле, а потом попытался улыбнуться, хотя улыбка вышла какой-то потухшей, болезненной. — Рад тебя видеть. Её лицо оставалось спокойным, но взгляд говорил о многом. Она не ответила сразу, собиралась с мыслями, однако тишина между ними уже не казалась неловкой. Она была пропитана пониманием, тихим сочувствием и чем-то невыразимо личным. На самом деле, девушка молчала всего секунду, но этого хватило, чтобы Джейс заметил, как её взор задержался на Викторе. Его почти безжизненное лицо, бледное, с тенью усталости и мучений, казалось, отпечаталось в её сознании. Джейс невольно проследил за её взглядом, и у него сжалось сердце — состояние Виктора действительно ухудшилось. Это было заметно даже в сравнении с прошлым вечером. Он лишь тихо выдохнул, чтобы как-то смягчить момент, и, потерев лицо руками, заговорил: — Прости, кажется, я вырубился этой ночью прямо тут… — Он указал на кресло, извиняясь за свой неряшливый вид, и попытался перевести разговор на себя, дабы отвести внимание от Виктора. Но Мэл не дала ему закончить. — Насколько всё плохо? — её голос был ровным, почти холодным, в нём чувствовалась сталь. Она подошла ближе и встала между креслом и кроватью, выпрямив спину так, что её осанка сразу выдавала её решительность. Даже её чёрный плащ, небрежно накинутый на плечи, придавал ей ещё большей внушительности. Она выглядела одновременно величественно и грозно, словно готова была взять ситуацию в свои руки. Джейс почувствовал, как от такого её вида напряжение в комнате всё же становилось почти осязаемым. Её решительность заставила его самого невольно выпрямиться в кресле, будто бы он отвечал перед судом. Джейс попытался не отводить взгляд, хотя её глаза проникали в самую суть его мыслей. — Я не знаю, — признался он, с трудом выдавливая из себя слова. — Когда мы делали последний снимок, болезнь уже прогрессировала, начиная затрагивать сердце. Но о том, с какой скоростью она развивается, мы ничего не можем сказать. Джейс пытался говорить как можно спокойнее, выбирая каждое слово с осторожностью, чтобы не выдать ничего лишнего. Он намеренно избегал упоминания магических аспектов, не желая вдаваться в детали. Но то, что Мэл сказала в ответ, застало его врасплох. — Это ведь не просто болезнь, да? — её голос был всё так же твёрд, без намёка на сомнение. Советница бросила на него серьёзный взгляд, в котором читались и догадка, и готовность к подтверждению. — Что? Да с чего ты вообще взяла, что это что-то большее? — Джейс попытался парировать на автомате, выдав заученный ответ, словно это могло её успокоить. Но Мэл только слегка приподняла бровь, подмечая как неуклюже он пытается скрыть правду. Она сделала шаг вперёд и, указав на себя ладонью, проговорила: — Джейс, ты поднял на ноги половину Академии. Историки, архивариусы, даже те, кто никогда не брал в руки ничего, кроме отчётов. А я, как-никак, — её голос стал чуть более снисходительным, — всё ещё советница. Как ты думаешь, откуда я узнала? Джейс не нашёлся, что ответить. Её слова звучали слишком убедительно, а тон — слишком властно, чтобы продолжать отпираться. Парень лишь тяжело вздохнул и опустил лицо в ладони, упираясь локтями в свои колени. Молчание, нарушаемое только мерным гулом аппаратов, длилось пару секунд, но для него оно тянулось вечностью. — Да, — наконец, выдавил он, поднимая голову, голос звучал сломленно. — Это что-то вроде древнего проклятия. Но выяснить это я смог только пару дней назад, когда… когда всё уже стало слишком плохо. Медарда молчала, её взгляд оставался прикованным к Виктору, а напряжённая осанка растаяла, уверенность, с которой она вошла в палату, испарилась. Наконец, почти шёпотом, она спросила: — С чем оно связано? И вновь её голос заставил Джейса вздрогнуть. Только он был совсем другим — тихим, почти просящим, без намёка на ту твёрдость, которой она так легко манипулировала минуту назад. Джейс поднял фолиант, который упал с его колен во время сна, и моментально раскрыл его на нужной странице. Его пальцы остановились на знакомых строках, они уже буквально были выжжены в его памяти. — Я перевёл, — тихо начал он, опуская взгляд на текст. На мгновение он смутился, как будто его слова могли показаться смешными. — Это легенда называется «Корни любви». — Он вздохнул, чувствуя, как её заинтересованный взгляд впивается в него. — Возможно, ты подумаешь, что это абсурд, но, если кратко, это… ну, что-то