Подарок с подвохом

— Прости, я, видимо, что-то не так понял, Леви, — проговорил Эрвин медленно, изо всех сил стараясь не выдать дрожанием голоса закравшийся в сердце ужас, — ты же хотел попробовать это на себе, разве нет? Ну, чтобы я… тебя… — он беспомощно свёл брови в умоляющем выражении, надеясь, что Леви переменит решение. Но тот выглядел весьма убеждённым в своих намерениях. — Да нет, я хотел попробовать это с тобой, разве я не уточнял? Понимаешь, у тебя же член больше, а для меня такое уж слишком, это же очевидно, — Леви развёл руками, ни одной чёрточкой лица не выказывая сожаления. Они сидели друг напротив друга на кровати, свежие, сытые, уже принявшие душ и желающие только одного: закончить этот день — день рождения Леви — близостью. Как и любое предыдущее 25-е декабря, Эрвин посвятил всего себя тому, чтобы сделать любимого человека самым счастливым на земле. Даже после семи лет знакомства, пять из которых они были женаты, улыбку на лице Леви можно было увидеть нечасто. Занятый серьёзной работой с чрезмерным уровнем ответственности он постоянно был на взводе или погружён глубоко в свои мысли, а расслаблялся лишь в нескольких случаях — одним из которых был секс с Эрвином. Но это на десерт. Перед ним были поздний завтрак в постель, распаковка подарков, ленивые поцелуи в кровати, медленные сборы в ресторан, роскошное свидание, прогулка по заснеженному парку. Это был их день. День, когда они могли обсудить всё, что накопилось за последнее время, или просто насладиться неспешным времяпрепровождением в компании друг друга. Потом был лёгкий ужин в уютной кофейне, возвращение домой, душ, и вот Эрвин преподнёс последний, весьма… необычный подарок. Но всё, как пожелал Леви однажды. Дело в том, что несколько месяцев назад он услышал где-то про саундинг и вскоре так заинтересовался новой практикой, что непременно захотел её испытать. Они оба не стеснялись пробовать в постели новое, ведь разнообразие только идёт на пользу интимной жизни, но… Одно Эрвин не учёл. Не уточнил. Неправильно понял. Положив перед Леви выстиранный им заранее тряпичный чехол с целым рядом стержней для уретральной стимуляции, которые он тоже все заранее тщательно простерилизовал, Эрвин даже не думал, что эксперименты будут проводиться на нём! И это вселяло ужас. Мысль о том, что какой-то инородный предмет окажется внутри его члена, заставляла поджиматься яички вовсе не от предвкушения. Он перечитал десятки статей, пересмотрел ещё больше видео о том, как правильно заниматься этой практикой, чтобы не причинить вред и неприятные последствия, поэтому был всецело готов ублажать любимого. Но у Леви от подарка уже загорелись глаза недобрым огнём: оказывается, его любимый в деле! — Я понимаю, что день твой, Леви, — настаивал Эрвин, — но это же была твоя идея, почему я… Не уверен, что я готов на это пойти. — Да ладно, ты же знаешь, что я сделаю всё аккуратно, тебе понравится, я уверен. Не трусь, Эрвин! Ты вообще мужик или кто, — Леви шутливо ударил его кулаком в плечо и сделал своё коронное миленькое, но при этом наглое выражение лица, которое он всегда использовал, когда брал на слабо. А делал он это постоянно: они даже встречаться стали на слабо. Раньше Эрвин всегда был в отношениях только с девушками, и хотя испытываемые чувства не совсем совпадали в тем, как их обычно описывают в романтических книжках, это казалось нормальным, он даже собирался жениться. Пока дорогу однажды не перебежал чёрный кот по имени Леви. Наглый, смелый, уверенный в себе, умный и невероятно красивый Леви, от которого до сих пор перехватывает дыхание и порхает сердце. Леви взаимно обратил на Эрвина внимание, а если он чего-то захочет, то добивается этого любыми путями. Первая их ночь была одновременно худшим кошмаром и пределом мечтаний Эрвина. Осознание, что едва знакомый мужчина в его объятиях вызывает дрожь в каждой клеточке от желания гораздо большего, чем вызывала его невеста, разрушило всю его