Что бы ты ни делал

Глеб сидел перед компом и тупо, ритмично тыкал по клавише мыши, которая бесконечно включала заново отрезок звуковой дорожки. Этот самый отрезок надо было отрезать больше – с конца. Там кончалась рычащая фраза и начиналась гитара. Она снова взвизгнула дрожащей нотой, и он снова тупо ткнул на реплей. Москварик получался хорошо и привычно, бит лёг хорошо, запитченные кусочки нежно звенели около рёва толпы, ложась на ритмичные петли обработанного до неузнаваемости синтезаторного мотива. Даже немного брезгливый этап вырезания аудиодорожки из видео, которое он даже стёр из истории браузера, чтобы не маячило, пролетел спокойно. И вот сейчас, когда он стал резать это аудио на кусочки и вплетать его в дорожку, оно вдруг злобно и колюче отдалось в голове. Звук был хороший, звук был знакомый, он подумал: характерный, надо повторить в дорожке, попробовал, и… И не смог. Синтезатор стеклянно выл как стратокастер, хрипел дисторшном, выдавал такой звук, который музыкант, гитарист, перепутал бы с реальной гитарой. Того звука – не выдавал. Делать лупы из записи было уже ни в какие ворота, поэтому он решил оставить только голос, на электронный мотив, но обрезать было до тупости невозможно. Реплей. Вадик взял его за плечо и сказал: – Что не получается? Глеб даже не стал отвечать, ткнул на реплей в тысячный раз, но вместо осточертевшего куска начал играть весь москварик целиком, с начала, и Вадик, подумав, подвинул бедром его кресло, прислонившись к столу, наклонил голову так, что кудри скрыли и лицо, и шею плотной чёрной стеной, и наиграл на гитаре, которая висела у него на плече, пару мелодичных аккордов, которые никак не подходили к москварику. Гитара его была не подключена, но подвывала не в такт. – Вадик, у тебя гитара не подключена, шнура нет, – сказал ему Глеб. Вадик поднял голову, волосы упали с его щёк, но лица у него не было. – Я знаю, – сказал он ласково откуда-то из пустоты. Глеб вздрогнул и открыл глаза, один глаз видел нормально, со второго съехали очки и впились оправой куда-то в лоб. Компьютер ушёл в спящий режим, Глеб из спящего режима вышел. Встал со стула, разогнул уставшую спину, насколько мог, подпалил сигарету, открыл форточку, поленившись выходить. Посмотрел за идущими по зимней непогоде людьми. Затушил сигарету, закрыл форточку, сел обратно за стол и нехорошо отозвавшимся дежавю кликнул по кнопке мыши. Безжалостно обрезал тот самый кусок до нужного размера, размножил, наложил что-то сверху. Проиграл. Переместил, проиграл снова. Доделал за час, влепив как эпиграф кусок подкаста, включил, чтобы посмотреть, что получилось. Вадик как будто орал ему: «Глеб!», потом рычал, и толпа вторила ему знакомые слова. Глеб, он тоже был там, в виде песни, получается. В виде чужого неслучившегося крика. Снова захотелось курить. Трек был оставлен на завтра, чтобы на свежую голову переделать полностью или поправить незначительные детали – как получится. Гитары там только не хватало, но её там и не будет, не может быть.