вроде проклятия любви. Как в старых сказках. Мэл молча смотрела на него, а затем её взгляд метнулся к странице, где её взгляд начал стремительно пробегать по тексту. Она казалась полностью поглощённой словами, пока внезапно не спросила: — Это же только описание истории? — Я бы назвал это сказкой, балладой, — горько усмехнулся Джейс, устало потирая переносицу и не обращая внимания на формулировку её вопроса. — Но это всё, что у меня есть. Здесь упоминаются симптомы, которые почти идентичны тому, что происходит с Виктором… и явный намёк, что его может спасти только любовь. Мэл всё-таки взяла книгу из его рук, аккуратно листая страницы. Её внимание привлекли переводы и пометки, сделанные Джейсом на полях. Она ещё раз пробежалась глазами по тексту, а затем вдруг кивнула, будто что-то для себя уяснив. — Я знала, что это примерно то, что тебе нужно, — пробормотала она, возвращая фолиант обратно. Джейс замер. Его усталое лицо исказилось от удивления. — О чём ты? — спросил он, решив, что слух уже подводит его, или же ему начало казаться невозможное, галлюцинации тоже не исключены. Но девушка лишь отмахнулась от его вопроса, не удостоив ответа, и полезла во внутренний карман своего плаща. Через мгновение она вытащила маленькую книжицу, потрёпанную временем и кажущуюся неуместно миниатюрной даже в её руках. — Услышав, что ты ищешь старые мифы и легенды о магии, особенно связанные с дикими землями и Пилтовером, я сразу вспомнила про неё, — сказала она и протянула эту книжечку Джейсу. Парень с удивлением взял её. Обложка была совершенно пустой — ни надписей, ни символов, лишь затёртый переплёт и пожелтевшие края страниц выдавали её почтенный возраст. — Это? — удивлённо уточнил Джейс, всё ещё рассматривая книгу с недоверием, словно она могла в любую секунду рассыпаться в руках. — Это, — кивнула Мэл, её голос стал чуть мягче, хотя она сохраняла привычную серьёзность. — Свод детских легенд и сказок. Когда я была маленькой, мне часто читали их. Эти мифы чтут в Ноксусе. Джейс перевёл взгляд с неё на книжку, его пальцы осторожно провели по потрёпанной обложке. — Иногда в детских сказках больше правды, чем в любой научной книге. — Подытожила она. — Хотя, наверное это ты и так знаешь. Моторчик в голове Джейса заработал на полную мощность, мысли закрутились, обретая новый импульс: — Точно, Ноксус! Почему я зациклился только на Пилтовере и ближайших землях? — вырвалось у него. — Потому что ты иногда бываешь таким идиотом, Талис, — устало фыркнула Медарда.— Текст из твоей книги неполный. Я точно помню, что в детстве там было ещё минимум пару строф, правда они были на родном ноксианском наречии. Джейс замер, обдумывая её слова. — Я не понимаю, — тихо выдохнул он, проводя рукой по затылку. — Почему ты мне помогаешь? После всего, что я наговорил тебе тогда в лаборатории… Мэл отвернулась на мгновение, что-то ища в глубине своих мыслей, но ответила, не медля, не желая больше скрывать своих выводов: — Потому что я вижу, как он тебе дорог. — Её голос стал чуть тише.— А кто я такая, чтобы стоять на пути двух любящих сердец? Джейс даже не успел осознать, как в следующее мгновение вскочил с места и заключил её в объятия. Мэл на мгновение замерла, но почти сразу ответила ему крепким, но в то же время удивительно нежным жестом. Он всегда был гипертактильным человеком, и в такие моменты его эмоциональность выходила наружу, заставляя забыть обо всём остальном. — Спасибо, Мэл, — тихо произнёс Джейс, когда они разорвали дружеские объятия, а девушка отошла на пару шагов назад. — Не благодари, — ответила она ровным тоном, но в её взгляде просачивалась искренняя забота. — У тебя мало времени, чтобы окончательно всё понять, поэтому начни, наконец-то, думать головой и не трать его зря. С этими словами Советница развернулась и направилась к выходу, её плащ едва слышно скользил по полу. Она не обернулась, не добавила ничего, просто ушла, оставив Джейса снова наедине со своими мыслями. Он смотрел ей вслед, пока дверь тихо не закрылась, а затем перевёл взгляд на две книги, оставшиеся лежать в кресле. В голове вихрем крутились вопросы и предположения, но одно стало кристально ясным: больше ждать нельзя. Каждая секунда, проведённая бездействием, только ухудшала ситуацию. — Начать думать головой… — пробормотал он себе под нос, усаживаясь обратно в кресло и вновь углубляясь в тексты, уже с обновлённой решимостью.

