История изменений

      В комнате Донателло было уютно, она никогда не погружалась в абсолютную тьму — мягкий свет гирлянд создавал ощущение сказочного волшебства. Тёплая россыпь бликов отражалась в глянцевых фотографиях, развешанных по периметру дальней стены. Они точно бы светились изнутри и, казалось, вот-вот оживут.       Возможно, для гения это было местом силы, а фотографии — последние точки сохранения перед тем, как у мутантов всё полетело в тартарары. На стене памяти были запечатлены только самые радостные моменты жизни. Разглядывая местами поблёкшие фото, можно было проследить историю братьев с момента первых выпавших молочных зубов до посиделок на крыше в компании с алкоголем.       Сонно зевнув, я приподнялась на локте. Донателло сидел тихо и неподвижно. Вторая половина кровати была не тронута, видимо, он так и не ложился спать.       — Что-то случилось?       Гений обернулся, заверив, что всё хорошо, и передал мне свою полупустую кружку со всё ещё тёплым кофе.       Чем закончилась встреча с семьёй — выяснять откровенно не хотелось. А вот продолжить разговор с Донни представлялось архиважным.       — А что значит право сильного? — сходу озвучила тревожащую меня мысль.       Сперва Донателло перевёл на меня озадаченный и, скорее, даже подозрительный взгляд. Вероятно, не ожидал от меня такого вопроса. А затем еле слышно хмыкнул и понимающе кивнув.       — Лео… — вместе с выдохом произнёс его имя, точно бы устал от вездесущих упоминаний о брате. — И что он ещё тебе наговорил?       — Что я не осознаю всех последствий. Да и, собственно, ничего больше, — в этом-то и крылась проблема. Отсутствие какой-либо конкретики вынудило меня погрузиться в средневековый японский «домострой», но и там не нашлось ответов. — Однако я самостоятельно провела некоторые исследования… — многозначительно замолчав, я нарочито медленно поднесла кружку ко рту и сделала маленький глоток кофе, причмокивая, словно на дегустации напитка.       Беглое прочтение статей о положении женщин в разных исторических периодах Японии едва ли можно охарактеризовать как «исследование». Достаточно взять за основу любую другую страну, смахнуть с неё налёт культурных особенностей и увидеть, как под копирку, всё то же самое.       Ничем новым инертный мир не удивил. До момента эмансипации женщин мужчины зачастую относились к слабому полу либо как к вещи, либо как к неразумному существу, призванному к беспрекословному служению. Поэтому я никогда не мечтала оказаться на месте путешественниц во времени. Очутись я, например, в четырнадцатом веке, меня бы уже на вторые сутки сожгли как еретичку.       И если Лео под правом сильного имел в виду бесправность и безоговорочное подчинение женщины, то мне бы стоило серьёзно поговорить с ним насчёт всех этих нелепых средневековых замашек.       За плотно сжатыми губами Донателло, вероятно, попытался скрыть улыбку, хотя намёк на её существование был не столь очевиден. Он сдержанно кивнул и по-деловому поинтересовался:       — В наших отношениях тебя больше беспокоит отсутствие привилегии развода или полигамия?       Мутант не сводил с меня внимательных глаз, и я не особо понимала, что в моём шокированном виде так забавляло Донателло.       — Это шутка. Это всего лишь шутка. Я не собираюсь заводить любовниц, — поспешил успокоить гений, ибо меня уже начинала пронимать нервная дрожь, а содержимое кружки могло в любой момент выплеснуться на шутника.       — Тогда что он имел в виду?       — Разве для нас это имеет какое-то значение? — уклончиво спросил Донни, ну а я отчаянно закивала. Лидер явно подразумевал под этим что-то важное и весомое, но почему-то не хотел объяснять.       