идентичность. Одно присутствие Леви рядом заставляло чувствовать его вновь юным, влюблённым и счастливым. Они притянулись друг к другу словно магниты, и с тех пор не расставались, даже если от ссор из-за слишком разных взглядов на жизнь в первое время дрожали стены, — расстаться и в мыслях не было ни разу. По крайней мере, у Эрвина точно. Впервые он был готов наступать на горло собственным убеждениям, лишь бы сохранить рядом этого хара́ктерного кота. — Эр-рвин, — промурлыкал Леви, когда он так ничего и не ответил, сражаясь с внутренними сомнениями и страхами, — я буду предельно осторожным, и мы остановимся, если тебе совсем не зайдёт. Хорошо? — он положил свою ладонь поверх его и сжал. Прикосновение прохладной кожи немного остудило мысли, а лукаво-сладкий голос Леви пьянил, заволакивая здравый смысл лёгким туманом. — Ты будешь очень-очень осторожным? — Ну конечно, а то ты меня не знаешь, — Леви осуждающе изогнул правую бровь. Эрвин вздохнул и потёр руками лицо. — А-а-а, ладно, уговорил, — сдался он. — Только мне нужно выпить немного для храбрости. — Сейчас сбегаю, — Леви чмокнул его в щёку и, соскочив с кровати, поспешил на кухню, шлёпая босыми ступнями по полу. Провожая его взглядом, Эрвин заметил, как на лице Леви расцвела довольная улыбка: 1:0 в его пользу. Что ж. Эрвин должен был догадаться, что рано или поздно это случится, ведь зачинщиком большинства экспериментов в постели был Леви с самого начала. Такие слова как римминг, фельчинг, спанкинг, вот теперь ещё саундинг и многое другое, Эрвин узнал уже под тридцать лет именно по этой причине. Порой его пугало, насколько извращённым был ум Леви, и как далеко это может однажды зайти, но в конечном итоге его опасения, что что-то пойдёт не так, никогда не оправдывались. Ну… почти никогда. Когда Леви вернулся обратно с бокалом красного вина, распитого накануне, Эрвин уже смиренно ожидал своей участи, устроившись у изголовья кровати. Раздеваться им обоим не требовалось — в квартире было достаточно тепло и комфортно ходить обнажёнными, особенно после душа. Эту привычку тоже привил Леви: для Эрвина первое время было довольно стеснительно находиться раздетым где-то, кроме постели или душа, но позже он и сам проникся тем наслаждением, которое получаешь, наблюдая за своим любимым, занятым обычными делами по дому будучи нагим. Красота Леви, изящность его движений, плавность изгибов его поджарого тела одновременно успокаивала ум и будоражила кровь. Эрвин молил всех существующих и несуществующих богов, чтобы позволили им прожить вместе долгую и счастливую жизнь, не расставаясь до самого конца и не теряя ни капли страсти по отношению к друг другу, сколько бы морщинок и седых волос, у них бы ни появилось. — Дурила, ты чего переживаешь вообще? Леви вырвал его из размышлений и сунул в руку бокал. Эрвин сделал три крупных глотка подряд, заливая волнение вином, которое сразу же, благодаря насыщенному аромату и активному кисло-сладкому вкусу, распространилось по телу горячим покалыванием, но не успел он влить в себя ещё больше, как Леви буквально вырвал бокал с остатками жидкости и поставил на тумбочку. — Эй, эй, не всё сразу, ты же быстро пьянеешь, — возмутился он и прижался к приоткрытым губам, слизывая с них капли вина. — А я хочу, чтобы ты всё осознавал и чувствовал. — Ты желаешь моей погибели, Леви, — пробормотал Эрвин, взаправду быстро одурманенный алкоголем, и, дёрнув Леви за руки, легко уронил его на свою грудь и утянул в поцелуй. Его кожа была мягкой, гладкой, и Эрвин с удовольствием обхватил Леви поперёк худой спины, прижимая ещё ближе. От него пахло чистотой и свежестью, фруктовыми нотками геля для душа и цветочно-пряными от дезодоранта, чёрные волосы влажными прядками щекотали лицо, а жаркое дыхание меж влажных губ сводило с ума. Они целовались глубоко и жадно, старались коснуться друг друга всеми возможными участками тела: руки то путались в волосах, а то сжимали бока, потом хватались за грудь, гладили