VII. Битва за малое

– Ниэльс? Можно? Рыцарь округляет глаза от того, как застенчиво кронпринц спрашивает разрешения зайти в его покои в начале двенадцатого ночи. Обычно он просто вваливается без церемоний, с порога выдавая, чего хотел. – Да, – осторожно отвечает Ниэльс, пристально глядя на кронпринца. – Как прошел ваш… Завтрак? Роберт падает на кресло, зачем-то обнимая декоративную подушку: – Просто прекрасно! И завтрак, и обед, и ужин… В городе столько мест, куда можно спонтанно зайти, чтобы поесть! Ты знал?! Ниэльс давится смехом. Вечно занятому кронпринцу чужды присущие молодежи развлечения, вроде прогулок по городу. Расписание Роберта забито на месяц вперед и принимает он пищу либо дома, либо на официальном приеме у кого-то, либо всухомятку посреди леса в какой-нибудь вылазке или походе. – Я догадывался, – подавив смех, тихо отвечает Ниэльс. – Чем вы еще занимались, кроме изучения принципа работы чайных комнат и таверн? – Мы просто гуляли. – задумчиво отвечает Роберт. – Заглядывали в торговые лавки… Ниэльс приподнимает бровь: – Ты? В торговые лавки? Кронпринц терпеть не может тратить время на покупки. Он доверяет девяносто девять процентов покупок своим слугам. Самые главные, как правило, поручаются Ниэльсу. Роберт пристыженно треплет волосы на собственном затылке: – Да. Кажется, я спустил довольно приличную сумму на всякую чепуху... Но, гоблин, это было так уютно! У нас очень во многом совпадают вкусы! Ниэльс подпирает подбородок ладонью, с восторгом глядя на друга: – Я смотрю, ты намного больше готов к семейной жизни, нежели я мог себе представить! Ниэльс ожидает нападки со стороны принца, но тот лишь застенчиво улыбается, опуская глаза и о чем-то задумывается. Ниэльс приподнимает бровь: – Роберт? Кронпринц вздыхает: – Я пять минут назад провел ее до дверей ее покоев… И я уже так соскучился… Ниэльс подается вперед, не сводя восторженного взгляда с такого не похожего на себя Роберта: – Я так понимаю, первый поцелуй уже был? Роберт поникает, медленно качая головой. Ниэльс хмурится, улыбка пропадает с его уст: – Нет? Не было подходящего момента? Кронпринц растерянно пожимает плечами: – Был. И не один. Мы много разговаривали, улицы были полупустыми. В какой-то момент Флёр настолько расслабилась, что начала меня словесно задирать, дразниться… Меня словно молнией прошибло: передо мной как будто снова была та самая беззаботная девочка-тархиня, почти два года назад… В глазах не было и следа той тоски от предательства отца и разбитого сердца матери. Роберт замолкает. Ниэльс выжидающе смотрит на него: – И…? Кронпринц отрешенно качает головой, поднимая глаза на друга: – Я не решился… Понимаешь, я до ужаса боюсь ее спугнуть, сделать что-то, что она почтет чересчур. Я не хочу, чтобы Флёр подумала, что я… Ниэльс широко ухмыляется: – Что у тебя к ней нежные чувства и ты хочешь на ней жениться не ради восстановления собственной чести, а по любви? – рыцарь наигранно поджимает губки. – Ты прав, держи это лучше в тайне, иначе она решит, что ты чокнутый и бросит в тот же день! Роберт закатывает глаза. Но от глаз Ниэльса не укрывается, что… – Ты покраснел, как юный только что поспевший помидорчик. – рыцарь поудобнее устраивается в собственном кресле. – Прекрати. – как-то совсем неубедительно отнекивается принц, лицо по-прежнему задумчивое. – Ты как будто не здесь. Давно не видел у тебя такое отсутствие концентрации. О чем ты сейчас думаешь? Кронпринц вздыхает, упираясь взглядом в языки пламени камина: – О том, какой у меня сегодня хороший был день. О том, что я до сих пор не