Сменив тактику, я придвинулась чуть ближе и плавно коснулась руки мутанта, смотря на него фирменным выражением обездоленного щенка. Годы тренировок приносили плоды, и Донателло, сдаваясь, начал говорить:       — Лео никогда об этом не скажет напрямую, — гений пожал плечами. — Для него, например, такие понятия как любовь и преданность априори тождественны — они незыблемы и безоговорочны; неизменны и нерушимы как закон природы. Ты либо с ним, за него, всегда и везде при любых обстоятельствах, либо нет. Это же работает и в обратную сторону. В некоторых вопросах Лео бывает до ужаса упрям и самобытен. Могу лишь посочувствовать объекту его любви.       Может, конечно, Донателло в чём-то и преувеличивал, но в целом достаточно точно описал склонность лидера к верности. Однако при чём здесь право сильного — так и ускользало от понимания.       — К тому же не стоит так буквально воспринимать всё, что он говорит.       — Намекаешь, что «сила» здесь метафорична?       — И да, и нет.       Господи, не дай мне сойти с ума, пытаясь понять их восточные тонкости! Я еле удержалась, чтобы не хлопнуть себя ладонью по лицу, ведь полагала, что Донателло предельно чётко объяснит мне странную фразу Леонардо, но он лишь всё сильнее запутал.       — Ну, хорошо. Допустим, «право сильного» — иносказательно, может быть, он даже имел в виду что-то вроде «сила в правде», — я склонила голову и подняла вверх открытую ладонь, демонстрируя капитуляцию в попытках постичь мудрость антропоморфной черепахи. — Но как мне всё это понимать?       Он искоса перевёл на меня задумчивый взгляд.       — Как патологическую настырность, — то ли отшучивался, то ли действительно говорил серьёзно.       Но лучше бы гений сам ею страдал. По крайней мере, мне не пришлось бы самой навязываться ему в невесты.       — Подержи-ка, — я вернула Донни кружку, разворачиваясь к нему лицом, и прилежно уложила ладони на коленях. Вчерашний разговор насчёт замужества начался с сумбура и закончился полной неразберихой. Но если я спокойно и обстоятельно донесу до мутанта свои мысли и желания, то он непременно поймёт, как это важно и нужно для меня. Собравшись с мыслями, я глубоко вздохнула.       — Подожди-ка, — Донателло потянулся к тумбочке, не дав мне возможности начать заготовленную речь. Затем он обернулся, взял мою руку и осторожно надел кольцо на палец. — Это маджорит — твой сибирский соплеменник.       Некоторое время я с изумлением рассматривала овальной формы фиолетовый камень в платиновой оправе. Он был достаточно крупным, а его нахождение на правой руке отзывалась приятной инородной тяжестью. Только почему Донателло надел кольцо на средний палец, когда безкольцевой сиротинушкой по-прежнему оставался безымянный?       — Тебе не нравится? — озадачился гений. — У меня есть ещё, — и он зачерпнул из глубин прикроватной тумбочки целую горсть разнопёстрых колец, протягивая их мне на раскрытой ладони. — Можешь выбрать любое другое или забрать их все, — щедрость его не имела границ.       — Мне подойдёт и это, если оно будет считаться помолвочным, — буркнула я, уставившись на непробиваемого мутанта.       — Мы уже это обсуждали, — на этот раз Донателло ничего не забавляло, он был серьёзен и произносил каждое слово настойчиво и мягко, точно бы наставляя на путь истинный. Но я не блуждала в дремучем лесу желаний, оно у меня было только одно и предельно ясное. И мы ведь толком ни о чём не договорились!       — Да в чём твоя проблема? Почему ты считаешь это невозможным? Я же не прошу чего-то сверхъестественного, а всего лишь хочу скромную церемонию и клятвы. И это всё! — мой голос звенел от вырывающихся эмоций, а вчерашнее негодование вспыхнуло с новой силой.       С одной стороны, меня жутко задевало, что я фактически требовала повести меня под липовый венец. Всё это выглядело так, как будто бы только мне одной и было нужно. С другой стороны, моя же настойчивость низводила меня до капризной особы без всяческого наличия гордости.       