The Turnaround

      Дезмонд тайно лелеял надежду, что Яблоко каким-то волшебным образом… укажет ему, что делать. Он не уверен, на что именно он рассчитывал, даже не зная толком, что из себя представляют эти артефакты. Смутно припоминая то, что ему о них говорили. Кажется, это устройства для контроля над людьми, верно? Однако в них также содержатся древние знания, которыми в своё время воспользовались Леонардо и Эцио… В общем, Дезмонд не то что бы разбирался в этом. Он надеялся, что стоит коснуться Яблока, и оно просто даст ему ответы на все вопросы. В идеале — подробную инструкцию, как помешать дерьмовым планам Юноны.       Но в итоге вся энергия, заключённая в Яблоке и до этого ощущавшаяся лишь как лёгкое покалывание на кончиках пальцев, хлынула прямо в него самого. И Дезмонд, чёрт побери, не знает, что с этим делать. Он чувствует себя… ярче. И, разглядывая своё тело, понимает, что действительно буквально светится изнутри. Не только линии на его металлической руке (что уже само по себе странно), но и едва заметные линии на коже, которых он раньше не видел.       Он растерянно смотрит на Эцио и неловко пожимает плечами:       — Прости… Не знал, что так выйдет.       Эцио в ответ мрачно смотрит на него и скрещивает руки на груди:       — А чего ты ожидал?       Дезмонд опускает голову, вертя в руках теперь потускневший и, по всей видимости, совершенно бесполезный кусок металла.       — Не знаю, мне казалось… — начинает он, но тут за их спинами раздается резкий скрежет, который сменяется громким металлическим грохотом, отдающимся эхом по каменным сводам. Дезмонд инстинктивно втягивает голову в плечи, краем глаза замечая, как Эцио принимает защитную стойку, глядя куда-то ему за спину.        Освещение в основном зале, до этого залитым мягким золотистым светом, внезапно начинает мерцать и тускнеть. По стенам пробегают синие всполохи, сопровождаемые неприятным треском, напоминающим гул электрических проводов.       Дезмонд поворачивает голову на звук и с тревогой наблюдает, как золотой оттенок постепенно выцветает, уступая место холодной синеве — слишком знакомой, пугающей синеве. Чёрт.       Подсветка продолжает искриться, будто сопротивляясь чужому вмешательству, пока Дезмонд медленно, не в состоянии отвести взгляда, оборачивается, смотря на противоположную сторону зала, где из темноты выступает чья-то фигура.       — Ты, — слышится голос, искажённый и отдалённый, похожий на тихий голос Минервы, звучавший в бескрайнем белом пространстве Анимуса. — Тебя здесь быть не должно.       Звук эхом отражается от стен и режет слух.       Дезмонд буквально кожей ощущает её присутствие. Оно исходит сзади, где свет разгорается всё более интенсивней, вытесняя тёплое золото с протяжным шипением там, где два оттенка соприкасаются. Синева в эпицентре становится настолько насыщенной, что кажется ослепительно белой. И в этом сиянии Дезмонд видит её — её силуэт, едва различимый.       Юнона не имеет чётких очертаний или хотя бы стабильной формы — лишь множество беспрестанно изменяющихся линий и вспыхивающих контуров. Но даже сквозь ореол ослепительного света её очертания достаточно различимы, и он уверен — это она.       — Эцио, нам нужно уходить. Сейчас же! — восклицает Дезмонд, пытаясь перекричать нарастающий шум.       — Это… ещё одна богиня?       — Вы не покинете это место, — раздаётся голос Юноны. — Что бы ни сделала Минерва, я не позволю.       Десмонд хватает Эцио за руку, ощущая его успокаивающее присутствие, и подталкивает его к выходу:       — Д-да… Не стоит связываться с ней. Это Юнона… Или, по крайней мере, часть её. Давай лучше просто уйдем отсюда, хорошо? — он увлекает Эцио за собой, прочь от Юноны. Вспышки вокруг лишь усиливаются, обрушиваясь на них искрами её гнева. Одна из них задевает, кажется, левую руку Дезмонда. Он не обращает внимания на боль и лишь крепче сжимает ладонь Эцио, ускоряя шаг.       Они вдвоём устремляются к выходу из Хранилища, их шаги отдаются громким эхом от каменных сводов. Из-за спины доносится металлический лязг и шипение:       — Нет! — рычит Юнона, её голос срывается на визг, и Дезмонд морщится, жалея, что не может закрыть уши руками.       Свет в помещении взрывается, золотистые узоры на стенах мерцают, сменяясь на синий, последовательно, линия за линией, продвигаясь всё ближе к выходу. К их единственному выходу. И оба они, не сговариваясь, срываются на бег. Тяжёлая каменная плита стремительно опускаться вниз, гораздо быстрее, чем когда Дезмонд был здесь впервые.       — Чёрт, чёрт, чёрт… — шепчет он, из последних сил таща Эцио за собой.       Подсветка на полу потрескивает и шипит у их ног, осыпаясь раскалёнными добела искрами, жаля и обжигая кожу, но они игнорируют это. Дезмонд первым оказывается у выхода, плита со скрипом зависает, и Дезмонд тянет Эцио на себя. Тот хмурится, смотря на него.       Дезмонд глубоко вздыхает и останавливается, глядя через плечо на последние отчаянные попытки Юноны остановить их.       Он чувствует её силу, её отчаяние, и вдруг осознаёт — это всего лишь запись, бледное подобие настоящей Юноны, что ещё заперта в Великом Храме. Это даже не фрагмент её разума, а просто программа, призванная для выполнения определенной задачи и последующего исчезновения. Он видит, как поддерживающая её энергия истощается. Она утекает, подобно стремительному отливу, израсходовавшись в тот же момент, когда Юнона закатила истерику. Как это нелепо…       Уголки губ Дезмонда поднимаются при виде последних вспышек синего света:       — До встречи в Великом Храме, Юнона.       Прежде чем обернуться, он замечает, как её дрожащий силуэт мерцает в бессильной ярости:       — Ты…!       В этот момент Эцио касается его плеча, привлекая внимание. Дезмонд слышит, как он шепчет ему:       — Нам пора, Дезмонд.       Да, гораздо важнее уйти отсюда, нежели терять время на бессмысленные разговоры с Юноной. Пока что. Он легонько похлопывает Эцио по плечу и решительно протискивается через едва приоткрытый проём наружу. Эцио следует за ним.       Огромная каменная плита закрывается с гулким звуком за их спинами. Синие линии на стенах мигают ещё несколько мгновений, а потом окончательно гаснут, оставляя пустое Хранилище безжизненным. Запечатанное на века вперёд как гробницу, которую Дезмонд предпочёл бы навсегда оставить закрытой.       И теперь он оказался здесь, в темноте, с Эцио Аудиторе да Фиренце.       — Ну, так… Как ты смотришь на то, чтобы вернуться через Колизей и отдохнуть в убежище на Тибре? Или это слишком нагло с моей стороны? — лукаво спрашивает он, обращаясь к Эцио.       Ассасин смотрит на него с таким выражением, будто готов его задушить, и Дезмонд смеётся.       Конечно, это нисколько не помогает.