***

Джейс отлично помнил их последний разговор. Каждый неловкий момент, каждую фразу, что он тогда сказал. Почему? Да потому что тогда он был вымотан. Он устал скрывать свои переживания, устал подыгрывать Виктору, который избегал говоров о важном, явно скрывая что-то. Он устал от своей собственной заботы, которая становилась больше прикрытием, чем искренним жестом. И больше всего он устал от обмана — обмана себя и других, от попыток дать ложные надежды там, где он сам не был уверен в успехе. Это случилось в обед. Виктор отправился за едой в столовую Академии, оставив Джейса наедине с документами и тихой, скрипучей тишиной лаборатории. Парень успел погрузиться в чтение, его глаза пробегали строки отчёта, а рука машинально помечала важные детали. Но спокойствие длилось недолго. Дверь лаборатории открылась так внезапно, что он даже вздрогнул. — Джейс, добрый день, — прозвучал знакомый, но не слишком радушный голос. Он поднял взгляд и увидел Мэл. Она вошла внутрь легко, с привычной уверенностью, но было видно, что её что-то беспокоит. Её улыбка выглядела почти натянутой, а взгляд — слишком пристальным. — Привет, Мэл, — ответил он сдержанно, но с теплотой. Он действительно был рад её видеть, хоть и понимал, что разговор пойдёт по давно знакомому сценарию. Однако отвлекаться не хотелось. Поэтому парень продолжил перебирать документы, как бы давая понять, что разговор лучше сократить до минимума. — Ты что-то хотела? Просто у меня… работа, — добавил он, уткнувшись обратно в бумаги. Это был его типичный манёвр. В последнее время он всегда так уклонялся от серьёзных разговоров с ней. Но Мэл, как обычно, не собиралась сдаваться. — На самом деле, да, — ответила она, делая долгую паузу. Джейс машинально поставил точку в своих записях, её голос всё же привлёк его внимание. Он поднял голову, заметив, как глаза девушки внимательно изучают его лицо, словно пытаясь прочитать невидимые эмоции. — И что же это? — спросил он, стараясь звучать безразлично, хотя в груди уже начинало закипать беспокойство. Мэл чуть приподняла бровь, недоумевая, почему он упорно избегает честного разговора. — Почему ты так резко отказываешься от всех предложений, Джейс? — её голос звучал одновременно мягко и требовательно. — Ты ведь раньше не был таким… непреклонным. Она сделала пару шагов назад, плотно прикрыв слегка открытую дверь лаборатории. Парень откинулся на спинку стула, вздохнув. Эти слова звучали как упрёк, но в то же время он чувствовал в них заботу. — Мэл, я ценю твою помощь, но… сейчас не самое подходящее время, — он произнёс это с долей усталости, тише, чем требовалось, надеясь, что она отступит. Но она, конечно, не собиралась вновь уходить ни с чем. — Это «не самое подходящее время» тянется уже не первую неделю, Джейс, — её голос стал острее. — Ты совсем пропал из Совета. Ты не выходишь из лаборатории. Ты перестал быть собой. Джейс закрыл глаза, чувствуя, как напряжение поднимается к горлу. — Мэл… — начал он, но она перебила его: — Я не слепая, Джейс. Я знаю, что дело в Викторе. Эти слова прозвучали с такой уверенностью, что у него не нашлось сил даже отрицать. — Ну и что? — бросил он, чувствуя, как его шепот срывается. — Да, я помогаю ему, мы партнеры, как никак. Да, это важно. Но это никак не касается твоих вопросов. Мэл слегка прищурилась, её взгляд стал жёстче. Девушка была явно настроена не уходить без ответа, и Джейс это чувствовал каждой клеткой. Её слова звучали настойчиво, но не без нотки заботы, что только сильнее выводило его из равновесия. Она всегда умела зацепить за живое. — Ты разрываешься между тем, что важно для тебя, и тем, что важно для остальных, — продолжала она, её голос становился всё твёрже. — Но если ты и дальше будешь так себя изматывать, ты никому не сможешь помочь. Джейс резко отложил документы, уперев руки в стол. — Мэл, хватит, — произнёс он, наконец сорвавшись. Его голос стал резким, почти грубым. — Почему ты лезешь не в своё дело? Мэл отступила на полшага, её уверенность на мгновение поколебалась. — Не в своё дело? — переспросила она, прищурив глаза. — Я переживаю за тебя, Джейс. Разве это не нормально? — Переживаешь? — он горько усмехнулся, вставая из-за стола. — Ты не понимаешь, что я чувствую. Ты даже не пытаешься. — Тогда объясни, — её голос тоже чуть повысился, в нём зазвучало раздражение. — Что я не понимаю? Почему ты так закрываешься? Джейс повернулся к ней, и в его глазах вспыхнуло нечто, чего она раньше не видела — смесь гнева и усталости. — Потому что это не твоё дело, Мэл! — выпалил он, практически выкрикивая. — Мои отношения с Виктором тебя никак не касаются! На мгновение в комнате воцарилась полная тишина. Мэл вытаращила глаза, словно пытаясь осмыслить его слова. — Отношения? — переспросила она тихо, почти шёпотом. Но Джейс уже не мог остановиться, слова сами срывались с его губ: — Да, отношения. Мои чувства. Да называй это как хочешь! Но я не могу просто так бросить любимого человека. Как только эти слова прозвучали, он осёкся, осознавая, что зашёл слишком далеко. Его дыхание стало сбивчивым, и он посмотрел на неё виновато. — Мэл… Прости, — произнёс он уже тише, стараясь сгладить остроту своих слов. — Я ценю нашу дружбу, но… Она остановила его поднятой рукой, её лицо оставалось неподвижным, но глаза блестели. — Не нужно, мистер Талис, — произнесла она сухо, её голос был ледяным. — Вы уже достаточно высказались. С этими словами она развернулась и вышла, оставив его одного среди гор бумаг и вопросов, которые он так старательно избегал задавать себе. А потом пришёл Виктор и день снова стал приятным.

***

По сравнению со всеми изнуряющими исследованиями, которые Джейс проделал до этого, перевод текста с ноксианского наречия оказался на удивление простым занятием. Возможно, сказалась сама структура языка, оказавшаяся более упорядоченной, чем он ожидал, или его собственная сосредоточенность, вызванная новой надеждой. Он несколько раз тщательно перепроверил каждую строку, вдумываясь в смысл и мельчайшие нюансы, понимая, что тексты действительно отличаются. Это подтверждало одно: баллада, найденная в старом фолианте, на самом деле состояла только из первой части самой легенды. В конечном итоге, Джейс получил ещё один большой фрагмент:

Но время идет, и сердца забывают,

Лишь мифы о прошлом в тиши оживают.

Любую правду века стерегут,

Но превращают в легенду, её люди забудут.

Магия древняя — ни зла, ни добра,

В пути своем действует, как ей угодно.

Она в тьму обращает кошмары и боль,

И корни любви оседают с ней вглубь.

Когда сердце одно поглощает беда,

Цветы возникают — иные всегда.

Они не глупы, они знают законы,

Становясь теми, кто в любви воплощенны.

Если он любил её волосы злато,

То цветы расцветают в цвете заката.

Если душу её он боготворил,

То лепестки станут, как вуаль, невесомы, голубы.

Но любовь, что в пучине однажды утонет,

Вернуть лишь сумеет другой голос влюбленный.

Тот, кто готов разделить её боль,

Найдет в цветах силу и судьбы пароль.

Любовь распознает сердца зов живой,

Пронзая корнями весь мир вновь земной.

И древняя магия, что сердца сожгла,

Сквозь голос любимого путь ожила.

Так магия, мудрая, с сердцем в ладу,

Не только ломает, но лечит беду.

В забытых лесах её помнят слова:

Лишь тот, кто любил, оживит чудеса.

Когда тьма поглотит, без остатка, до дна,

И разум покроет теней пелена,

Тогда лишь второй, тот, кто рядом был,

Сумеет понять, что он был любим.

Любовь не исчезнет, её свет живёт,

В тенях обитая, как звёздный оплот.

Лишь сердце, что истину эту поймёт,

Спасти сможет душу, что тьма заберёт.