живот, бёдра елозили друг по другу, распаляя возбуждение, губы то и дело отвлекались друг от друга, чтобы зацеловать и любимое лицо тоже, а потом с новым рвением возвращались обратно. Эрвин перевернул Леви под себя и отстранился: румянец сладко лизнул обыкновенно бледные щёки, приоткрытые губы влажно блестели и припухли, потемневшие серо-голубые глаза смотрели из-под полуопущенных век. Идеальный прямой нос, густые смоляные ресницы, ровные белые зубы. Леви был безупречен. — Я хочу тебя, — с придыханием произнёс Эрвин. Голова немного кружилась: то ли от вина, то ли от любви, трудно сказать. — Сначала опробуем твой подарок, — Леви примирительно улыбнулся и погладил его по щеке. — Но ты не против, — констатировал Эрвин и припал губами к пульсирующей жилке на шее Леви, широко мазнул языком, прикусил. — Как я могу быть против, идиот, — на выдохе произнёс Леви, закатив глаза, и изогнулся навстречу ласкам. Эрвин продолжил украшать его шею поцелуями, роняя по пути редкие засосы, куснул линию челюсти, мокро облизал ушную раковину, оттянул зубами мочку и ввинтился внутрь языком: Леви сходил с ума от стимуляции ушей. — Эр-рвин, — он упёрся руками в чужую грудь в попытках отстранить его от себя, но это было бесполезно. Эрвин продолжал ласкать несчастное ухо. Леви машинально свёл колени, стремясь унять возбуждение, и постанывал, упираясь и царапая грудь. В конечном итоге он вывернул соски Эрвина, чтобы тот наконец прекратил. Эрвин, отскочив от неожиданности, сел на бёдра Леви, на его влажный полувозбуждённый член. — Блять, это было жестоко, — пожаловался он, потирая пострадавшие соски. — А как тебя было ещё остановить? Ты же делаешь всё, чтобы увести вечер не в то русло, — Леви обиженно поджал губы и сложил руки на груди. — Ладно-ладно, я понял. Придётся сначала пострадать. Он скатился с Леви и упал на кровать рядом с ним. — Ты даже не пробовал ещё! — Ты мне скажи, кто с своём уме, будет засовывать что-то в член! Это же пытка какая-то, это не естественно! — А ебля в жопу так уж естественна, — фыркнул Леви, протирая антисептиком руки и самый узкий стержень: всего 3 миллиметра. Все они были из хирургической стали волнистой формы, как будто склеенные из шариков, — такие, кажется, приятнее и интереснее, но теперь Эрвин жалел, что не взял самые обычные гладкие силиконовые. — Как будто тебя это волнует, когда ты трахаешь меня. — Это другое совсем, — проворчал Эрвин. Его член болезненно заныл от нехорошего предчувствия. Если ещё минуту назад он вставал, то теперь снова упал и как будто скукожился больше обычного, выглядел жалко. — Капец ты трусишка, Эрвин, за кого я вообще замуж вышел? Ноги раздвинь. Эрвин стыдливо повиновался, позволяя Леви усесться между его бёдер. Это было одновременно смущающе и возбуждаеще — то, как они оказались друг напротив друга в столь откровенной позе. Сердце учащённо затрепыхалось в груди. Леви еле сдерживал улыбку от этого зрелища, кусая губы, но когда он заметил, как у Эрвина подобрались от страха яички, он не выдержал и издал смешок. — Прости, просто ты так боишься, как будто я тебя пытать собрался, — попытался оправдаться Леви и легонько сжал член с яичками в своём кулаке, выбивая с губ Эрвина вздох. — Ну как будто бы да, — тихо пробормотал он, наблюдая за каждым движением около его гениталий. Леви тем временем вылил обильно смазку на стержень в своей руке, который он держал строго за один конец и не трогал в остальных местах, а также смазал кончик члена, оттянув крайнюю плоть. — Расслабься, — приказал Леви мягким тоном. Эрвин глубоко вздохнул. Когда ледяная сталь прикоснулась к головке, он вздрогнул, но пока не происходило ничего страшного: Леви просто щекотливо водил кончиком аксессуара по чувствительному концу, помогая привыкнуть к ощущениям. — Не бойся, дурила. Несмотря на нахальный характер и безумные идеи, Леви никогда не пренебрегал заботой и поддержкой, что действительно помогало. Отчасти Эрвин смирился со своей участью, потому