Обычно, когда я пребывала на грани, по моему лицу шла строка с субтитрами, и не обязательно было говорить, чтобы смотрящий понял, в чём заключалась оплошность. Донни же упорно не признавал очевидного.       — Ты… — я носом втянула воздух, медленно наполняя лёгкие до предела. Мне нужно было срочно успокоиться и взять себя в руки. — Это твой окончательный отказ?       Я прямо-таки нутром чувствовала, что Донателло прекрасно понимал, что я имела в виду. Настрой у меня был решительный.       — Ты ждёшь от меня слащавых фраз, легкомысленных обещаний и показушных широких жестов? — он вопросительно изогнул надбровную дугу. — Скажи, что между нами изменит кольцо на твоём безымянном пальце?       — Всё! — категорично заявила я.       — Конкретнее, — настаивал гений.       — Да куда уж конкретнее?       На мой вопрос он скептично и сухо хмыкнул и, не спуская с меня карих глаз, мутант отвёл руку и высыпал на одеяло горсть колец.       — Вот ты вроде бы умный, а порой ведёшь себя так, как будто бы нет, — дрожа под давлением переполняющих меня эмоций, я изо всех сил старалась не повышать голос от бессилия достучаться до мутанта. — Мне лишь важен сам факт твоих намерений.       — Ах, вот как… — Донателло издевательски облегчённо вздохнул, при этом болезненно скривившись. — И только лишь?       — А что не так? — растерялась я, не понимая, как реагировать.       Диалог свернул в совершенно непонятную плоскость. Подозрительным образом начиналось казаться, что мутанта ранило моё вполне естественное желание быть окольцованной им.       — Знаешь, сперва я думал, что семья тебя сломит, заставит подчиниться их воле и выбрать другой путь; что они посеют зёрна сомнений и будут тщательно их взращивать, убеждая, что я тебе не пара. Впрочем, винить их в этом я бы не стал. К чему-то подобному я и готовился.       Донателло отвёл взгляд, нахмурившись своим мыслям. Чуть погодя, он продолжил:       — Мне далеко не всегда удаётся тебя понять. Твои действия совершенно нельзя упорядочить с помощью обыкновенной бытовой логики, а рядом с тобой временная константа в конечном счёте сводит всю логику на нет. Тебе, возможно, даже невдомёк, что весь мой мир крутится исключительно вокруг тебя, но он ограничен порогом твоей квартиры — и мне никогда не переступить эту черту. Каждый раз, когда за тобой закрывается дверь, я не могу с уверенностью сказать, захочешь ли ты возвращаться. А будучи запертым здесь, за пределами твоей досягаемости, я совершенно ни на что не могу повлиять. Любая случайность: будь то авария на дороге или встреча с каким-нибудь Димочкой — всё это не в зоне моего контроля.       — Но я же здесь, с тобой. Вот, смотри, — я сняла кольцо и надела на безымянный палец, показывая Донателло руку: — Это и есть знак, моё обещание. Всё очень просто.       — Ошибаешься, — упрямо настаивал мутант. — Ты и правда не осознаешь того, что просишь.       — Я что, по-твоему, одноклеточное? Не в состоянии сообразить, что такое брак?       — Ты хотела узнать, что такое право сильного? — от его пристального взгляда и обманчиво ласковой полуулыбки у меня невольно по телу пробежали мурашки. — Это бремя и привилегия, ответственность и власть, индульгенция в правоте и праве выбора. Да, я хочу, чтобы ты была всегда рядом, в моём мире, там, где я действительно смогу о тебе позаботиться. Надеть тебе на палец кольцо — мне недостаточно. Можешь считать меня пережитком прошлого, закостенелым мужланом или чем похуже, но так я устроен. И пока ты сама для себя всё не решишь, я ничего не могу сделать.       