Он перечитывал текст снова и снова. Перевод был далеко не идеальным — рифмы потеряны, обороты грубее оригинала, но суть всё же оставалась ясной. Цветы стали ответом, скрытым в строках, намекая на чувства, что питал Виктор. Но даже так — невозможно по одним цветам понять что это за человек, особенно, если до этого о нём ни разу не упоминали. Джейс тяжело выдохнул и, закрыв книжечку, отложил её на прикроватную тумбу. Он сел ближе к койке, где безмятежно покоился Виктор. Лицо партнёра, осунувшееся от усталости и болезни, выглядело ещё бледнее в утреннем свете. Рука Джейса невольно поднялась, чтобы осторожно убрать выбившуюся прядь с его лба. На мгновение он замер, боясь нарушить этот зыбкий покой, но затем позволил пальцам коснуться холодной кожи. Безнадёга сковала его окончательно, и на этот раз сопротивляться ей не было сил. — Прости, — тихо выдохнул Джейс, нарушив тишину палаты. Голос дрогнул, а взгляд упал куда-то в сторону, туда, где первые лучи рассвета окрашивали горизонт мягкими красками. — Прости, я такой придурок. Он сделал паузу, чувствуя, как слова с трудом вырываются наружу, но они, наконец, должны были прозвучать. — Если бы я… — он глубоко вдохнул, собираясь с духом. — Если бы я сразу сказал тебе, что вижу твою ложь, что беспокоюсь о тебе не просто так… Рука медленно опустилась на простыню, а взгляд остановился на книге, оставленной на тумбочке. Она была забыта в этом порыве, как нечто уже неважное. Сейчас всё казалось незначительным, кроме Виктора. — То всё было бы иначе. — Эти слова были пропитаны горечью, которую он больше не мог скрывать.— Как найти того, кто смог забрать себе твоё сердце? Взгляд лихорадочно метался по комнате, цепляясь за каждый предмет, пока не остановился на экране прибора, отслеживающего пульс. Полоска, которая прежде двигалась размеренно, вдруг начала заметно ускоряться. Сигналы участились, издавая беспокойный ритм. — Вик, я… — голос Джейса сорвался, и он резко умолк, чувствуя, как тревога захлёстывает его с головой. Он нахмурился, непроизвольно сделав небольшой рывок, но тут же опустился обратно в кресло. Инстинкт подсказывал немедленно поднять тревогу, позвать медсестёр, найти объяснение тому, что происходит. Однако что-то внутри, словно невидимая рука, остановило этот порыв. Он застыл на месте, взгляд снова упал на прикроватную тумбочку, где лежала маленькая книжечка. «Баллада…» — вспыхнуло в его голове. Строки, что он перечитывал снова и снова, теперь звучали яснее, а какой-то внутренний голос подсказывал ему, что делать. Он сжал кулаки, вцепившись ногтями в ладони, стараясь вернуть себе трезвость. «Может ли это быть реальностью?» — подумал Джейс, ощущая, как смесь отчаяния и надежды накрывает его с головой. — Только бы сработало… — прошептал парень, решившись довериться легенде, веря не столько в магию, сколько в то, что Виктор всё ещё может услышать его. Джейс осторожно сел на самый край кресла, подтянув его ближе к кровати. Его движения были неуверенными, он верил, что каждое касание могло нарушить хрупкое равновесие. Джейс обхватил тонкую руку Виктора своими ладонями, чувствуя холод его кожи, и напряженно посмотрел на его лицо. — Вик… — произнес он сначала почти беззвучно, боясь спугнуть что-то важное. Но, осознав, что терять уже нечего, он набрал воздуха в грудь и продолжил: — Вик, я знаю, ты можешь меня услышать. Его взгляд то и дело возвращался к прибору, улавливая монотонные звуки пульса, которые, казалось, шли вразрез с напряжением момента. Ожидание стало невыносимым, а молчание тяготило сильнее, чем он готов был признать. — Вик, давай, пожалуйста, — голос дрогнул, но Джейс упрямо сжал пальцы вокруг руки друга. — Я знаю, как ты упрям, знаю, что ты никогда не сдаешься. Ты сильнее всего этого. Его глаза продолжали искать хоть малейшее движение на бледном лице Виктора. Наконец, когда слова уже казались отчаянным бормотанием, он заметил, как лицо парня слегка нахмурилось. — Вик, давай же, очнись! — теперь голос Джейса прозвучал твердо, с непоколебимой решимостью. — Ты нужен мне. Понимаешь? Ты нужен! И эти слова отозвались новым сигналом на приборе. Линия пульса, как и его сердце, начала двигаться чуть быстрее, внушая слабую, но все же надежду.