что это был день рождения Леви, и он бы сделал всё для того, чтобы порадовать его новыми ощущениями и опытом, а с другой стороны он действительно доверял Леви всей своей жизнью, иначе замуж бы явно не звал. Даже если что-то пойдёт не так, тот о нём позаботится. Три миллиметра. Всего ничего, когда речь о длине волос, например. Совсем другое, когда что-то шириной три миллиметра проскальзывает в твою уретру. Эрвину сразу же захотелось отстраниться и выдернуть холодное инородное тело из своего члена, он вообще-то использует его по другому назначению. Уретра не предназначена для того, чтобы в неё что-то вводили! Но каким-то образом, плавно скользя, внутрь его члена всё больше пробиралась стальная игрушка, распространяя бешеные электрические импульсы по венам. Это было одновременно щекотно, некомфортно, но как будто бы даже приятно при этом. На лбу выступила испарина. Эрвин поднял взгляд на лицо Леви — он был сосредоточен. Поглаживал член, постепенно его поднимая на ладони, и продвигал инструмент дальше. И вдруг он остановился, где-то на середине. Как будто орган, возбуждаясь, внутри сжался и закрыл дальше путь. Эрвин вцепился пальцами в простыню и сглотнул. — Тебе больно? — Нет, но… это так странно. И немного щекотно. — Угу… он дальше не двигается, — Леви озадаченно склонил голову. Он решил пока остановиться и припал к нежной коже члена губами, облизал ствол. Он знал, как возбудить и распалить Эрвина, знал, как играть с его яичками, чтобы пальцы на ногах поджимались, как посасывать член, чтобы он влажно сочился. Но в этот раз естественная смазка просто не могла выступить, ведь ей был перегорожен путь, а зуд в паховой области уже начинался. Эрвин заёрзал и поджал ягодицы. Не веря, что сам это произносит, сказал: — Попробуй дальше. — О… Леви удивлённо вскинул брови и как будто бы собирался сказать что-то ещё, — наверняка саркастичное, — но тут же прикусил себе язык. Бережно обхватил ладонью полувставший член и попробовал продвинуть дальше. Не получалось. Немного отодвинул назад, повертел… — А-ах… — простонал Эрвин и сжал кулаки. — Вау… Леви принялся и дальше прокручивать стержень, отодвигать назад и снова продвигать, уже дальше, чем было, с восторгом наблюдая за реакциями чувствительного тела в его власти. Инструмент постепенно исчезал в возбуждённом органе, а мышцы по всему телу всё сильнее напрягались, зуд в паху усиливался. Внутри как будто чесалось, хотелось очень сильно подрочить или очень сильно трахнуть Леви в его узкую дырочку, но это было невозможно прямо сейчас. Эрвин заскулил и, не выдержав, сам обхватил свой член и крепко сжал в жалкой попытке унять зуд. От этого шарики только сильнее проехались по чувствительной изнутри уретре и вдруг Эрвина пронзил такой импульс, что его согнуло пополам с рваным стоном на губах. Он глубоко и быстро дышал и немного дрожал. Леви поцеловал его в оказавшуюся рядом макушку и дурашливо потрепал за разгорячённое ухо. — Хороший мальчик. — Какой я тебе маль- А! Не успел он закончить слово, как игрушку резким движением снова ткнула его в ту точку, что вызвала ранее сильную реакцию. Глаза заслезились от смеси сладковатой боли и удовольствия. — Хороший мальчик, — настойчиво повторил Леви и, схватив его за влажные волосы на макушке, оттянул голову назад, обнажая красное, вспотевшее лицо и дрожащий кадык. — Смотри мне в глаза. Эрвин ничего не ответил, только мелко кивнул, смотря из-под полуприкрытых ресниц, но этого оказалось недостаточно: опять стержень прокрутился и упёрся шариком в конечную точку. Он раздражал место где-то очень рядом с простатой, где очень чувствительно, и от этого тело сводило, словно кто-то дёргал за напряжённую струну, протянутую от макушки до пят, — так обычно бывает после сильного оргазма. — Когда я тебе что-то говорю, отвечай «да, Леви», а не молчи. Эрвин тяжело сглотнул, всё ещё находясь в неудобном положении с запрокинутой головой и прохрипел: — Да, Леви. — Умница, — тот похлопал его