Не то чтобы он говорил со мной, как с умственно отсталой, но эта его дурацкая привычка снисходить до объяснений в самый критичный момент вызывала лишь раздражение.       — Пройдёт время, и когда-нибудь здесь для тебя я стану обузой, бесполезным бременем, просто мутантом из шкафа. Но, допустим, я всё же не прав в своих суждениях.       Донателло протянул ко мне руки, тёплыми ладонями бережно обхватил овал лица, спрашивая тихо и вкрадчиво:       — Если ты действительно готова безоговорочно довериться мне, то согласна ли оставить привычную жизнь и последовать за мной?       Я совершенно не ожидала услышать от него исповедь и попутно оказаться перед выбором. До сих пор наше будущее представлялось мне неопределённым, но безусловно радостным. Конечно, я размышляла и о том, чтобы перебраться в мир Донни. Мне частенько хотелось сбежать от бытовой суеты и переехать из канализации в здание депо; путешествовать по стране на собственной «тартаруге» и делать практически всё то, что и герои из Львиного мира. Только, конечно, без угроз быть сожранной зомби. Но это были мечты с неопределёнными временными рамками, из серии «когда-нибудь обязательно потом». Но так скоро всё бросить и отправиться на постоянное проживание в другую Вселенную…       Гений отстранился, убирая руки, и, как обычно, в одностороннем порядке пришёл к одному ему известному выводу:       — Что и следовало доказать.       — Вот как? — с вызовом взглянула на мутанта и спешно выскочила из комнаты.       Любые фразы с нагрузкой возводили мою решимость в абсолют. А мне не впервой совершать отчаянные и необдуманные поступки. Пусть он попробует что-то предъявить моим чемоданам, которые я вознамерилась немедля набить вещами и притащить все свои пожитки в логово.       — Я ему сейчас докажу всю серьёзность своих намерений. Это он ещё меня плохо знает, — бубнила себе под нос, бодрым шагом проходя через гостиную в лабораторию. — Наскучит он мне, понимаешь ли. А сразу нельзя было сказать? Нет, ну, конечно, лучше молчать и страдать…       Резко остановившись, я растерянно уставилась себе под ноги. В воздухе витали нотки алкоголя, а ткань носков мгновенно впитала разлитый по полу виски. Ещё бы чуть-чуть, и я бы пропорола ступню крупным осколком разбитого бокала. В окружении россыпи битого стекла валялся безнадёжно покорёженный телефон, судя по нанесённым ему травмам — он был смят крупной ладонью мутанта. А в полумрачной лаборатории единственный источник света — кристалл — пульсировал короткими розовыми всполохами, точно бы улавливая моё возмущённое состояние.       Внимательно вглядываясь под ноги, я перепрыжками доскакала до шкафа, шагнула за порог и тут же поскользнулась, завалившись набок. В нос ударил резкий тошнотворный запах. Собственно, можно было сказать, что я фактически в нём купалась, лёжа на спине. По каким-то неизвестным причинам я оказалась не у себя дома, а в некой обшарпанной кабинке с дыркой посередине пола.       Мне как-то доводилось бывать в публичном клозете деревенского типа. Но даже та бездонная дыра адского говна не производила столько впечатлений, как залитый мочой скользкий пол. А затем дверь кабинки со скрипом приоткрылась, пошатывающаяся тень огромного тела затмила передо мной всё пространство, и я с визгом поползла назад, практически вывалившись обратно в лабораторию. Не хватало, чтобы на меня ещё и помочились. Судя по всему, именно к этому всё и шло.       — Какого?..       Я бы, конечно, разорилась отменной бранью, но боялась и рта раскрыть. Кажется, зловонная жидкость попала мне на лицо, и я помчалась мимо Донателло в душевой отсек. Там, сбоку, находилась синяя кнопка с автоматической подачей очищающего средства. В данный момент мне было важно, как можно скорее смыть с себя нечистоты, нежели выяснять, почему моя квартира превратилась в общественный туалет.