***

Звук был странным. Глухой, как если бы кто-то пытался пробиться через толщу воды. Он не был четким, но отличался от пустоты, в которой Виктор находился. Долгое время он в принципе не слышал ничего, кроме тишины, а теперь это явно чужое вмешательство заставляло сердце вздрогнуть. Тем не менее, если ты давно смирился с безмолвной темнотой, утонул в ней, сдался и больше не ждал никакого спасения, даже самый слабый сигнал невозможно проигнорировать. Виктор непроизвольно открыл глаза, хотя разницы не заметил. Всё такая же бесконечная чернота окружала его, не оставляя никаких намеков на выход. Это всё больше было похоже на конец — пустой, окончательный, безвозвратный. Его взгляд некоторое время блуждал по пустоте, без цели, без смысла. В конце концов он решил не тратить остатки сил на то, что, возможно, было всего лишь галлюцинацией. Каждое мгновение давалось ему с трудом, силы уходили, и казалось, что с ними исчезало всё. Но звук повторился. В этот раз он был чуть отчетливее. Слабый и упрямый, он прорвался сквозь тяжесть темноты, снова заставляя сердце вздрогнуть. Виктор замер, не веря, что услышал это вновь. Звук, напоминающий голос, зовущий его, противостоял этой бесконечной пустоте. Виктор нахмурился, собрав остатки своих сил, и попробовал пошевелить рукой, которая, утонула в цепких лапах темноты. Он не питал особых надежд, что это сработает — мрак был слишком плотным, давящим, как живое существо, не отпускающее своей добычи. Однако что-то изменилось. Внезапно он почувствовал тепло — едва уловимое, но знакомое. Оно пробивалось сквозь тяжесть, постепенно обжигая предплечье и прогоняя тьму, солнечный луч, вновь появившийся в этом беспросветном месте. Поняв, что его усилия не напрасны, Виктор дернул сильнее, и рука окончательно освободилась из цепких пучин. Тьма нехотя отступила, опаленная этим внезапным светом. Он медленно поднял руку к лицу, изучая её. На коже, точно пульсируя в такт его дыханию, светилась руна. Её свечение было слабым, но на фоне подавляющей тьмы казалось ярким и ослепительным. Тепло от неё разливалось по телу, проникая в самое сердце и заполняя его силой. Звук продолжал рассеиваться эхом, проникая в самые глубины пространства. Он был не громким, но отчётливым, обволакивающим, как тёплый ветер после долгой зимы. Каждая его вибрация дарила надежду, а вместе с ней — едва уловимую ясность. Понимание нахлынуло резко, как ледяная вода: он слишком рано смирился. Просто сдался, позволив тьме поглотить себя целиком, отказавшись от борьбы. Гнев на самого себя, смешанный с отчаянной волной упрямства, пронзил сознание, заставляя сердце биться сильнее. Виктор начал вырываться из холодных пут, стиснув зубы. Пальцы дрогнули, потом ещё раз, ощущая каждое движение словно сквозь толщу воды. Но это было возможно. И вдруг всё обрело смысл. Голос, что звал его, был знакомым. Близким. Не просто звуком, а якорем, который не давал утонуть. — Джейс? — его голос дрогнул, с трудом пробиваясь через тишину. Слово разлетелось в пустоте, пропало без следа. Тьма слегка дрогнула, и вдали он заметил слабое свечение. Оно едва пробивалось через густую мглу, но свет был там. Реальный, зовущий, непоколебимый. Его свет. — Джейс! — громче выкрикнул парень, отчаянно цепляясь за этот звук, как за спасательный круг. Виктор двинулся вперёд, расталкивая плотные и липкие, сгустки руками, хоть каждое движение и давалось с трудом.

***

Джейс совсем потерял счёт времени. Его голос гремел в тишине палаты, то срываясь на крик, то стихая до едва слышимого шёпота. Он говорил всё, что приходило в голову, не выбирая слов, цепляясь за каждую возможность пробиться сквозь ту пропасть, где, как он надеялся, ещё оставалась частичка сознания Виктора. — Вик, ну же… Очнись, пожалуйста, — сейчас голос дрожал, а пальцы всё крепче сжимали узкую ладонь. Он чувствовал, как она становится теплее от контакта с его кожей, это придавало сил. Виктор вздрагивал, как будто он боролся с чем-то невидимым, с долгим ночным кошмаром. Парень ворочался, простынь сбилась в беспорядочную груду, волосы спутались, скрывая его лицо. Джейс ловил каждое движение, каждую тень реакции, как утопающий цепляется за соломинку. — Вик, ты меня слышишь? — голос сорвался, но он тут же взял себя в руки, наклонился ближе. — Скажи хоть что-нибудь. Ну же, давай. Он остановился на мгновение, только чтобы провести рукой по спутанным волосам, откинуть их с лица Виктора. Увидев, как тот слегка нахмурился, Джейс вдохнул резче, словно от этого зависела жизнь. — Ты сильный, Вик, я знаю, что ты можешь. Ты всегда был сильным, умным… Настоящим упрямцем, — он горько усмехнулся, а его лицо озарила мягкая улыбка. Виктор снова дёрнулся, и Джейс едва не выпустил его руку. Он быстро вернул ладонь обратно в свои, переплетая пальцы. — Чёрт возьми, Виктор, подумай хоть немного обо мне! — крикнул парень неожиданно громко, что голос захлестнул воздух. — Я не смогу… Я не справлюсь, если ты уйдёшь! Вновь пауза, но на этот раз она была пропитана чем-то иным — страхом и отчаянием, которые Джейс больше не мог сдерживать. Недомолвки явно сейчас уже были лишними. — Как же наша работа? — он тихо, почти шёпотом, продолжил, наклоняясь так близко, что почувствовал тепло, наконец-то исходящее от Виктора. — Все наши планы, идеи… Ты просто так это бросишь? Его глаза были прикованы к лицу парня, на котором снова появилось слабое движение, едва заметное напряжение губ, морщинка между бровей. — А я? — спросил он тише, решив выложить всё на чистоту. — Ты обо мне подумал? Ответа не было, но Джейс больше не мог молчать. Всё внутри сжалось, а эти слова и мысли разрывали его изнутри. — Я же люблю тебя, Вик, — голос его задрожал, но слова прозвучали твёрдо, громко, словно должны были заполнить весь мир. — Я люблю тебя. Он почувствовал, как слёзы подступают к глазам, но упрямо не отводил взгляда. Виктор всё ещё лежал перед ним, взмокший, дрожащий, но уже не такой бледный, как прежде. Эти слабые реакции — морщинка на лбу, напряжённые пальцы, дрожь губ — давали Джейсу то, чего он боялся потерять больше всего. Надежду. — Вернись ко мне, пожалуйста, — добавил он тише, голос почти сломался. — Я не могу без тебя, Вик.