по щеке, отпустив волосы, и наградил быстрым поцелуем. Леви ещё какое-то время продолжал дразнить проворачиванием, движением вперёд-назад, сжатием члена и дрочкой, отчего Эрвина каждый раз буквально подбрасывало, но из-за неоднородности стимуляции и речи не шло о том, чтобы кончить. Он только вымученно дышал, краснел и стонал, умоляя мысленно, чтобы Леви побыстрее наигрался и нормально ему подрочил, или ещё лучше — отсосал, Эрвин точно заслужил за свои страдания. Но каждый раз, как он пытался хотя бы сам себе помочь, Леви больно шлёпал по руке и строго говорил: — Нельзя! — Да, Леви… И вдруг он действительно наигрался. К облегчению Эрвина, он вынул инструмент — правда слишком быстро, отчего его ещё раз сильно подбросило и бёдра крепко сдавили Леви в попытке сжать собственное достоинство. — Так, что бы попробовать… шесть миллиметров, восемь… — Леви рассуждал вслух, — а может, сантиметр, как думаешь? — Пожалуйста, не надо, — взмолился Эрвин. Хотя сантиметр был даже не самым большим — вариантов было аж до полутора сантиметров, но это же безумие! — Я вроде тебе разрешил только соглашаться? — напомнил Леви. Эрвин жалобно проскулил. Он знал, что Леви с ним играет, издевается, но вдруг нет? Вдруг Леви реально думает, что можно вот так сразу? Из его пульсирующего члена, которого нельзя было касаться, обильно вытекала смазка — и собственная, и нанесённая Леви, которая ранее попала внутрь. Секунды размышления Леви казались часами, пока он наконец не взялся за шесть миллиметров. Эрвин облегчённо вздохнул. — Малыш, как же легко тебя провести, — лукаво произнёс Леви стерилизуя и смазывая стержень. — Что ты имеешь в виду? — Эрвин пытался отыскать подвох, может Леви взял всё-таки не шестёрку? Но нет, это была она… — Я напугал тебя сантиметром, и ты так легко согласился на толщину в два раза больше предыдущей. Но осознание сказанного едва успело достигнуть мозга Эрвина, как новый, более толстый и ещё не согретый, инструмент погрузился в его головку на пару сантиметров. — Блять… — прошептал Эрвин севшим голосом. Леви вошёл во вкус. Движения рук стали отрывистыми, уши порозовели, меж сведённых бровей пролегла морщинка, на губах играла практически дьявольская усмешка — по крайней мере, так казалось. Тем временем, венки на его напряжённом члене пульсировали и с конца подтекало предсемя, ведь он совсем не уделял внимания себе. — Леви, давай я… — он погладил его по бедру, привлекая внимание, — давай я тебе подрочу. Он периодически жмурился от смешанного ощущения — новый стержень причинял гораздо бо́льший дискомфорт, граничащий с бо́льшим удовольствием, и каждое мгновение маятник между двумя этими чувствами качался туда и обратно. Вены на члене вздулись от прилившей крови, он весь покраснел и лоснился влажным блеском. — Хорошо, — наконец, пробормотал Леви. Эрвин помог ему пересесть так, чтобы разведённые в стороны ноги Леви легли на его бёдра. Их члены соприкоснулись: и каким же диким было то, что возбуждённый член Леви показался чуть тёплым по сравнению с жаром, исходящим от его собственного. Однако Эрвин был рад возможности отвлечься на что-то, кроме своих ощущений, и приласкал его гениталии. — Только не торопись. — Хорошо, Леви. Эрвин соприкоснулся с ним лбом. Ощущения сводили с ума. Леви с интересом играл с его гениталиями, как с новой игрушкой, пробуя стимуляции и так, и сяк, сжимал ствол, дрочил со стержнем внутри наполовину, проворачивал, двигал им плавно, а потом вдруг быстро. Эрвин совершенно не мог контролировать свои реакции из-за того, насколько были непредсказуемы манипуляции. Но это лишь заводило Леви: его член довольно живо реагировал на стоны, постыдно слетавшие с губ. Каждая мышца тела Эрвина была напряжена, и он с трудом владел той рукой, что оглаживала чужой пах и внутренние стороны бёдер, пальцами другой впившись в нежную кожу. Естественным образом Леви не обладал излишней растительностью на теле, только лёгким пушком, отчего его ноги были