верю, что она сказала мне “да”. Флёр теперь МОЯ невеста, будущее предопределено, больше нет этой пугающей неизвестности, что она в любой день может решить покинуть Нарнию, вернуться домой и я, гоблин все это побери, ничего с этим не могу сделать. А еще, я не представляю, как мне жить дальше, потому что я не представляю, как я буду каждый день уходить на тренировки, советы, заниматься делами и не видеть ее. Мне хочется, чтобы Флёр была рядом каждую секунду, максимум на расстоянии вытянутой руки, потому что мне кажется, что я умираю от боли вот здесь, – Роберт касается ладонью груди, – когда она не со мной. Ниэльс склоняет голову, голос опускается до мягкого шепота: – Ты ей об этом сказал? Роберт мотает головой: – Мне очень тяжело говорить о собственных чувствах. Я не представляю, как себя заставить… – голос кронпринца невольно поднимается и он замолкает, ощущая острую неприязнь к самому себе. Ниэльс смотрит с умилением в ответ: – Тише, Роб. У тебя столько времени, сколько тебе понадобится. Не думаю, что Флёр ожидает от тебя громких признаний на второй день после помолвки. Роберт вздыхает: – Знаешь, я пойду спать. Спасибо, что выслушал. – кронпринц поднимается на ноги и идет в сторону выхода. – Спокойной ночи. – Спи сладко, – подмигивает ему Ниэльс. – Пусть тебе приснится твоя дразнящаяся беззаботная тархиня. Роберт пытается сдержать ухмылку и покидает покои своего друга. Приблизительно через десять секунд после того, как кронпринц уходит, дверь, ведущая в спальню Ниэльса, распахивается и на пороге возникает верховный король: – Ты меня убедил. Ниэльс вздрагивает, бросая на Питера полный вины взгляд. Верховный король пожаловал к нему после семейного ужина: поговорить о внезапной помолвке его старшего сына. Первый шок потихоньку отступил и в голове у Питера включилось критическое мышление. Во-первых, в отличие от своего младшего брата, Роберт никак не выказывал своей влюбленности. Все, что связывало Роберта и Флорию на публику, это был факт им ее похищения чуть более года назад и битва на смерть за ее свободу. Что, конечно же, впечатляет. Но Роберт представил похищенную тархиню двору, как друга. Хотя, они даже как друзья себя не вели: Питер не мог припомнить ни единого случая, чтобы он видел сына в компании тархистанской девочки с того самого момента, как Роберт начал приходить в себя после тяжелого ранения. Во-вторых, племянница тисрока была прямым потомком, а именно – родной внучкой ненавистного всем нарнийцам тисрока Кашшафа. Старый павлин, словно паук, плел свои интриги одну за другой, пытаясь дотянуться до трона Нарнии: сначала были пляски вокруг Питера с Зафирой, потом разговоры о выгоде помолвки Роберта и Зумурруды. Питер искренне гордился собой, что ни разу не поддался на провокацию и из принципа не позволил ни одному потомку тисрока войти в свою семью. И тут: на тебе. Пока Питер задавал Ниэльсу свои критические вопросы по поводу того, насколько серьезно Роберт относится к девочке и выражал свои сомнения из-за, на первый взгляд, абсолютно спонтанного решения о помолвке, Ниэльс, ощущая неприятный холодок по спине и тяжесть в груди, понял, что эту битву за Роберта, он, кажется, проигрывает. Потом все произошло слишком быстро: Роберт окликнул Ниэльса, постучав в его двери. И рыцарь… Совсем не думая о том, что так делать категорически нельзя, бесцеремонно затолкал верховного короля в собственную спальню, наскоро велев тому вести себя тихо. Потом Роберт появился в его покоях и… – Ваше Величество, пожалуйста, простите, что я себе позволил так вести себя с