***

Свет всё ещё казался недосягаемым, он удалялся каждый раз, когда Виктор пытался приблизиться. Но голос — голос становился всё отчётливее. Слова, ещё мгновение назад утопавшие в глухой тишине, теперь звучали яснее, вызывая в нём отголоски мыслей. Он шёл всё медленнее, его тело протестовало от усталости. Темнота вокруг быстро сгущалась, пытаясь удержать его, заставить остановиться и смириться. Виктор закрыл глаза, на мгновение задумавшись, стоит ли ему вообще продолжать. И тогда он услышал ещё один странный звук — шипение, едва уловимое, но отчётливо вторгающееся в пространство. Виктор остановился, напряжённо вглядываясь в бесформенную пустоту. Внезапно тьма начала искажаться, словно её поверхность была нарушена невидимой силой. Белые пятна начали проявляться по краям этого бесконечного мрака. Сначала крошечные, они медленно расширялись, а свет проникал в каждую мельчайшую трещину. Темнота дрожала, рябила, как искажённое изображение на экране, а затем начала испаряться. Тепло медленно окутывало пространство. Оно было почти обжигающим после долгого пребывания в ледяной пустоте. Парень почувствовал, как оно разливается вокруг него, пропитывая каждый уголок этого мрачного мира. Пространство перед ним начало расчищаться, создавая узкий коридор, ведущий вперёд. Тьма больше не сдерживала его. Она отступала, уступая место свету и теплу, которые теперь обволакивали его самого, защищая от невидимой опасности. Виктор сжал кулаки, ощущая, как тепло проникает и в него, наполняя силой. Он больше не чувствовал усталости. Свет впереди манил, а голос, зовущий его по имени, больше не казался таким далёким.

***

Тело Виктора не откликнулось на попытки двигаться, отказываясь подчиняться. Каждая мышца ныла от истощения, а боль в груди пульсировала с такой силой, что ему казалось, она вот-вот разорвёт его изнутри. Дышать было тяжело, каждый вдох давался с трудом, будто воздух был пропитан тяжестью, давящей на лёгкие. Он едва смог открыть глаза. Свет, заполнивший комнату, резанул по ним так ярко, что всё вокруг было размытым. Первое, что он различил, — это смутный силуэт, освещённый утренними лучами. Виктор попытался сосредоточиться, но глаза всё ещё не могли привыкнуть к свету. Казалось, этот человек говорил что-то, но слова тоже не воспринимались, превращаясь в неразборчивый гул. Зато ощущение чужой руки, сжимающей его собственную, было до боли ясным. Это прикосновение пронзило туман в его сознании, как последний остаток тепла в ледяной пустыне. Постепенно он начал различать звуки — голос, зовущий его по имени. — Вик, ты очнулся, — голос прозвучал надрывно, будто тот, кто говорил, долго сдерживал себя. Теперь Виктор сумел разглядеть лицо, очертания которого медленно проступали сквозь слепящий свет. Джейс… Его взгляд был полон слёз, а щеки раскраснелись. — Джейс? — едва слышно выдохнул Виктор, его голос сорвался, превратившись в хрип. Он попытался заговорить ещё раз, но снова ощутил боль в груди. Его глаза заметались по комнате в поисках хоть каких-то ответов, но вскоре остановились на лице Джейса. Увидев блеск слёз в его глазах, он замер. — Что случилось? Почему ты плачешь? — слова вышли тише, чем он хотел, но их значимость была слишком явной. Всё уходило на второй план, сейчас главное — это Джейс Джейс придвинулся ближе, сжав руку Виктора ещё сильнее, боялся, что тот снова утратит связь с этим миром. Его глаза были наполнены отчаянием, но он явно старался держать себя в руках, чтобы не поддаться панике и не напугать и так ничего непонимающего парня ещё сильнее. — Это не важно, — наконец выдохнул он, резко убирая одну руку, чтобы быстро стереть с лица солёные следы. — Вик, на тебя наложено проклятие. Ты был в коме… — Я что? — Виктор посмотрел на него с ошеломлением, голос прозвучал почти механически, а разум отказывался принять реальность. Джейс, чувствуя его растерянность, продолжил, хоть и сам боялся, что звучит безумно: — Хекстек каким-то образом активировал древнюю магию. Это проклятие называется «Корни любви». — Он говорил торопливо, сбивчиво, словно каждое слово отнимало у него силы. — Единственный способ его снять — это… это чтобы человек, в которого ты влюблён, ответил тебе взаимностью. Виктор неподвижно смотрел на Джейса, его взгляд опустел, а голова с глухим звуком снова откинулась на подушку. — Я ведь уже почти умер, так? — звучало сухо, безэмоционально, смерть стала лишь неотвратимым