по-девичьи изящными, а стройное бедро Эрвин мог одной рукой обхватить больше, чем на половину. Теперь он держался за него, как за спасательный круг. — Леви, постой, постой, — взмолился Эрвин, когда стержень вошёл полностью. — Мне надо отдышаться, погоди. — Тебе больно? — Леви остановился и озабоченно погладил его по влажному лицу. — Ты что, плачешь?! — Что? Эрвин вскинул голову. По его лицу и правда струились капли, но он был уверен, что это пот, и только после слов Леви в глазах защипало. Он поднял взгляд к потолку, стараясь успокоиться, пока ладонь бережно гладила его по щеке. — Чёрт, тебе больно, да… Почему ты не сказал? — Немного, но это приятно в какой-то мере, всё нормально. Просто непривычно, — заверил Эрвин, переведя дух. Его взгляд столкнулся с напряжёнными серыми глазами, внимательно изучавшими лицо напротив, всё лицо Леви отражало серьёзную озабоченность. Не хватало ещё испортить вечер. — Всё правда в порядке, продолжай. Я перевёл дух. Эрвин утянул его в поцелуй, чтобы дальше не дискутировать, и сам вернул руку Леви на свой член. Теперь она снова стала нежнее, а тело, увлечённое поцелуем, немного расслабилось. Стержень он больше не трогал, оставив его вставленным до конца, и вместо этого обласкивал разгорячённый член. Эрвин не отставал и делал то же самое с его. Их дыхания сбились, движения вновь приобрели обрывочный характер, тихие стоны Леви смешались с тяжёлым дыханием Эрвина. Казалось, они приближаются к развязке. Совсем незаметно левой рукой Леви переместился на яички, а потом ниже. Эрвин протестующе заскулил и отстранился, но Леви куснул его за нижнюю губу и притянул обратно к себе. Он скользнул средним пальцем в анус. — Л-леви… агрх… Леви, — бормотал он сквозь настойчивые поцелуи, снова и снова грубо затыкавшие его. — А-ах! Леви с силой надавил на железу, на которую с обратной стороны давил стержень, и Эрвин не сдержал отвратительно странный стон не свойственным ему высоким голосом. Поддерживать поцелуй у них обоих не хватало сил, горячее тяжёлое дыхание смешалось в воздухе между ними, пока Эрвин дрочил Леви, а Леви дрочил ему. Ужасно хотелось кончить, но это было невозможно, и тело буквально подёргивалось в мелких неконтролируемых судорогах, было жарко, душно, влажно, плохо, по лицу снова текли слёзы, смешиваясь с потом, и в этот раз Эрвин понимал, что он плачет, потому что это уже было больше невыносимо терпеть. Он хотел кончить. — Леви… дай мне… кончить, — сквозь тяжёлые вдохи выговорил он. — Вежливее, — низким голосом потребовал он. — Прошу… дай мне кончить… умоляю, Леви, это невыносимо. — А если я не позволю? — он сильно сжал кольцом член Эрвина у основания. От пронзившего тело чувства, челюсть сжалась до боли. — Не останавливайся, дрочи мне. — Леви, — плакал Эрвин, из последних сил дёргая рукой вверх-вниз по чужому члену, представляя, что это его. — Неправильный ответ, — Леви протолкнул ещё два пальца в анус. — Д-да, Леви, — ныл Эрвин. Не замечая, как царапает до крови чувствительную кожу бедра Леви, он крепко сжал его головку и скользнул рукой вниз, повторил, повторил… На его нездорово посиневше-покрасневший член вылилась сперма Леви, отжатая до самой последней капли, а его собственный орган буквально разрывался уже от нехорошей боли. — Мне плохо, — взмолился Эрвин, — что-то не так, пожалуйста… Дрожа всем телом от накрывшего оргазма, едва соображающий Леви кивнул, отпустил кольцо и, резко скользнув по непривычно набухшему члену вверх, ловко выдернул стержень. Каждый чёртов шарик его чёртовой поверхности прошёлся по раздражённым до невозможного стенкам уретры, и от такого болезненно-приятного чувства, которое просто невозможно описать словами, сжимаясь и содрогаясь всем телом он обильно кончил, как безумную мантру повторяя любимое имя сухими губами, пока ловкая рука, выжимала его без остатка. Но что-то было не так, страшно не так. Было слишком много, слишком много для спермы, он в отчаянии, с трудом разлепив веки, посмотрел