Вами. – Ниэльс с раскаяньем смотрит на Питера. Он складывает руки, словно в молитве. – Но, поверьте мне, девочка и вправду очень хорошая. Не недооценивайте того, что она пережила: отец предал, сначала попытавшись выдать ее замуж за деньги, даже не поставив ее в известность, хотя до этого всю жизнь обещал, что такого никогда не случился. Потом он поднял руку на собственную жену. Представляете, каково было Флёр узнать об этом? Отец отвернулся, мама потеряла себя от боли разбитого сердца, а Флёр – по сути, ребенок, до этого ни когда ни в чем не нуждающийся, оказалась буквально на улице без защиты кого-либо из взрослых. И вместо того, чтоб плакать от своего несчастья и искать защиты родственников, она собирает волю в кулак и идет на службу к Сильви. Вы только представляете себе, насколько это нужно наступить на горло собственной гордости, когда ты сама, по сути, принцесса? А это я уже знаю из первых уст: Флёр ни разу не пожаловалась, хотя она так часто до собственной спальни не доходила от усталости, засыпая где-то в гостиной. Сильви не раз говорила, что такой старательной леди у нее не было со времен дриады Вердименты. Не мудрено – дриадам спать не нужно, поэтому они так много успевают! – Ниэльс снова виновато смотрит на короля. – Простите меня, что я не в своего ума дело лезу, но я вижу здесь стержень будущей королевы. Лицо Питера вытягивается в удивлении. Ниэльс же пользуется возможностью продолжить свою речь: – Роберт очень давно и очень сильно влюблен. Если вы думаете, что это мимолетное увлечение – то это не так. Я очень хорошо его знаю и, простите мое бахвальство, но мне с того самого дня, как они встретились, было ясно, что это стрела в самое сердце. Его поведение изменилось, хотя он сам все отрицал и пытался из себя, глупенький, все чувства выбить, ведь эмоциональная привязанность к женщине, по мнению Роберта, удел дураков. Питер издает смешок: – Да уж, в этих словах я узнаю своего первенца. Ниэльс кивает: – Я знаю, что Вас смущает ее родство с Кашшафом. Но мы ведь не выбираем, где родиться! Можете винить ее мать за то, что вышла замуж за царевича, но Флёр-то здесь не причем! Питер задумывается и нехотя кивает. – Пожалуйста, Ваше величество… Если Вы хотите, чтобы Ваш сын был счастлив и чтобы когда-то в далеком будущем на трон, рядом с ним, взошла достойная… Лучше для Роберта Вы не найдете. Питер тихо вздыхает, проницательно глядя на юного рыцаря. Ниэльс же не смеет пошевелиться, ожидая его вердикта: – Я ума не приложу, что такого сделал Роберт, чтобы заслужить такого друга, как ты. Ниэльс слегка краснеет, чувствуя себя неуютно от похвалы. Прочищает горло, набираясь смелости: – Спасибо. Но на счёт помолвки и будущего Роберта… Вы примите его выбор? Питер закатывает глаза: – Я уже сказал тебя, что ты меня убедил. Я не стану вставлять палки в колеса. И, видимо… – король издает смешок. – Этой семье на роду было написано войти в нашу. – То есть? – Ниэльс непонимающе смотрит на Питера. – Леди Эстель, мама Флории, была первой любовью моего брата. Рыцарь округляет глаза: – Да ладно! Как это возможно?! Питер усмехается: – Она была леди орландской королевы Мириам и однажды они приехали сюда на бал с визитом. До встречи с Эстель Эд тоже вел себя, как колючий ёжик, по отношению к женщинам. Саркастичный ёжик. Ниэльс не сдерживает восторженной улыбки. Питер же направляется к двери: уже так поздно. Король хмурится, вспоминая подслушанное: – Мой Роберт… целый день прошатался по городу, ходя по торговым лавкам и спуская деньги на чепуху? Аслан милостивый, что с нами делают женщины?