фактом, тем, что должно было случиться, но кто-то прервал этот «праздник». — Что? — теперь уже Джейс не скрывал своего шока. — Вик, ты что… — Джейс… — Виктор отвёл взгляд, избегая встречаться с ним глазами. Его голос едва дрожал, но в нём чувствовалось странное облегчение. — Я просто… Это глупо. Беспокоить кого-то своими чувствами, когда ты уже на грани смерти. Эти слова больно ударили по Джейсу, но в то же мгновение что-то внутри него щёлкнуло. Сбивчивые мысли утихли, оставив одну ясную цель: Виктору нужно втолковать то, что происходит. На вряд ли парень может осознавать всю опасность ситуации в таком состоянии. — Виктор, ты умираешь, — сказал он. — И единственный шанс тебя спасти — это, повторюсь, взаимная любовь. — Джейс ненадолго замолчал, переводя дух, и продолжил с ещё большей решимостью: — Я не знаю, как тебе удалось вернуться, но, чёрт возьми, я сделаю всё, чтобы ты остался жив. Виктор ошеломлённо смотрел на Джейса, не зная, как реагировать. Его мысли хаотично метались между недоверием и странным теплом, которое разливалось внутри. Однако что-то изменилось. Он словно принял решение, осознал что-то важное для себя, и, набравшись смелости, наконец заговорил: — Я услышал твой голос, — тихо промямлил он, словно боялся, что эти слова потеряют свою значимость, если прозвучат громче. — Что? — Джейс оторопело замер, не сразу понимая, о чём идёт речь. — Там, где бы я ни был… — начал Виктор, но запнулся, подбирая слова, чтобы описать то, что невозможно выразить. — Там была пустота. Абсолютная, бесконечная. Я уже… уже смирился с ней. Но твой голос прорвался через неё. Его взгляд снова метнулся в сторону, произнести это вслух было сродни обнажению души. На мгновение между ними повисла тишина, наполненная лишь мерным писком монитора. Но этого мгновения хватило, чтобы Джейс сложил воедино услышанное. Слова, некогда казавшиеся бессмысленной строкой из старой книги, вдруг вспыхнули в его сознании: «Но любовь, что в пучине однажды утонет, Вернуть лишь сумеет другой голос влюбленный.» — Вик, — голос Джейса стал мягче, зовущий, и Виктор, пусть и неохотно, повернул голову к нему. Джейс посмотрел ему прямо в глаза, и в этот момент все сомнения, страхи и нерешительность покинули его. — Я тоже люблю тебя, идиот, — произнёс он, вложив в эти слова всю свою искренность и эмоции. Виктор замер. Он смотрел на Джейса, пытаясь осознать, что тот только что сказал. Почему-то спорить с этим, особенно на смертном одре, совершенно не хотелось. Вместо этого ему захотелось верить. Верить в эту, казалось бы, абсурдную сказку, которая вдруг стала реальностью. Их взгляды встретились, напряжение в комнате буквально пульсировало, будто воздух стал осязаемым. Виктор тихо выдохнул, слова давались ему с трудом: — Джейс, я… — он хотел было что-то сказать, как обычно поспорить, но вместо этого лишь тихо добавил: — Поцелуй меня. Этих слов было достаточно. Джейс больше не раздумывал. Их губы встретились в тёплом, нежном поцелуе, который был одновременно осторожным и наполненным всеми чувствами, накопившимися за эти годы. Джейс держал Виктора крепко, словно боялся, что тот исчезнет, если он ослабит хватку. Виктор ответил ему с тихой, хрупкой страстью, почти не веря, что это происходит наяву. Когда поцелуй прервался, Джейс прижался лбом к Виктору, одной рукой нежно удерживая его затылок, стремясь защитить его даже в этот момент. Виктор, чуть отдышавшись, прошептал, почти касаясь губами Джейса: — Я тоже тебя люблю… но так боялся это признать. Едва слова сорвались с его губ, как что-то изменилось. Комната наполнилась золотым свечением, мягким, но невероятно ярким. Сначала оно было едва заметным, слабое мерцание, исходящее из руны на руке Виктора. Но свет быстро усиливался, закручиваясь в воздухе спиралями, которые вскоре превратились в кольца, танцующие вокруг парней. Кольца медленно сужались, оберегая их, и на миг всё застыло. Затем последовала ослепительная вспышка, которая заливала комнату светом, настолько ярким, что всё вокруг исчезло в этом сиянии. Мгновенно все приборы в палате начали издавать громкие сигналы, их экраны вспыхнули хаотичными показателями. Свет, исходящий из руны Виктора, стремился наружу, разрывая тьму, и в последний момент обрушился в тишину. Резкий толчок отключил обоих — их тела обмякли и они одновременно потеряли сознание. Спустя несколько секунд в палату ворвались врачи, взволнованные хаосом.