вниз, и заплакал сильнее. — Господи, прости, я не хотел, прости, — обеими трясущимися руками он пытался остановить продолжающую подтекать струю, но от прикосновения к головке в этот момент его только прошибло новой волной тока, и он отскочил от Леви, ударившись спиной об изголовье и продолжая скулить извинения. Как сквозь толщу воды до него доносился знакомый встревоженный голос, онемевшей кожей лица он с трудом ощущал прикосновения знакомых рук. Кислорода не хватало, он хватал жадно воздух как рыба, выброшенная на берег, а грудная клетка сотрясалась от сердца, колотящегося молотом по рёбрам. — Эрвин, успокойся, смотри на меня. Эрвин. Приди в себя, — уговаривал Леви снова и снова, упорно отворачивая лицо от учинённого беспорядка на себя. С трудом ему это удалось. Эрвин пытался вернуться в реальность. Расфокусированный взгляд бегал по чертам лица, складывая в голове напуганное выражение лица Леви по маленьким кусочкам, гул в ушах стихал страшно медленно: казалось, он резко оглох. Его потряхивало. — Эрвин, — чётко, громко, — всё хорошо. Я здесь, ты меня слышишь? Я здесь, я держу тебя. — Я слышу, — выдохнул наконец Эрвин. — Слава богу, я так перепугался. Прижав трясущуюся от бессилия груду мышц к себе, он принялся убаюкивающе покачивать Эрвина, гладить его по волосам, целовать висок. — Я тебя… Я тебя… — силился произнести Эрвин то, отчего глаза щипало жгучим стыдом. — Забей, это ерунда. И вообще, — он отстранился и обнял лицо ладонями, — плохая была идея, прости меня, пожалуйста. Я позволяю тебе отомстить мне той же монетой. Это будет справедливо. Леви говорил искренне, ни один мускул на его лице больше не выдавал удовольствия от произошедшего, он был в смятении от того, что натворил, и старательно вытирал подрагивающими ладонями горячие слёзы. Но Эрвин не был против того, что натворил Леви, он лишь умирал со стыда, что обоссался перед своим мужем. И от этого хотелось убежать и спрятаться. Ему страшно было посмотреть вниз, туда, где холодно и мокро стало бёдрам и животу, что напоминало о тотальном бедствии. — Я не хочу это делать с тобой из мести, — наконец сказал Эрвин. — Если только ты действительно не захочешь попробовать. Мне… мне было приятно. Мне понравилось, просто… мне так стыдно, — он зажмурился. — Ты идиот?! Я тебе пихал палку в член, это вообще не удивительно, что так получилось, милый, посмотри на меня, — Леви мягко погладил большими пальцами его скулы. Разлепив влажные веки, Эрвин всё равно смотрел куда угодно только не напротив. — Я люблю тебя, — прошептал Леви. Несмотря на столько лет отношений, Леви говорил эти слова ужасно редко. Первый раз был после семи (!) месяцев их отношений, когда Эрвин уже сильно сомневался, что его глубокие чувства взаимны, потом во время свадьбы, на первую годовщину, пару раз во время супер эмоционального секса, но последний раз был уже давно. Ему просто не нравилось говорить то, что и так оба знают. Леви человек дела — любовь он доказывает своими поступками, а не пустословием. Но для Эрвина эти слова всегда драгоценны, он лелеет каждый момент, когда они были произнесены. Неизбежно его взгляд метнулся на Леви. Испуганное выражение сменилось мягким, добрым. Он любовался, немного сожалел, но был благодарен. — Я тоже люблю тебя. Безумно сильно. Леви мелко закивал, соглашаясь, и снова прижал к себе Эрвина. Тело остужалось и успокаивалось непривычно медленно, ещё какое-то время дыхание не приходило в себя, приходилось замедляться специально и делать глубокий вдох, а потом медленный выдох. — По правде сказать, — проговорил Леви через какое-то время, не отнимая горячего лица от сгиба шеи, — мне даже понравилось, когда ты сделал это. Я понимаю, что тебе стыдно, это очень смущает, но я видел лишь только как ты прекрасен в перевозбуждённом состоянии, правда. Возможно, я псих, но я правда не почувствовал ни капли отвращения, поверь мне. Эрвин вздохнул. Он опустил ладони на оседлавшие его бёдра и, почувствовав неладное, отстранил от себя Леви. — Блять, я поранил тебя, — совершенно ошарашенно Эрвин переводил взгляд со своей ладони со следами крови на пять свежих глубоких царапин на коже Леви. — Ничего страшного, заживёт, — он отмахнулся. — Я не прощу себе, если останутся шрамы, прости. — Я не против иметь вечные следы твоего присутствия на своём теле, — заговорщически промурлыкал Леви. Эрвин смутился. Наклонился поцеловать израненное бедро в качестве извинений. — Дурила, теперь ты в крови измазался, — Леви притянул его к себе и слизал металлический вкус с губ, точно мама кошка, умывающая своего котёнка. После потянулся за бокалом с остатками вина. — Выпей, чтобы успокоиться. Повторять дважды не пришлось. Словно живительная жидкость, не помогающая однако от послеоргазменного сушняка, остатки вина обожгли его горло и разлетелись миллионами будоражащих и одновременно успокаивающих мурашек по всему телу. — Тебе набрать ванную? Сделать, принести что-нибудь? — Только попить, наверное. — Ага, понял. Леви сполз с пышных бёдер, бывших его любимым сиденьем, и, не утруждаясь тем, чтобы вытереть себя от следов телесных жидкости, убежал на кухню. Вернулся он с целым графином и двумя стаканами. — Что-то я забыл в этот раз принести заранее. Тем временем Эрвин совершал неловкие попытки вытереть себя салфетками хотя бы от спермы, но она уже подсохла и не оттиралась. Придётся всё равно идти в душ, но сил не было. Его уже клонило в сон. — Похоже, тебя не хватит на то, чтобы по нашей любимой традиции трахнуть меня в мой день. Придётся заняться этим завтра, — притворяясь расстроенным с выдающей, однако, обман хитрой улыбкой на губах, Леви помог Эрвину встать на дрожащие ноги и укутал в плед. — Посиди пока в кресле, я поменяю бельё. Словно престарелого дедушку, Леви усадил его в упомянутое кресло, отчего Эрвин в очередной раз за вечер почувствовал себя уязвлённым, но тепло шелковистого пледа притупило напряжение. В паху побаливало при любых движениях и зудело, будто всё ещё хотелось по-маленькому, но он отчаянно старался игнорировать это и верить, что наутро всё пройдёт. Леви привёл себя в более менее пригодный вид влажными салфетками, убрал лишнее с кровати и с невероятной лёгкостью скинул на пол всё постельное бельё вплоть до промокшего наматрасника, как будто не он только этим утром постелил свежее бельё. Любые лишние жидкости и еда были обычно запрещены к проносу в спальню, чтобы не дай бог не заляпать постель, а перед сексом всегда стелились одноразовые пелёнки, но по какой-то причине этот раз стал исключением, а на лице Леви не было ни намёка на недовольство. — Ох, ты совсем сонный, да? Эрвин уже почти потерял связь с реальностью, прикрыв глаза, когда его потрепали по волосам. Кровать была застелена чистеньким свежим постельным бельём, а значит потребуется тащиться в душ, чтобы заслужить туда попасть. — Я тут посплю, — пробормотал Эрвин, снова закрыв глаза и для убедительности закутался поплотнее. — Ты сдурел? А ну давай, — Леви потянул его за руку, — тут пара шагов. — У меня нет сил мыться… — А я и не прошу, иди просто в кровать. — Я ведь весь грязный и воняю, — Эрвин усилием воли приоткрыл один глаз. — Просто сделай пару шагов, прошу, у меня нет сил тебя тащить. С тяжёлым вздохом, ничего не понимая, Эрвин поплёлся к кровати, не снимая плед, и рухнул на подушку лицом вниз. Леви, ничего не произнося, выключил основной свет — он и так был настроен не слишком ярко, но освещал всю комнату — и остался только ночник. Забрался на кровать рядом, не без труда развернул рулетик из пледа и перевернул Эрвина на спину. — Спи спокойно, милый, я позабочусь о тебе, — прошептал Леви и прижался губами к его лбу, ладонью отведя чёлку назад. — С днём рождения тебя… — едва слышно пробормотал Эрвин, засыпая. Раздался звук открывающейся упаковки и сквозь пелену наступающего сна, не в силах уже издать какую-то реакцию, он почувствовал, как прохладные влажные салфетки заскользили по его телу.