Эпилог

— Вик, ты не видел мой пиджак? — донёсся голос Джейса из их комнаты. Виктор стоял в ванной, пристально глядя в зеркало и пытаясь уложить непослушные отросшие волосы. Его руки методично скользили по ним, но каждый раз он качал головой, недовольный результатом. — На стуле смотрел? — крикнул он в ответ, невольно улыбнувшись своему отражению. На миг его взгляд опустился на руку, где манжет рубашки слегка оголил кожу. Под тканью проглядывала часть руны, знакомый рисунок, который теперь связывал их с Джейсом. После того памятного дня, когда их обоих вырубило вспышкой магии, парни ещё некоторое время провели в больнице. Врачи лишь разводили руками, поражаясь, как быстро Виктор восстановился. «Цветы», наложенные древним заклинанием, постепенно растворились, окончательно выведенные из его организма. Однако руна, бывшая частью этого заклятия, не исчезла полностью. Она изменилась: уменьшилась в размерах и разделилась на две части. Одна часть осталась на запястье Виктора, но вторая… Вторая красовалась на руке Джейса, идеально дополняя линии первой так, что если сложить их руки вместе, узор становился единым, замыкаясь в кольцо. Словно магия решила закрепить их связь на физическом уровне. Рисунок на запястье был тонким, аккуратно выведенным золотыми чернилами, с едва заметным сиянием при ярком свете. — Ну, конечно, на стуле, где же ещё, — ворчал Джейс, появляясь в дверном проёме с пиджаком в руках. Его взгляд сразу упал на Виктора, который всё ещё пытался справиться со своими волосами. — Может, мне помочь? — Джейс ухмыльнулся, не дожидаясь ответа, подошёл ближе, накинул пиджак на плечи и мягко убрал руки своего парня, начав поправлять его причёску. Виктор только хмыкнул, глядя на него из зеркала. — Ты так и не сказал, зачем мы вообще так нарядились на обычное мероприятие. — Ты серьёзно? — Джейс поднял бровь, но не остановился, сосредоточенно поправляя последние детали. — Мы же празднуем не только успешное окончание и сдачу проекта, но и то, что ты наконец-то перестал доводить себя до больничной койки. — Очень смешно, — отозвался Виктор, но уголки его губ всё равно дрогнули в слабой улыбке. Виктор, недовольно щурясь, повернулся и начал поправлять галстук Джейса, а затем, будто невзначай, смахнул невидимую пыль с его плеча. — И всё же, это просто очередная презентация. — Он тяжело вздохнул. — Ну, знаешь, типичный банкет с вечными речами, похвалами, и разговорами со спонсорами до самого утра. — Его тон был предельно равнодушным, но в уголках губ играла легкая улыбка. Джейс закончил приглаживать его волосы, окинул его довольным взглядом и неожиданно мягко поцеловал в щеку. — Может, для тебя это просто очередное мероприятие, но для меня… — Джейс выдержал паузу, подбирая правильные слова. — Я хочу, чтобы наконец все знали о нас. О тебе. Виктор тут же фыркнул, на его лице появилось нечто среднее между удивлением и возмущением. — Ты серьёзно? И молчал об этом до последнего? — Он скрестил руки на груди, слегка отворачиваясь, глядя на Джейса через зеркало, явно ожидая объяснений. — К тому же, мне всё равно, кто что думает. — Всё равно? — Джейс с лукавой усмешкой взял Виктора за плечи и повернул к себе, смотря прямо в глаза. — Тогда почему ты так ревнуешь меня к каждой даме, которая пытается урвать со мной танец на таких мероприятиях? Виктор тут же попытался отвести взгляд, но Джейс держал его крепко, не давая ускользнуть. — Это… это другое! — возмутился Виктор, но его лицо выдавалось. — Это просто раздражает, когда кто-то лезет, не зная границ. — Раздражает? Или ты просто не хочешь делить меня с кем-то ещё? — Джейс наклонился чуть ближе, его тон был мягким, но взгляд — проницательным. Виктор вздохнул и наконец сдался, качая головой с лёгкой усмешкой. — Ладно, может, ты и прав. Но я всё равно не фанат этих публичных признаний. Джейс улыбнулся, выпрямился и, проводя пальцем по руке Виктора, коснулся руны на его запястье. — Зато я фанат. И если сегодня я смогу хотя бы одним своим словом показать, насколько ты мне важен, то я готов терпеть даже эти бесконечные танцы. — Ты неисправим, — пробормотал Виктор, хотя лёгкая краснота всё же выдала его. — И ты за это меня любишь, — добавил Джейс, подмигнув ему. — Может, и за это, — промурлыкал парень, заводя руки за шею Джейса и притягивая его ближе, — а может, и за другое. Джейс не стал долго раздумывать, отвечая на этот тонкий вызов. Их губы встретились в страстном поцелуе, который тут же стал глубже и горячее. Он легонько впечатал Виктора в стену, чувствуя, как его тело отдаётся этому движению, и услышал приглушённый стон, сорвавшийся с губ парня. Этот звук, будто электрический разряд, ещё больше разогрел Джейса. Его пальцы, которые до этого нежно сжимали затылок Виктора, защищая от столкновения, стали медленно скользить вниз по спине, проводя по каждому изгибу. Виктор невольно выгнулся навстречу этим движениям, и прежде чем он успел что-то сказать, его пиджак уже оказался заброшен на пол и забыт. — Джейс… стой, — выдохнул Виктор, пытаясь привлечь его внимание. Слова прозвучали скорее как полупрошение, полупридыхание. — Мы же… опоздаем. Но вместо того, чтобы остановиться, Виктор сам наклонил голову чуть вбок, открывая чувствительную линию своей шеи. Джейс, ни на секунду не отрываясь, принял приглашение, мягко касаясь губами и чуть прикусывая его кожу, заставляя Виктора зажмуриться и выдохнуть ещё глубже. — Мне важнее ты, — прошептал Джейс почти с хрипотцой, не отрываясь от его шеи. Виктор лишь закрыл глаза, позволяя себе забыть обо всём на несколько долгих мгновений, когда весь мир сужался до одного единственного человека перед ним. Конечно же, они опоздали. Прическа Виктора, которую он так старательно укладывал, теперь вновь выглядела совершенно испорченной: волосы торчали в разные стороны, и это, похоже, окончательно испортило ему настроение. Он дулся на Джейса всю официальную часть, то и дело поправляя то галстук, то манжеты, лишь чтобы занять руки. — А мне так больше нравится, — шепнул Джейс в перерыве, склонившись к его уху и бросив на него тот самый взгляд, от которого у Виктора всегда поднималось настроение. — Конечно, — хмыкнул он, закатывая глаза, но его губы едва заметно дрогнули в улыбке. Джейс заметил это и тут же подмигнул ему, наслаждаясь своей маленькой победой. Он поймал его руку и чуть сжал её, словно говоря без слов: «Неважно, как ты выглядишь. Ты — лучший.» Виктор лишь вздохнул, обдумывая, что наверняка Джейс теперь долго не перестанет этим гордиться. Но как только он посмотрел в его глаза, полные тепла и искренности, всё раздражение исчезло, будто его и не было. И, несмотря на опоздание, торчащие волосы и непрерывные разговоры со спонсорами, Виктор вдруг понял, что этот вечер, как и все последующие, стал важным лишь потому, что он проводил его с Джейсом. Теперь у них всё будет хорошо. Они смогут справиться со всем: с трудностями, с рабочими перегрузками, с вечными проблемами мира, который они пытались сделать лучше. Потому что, несмотря ни на что, у них было самое главное — они были друг у друга. Джейс украдкой наблюдал за Виктором, когда тот сосредоточенно беседовал с одним из спонсоров. Его волосы всё ещё торчали во все стороны, а раздражение на лице временами прорывалось через ровные ответы. Но в этом было что-то невероятно родное и привычное. Когда их взгляды встретились через толпу, Виктор только покачал головой, будто говоря: «Ты неисправим». Тут же возникал вопрос: «А кто кого в принципе ревнует?» А Джейс, как всегда, улыбнулся в ответ, полон уверенности, что сможет выдержать всё, если Виктор будет рядом. Ведь в некоторые сказки не только можно, но и нужно верить. Особенно в те, которые ты создаёшь сам.